Над головой звенит гроза. Тяжёлые чёрные капли пронзают кожу ледяными стрелами, а танцующий в диком безумстве ветер пробивает до костей, заставляя зубы стучать друг о друга.

Дождь долгий и затяжной: он льёт вот уже несколько палочек благовоний и даже не собирается подавать ни единого намёка на скорейшую победу солнца. Злые тучи давно захватили небо и не отдают его: звучные раскаты грома грозно гремят, и эту тьму, что падает на землю с неба, лишь изредка освещают острые вспышки молний. В прибрежном городке сейчас не сыскать ни одного жителя: все попрятались по домам. Даже бездомные кошки и те таятся в подворотнях, чтобы переждать непогоду. Вместе со свинцовыми каплями дождя и жгучими вспышками молний на землю обрушиваются и безудержные порывы ветра — ледяные иглы, летящие из моря, беспощадно впиваются в тела двух беспризорных мальчишек, которые забились в угол в узком переулке и, закутавшись в грубую рваную забытую не только людьми, но и богами парусину, отчаянно жмутся друг к другу своими тощими грязными дрожащими от холода телами, чтобы хоть как-то согреться.

— Сирены.

Тот, что помладше, съёживается в комочек под боком у другого — занимает как можно меньше места, натягивает парусину до носа и пытается натянуть её ещё выше, чтобы укутать и своего гэгэ, но гэгэ уже слишком взрослый, слишком высокий. Даже если он сожмётся, парусины на него не хватит.

— Сирены?

Гэгэ опускает голову на макушку младшего брата и крепко обнимает его, притягивая к себе. Всё его существо преследует лишь одну цель: заботиться о своем диди.

— Расскажи о сиренах, — просит младший. Он хлопает своими светлыми глазами, и с ресниц срываются капли дождя: каштановые волосы давно намокли и холодными щупальцами прилипали к шее. Мальчик трясётся, вздрагивает от каждого раската грома и боязно жмётся к брату, ища в нём защиты. И не перестаёт отчаянно натягивать парусину, чтобы скрыть от буйства стихии гэгэ. Чтобы позаботиться о гэгэ.

А гэгэ улыбается. Грустно, устало. Беспризорным юнцам, у которых нет ни семьи, ни крова, только и остаётся в этот безумный танец ветра и воды отвлекать друг друга разговорами. Да мечтами о будущем.

— Сирены… — задумчиво тянет гэгэ, пробуя слово на вкус. А оно холодное, солёное, бездушное. — Сирены — это голос моря.

— Голос моря?

Младший вновь доверчиво хлопает глазами и поднимает голову, от чего старший больше не может опираться об его макушку. Ещё несколько холодных капель дождя срываются с его ресниц.

— Голос моря, — подтверждают гэгэ. Мысли заглушает грохот грома над головой, но мальчик, обнимая испуганного диди, вспоминает все те разговоры, которые слышал от моряков на причале.

Старший дрожит от холода, и язык у него едва поворачивается, но он старательно держит тон голоса, пытаясь превратить кровавые рассказы взрослых в занимательную сказку для диди:

— Голос моря знает каждый моряк. Он слышится в родном плеске синих волн, мерещится в белой пене, таится в тёмных пучинах, мерцает в игривых морских пузырях, звенит с прибоями и убивает. Убивает песнями сирен. Песни сирен и есть голос моря. Легенды гласят: лишь тот, кто проникнет в таинство их сладких песен, тот, кто сможет вернуться живым после солёной встречи с морскими красавицами, сможет постигнуть море. Сможет познать сердце моря.

Темно. Где-то в подворотне в парусине продолжают сидеть два мальчика. Два брата, у которых нет никого, кроме друг друга. Грязные, уставшие, замёрзшие. Голодные. А над их головой продолжает бушевать гроза: где-то вдалеке слышится бешенный плеск волн. Море беснуется, а братья пытаются быть смелыми, не дрожать, и в этом им помогают легенды.

— Ничего не понял, — признаётся младший. — Гэ, объясни!

— Чего же тут непонятно? — в голосе слышится удивление. — Сирены — создания злобные. Их тело до пояса подобно самым прекрасным женщинам, а низ — вместо ног у них рыбий хвост. Своими нежными образами и сладкими песнями они околдовывают моряков и…

Гэгэ прерывается. Не надо пугать кровавыми подробностями своего младшего брата: тем более в такую страшную грозу!

— Убивают их, да? — спрашивает младший.

Гэгэ медленно кивает. Кажется, не он один подслушивает разговоры моряков да посетителей питейных заведений, что стоят на причале.

— Да, убивают. Говорят, они их топят. Или разрывают в клочья.

Диди вздрагивает: старшему лишь остаётся гадать, от холода или страха.

— Но причём здесь голос моря, гэ?

— А при том, что голос моря — это сама душа моря. Его сердце. Его таинство. Его непостижимая магия.

— Магия, гэ?

— Магия, ди.

— А разве она существует?

— Существует. Раз легенды гласят, то существует. Разве ты в этом сомневаешься?

В ответ — снова взмах ресниц, с которых срываются капли воды. В светлых глазах застывает не по годам глубокая боль. Гэгэ чувствует, как младший брат сжимает в кулаке ткань его драной одежды.

— Не существует, — шепчет диди, виновато опуская взгляд. Голос у мальчика серьёзный, слишком серьёзный для его нежного возраста. — Если бы она существовала, разве оставили бы нас родители?

Гром гремит в сердце гэгэ — оно раскалывается и трещит по швам. Он и не знает, что ответить: несчастная участь двух сироток, лишившихся и семьи, и дома, не может быть светлой. Мальчик это понимает. Но совсем не понимает, почему его брат должен страдать из-за какой-то несправедливости этого мира.

— Если бы чудо могло случиться, почему оно не случилось?

Гэгэ всё ещё молчит. Всё ещё не находит слов: он сам не понимает, почему такая доля выпала на их судьбу. Но он намерен изменить всё к лучшему. Ради своего благополучия. Ради светлого будущего своего диди.

— На земле, может быть, и не существует магии, но море — это другое дело. В море магия существует, — старший увиливает от прямого ответа. — Сирены — это создания моря. Они — его порождения. Его дети. Его дочери. Его хранительницы. Они… знают тайну моря. У них есть ключ к его сердцу.

— У каждой есть ключ? — младший задумчиво морщит нос и совсем не вздрагивает, когда над головой снова волнами бурлит гром. — А если они его потеряют?

Гэгэ едва сдерживает смешок. Он игриво щёлкает брата по носу и, улыбаясь, говорит:

— Ключ, я имею в виду, образно. Ключ к сердцу моря.

— Понятно, — диди хмурится ещё сильнее. — А они сами об этом знают? Знают, что у них ключ?

— Конечно, знают. С чего бы им не знать?

— Ну, ведь если мы не посмотрим на своё отражение в воде, то никогда не узнаем цвет своих глаз, — диди пожимает плечами. — Может, у них также?

— Глупости. Всё они знают. И легенды гласят, что если пережить встречу с сиреной, то можно получить этот ключ. А тот, у кого будет ключ от сердца моря, тот… тому будет подвластно море. У того никогда не будет никаких бед — ни штормов, ни пиратов, ни рифов. Его торговые суда будут ходить под парусами гладко, товары разлетаться на рынках быстрее ветра, а по пути он всегда будет находить острова с горами золотых монет и несметных сокровищ. Только удача и будет его проклятием.

— Горы золотых монет? — диди переспрашивает да с восхищением смотрит на брата, сжимая в руке грубую парусину. Уже не пытается натянуть её выше в тщетной попытке укутать брата, уже позабыл об этом, отвлекся на разговор. — Это же сколько маньтоу можно купить на эти деньги! Гэ, мы должны отыскать эти острова. И сирен! И загадку их разгадать! Обязательно!

— Тогда нам надо стать моряками, диди.

— Станем. Вырастем — и обязательно станем. Будут у нас и торговые суда, и горячие маньтоу, и горы несметного богатства. Мы будем самыми великими моряками — мы войдем в историю!

По голове всё ещё стучат тяжёлые капли дождя, мрачное полотно грозовых туч разрезают горячие молнии, но братья вовсе этого не замечают. Они смотрят друг на друга и улыбаются, предаваясь детским мечтам о светлом будущем. Безбедном будущем.

— Обязательно, диди. Но сперва тебе надо научиться плавать.

— Научусь. Обещаю. Завтра и научусь.

Мальчики плотнее жмутся друг к другу — их согревает не тепло тощих тел, а тепло братской любви.

Под воем танцующего ветра братья Ши — Уду и Цинсюань — так и засыпают в обнимку под проливным дождём.

***

Спустя десять лет.

— Танцующий Ветер! Танцующий Ветер! Танцующий Ветер!

За окном уже давно сгустились сумерки, окрашивая мир в оттенки чёрного, но трактир у причала только зажигал свои огни. Моряки, крестьяне, рабочие и даже пираты стекались в небольшой, но популярный трактир. Всё в нём было обычное: еда, напитки, алкоголь, даже девицы, что звали себя ночными бабочками, ничем не отличались от тех, что заманивали мужчин на вторые этажи других трактиров. Одно лишь выделило этот трактир среди других питейных заведений: Танцующий Ветер.

Шум прибоя совсем не доносился до ушей посетителей трактира, и холодного шёпота ночного ветра они тоже не слышали: запрокидывая в себя алкоголь, стуча кулаками по столу, свистя в такт музыке, они смотрели на Танцующий Ветер.

Под музыку, без музыки — это было неважно. На небольшом возвышении вспыхивали белые да аквамариновые мазки: юбка то мятежными, то вальяжными волнами кружилась, а красавица-танцовщица уже давно стала местной легендой. Каштановые волосы нароспуск да задорный блеск в светлых глазах: каждому посетителю она дарила радостную улыбку и танцевала.

Танцевала. Танцевала. Танцевала.

Весь вечер. Всю ночь. Без остановки.

Танцевала легко, быстро, задорно: на её руках и ногах звенели золотистые браслеты, её юбка развивалась, её поступь была воздушной, и казалось, что девица вовсе и не касается земли — казалось, она парит в воздухе. Быстрые движения, подобные всполохами ветра, грозящие перерасти в настоящий шторм, сменялись едва уловимыми и ласкающими, словно дуновения весны. Нежностью и дерзостью были наполнены её воздушные невесомые танцы — нежностью и дерзостью была наполнена и она сама.

Маленькая Госпожа Ветер, как её прозвали. Танцующий Ветер.

Только хозяин трактира и знал, что этот Танцующий Ветер, который собирал такую большую публику в его заведении и увеличивал доходы в несколько раз, вовсе не госпожа, а господин.

Ши Цинсюань — так звали того, кто танцевал. Худой от природы — или многолетнего недоедания? — юноша фигурой легко сходил за девушку, стоило лишь немного утянуть в талии платье да накрасить его.

Шестнадцатилетний Ши снимал комнату на втором этаже, раз в сутки покупал еду в трактире и за смешные деньги каждую ночь танцевал. Выживал, крутился, как мог. Дружелюбный и спокойный, днём, если он засиживался в трактите, он невольно задерживал посетителей своими разговорами, что тоже приносило прибыль: от каждой очередной проданной порции закуски хозяин радостно потирал ладонями. Прибыль! А ночами юноша танцевал: экзотический Танцующий Ветер стал фишкой трактира, что поставило его на ступень выше всех остальных.

Между хозяином трактира и Ши Цинсюанем не было ровно никаких отношений. Один жил здесь да работал, другой платил ему гроши за ночные танцы, чтобы тот мог днём купить себе еды да за пару месяцев накопить себе на платье или браслеты или косметику, чтобы поддерживать образ Танцующего Ветра.

Лишь раз — сегодня — Цинсюань попросил его об услуге. Попросил говорить всякому, кто спрашивает о нём, что он здесь работает официантом и что жалоб на него нет.

Хозяин, конечно, был удивлен: не только тем, что Ши был словно смущён, но и тем, что за все те несколько лет, что юноша жил здесь, никто ни разу не спрашивал о нём. Танцующий Ветер действительно был ветром: свободный, лёгкий, заигрывающий с каждым и в каждом видящий друга, но совершенно одинокий. Не было у него ни друзей, ни знакомых, с кем бы он постоянно проводил время, кто бы беспокоился его судьбой.

Однако сегодня днём о нём действительно впервые спросили. Молодой человек, уже даже мужчина, с прищуром глаз, окатывающим холодом словно ледяной водой.

Хозяин никогда его здесь не видел, но ответил так, как Ши Цинсюань и просил, а потом смотрел, как эти двое целый день сидели за столиком да болтали. Иногда смеялись, иногда дулись, иногда незнакомец казался раздосадованным, а Ши — забитым. Когда же гость поднялся, чтобы уйти, Ши подскочил и бросился ему на шею. Тот, казалось, хотелось оттолкнуть его от себя, но в итоге обнял в ответ.

— Через сколько? — только и спросил Ши.

— Не знаю. Надеюсь, через пару месяцев. Не больше года, — послышался глухой ответ.

Ши судорожно вздохнул и несколько секунд не выпускал гостя из рук, а когда всё же отстранился, то ещё долго смотрел ему вслед. И даже прежде, чем хозяин успел поинтересоваться, что это за таинственный мужчина, Цинсюань ответил:

— Брат. Брат мой. Приехал на день, уезжает сегодня. Капитан торгового судна! Важный человек! — на его лице появилась грустная улыбка: он уже скучал по брату. — Когда-нибудь, он и меня возьмёт в команду.

Хозяин улыбнулся да подумал, что Ши Цинсюань он просто так не отпустит: ни на торговое судно, ни на какое-либо ещё. Уж больно прибыльными оказались танцы этого юнца.

И пока душа Цинсюаня провожала брата в плавание, благословляя росчерками тела да платья на счастливый путь, Танцующий Ветер резвился в урагане восхищённых взглядов, вспышек белого и проблесков аквамаринового.

Хозяин помахал рукой, подзывая его к себе.

Ши на миг замер, от чего публика засвистела, требуя продолжения, а потом, чуть поклонившись, лёгкой поступью сбежал со сцены вниз.

— Что такое?

— Тебе снова поступило несколько предложений прогуляться на второй этаж на пару палочек благовоний.

Цинсюань вспыхнул: от возмущения ли, стыда ли. Его взгляд упал на несколько разукрашенных девиц в вызывающих нарядах, которые всеми силами пытались привлечь внимание мужчин. Но мужчины не сводили взгляда с Ши.

— Вы же знаете, я… — Ши опасливо оглянулся, чуть склонился к хозяина и шепнул ему на ухо, ещё и прикрывшись ладонью. — Я мужчина!

— Знаю, знаю, — хозяин рассмеялся. Каждую ночь подобные предложения поступали Танцующему Ветру, и время от времени хозяин сообщал об этом Ши, дразня его.

— Я просто сказал. А ты уже подумал о том, чтобы их принять. Неужели хочется, да колется?

Ши залился краской ещё больше. Надул щеки и скрестил руки на груди.

— Будь я девицей, вы бы за милую душу одарили бы меня второй сменой работы, — фыркнул Цинсюань.

Раскатистый смех вырвался из хозяина: он даже за живот схватился.

— До слёз, до слёз! — сказал он. — Но ты ошибаешься. Будь ты девицей, сам бы просил тебе подбирать побольше друзей для второго этажа да плату взымать повыше.

Цинсюань молчал, всё ещё недовольно дулся.

— А если ты заинтересуешь кого-то, как мужчина… — глаза хозяина алчно сверкнули, — я могу согла?..

— Не можете! — Ши даже прикрикнул. — Подобным бесстыдством я не намерен заниматься: ни за какие деньги!

Хозяин окинул юношу взглядом. Посмотрел на его напудренное лицо с подведёнными глазами, нарумяненными щеками да персиковой помадой на губах. Посмотрел на его платье: не откровенное, но озорное. Посмотрел на босые ноги да зазывающе гремящие браслеты.

— А это бесстыдство тебе, значит, по душе?

Ши моргнул и потупил взгляд.

— Деньги, — он протянул руку. — На сегодня всё. Я закончил.

Хозяин лишь пожал плечами: танец не продлился до рассвета, а потому он выплатил лишь половину тех грошей, что обычно отдавал по утру Ши, да оставил его. А Цинсюань, сжав несколько монет в кулаке, шмыгнул через задний выход трактира на улицу.

В трактире горели фонари, слышалась возня людей: звенели пьяные песни и шумные разговоры. А здесь, на холодном ветру, Цинсюань прислонился спиной к стене и, раскрыв ладонь, посмотрел на монеты.

Танцы — это всё, что он умел. Это всё, чему его научили девицы, работающие в публичном доме из соседнего городка, где когда-то Цинсюань жил вместе с Ши Уду. Пока гэгэ весь день тяжело работал, маленький Цинсюань сидел в публичном доме под присмотром разных девиц.

Хотел бы он тоже работать, как брат, но тот ему не позволял. А потом Ши Уду устроился на корабль, а Цинсюань стал юношей, и ему больше не позволялось так свободно общаться с сестрицами: а может быть, всё дело было в том, что Ши Уду приплачивал проституткам за то, что они присматривали за мальчиком? В любом случае, Ши пришлось искать себе приют, и он нашел его здесь: ничего в этой жизни Ши не умел, кроме танцев, вот и превратился в Танцующий Ветер.

И хорошо, что об этом Ши Уду не знал: Цинсюань содрогался всем телом от одной той жуткой мысли, что бы с ним сделал брат, если бы выяснил, что его диди ночами притворяется девицей да танцует на потеху в основном пьяным и озабоченным мужчинам.

Ши пересчитал монеты, тыкая в них пальцем. Вздохнул. Мало, но лучше, чем ничего. Устремив взор на темнеющий причал, Ши не обнаружил алых росчерков рассвета, которые обычно находил, когда выходил подышать свежим воздухом после работы.

Естественно. Не утро сейчас, а ночь. Да в самом разгаре.

Брат говорил, что его корабль ночью отчаливает. Интересно, подумалось Цинсюаню, а он успеет на причал, чтобы проводить брата? Или Ши Уду уже уплыл?

Цинсюань вспомнил полный насмешки взгляд хозяина трактира, когда тот уставился на его платье. Сам Ши сейчас тоже опустил взгляд, смотря на нежные аквамариновые ткани. Нет, встречаться с братом в таком виде нельзя. А бежать переодеваться наверх — только время терять. Ши разве что может рассчитывать на то, чтобы остаться незамеченным и лишь взглядом проводить торговое судно брата до горизонта…

А как выглядит его торговое судно? Цинсюань понятия не имел, но верил, что сердце ему подскажет. Ну или то, что это будет единственный уходящий вдаль корабль…

— Эй, красавица! — послышался грубый голос. — Не хочешь с нами прогуляться?

Ши вздрогнул, отпрянул от стены, всматриваясь в темноту ночи. Из неё выступило несколько коренастых фигур. Одна из них просвистела:

— Да это же Танцующий Ветер!

Дело плохо: ничего не говоря, Ши шмыгнул к двери, но там натолкнулся на пропахшего по́том бугая раза в два выше самого Ши и раз в десять его шире. Сердце Цинсюаня ушло в пятки. Трактир — это место, где он был защищён от домогательств. Но здесь… что он может?

— Куда это ты собралась? — Ши попытался отступить назад, хотя отступать было некуда, ведь он оказался окружён, но бугай схватил его за руку и потянул к себе и наверх: Ши пришлось встать на цыпочки.

— Отпусти! Иначе я закричу! — зашипел Ши, тщетно пытаясь вырваться. Но в руках этого бугая он был не более, чем пушинка.

— Ладно, ладно, не кричи, — бугай неожиданно отпустил Ши, от чего он полетел на землю, запрокинувшись назад. Но не упал: врезался в чужую спину. Его обдало перегаром.

— Девица, да за кого ты нас держишь? — крепкие руки опустились на талию Ши, от чего он в ужасе замер. — Мы тебе не какие-то шавки. Мы — благородные разбойники. Морские волки!

Мозг Цинсюаня так и вспыхнул тревожным алым: пираты! Дело не просто плохо, а хуже некуда.

Ши, конечно, слышал, что пару дней назад на причале появилось подозрительное судно без флага, похожее на пиратское, но он точно не думал, что ему придётся иметь дело с морскими разбойниками лично! Да ещё в подворотне!

— Мы будем нежными…

— Пусти!

Ши резко дёрнулся и вырвался из объятий: монеты, что он держал в ладони, со звоном упали под ноги, но Цинсюань даже не опустил взгляда. Плевать на деньги — надо жизнь свою спасать!

Ища взглядом путь для побега, Ши понял, почему его так легко отпустили и позволили вырваться: он был в центре круга. Выхода просто не было.

— Послушайте, — дрожащим голосом начал он, пытаясь найти хотя бы в одном из этих грубых лиц сочувствие. Не нашёл.

Даже если бы Ши умел махать кулаками, то сейчас это не имело бы значения. Один против толпы: исход очевиден.

— Вы не поняли… — Цинсюань сглотнул. — То есть, вы кое-чего не знаете… Я не подхожу. Послушайте…

— Ты дурное не думай, — низкий комок мускулов шагнул к Ши и схватил его за подбородок. На Цинсюаня дунуло знакомым перегаром. — Мы пираты, а не звери. Это всякие стражи порядка разом пристраиваются, а мы аккуратные: по кругу пускаем. Мы дорожим тем, что имеем!

Пираты дружно загоготали, а Ши обомлел от ужаса. Оцепенел, не в силах двинуться.

— Ты нам для дела нужна, важного, — коренастый харкнул и сплюнул под ноги. — Сирены. Слышала о таких?

Ши даже не кивнул, только моргнул: его тело сковал страх.

— Ты будешь откупом. Сирены топят корабли, но девицей, говорят, можно от них откупиться. Встретим сирену — тебя в воду.

Ши почти выдохнул с облегчением. Его всего лишь хотели пустить на корм рыбам, а не надругаться над его телом.

— Только девиц для выкупа они и принимают, — добавил коренастый. — И чем красивее девица, тем лучше. А с такой красавицей, как ты, — его ощупывающий взгляд скользнул по телу Ши, — нам даже Погибель Кораблей не страшна.

О Погибели Кораблей ходили легенды. Сирена, чья красота и голос сводили с ума даже самых стойких: даже монахи ныряли за ней в воду, следуя за мотивами её сладких песен, и находили на дне свой конец. На её счету было столько убийств, что и не счесть вовсе. Самая красивая и самая опасная: каждый знал, что если повстречал её, то его судьба обречена. Сопротивляться пению Погибели Кораблей было бесполезно: оставалось лишь насладиться им да отдаться в объятия смерти: холодные и звучащие нежным голосом, отдающим в сердце моряков солёным ветром морей.

— А я слышал, что сирены любят невинных, — послышался голос сбоку. Ши лишь сейчас двинулся, ища того, кто это сказал. Не успел найти: коренастый схватил его за руку и дёрнул на себя, заставляя наклониться.

— Ты невинна?

Словно рыба, выброшенная на сушу, Ши открывал и закрыл рот, на издавая не звука. Пират нашёл это вполне вразумительным ответом, а потому отпустил Ши и хлопнул в ладоши.

— Лопни моя селезёнка, да ветер сегодня у нас попутный!

— Но… но… но… — пробормотал Ши. Ступор сменился острым желанием сбежать, аж до чесания ладоней, да только бежать было некуда.

— Красавица, танцовщица, да ещё ни единого корабля в пристани! — коренастый разразился довольным смехом, а Ши побледнел. — Может, сирены тебя и не сожрут, пощадят.

— Да? — Цинсюань выдавил из себя неловкую улыбку, пока его мозг судорожно пытался найти выход из этой патовой ситуации.

Вопрос вызвал новую волну смеха, и Ши сжался ещё больше. Он ясно понимал, что спасет его либо сострадание пиратов, на которое рассчитывать не приходиться, либо чудо.

В чудеса Цинсюань не верил.

— Ох, хороша, хороша! — кто-то за спиной схватил Цинсюаня за руку и развернул к себе. На этот раз на Ши пахнуло чесноком: он невольно скривился. — Я бы к твоему причалу подогнал своё судно! Ты была бы в восторге!

— Да у тебя не судно, а судёнышко!

— Да ещё дырявое!

Пока пираты перекрикивались, Ши в ужасе пытался придумать, как сбежать. Но ничего не придумалось, так что он просто дёрнулся — благо, держали его не крепко, и попытался прорваться через окружение. Ему даже удалось на миг оставить пиратов за спиной, но широкие ладони схватили его за талию и оторвали от земли. Ши запищал.

— Пусти! Пусти! Пусти! — в отчаяние завопил Цинсюань. — Я не хочу умирать! Не хочу!

Широкие ладони неизвестного пирата вновь вернули Ши в центр круга, который теперь сузился.

— Ты чего, слов не понимаешь? — коренастый явно заправлял этой компанией. Он ткнул в нос Ши грязным пальцем. — Мы тебе не мерзкая стража. Мы — благородные разбойники. Встретим сирен, пузыри пустишь. Ну а нет… так и быть, отпустим тебя. Высадим на пристани. Но всё честь по чести: за путешествие тебе придётся заплатить.

Пираты мерзко захихикали, а Ши сглотнул. Он прекрасно понял, чем ему придётся платить.

— Будешь нас развлекать, всего-то, — коренастый пожал плечами. — Ладно, парни, хватит разговоров. Швартуемся!

Круг стал медленно сужаться. Ши в ужасе заметался, но выхода не было.

— Стойте! Стойте! Я ведь не подхожу! Вы не знаете! Я ведь м…

Слова Цинсюаня прервались в тот же миг, когда на него накинули мешок, да голову пронзила тупая боль: его мир потух.