— Чего грустишь?

Сомбра оглянулся через плечо. Он стоял на балконе, положив передние копыта на перила и наблюдая за закатом. Легкие тюлевые шторы влетали в комнату, надуваясь, словно паруса. Ветер трепал его шерсть, прилично отросшую за последнюю пару недель. Луна лежала на постели, обняв подушку и глядя на него. Аликорница только что проснулась, понял Сомбра, и наверняка потягивалась со сладким вздохом, как она это любит, а он даже не услышал.

— Задумался кое о чем, — ответил ей единорог, вставая на четыре ноги и направляясь в комнату. Луна села на кровати, протягивая к нему копыта.

— О чем же?

Единорог телекинезом прикрыл двери, заставив сквозняк стихнуть. Сумерки подступали к комнате, клубясь по углам, и последние солнечные лучи развеивали полумрак. Скоро он зажжет свечи, а Луна отправится выполнять свою работу — избавлять пони от кошмаров. На это уходила большая часть ночи, а днем принцесса отсыпалась. По итогу времени для них двоих находилось не так много, но Сомбра счел, что это даже полезно. Ему нужно было многое обдумать и решить.

— О нас с тобой, — не стал кривить душой единорог. Он забрался на кровать, осторожно опуская копыта жены и беря их в свои. Луна встревожено вскинула бровь — обычно Сомбра не отказывался от объятий. — После того, как Шадия и Флёрри прибыли сюда, я… я многое обдумал и многое вспомнил.

— К чему ты клонишь? — принцесса подняла его подбородок копытом, и это нежное прикосновение заставило Сомбру взглянуть ей в глаза.

— Я задумался о том, счастлива ли ты со мной.

Заявление её ошарашило. Луна заморгала, пытаясь понять смысл услышанного. Сомбра выглядел предельно серьезным.

— С чего бы вдруг?

— Я попытаюсь объяснить, — единорог взял её копыто в свое и приложил к своей груди. По ней ветвилась сетка светло-серых шрамов, плохо скрываемых шерстью. Луна думала, что единорог не хочет приводить себя в порядок, потому что пытается немного поменять имидж и сделать шрамы менее заметными, но они как будто просвечивали сквозь шерстинки, напоминая о чем-то. Они появились в тот день, когда она и Шадия вернулись из Кристальной Империи вместе с Флёрри. Шадия выпустила тьму, таившуюся в ней, и на её груди тоже красовался похожий узор.

Луна непонимающе взглянула на Сомбру.

— Я и Шадия связаны тьмой, ты это знаешь. То, что касается её тьмы, касается и меня. И любые изменения отражаются на мне тоже. Когда она освободилась, я… я тоже стал свободным. И с тех пор я много думаю о том, что я сделал или чего не сделал, пока был под её влиянием.

— Какая разница? — Луна чуть прикусила губу. Сомбра не шутил и выглядел более чем печально.

— Если бы не было разницы, ты бы на мой вопрос ответила по-другому, — он слабо улыбнулся, но тут же вздохнул. — Пока вы были в Империи, я видел странный сон. И он… он был омерзительно целостным и реальным.

Луна взметнула голову. Сомбра не пускал её в свои сны. Никогда. Он с самого первого дня её плена отгородился от неё такой мощной ментальной защитой, что аликорницу беспрестанно било током, если она хотя бы думала о том, чтобы войти в его сны. А теперь он сам говорит о них. Луна почувствовала, как её грудную клетку распирает тепло.

— Видишь, — единорог печально улыбнулся, — поэтому я и задумался о нас. Любовь — это доверие. Без доверия не может быть любви. А я тебе не доверял. И дело даже не в том, что ты могла найти жеребца, который обращался бы с тобой надлежащим образом, а в том, что я боялся тебе довериться. Я трус, Луна. И мой сон мне это доказал.

— Неправда, — Луна уже хотела возмутиться его словам, но язык её опередил. — Ты не раз спасал мою жизнь, когда Шадия… в общем, ты помнишь. Ты защищал меня, пусть даже это было не так приятно, как могло бы быть.

— Это не окупает того, что я сделал с вами обеими, — голос Сомбры стал низким и рокочущим. Он свел брови, словно воспоминания причиняли ему боль. — И не окупает той боли, через которую ты прошла. В которую я тебя окунул. Я всегда требовал, чтобы ты говорила, что любишь меня. А теперь понимаю, что я, скорее всего, внушил тебе эти чувства. И я сам всё испортил своей трусостью. Я побоялся отпустить тебя, решил, что ты больше не вернешься, и удержал силой. Я предал твое доверие и зарождающиеся чувства. — Он больно укусил себя за губу. — Скажи мне, Луна, если бы у тебя не было ничего, чтобы нас связывало, если бы Шадия тогда погибла, ты бы осталась со мной?

Язык заморозило. Луна сидела неподвижно, словно громом пораженная. Слова застряли в горле, и Луна не смела их произнести. А ведь и правда, осталась бы? Они были вместе, потому что Шадии нужны были оба родителя. Шадия знала о том, что они не любили друг друга до этого момента. Что они вместе только ради неё. Но тогда для чего было всё это? Их сын, он тоже рожден не в любви? Что их связывало? Приятный секс? Физическое влечение? Зависимость?

— Я так и думал, — Сомбра стек с кровати, осторожно вставая на пол. — Я понимаю, что это всё очень не вовремя. Но тот сон мучает меня, и я не могу спать, думая о том, что наши отношения — не настоящие.

— Перестань, — зашипела аликорница. — Ты в своем уме? А наш сын? Хочешь сказать, мы ждали его, не любя друг друга?!

— Возможно, совместный быт нас сблизил, — Сомбра даже не моргнул. — Или я коряво объяснил? Аргх, зря я об этом сказал…

— Нет уж, раз начал, так говори до конца, — Луна перелезла через постель и встала рядом с ним. — Почему это ты считаешь, что наши отношения фальшивка? Они, может, начинались так себе, но сейчас же всё хорошо!

— То, как они начинались, меня и мучает, — Сомбра мотнул головой. — Я не знаю, как сделать так, чтобы ты поняла. Пожалуйста, не смотри на меня так. Я знаю, что ты далеко не глупа, просто я действительно пока не могу объяснить доступно.

Луна скрестила копыта на груди.

— Сомбра, то, что было, уже в прошлом. Я не держу на тебя зла, хотя сейчас ты меня очень рассердил.

— Разве ты ни о чем не жалеешь?

— Только о том, что не могу тебе дать по шее за такие вопросы. И то, потому что люблю тебя.

Глаза единорога округлились и потеплели. Луна выдохнула и прильнула к его груди, обнимая копытами широкую спину.

— Сейчас я говорю это совершенно искренне. Я правда люблю тебя. И я счастлива с тобой рядом.

— А как же жизнь в Кантерлоте? — Сомбра обнял её в ответ, ероша волосы копытом. — Ты редко появляешься на глазах публики, почти не участвуешь в светской жизни. Тебя это не беспокоит?

Он почувствовал, как напряглись желваки аликорницы.

— Если честно, — её голос был очень тихим, — то да, беспокоит. Я… я долго не могла свыкнуться с мыслью, что мою сестру любят больше, чем меня. Но сейчас у меня есть ты, Шадия и Даркмун… И я знаю, что вы меня любите, но…

— Но это никак не влияет на любовь и почитание народа, — закончил за неё Сомбра. Луна кивнула, сильнее прижимаясь к нему. — Если хочешь, ты можешь вернуться в Кантерлот. Я не стану возражать, Шадия, думаю, тоже поймет. Или вы можете поехать вместе — ей тоже нужно появляться на светских раутах, как и Флёрри.

— А ты? — с нажимом спросила Луна. Сомбра улыбнулся ей в гриву.

— Я устал от политики и всего этого. Тихая и мирная жизнь — это моя мечта, но ты не обязана разделять её. Я редко это говорю и очень жалею об этом, но я люблю тебя, Луна. Больше всего на свете я люблю тебя, и я хочу, чтобы ты была счастлива.

Луна замерла, чувствуя, как её грудную клетку распирает тепло. Сомбра отстранился, так что теперь они смотрели друг другу в глаза.

— Я потерял тебя в том сне. Не смог спасти из-за собственной трусости. И я расплатился за неё самой жестокой ценой. И только потеряв тебя, я понял, как сильно я был в тебя влюблен и как нуждался в тебе. Тот год в пещере я думал, что выбрал тебя из соображений генетики, но во сне я понял, что нет. Ты, наверное, не помнишь, но я видел тебя в Кристальной Империи. В первый и последний раз я взглянул на тебя, прежде чем умер, и влюбился.

— О чем ты? — Луна выглядела напуганной. — Что значит «умер»?

— Эх, — вздохнул единорог. — Как бы объяснить? Помнишь призрак аликорницы, который атаковал нас в Кристальной Империи? Это была Плаэнт Трастфул, императрица и… и моя первая любовь. По крайней мере, я хочу так думать. Сейчас, нужно всё рассказать по порядку, чтобы всё было просто.

При правлении императрицы Плаэнт к ней практически в самом начале примкнул некий единорог, занимающийся изучением кристаллов и их применения. Результаты этих исследований могли очень помочь Империи экономически, и единорог знал это. Он добился того, чтобы императрица с ними ознакомилась, а для окружающих обставил всё так, словно она сама наткнулась на его труды. Он не учел только то, что императрица окажется очень влюбчива. Плаэнт влюбилась в его работу и его самого, и с этого момента единорог стал жить во дворце и почти везде сопровождать императрицу. И нет, он не получил место при дворе только из-за чувств правительницы. Она была справедливой и рассудительной, так что ему пришлось попотеть, чтобы блеснуть умом и заслужить своё место. В конце концов, он занял пост десницы, и только тогда Плаэнт ему открылась. И хоть сначала единорог думал, что это всего лишь увлечение, со временем он понял, что тоже в неё влюбился. Это был я, но я не был темным магом, который стоит сейчас перед тобой. Просто не по годам умный и сообразительный, этакая жеребцовая версия Твайлайт Спаркл. Но меня терзала жажда знаний, а нахождение подле правительницы и злые слухи о том, что я заработал пост красотой, а не талантом и умом, ожесточили попытки достичь истинных высот в магии. Я наткнулся на странную книгу в дворцовой библиотеке, внутри которой лежал чёрный осколок. Знакомая тебе вещь?

Глаза Луны расширились, когда Сомбра зажег рог и показал ей проекцию воспоминания. Она знала, что это. Она уже видела это раньше.

— Сомбра…

— Экстракт тьмы, да, — он напряженно кивнул, позволяя предмету крутиться вокруг своей оси. — Осколок противоположности Кристального Сердца. Материал, искажающий всё, к чему прикоснется. Он довольно острый, так что им легко оцарапаться, но даже крохотная ранка инфицирует тебя. Экстракт проникает в кровь, меняя ткани, но больше всего страдает мозг. Личность пони, попавшего под влияние инфекции, умирает, и создается новая. Она основывается на базе предыдущей, но все воспоминания, все чувства, эмоции — они извращаются и стираются. Я порезался таким кристаллом. И теперь стою здесь перед тобой.

Луна молча смотрела на него. Гортань сжало. Принцесса даже забыла, как моргать.

— Перестройка организма сопровождается горячкой и лихорадкой, — продолжил Сомбра. Голос его был ровным, но очень грустным. — И я метался в бреду, звал на помощь, понимая, что со мной происходит. Я успел записать для Плаэнт прощальное письмо, и доверил его не бумаге, а кристаллу, надеясь, что она догадается о нем, но, увы, она была сломлена моей болезнью и ничего даже не искала. В день, когда я умер, ты и Селестия прибыли в Империю в качестве послов.

— Я помню этот день! — Луна резко распахнула глаза. — Конечно! Она выглядела очень бледной и несчастной, но я не придала этому значения. Как я могла забыть, конечно, ведь мы бывали в Кристальной Империи до того, как пришлось её освобождать!

— Я тоже был там, — его голос снова стал тихим и рокочущим. У Луны побежали мурашки. — Перестройка организма почти закончилась, но я в последний раз захотел увидеть свою возлюбленную, поэтому нашел силы и выполз из комнаты. Сумел дойти до зала, где велись переговоры и слегка приоткрыть дверь, но силы меня оставили, и я рухнул на пол. Сквозь щель я мог видеть сидящих за столом, и на мгновение, на краткое мгновение я встретился глазами с тобой.

— Это был ты, — ошеломленно прошептала Луна. Она вспоминала день во всех подробностях. И то, как через силу прямо сидела Плаэнт, и как Селестия была взволнована её самочувствием. И она помнила, как чей-то отчаянный взгляд в проеме дверей напугал её до дрожи.

— Да, — согласился Сомбра. — Я умер в тот момент. И по логике вещей, я не должен был чувствовать к тебе ничего, но что-то пошло не так. И поэтому мои… мои чувства к тебе были неполными и ущербными. Я думал, что хочу обладать тобой, твоим телом, и пытался насытиться им, когда пленил тебя, но этого было мало. И это не было тем, чего я желал. Спустя столько времени я разобрался. Я понял, что я хотел любить тебя и быть любимым тобой, но не мог, потому что сам был лишь сосудом для магии. А теперь… теперь я переосмыслил это. И поэтому мне так важно, счастлива ли ты со мной, потому что я понял, что такое любить. И мне безумно жаль, что тебе пришлось столько вытерпеть, чтобы до меня дошло. Прости меня. Мне так жаль.

Сомбра не понял, как так вышло, что Луна прижимает его к груди и беспорядочно гладит по лицу. Он чувствовал, что её шерсть мокрая и соленая, и не понимал, что это его слезы. Что он плакал навзрыд горько и долго, а сердце Луны сжималось от жалости и сочувствия, когда она укачивала его на своем плече.

— Я люблю тебя, — прошептал он. — Я так люблю тебя, и я всё время делаю тебе больно, мне так стыдно за то, что я не понял всё с самого начала, что не познакомился с тобой позже, когда тьма уже схлынула, или что не увидел тебя раньше, мне так жаль!.. Я струсил и не доверился тебе, когда ты хотела уйти, я побоялся, что ты не вернешься ко мне, и сделал всё только хуже. Я причиняю боль всем, кого люблю, и кто любит меня, и я ненавижу себя за это!

— Не говори так. Так сложились обстоятельства, и это не твоя вина, — Луна гладила его щеки и волосы, едва сдерживая слезы. — Сейчас всё хорошо. Я здесь. Я люблю тебя.

Она поцеловала его, и Сомбра с величайшей нежностью обнял её, отвечая на поцелуй. Она была рядом, она не растворилась в его копытах, её горячее живое тело трепетало в его объятиях, и это было чудесно. Она откликалась на каждое его движение, на каждое даже едва ощутимое прикосновение. Слезы быстро высохли, и Сомбра чувствовал, что живет. Он мягким слитным движением посадил аликорницу на кровать, и она потянула его за плечи, падая на спину и утягивая единорога за собой. Он целовал её, копытами обласкивая каждый участок шеи и плеч, а Луна выгибалась ему вслед, растягивая каждое прикосновение на подольше. Луна видела его покрасневшие от возбуждения щеки и полный вожделения взгляд и не могла сдержать восхищенного вздоха. Сейчас Сомбра был красив как никогда. Желание, с каким он смотрел на неё сейчас, не имело ничего общего с животной похотью, которая была присуща ему раньше. И это заставляло Луну таять в его объятиях.

Она опрокинула его на спину, перекатившись, и оказалась сверху. Сомбра не выказал недовольства, полностью доверяясь ей. Его волосы разметались по смятым простыням, по изгибу шеи стекала капля пота, и Луна не могла отвести от него взгляд. Почему она раньше не замечала, насколько он красив? Она, безусловно, считала его привлекательным даже во время плена, но никогда не чувствовала такого трепета.

— Ты не сосуд, — прошептала она, склонившись к его уху. — Ты — нечто большее.

Сомбра рвано вздохнул, прикасаясь губами к её подбородку, и нежно положил копыта на её кьютимарки. Луна медленно оседлала его, замешкавшись на пару секунд, которые потребовались на то, чтобы привыкнуть к ощущениям. Они занимались любовью много раз, но этот был совершенно новым. Если раньше в большей или меньшей степени они любили друг друга только физически, то сейчас Луна чувствовала, что по-настоящему любит Сомбру. И знала, что он ощущает то же самое.

Он был нежен. Каждое касание — скользящий по коже шелк. Луна выдохнула, втерлась носом в его подбородок. Сомбра шептал ей на ухо, как он её любит, и это возбуждало Луну ещё больше. Его разгоряченный шепот и срывающийся на мелодичный хрип тембр распаляли её изнутри, отчего принцесса лишь сильнее прижималась к единорогу, стремясь слиться с ним в единое целое. Она чувствовала себя желанной, любимой. И Сомбра тоже. Единение их чувств, сброшенный груз вины, выплаканный в слезах и мольбах, всё это ощущалось как что-то невероятно сильное и мощное, неподвластное чужой воле.

Сомбра искал её ласки и ласкал её сам. Едва ощутимые прикосновения становились полновесными, страстными, но он не срывался на быстрый темп, как любил делать раньше. Близость с Луной сейчас была для него искуплением, пробуждением после кошмара, длинною в несколько веков. Он мечтал о ней всё это время, бесконечно ища её, но находя лишь подобие. Луна была в каждом мире, но никогда она не была его Луной. Той, что прошла через столько горестей из-за него, той, что смогла его просить за это. Он никогда не придавал значения тому, что к сестрам-аликорнам относятся как к богиням, пока не потерял её. Она и правда стала для него божеством, личным, сокровенным, и он не хотел ни с кем её делить.

Луна склонилась к нему, игриво пройдясь крыльями по бокам. Сомбра почувствовал, как его задние ноги начинают дрожать, и мягко подмял аликорницу под себя. Её раскрасневшееся от возбуждения лицо выглядело соблазнительно. Сомбра тонул в её глазах, томных, чуть прикрытых, ярких и живых. Он поцеловал Луну, снова входя в неё и обнимая за плечи. Луна горячо выдохнула ему в губы, и Сомбра чуть не кончил раньше времени от того, насколько восхитительно звучал её шепот.

— Я люблю тебя.

Он замедлился, пытаясь перевести дыхание, но Луна словно специально дразнила его. Она поймала его скулы копытами и впечатала его губы в свои, продолжая толкаться ему навстречу, а её маховые перья украдкой прошлись по кромке его бедра, обведя кьютимарки. Сомбра застонал, чувствуя, что он находится на пределе своих возможностей, и двинулся было назад, но Луна обхватила его талию задними копытами.

— Нет, — разгорячено прошептала она, глядя на него из-под ресниц и краснея. — Наполни меня. Пожалуйста.

Это «пожалуйста» прозвучало так развратно, что Сомбра не смог сдерживаться. Он толкнулся в неё как можно глубже, чувствуя, что ребристые стенки сжимают его пульсирующий член, и прорычал имя принцессы ей в гриву. Она обняла его, обжигая дыханием шею, и сладко зажмурилась. По телу расходилось приятное тепло.

Сомбра не мог восстановить дыхание и его вдохи были похожи на рваные всхлипы. Луна положила копыто на смоляной затылок, проходясь по шее и выцеловывая узор скул. Единорог сжал её в своих объятьях, зарывшись носом в шею. Луне на миг показалось, что он и вправду плачет, но она не стала его окликать. Лишь обняла его ещё крепче.

— Ты — лучшее, что было в моей жизни.

Аликорница мягко улыбнулась, погладив его по плечу. Слышать подобное было дискордовски приятно.

— Теперь всё точно позади. Больше никакой тьмы, никаких интриг, никаких темных заклинаний и никакой лжи. Я счастлив быть с тобой. Я хочу быть с тобой. Луна, я так люблю тебя…

Он чуть отстранился, чтобы она могла видеть его лицо. Его шерсть была влажной, но Луна не могла сказать, от слез или от пота. Красные глаза блестели и лучились глубокой и теплой благодарностью.

— Ты невероятная.

— Ты так засыпаешь меня комплиментами, что мне неловко, — Луна смущенно хихикнула. Сомбра издал смешок и подтянулся на локте, укладываясь поудобнее. Он вышел из нее, и вечерняя прохлада пустила по разгоряченному телу неприятную толпу мурашек. Луна любовалась его лицом, гладя худые щеки и очерчивая копытом линию подбородка. Он был дьявольски красив. Именно такой — с возбужденным румянцем на щеках, растрепавшимися волосами и добрыми, слегка уставшими глазами. Только сейчас она заметила седину у него на висках. Едва заметная, в лунном свете она обнажилась вся, и сердце аликорницы ёкнуло от секундного страха. Он начал стареть. А если Тьма поддерживала его жизнь всё это время? Если с её уходом уйдет и он?!

Сомбра притянул её к себе снова, вырывая из цепких паучьих лапок страха.

— Ты достойна этих комплиментов, — заявил он, целуя её в лоб чуть пониже рога. — И вообще, я пытаюсь наверстать упущенное за почти двадцать лет, не сопротивляйся!

Луна хихикнула и пихнула его копытом в плечо. Сомбра улыбался, глядя на неё, и Луна улыбалась ему в ответ. Ей не хотелось думать о ночном дозоре. Не хотелось покидать теплую постель, мыться и куда-то идти. Лежать бы и засыпать вместе, не разжимая объятий, под звуки дождя и далекой южной грозы. Верить, что они никогда не умрут.

Сомбра не смог отогнать холодок, пробежавший по её спине. Луна прижалась к нему сильнее, почти впаяв себя в серую шерсть, но в горле встал скребущий ком. Она не позволит Сомбре умереть. Не сейчас и не в ближайшие пару десятков, если не сотен, лет. Не теперь, когда она так отчаянно его любит.

— Не думай больше о прошлом, ладно? — прошептала она ему в грудь. — У нас есть будущее и настоящее. Мы больше не пленники наших ошибок.

Он кивнул, кладя подбородок ей на макушку.

— Мне осталось только одно дело, связанное с ним. Но мне потребуется твоя помощь.

— Какая?

— Сможешь уговорить Кейденс не отправлять меня пинком под круп из Империи пару часиков?

***

Он стоял перед Кристальным Сердцем и его принцессой. Ночь только начиналась, Луна улетела в дозор, вымолив у Кейденс разрешение посетить Империю. То, что визит состоится ночью, Кейденс по всей видимости, ничуть не радовало.

— Итак, — напряженно произнесла она. — Для чего тебе так срочно понадобилось сюда прийти?

— Прошу прощения за столь поздний визит, — почтительно склонил голову Сомбра. — Но я хотел бы просить у тебя разрешения на захоронение.

— Чего? — Кейденс вздернула бровь.

— Плаэнт. Я хочу похоронить её.

— Никто не знает, где её останки.

— Никто, кроме меня.

Кейденс поджала губы. В этой просьбе, пожалуй, она не могла ему отказать. Сомбра знал это и смотрел на неё спокойно и выжидающе.

— Хорошо, — медленно произнесла она. — Но тогда позволь мне присутствовать.

— Ты мне не доверяешь, понимаю, — усмехнулся Сомбра. — Что ж, хорошо, без проблем. Не знаю, зачем тебе это, конечно, но, может, узнаешь несколько новых укромных мест в замке.

— Ты хочешь сказать, что всё это время её тело было в замке? — по холке Кейденс пронесся вендиго. Сомбра печально склонил голову.

— Да, к сожалению. И я хочу это исправить.

Они больше не говорили. Сомбра повел её через замок, свернул по нескольким коридорам, поднялся по лестнице к гостевой спальне и ткнул в какой-то из кристаллов на стене. В ней тут же отворилась незаметная до этого дверь, отчего Кейденс удивленно охнула.

Через этот коридорчик они прошли сквозь туннель между гостевыми спальнями и спустились вниз.

— Мы сейчас под главной спальней, — пояснил Сомбра, спускаясь. Им понадобилось зажечь небольшой световой шарик, чтобы не свалиться с пыльных ступеней. — Тут глубоко, так что путь предстоит долгий.

Кап.

Кейденс дернула ухом. Звук падающей воды был неожиданным. Где-то далеко она слышала журчание. Откуда здесь вода?

Кап.

Они шли бесконечно долго, и она не могла больше молчать.

— Откуда тут вода?

— Это одно из тайных подземелий под замком. На случай военных действий, чтобы замок в осаде не остался без воды, здесь прорыли колодец, который вывел к подземному источнику. Вот он и журчит.

— Поразительно… — Кейденс окинула взглядом стены, постепенно перестающие быть кристаллами. Каменное дно появилось внезапно. Она с любопытством рассматривала его, пока не наткнулась взглядом на белые линии.

Кости.

Сомбра послал огонек вперед, ступая на камень. Тот услужливо осветил белоснежный скелет, возле которого валялись драгоценности. Скелет лежал неестественно, словно тело бросили сюда без всякой почтительности и благоговения перед мертвой. В горле заскребло. Она видела эту пони живой и любящей в её воспоминаниях, видела её обезумевший от горя призрак, а теперь…

Теперь она видит лишь белые кости, брошенные в каменный мешок на тысячу с лишним лет.

— Прости, что тревожу тебя, — тихо проговорил Сомбра, подходя к ним и присаживаясь на корточки. — Я пришел, чтобы попрощаться и попросить прощения.

Кейденс на секунду показалось, что на кончике белого рога вспыхнула фиолетовая искра, и она не ошиблась. Полупрозрачный облик аликорницы предстал перед ними, заслонив свои кости крыльями.

— Не думала, что снова увижу тебя, — проговорила Плаэнт, зависая в воздухе. — Не после того, что ты сделал.

— Я тоже не думал, что приду сюда, — усмехнулся Сомбра. — Но я понял, что мне необходимо это сделать. Так будет правильно.

— Ты освободился вместе с ней, — кивнула Плаэнт. — Но я не ожидала, что ты вспомнишь обо мне.

— Не после того, что я пережил.

Кейденс молчаливо стояла чуть поодаль. Она уже даже жалела, что настояла пойти вместе с ним. Снова наблюдатель чужой трагедии, в которой ничего нельзя исправить.

— Что ж, — Плаэнт слегка обиженно сложила призрачные копыта на груди, — ты собрался меня хоронить, наконец? Спасибо. Мне уже начала надоедать моя призрачная форма. Находиться в ней — тоска смертная.

— Часть тебя всё равно останется в Кристальном Сердце, так что не заскучаешь.

Императрица рассмеялась.

— Верно. Ты искупил свои грехи перед ними. Что теперь?

— Смиренно попрошу у тебя прощения.

Кейденс наблюдала за ними, и слезы невольно сжали горло. Им нужно было поговорить. Они должны были это сделать ещё тогда, когда он только поранился черным кристаллом. Может быть, она смогла бы его спасти? Может, могла избежать такой участи?

Плаэнт сложила крылья. Сомбра всё так же сидел перед её костями, избегая смотреть на неё.

— Я должен тебе кое-что показать, — сказал он. — Если ты обижена на меня за то, что я наговорил пару лет назад, то это должно всё расставить по местам. Сразу же оговорюсь, что всё, что я тогда сказал — вранье и бред.

Сомбра вытащил из седельной сумки небольшой фиолетовый кристалл. Плаэнт нахмурилась, в её глазах отразилось смутное узнавание.

— Это же камень из моей шпаги, — воскликнула она. Сомбра кивнул, зажег рог, и из кристалла выплыла голограмма. Это был он, только… другой. Кейденс заметила, что его рог не был искривленным и красным, да и выглядел он моложе. Его глаза блестели, бегали туда-сюда, шерсть свалялась, словно он долгое время лежал с горячкой. Единорог закашлялся, пытаясь начать говорить, схватился за почерневшее копыто — боже мой, это ведь им он порезался о черный кристалл! — и, наконец, совладал с голосом.

— Плаэнт, я… боже мой, что я наделал… Если ты это видишь, меня уже нет в живых. Я умираю. Да, пожалуй, так. Я умираю, но я предусмотрел этот исход, так что должен тебе рассказать… Мне очень жаль, я подвел тебя, я подвел Империю… Я искал знаний и силы, но обрек себя на проклятие, которое меня убивает. Я поранился черным кристаллом, и теперь он убивает меня. Я хотел быть сильным! Я хотел быть достойным тебя, хотел, чтобы эти мерзкие чинуши заткнулись, чтобы они сдохли!..

Единорог прерывисто закачал головой и снова закашлялся. Он выглядел обезумевшим или, по крайней мере, стремительно теряющим рассудок. Нездоровый блеск в глазах придавал ему лихорадочный вид.

— Нет, нет, я не это хотел сказать. Я записываю это сейчас, чтобы предупредить тебя. Да. Я теряюсь, прости. Я перестаю быть собой, и я чувствую, что скоро меня не станет, — он закашлялся, оттягивая от себя почерневшее копыто, словно пытаясь оторвать. — Плаэнт, прошу, если ты заподозришь хоть что-то, если я поведу себя странно, если перестану быть собой, если причиню вред тебе или Империи… Будь сильной. Вспомни, как сильно ты меня любишь, и из любви ко мне уничтожь то, во что я превращусь. Мне страшно. Я не могу долго этому сопротивляться. Я едва пришел в сознание и вытащил достаточно ма-агии, чтобы это записать, — он нервно рассмеялся и резко посерьезнел. — И ещё. Причина, по которой ты должна убить меня. Наш жеребенок. Я знаю, да. Ты его так ждала, поэтому ты должна сделать всё, чтобы он выжил. Пожалуйста-а, спаси себя, спаси его. Плаэнт, я… я люблю тебя. Ты должна жить. Я спрячу это послание туда, где только ты сможешь его найти. Ты умная девочка, ты сможешь его найти-и… что я тут делаю?.. — он заорзирался по сторонам, словно боялся, что на него сейчас набросятся. – Я долже-ен… прилечь, да. Спаси его! И себя…

Кристалл померк. Сомбра не проронил ни слова. Кейденс смотрела на него во все глаза, из которых хлынул водопад слез. Плаэнт не могла свести взгляд с места, где только что была голограмма. Её призрачные губы дрожали.

— Я хотел, чтобы ты могла мной гордиться, и из своей гордыни и раздутого эго подвел тебя, — тихо проговорил единорог. — Прости меня. Я надеялся, что ты найдешь этот кристалл.

— А я так обрадовалась твоему выздоровлению, что даже ничего не заметила, — горько проговорила Плаэнт, обнимая себя копытами. — Какая я была глупая… Сомбра, наш сын…

— Мне жаль, — сухо проговорил Сомбра. — Правда, жаль. Но уже ничего нельзя исправить. Позволь мне упокоить тебя. Это избавит тебя от боли.

Плаэнт молчала. Кейденс рискнула подойти ближе.

— Я не спасла нашего сына, — вдруг твёрдо произнесла Плаэнт, словно не обратив на неё внимания. — Но я спасла твою дочь. Поэтому у меня к тебе просьба. Присмотри за Флёрри Харт так же, как я присматривала за твоей дочерью. В ней — наше будущее.

Сомбра вскинул голову. Спасла дочь? Шадию? Выходит…

— Обязательно, — он посмотрел на Кейденс. Она ничего не понимала, а он, кажется, начал догадываться.

— Спасибо, что показал мне это, — Плаэнт мягко протянула ему копыто. — Прощай, любовь моя.

— Навсегда прощай, — ответил Сомбра. — Надеюсь, ты будешь счастлива и обретешь новый дом, как было в моем сне.

Плаэнт склонилась к его уху, обнимая единорога, и прошептала.

— Может, это был не сон.

А потом исчезла, оставив его в растерянности. Сомбра вскинул голову, пытаясь последний раз взглянуть в её глаза, а призрак уже исчез. Он выглядел встревоженным, но быстро взял себя в копыта.

— Что ж, — Кейденс опустилась рядом с ним. — Извини, что навязалась.

— Наоборот, — он грустно улыбнулся. — Я рад, что ты здесь. Ты единственная, кто сможет это понять. Я бы хотел, чтобы мы были друзьями, знаешь. В конце концов, ты хотела знать, любил ли я Плаэнт. Да, любил. Но я был неудачным экспериментом Тьмы, лишившей меня всего, что мне дорого. Я принес в жертву три жизни. Свою, жизнь любимой и жизнь своего ребенка. Когда ты активировала Кристальное Сердце, Тьма разжала свои когти, и я смог глотнуть воздуха. Ты положила начало моему освобождению. Спасибо.

Кейденс робко накрыла его спину крылом. Он благодарно улыбнулся.

— В моем сне я должен был нести наказание вечность. Ты всегда помогала мне там. Пусть в реальности этого и не было, я всё равно тебе благодарен. И твоей дочери. Она была самым настоящим лучиком света для меня.

Они замолчали, пока Сомбра вновь не принял свой обычный невозмутимый вид. Он осторожно вытащил из сумки сложенный мешок и принялся складывать в него кости. Кейденс недолго посмотрела на это и села рядом.

Почему-то ей казалось, что Плаэнт для нее не чужая. Может, потому что она видела её воспоминания?

Или это были воспоминания любившего её пони?

Догадка заставила глаза расшириться.

Сомбра молча собирал кости.

***

Они похоронили её в фамильном склепе Трастфулов.

Сомбра попросил посадить поверх её могилы куст шиповника. Кейденс горестно усмехнулась.

— Знаешь, — она взглянула на него с уважением, — ты можешь приезжать в Империю. И ты, и Шадия. Мы скучаем по дочери, так что будем рады видеть вас с ней. Пинком под круп выгонять не буду, не бойся.

Сомбра издал хриплый смешок.

— Не думаю, что я вернусь сюда ещё хоть раз. Здесь… слишком много воспоминаний. Но спасибо. Я ценю это. Впрочем, с дочерью ты скоро увидишься. Пользуясь случаем, хочу пригласить тебя на праздник.

— Какой? — удивилась Кейденс. Сомбра повернулся к ней и ответил с удивительной простотой.

— На нашу с Луной свадьбу.

***

Принцесса ночи с нетерпением ждала возвращения единорога, но он появился на балконе только под самое утро, когда она уже опускала луну.

— Как всё прошло? — спросила она Сомбру. Он выглядел печальным, но умиротворенным. Единорог улыбнулся ей и потерся носом о её щеку.

— Мы похоронили её. Теперь всё конечно.

Луна выдохнула. Она мягко прислонилась к единорогу, кладя голову ему на шею. Ночное светило было отправлено на покой, и рассвет забрезжил где-то на горизонте. Море ласково грохотало внизу. Ей вдруг стало так хорошо, как будто наконец-то были сброшены все камни, лежавшие на её душе.

— Я люблю тебя, — вдруг сказал Сомбра, глядя на накатывающие волны. Луна улыбнулась, чувствуя, как от сердца растекается тепло его слов.

— А я люблю тебя, — выдохнула принцесса, улыбаясь.

— Раз уж так, могу ли я пригласить тебя на свидание?

От неожиданности Луна засмеялась. Но Сомбра выглядел крайне серьезным и невозмутимым.

— Ты никогда не звал меня на свидания.

— Нам с тобой было не до того, скажем так. И, как я уже говорил, я хочу наверстать упущенное за двадцать с лишним лет.

— Тогда я с удовольствием приму твоё приглашение, — кокетливо хихикнула Луна. Сомбра склонился и поцеловал её в висок.

— Пойдем отдыхать. Ты устала сегодня за работой.

Но поспать не удалось.

Ночные дежурства Луны каждый раз были утомительными. Мчаться сквозь Паутину Сновидений, рвать тонкую ткань мириад реальностей, чтобы избавить кого-либо от страданий, угрызений совести и мучений каждую ночь выпало именно ей, и даже просыпаясь с усталостью и шумом в голове, Луна никогда не жаловалась. Да, она могла бы чувствовать себя лучше, но её работу ценят, её желание помочь принимают за чистую монету, не ища подвоха и повода выставить её в подлом, лицемерном свете. Она никогда, ни разу в жизни не выболтала чужого секрета, увиденного во снах подданных, если они не были преступлениями, на которые нельзя смотреть сквозь перья. Казнить преступников лишь за то, что им снятся их жертвы, тоже было нельзя, но Луна упорно искала доказательства, и работа поглощала её всю без остатка. Во времена, когда Шадия была ещё жеребёнком, только она и спасала принцессу от бешеных срывов.

Отпуск у Лунного моря закончился. Вечное изгнание из Кантерлота не было таковым на самом деле.

Началось все с того, что Селестия, решив навестить своих сестру и племянников, прилетела в их виллу на золотой колеснице. Нельзя сказать, что Луна была огорчена или раздосадована этим визитом, но сестра выглядела столь серьезно и озабоченно одновременно, что это не могло не вызвать беспокойства. А оно крыльями обхватило её сердце, как только белая аликорница ступила на каменную мостовую.

— Рада тебя видеть, Селестия, — дружелюбно улыбнулась Луна, стараясь сохранять спокойствие. Семейство расползлось по своим делам: Сомбра уснул где-то с час назад, и она не стала его будить, Шадия и Флёрри ушли на утреннюю прогулку по берегу, а Даркмун засел в библиотеке. Как обычно. Все привыкли, что утром Луна неприкосновенна, и сегодняшний день омрачало только предвестие бури, пришедшее вместе с живым солнцем.

— И я тоже, Лу, — ответила аликорница, обнимая сестру. Она прижала её крыльями и копытами, и Луна ответила тем же. — Давно мы с тобой не виделись, милая.

— Три года прошло, — пожала плечами Луна. — Ты приехала почти вовремя, Даркмуну через пару дней исполнится пять.

— И я была бы очень рада, если бы мое присутствие было обусловлено только праздником! — горестно вздохнула Селестия. Луна напряглась. Правда, продлилось её напряжение недолго: Селестия лукаво улыбнулась и хихикнула.

— Напугала я тебя, да? — она улыбнулась, и у Луны отлегло от сердца. — Но на самом деле я правда здесь, чтобы обсудить важную вещь.

— Пойдем в гостиную, — махнула крылом Луна. — Я прикажу заварить чай и принести закуски.

Они прошли в просторную комнату с панорамными окнами, из которых открывался чудесный вид на море. Крохотные фигурки Шадии и Флёрри брызгались у берега, и, казалось, можно было расслышать тихий визг и смех.

— Как у них дела? — кивнула в окно Селестия. — Кейденс писала мне о том, что случилось в Империи, но я только сейчас сумела приехать.

— Всё замечательно, — улыбнулась Луна, глазами ища дочь. Единорожка прыгала через пенные шапки волн, пытаясь уворачиваться от мокрых крыльев Флёрри. — Они отлично ладят друг с другом, много гуляют и играют с Даркмуном. Наверное, ты была всё же права тогда, знаешь. Им обеим нужен был близкий друг, в котором они так нуждались. Не думала, что у Флёрри с этим проблемы, если честно.

— Именно поэтому я и отправила Шадию в Кристальную Империю, — Селестия устроилась в мягком кресле, распушив крылья. — Но меня больше интересовало состояние Шадии. Тьма… рассеялась?

— Да, — Луна едва подавила желание судорожно расправить крылья. — Осела крошечными частицами по всему Эквусу. В таком виде она никому не угрожает.

— А Сомбра? — вопрос застал её врасплох. Селестия не интересовалась её отношениями с темным единорогом. Она подождала, пока слуги расставили приборы, и внимательно посмотрела на сестру.

— Если ты о тьме, что была в нем, то она тоже исчезла. Мы… обсуждали это сегодня ночью.

Луна невольно вспомнила о том, что было после разговора, и залилась краской.

— Ах, я вижу, — с доброй насмешкой протянула Селестия. — Что ж, в таком случае можно приступать к делу. Сначала я обговорю это с тобой, а затем с Шадией. Это касается и её тоже.

Луна выпрямилась, приготовившись внимательно слушать.

— Пришло время отдать бразды правления Твайлайт. Она готова.

Слова больно ударили под дых. Луна вспомнила слова Сомбры о том, что она может вернуться в Кантерлот, и они отозвались болью. Она осторожно села в кресло напротив Селестии, пытаясь собраться с мыслями.

— Неужели потребовалось столько времени, чтобы ты это осознала? — взвешенно проговорила Луна. — Мне казалось, Твайлайт была готова ещё очень давно.

— Возможно, — пожала плечами Селестия. — Но ты помнишь, что нападение Тирека, Кози Глоу и Кризалис не прошло для нас бесследно. Оно хоть и было давным-давно, но я помню, как мы все разгребали последствия.

Да, было. Больше всего Луну напугало то, что они столкнулись с теневой копией Сомбры, которую Дискорд создал сам, основываясь на скудных знаниях об оригинале. Получился весьма слабый и даже смехотворный, но хитрый враг, и Луну брал мороз по коже, пока не убедилась, что это лишь подделка.

— Тогда мы отложили коронацию Твайлайт, но сейчас в этом больше нет смысла. Ты давно не появлялась в Кантерлоте. Скажи, тебе нравится то, как ты сейчас живешь?

Луна задумалась. В общем и целом её устраивало пребывание у Лунного моря, которое само собой перестало быть отпуском. Рядом были её дети, Сомбра, которого она не хотела оставлять, и она по-прежнему делала свою работу. Что значил для неё статус принцессы? А для Шадии? Если Флёрри остается наследницей Кристальной Империи, то зачем он её дочери?

— Да, мне нравится жить здесь, — медленно ответила Луна, отрывая слова от сердца. Селестия мягко улыбнулась.

— Всё складывается как нельзя хорошо, сестренка. Мы с тобой передаем правление Твайлайт и наконец-то живем для себя. Не знаю, как ты, но я устала от бесконечных дворцовых дел. Мы вместе справлялись с ними долгое время, но нам тоже нужно отдыхать. Тебе удалось завести семью, и я безумно рада за тебя, но я не имею права отбирать тебя у Даркмуна и Шадии, а без тебя мне стало тяжелее справляться. Я обучала Твайлайт как достойную замену нам обеим, и она наконец-то стала ею.

— Да, я понимаю, — тихо проговорила Луна. — Ты права. Я и правда не хочу уезжать отсюда. По крайней мере, без моей семьи.

— Тогда мы должны сложить короны, — Селестия протянула ей крыло и коснулась перьями плеча. — Но не только мы — Шадия тоже. Она официально принцесса Звезд, но с учетом всего происходящего, она может сохранить королевский статус, если они с Флёрри займут трон Кристальной Империи вместо Кейденс и Шайнинг Армора. Тогда всё сложится так, как надо, и…

— И вы допустите, чтобы на троне Кристальной Империи сидел мой отпрыск?

Сомбра стоял в дверях, невыспавшийся, но крайне серьезный. Луна едва ощутимо вздрогнула и взглянула на него с мольбой о спокойствии. Это была их с Селестией первая встреча за почти пять лет, и Сомбра, распознав её просьбу, смягчился. Он прошел через гостиную и встал за спиной Луны, нежно опуская копыто на её плечи. Её сердце билось запертой в клетке птицей. Однажды Селестия настояла на том, чтобы Шадия поехала в Кристальную Империю. И чем это закончилось, Луна предпочитала не вспоминать. А теперь она снова хочет отобрать у неё ребенка.

— Если она того захочет, — кивнула Селестия. Она слегка напряглась, не сводя с единорога взгляда. Он сильно изменился за то время, что она его не видела, но Селестия не спешила верить изменениям.

— Не стоит забывать, что она убила нескольких жителей Кристальной Империи. Если ты и правительская чета смотрели на это сквозь перья, то не думаю, что граждане, потерявшие близких, будут столь же снисходительны.

Луна поджала губы. Пара несчастных пони превратилась в зомби, одна служанка умерла из-за того, что от страха у неё остановилось сердце. Они выплатили компенсации семьям, конечно, и принесли официальные изменения, но разве битсы заменят дочь или отца?

Только в жеребячьих сказках злодеев прощают сразу и навсегда. Реальность куда более жестока, ведь каждое действие имеет последствие. В какой-то степени Луна чувствовала, что виновата не меньше Шадии.

Её поступки привели к этому.

Что чувствовал Сомбра — она боялась представить.

Селестия нахмурилась.

— Но если она вечно будет прятаться, они не смогут её простить. Может, увидев, какой она стала, они…

— Селестия, я очень люблю свою дочь, — Сомбра сжал спинку кресла. — Но я не питаю иллюзий по поводу неё. Ты видишь жеребенка, которого хочешь посадить на блестящее кресло правителя, но на деле она не готова. Столько лет растить и подвергать испытаниям Твайлайт Спаркл, чтобы после этого дать корону своей племяннице, большую часть жизни прожившей в чулане, — Сомбра ласково погладил Луну по плечу, как бы успокаивая, — а потом и вовсе подвергнутой проклятию, превратившему её в монстра? Тебе не кажется это не только несправедливым, но и весьма глупым решением?

— Убедительно, — неохотно кивнула Селестия. — Но что ещё остается делать?

— Пусть Шайнинг Армор и Кейденс правят себе спокойно. Если моя дочь захочет, она присоединится к Флёрри в её наследственном праве. Если же нет, что ж, это будет её решение. Думаю, они придумают, как решить этот вопрос. Шадия не готова для роли правителя.

Луна посмотрела на него с благодарностью. Отречься от своей короны — хорошо, ладно, но потерять с таким трудом возвращенную дочь…

Селестия задумалась. Сомбра испортил её великолепный план толикой разумности, и аликорница была уверена, что при желании он найдет ещё тысяча и одну причину, по которой его дочь не может в нем участвовать. Не говоря уже о сыне.

— Мам, — Даркмун словно чуял, что о нем думают, — я закончил с книгой, можно мне зайти в библиотеку за но…

При виде сидящей Селестии жеребенок замялся, словно на мгновение застеснялся, затем нахмурился, переводя взгляд с родителей на тетю, но, не увидев ничего подозрительного, расслабился, подбежал к отцу и ткнулся носом ему в плечо.

— Держи ключ, — Сомбра левитировал ему небольшой ключик, который жеребенок тут же подхватил пока ещё слабо мерцающим телекинезом. — Жду от тебя пересказ.

— Да, пап, — угукнул жеребенок и скрылся за дверью. Прежде чем родители успели закатить глаза и крикнуть дежурную фразу, слабо-сиреневый телекинез обхватил дверь и закрыл её. Сомбра усмехнулся.

— Учится жеребенок, — проговорил он. Луна улыбнулась, тихонько хихикнув. Селестия поняла, что невольно улыбается, глядя на них. Единорог и правда не был похож на того, кого она видела раньше, а его трепетное отношение к Луне топило сердце.

— Что ж, — она всё же сбросила с себя цепи очарования. — В таком случае, сделаем так. Я и Луна отрекаемся от престола, передавая короны Твайлайт. А Кристальная Империя подождет своего часа.

На втором этаже что-то громыхнуло. Сомбра тяжело вздохнул и телепортировался со словами «опять он что-то уронил». Луна не изменилась в лице, будто для неё это было привычно, как дыхание. Недоумевающей Селестии она пояснила, что Даркмун несколько раз за последний месяц что-то роняет или взрывает, и каждый раз это что-то новое, сделанное в попытке получить кьютимарку. Меткоискатели отдыхают, в общем и целом.

Поделиться своими опасениями по поводу того, что Сомбра стремительно стареет, она не решилась. Не та была обстановка, да и Селестия не поймет.

Но она точно знала, кто разделит её горести рано или поздно.

Когда она вернулась с коронации Твайлайт, Сомбра был наполовину седой.

Резкие изменения во внешности он как будто бы не заметил, но встревоженная Шадия со слезами на глазах рассказала матери, что он большую часть времени ничего не ел и спал чуть ли не сутки напролет.

***

Когда стемнело, Луна слетела с балкона, плавно паря над притихшим садом. Она видела фигуру единорога, стоящую у калитки, и сердце совсем по-юношески подпрыгнуло в груди. Удивительно, что за столь долгую жизнь это было её первое свидание. Забавным и немного грустным было и то, что всю прелесть свиданий ей не было дано узнать, ведь их отношения с Сомброй не развивались от робких и неуверенных встреч до бурного романа. Успешно гонимое воспоминание о начале их отношений зловредно щелкнуло её хвостом по носу, но Луна мгновенно его отбросила, не позволив портить себе настроение. Тем более когда сердце так щемило от нежности при виде того, как улыбается уже заметивший её единорог, склоняя голову в почтительном кивке.

Она медленно опустилась рядом с ним, грациозно расправив крылья и столь же изящно сложив их. Сомбра чуть заметно усмехнулся, явно оценив её появление. Он галантно протянул копыто, и Луна протянула ему своё в ответ. Нарочито почтительный, почти что официальный поцелуй копыта заставил её улыбнуться — к чему такая вежливость, если вчера твои губы были такими пылкими, и целовали куда более интимные места!..

— Очаровательно выглядишь, — бархатным голосом сказал Сомбра, отпуская её копыто и выпрямляясь. Он не сводил с неё взгляд, и Луна даже немного смутилась. Когда-то давно он тоже смотрел на неё неотрывно, но выражение его глаз изменилось до неузнаваемости. Теперь в них плескалась бескрайняя нежность, в которую Луна окуналась с головой, с непривычки не зная, куда себя деть. После того разговора он очень изменился, и пускай всё то время, что они жили здесь, их углы постепенно сглаживались, сейчас их как будто насильно стесали. Такие резкие изменения её пугали.

Словно Сомбра пытался куда-то успеть, доделать все дела.

Лунная дорожка снова высветила серебряную прядку его волос, и Луна вздрогнула.

— Всё хорошо? — Сомбра разгадал тревогу в её выражении, и аликорница поспешила замотать головой.

— Да, всё прекрасно. Спасибо, — она запоздало ответила на комплимент, бросая на него взгляд из-под густых ресниц. — Ты так внимателен.

Он без сомнения заметил, что Луна готовилась к этому свиданию, как и он сам, впрочем. Она нанесла легкий, но эффектный макияж, и не отказалась от небольших украшений. Её волосы украшала жемчужная сетка, а на груди висела облегченная ажурная версия нагрудника. Он прикрывал скошенную шерсть шрама, но смотрелся воздушнее и легче её повседневного украшения.

Сомбра же накинул элегантный плащ и уложил волосы в низкий хвост, который закрепил неприметной резинкой. Удивительно, но это его только красило. Луне казалось, что ему пошла бы любая одежда: что пафосная королевская мантия, что наряд обычного работяги. Вычурность, к которой он имел столь сильное пристрастие в прошлом, уступила место простоте и элегантности.

— Тогда позвольте пригласить вас на романтическую прогулку, ваше высочество? — Сомбра склонил голову, пряча улыбку. — Что может быть прекраснее прогулки под луной у берега дивного моря?

— Лишь ваше красноречие, — подыграла ему Луна, кокетливо посмеиваясь. — Позволяю. Ночь сегодня и правда чудесная.

— Как и всё, что выходит из-под вашего копыта, — мурлыкнул Сомбра, касаясь плечом её плеча.

Луна улыбнулась, почувствовав тепло этого прикосновения. Ночь была теплой, но ветер с моря освежал её, заставляя слегка пушиться перья и взъерошивать шерсть. Они шли рядом, касаясь друг друга, и болтали о какой-то совершенной ерунде. И Луна чувствовала, что ей этого не хватало. Просто быть рядом с пони, которого она по-настоящему любит. Она долго шла к этой любви, и в тайне гордилась тем, что смогла её достичь, хотя, как сама себя Луна одергивала, гордиться нужно было Сомбре. Он изменил себя до неузнаваемости — ради неё. Впрочем, как ей казалось, всё то, что она видела сейчас, было в нем заложено. И в других обстоятельствах, кто знает, может, они бы узнали и полюбили друг друга, начав с таких же непринужденных свиданий и неуверенных робких встреч. Хотя робость им обоим не полагалась по статусу.

Но жизнь сложилась так, как сложилась, а прошлое для того и прошлое, чтобы его не вспоминать.

Они подошли к морю, и Луна поежилась. Ветер шаловливо дергал за уложенные в сетку волосы, вытряхивая непослушные текучие пряди, а крылья сами собой плотнее прижимались к телу. Сомбра заслонил её собой, загораживая от прохладного бриза, стряхнул с плеч плащ и бережно укутал её, едва уловимо касаясь копытами её груди и плеч. Луна следила за тем, как аккуратно и медленно он закрепляет каждый крючок, с какой напускной небрежностью и мягкой улыбкой расправляет складки, и чувствовала, как сердце заходится в восторженном плясе. Он взглянул на неё с игривой ноткой в глазах, и Луна потянулась вперед, чтобы положить голову ему на плечо. Сомбра перехватил её намерение и мягким движением притянул к своему лицу, на секунду застыв. Они почти что соприкасались губами, но он словно специально бросил взгляд сначала на них, а затем на её глаза, и только потом подался вперед. Нежный и ужасно целомудренный поцелуй заставил Луну дернуть хвостом. Как умело он играл, и как же невыносимо весело было знать, на что способны эти губы, когда их не сковывают рамки роли!

— Ну Луна, — укоризненно проговорил Сомбра ей в губы, улыбаясь против воли. — Мы же договорились.

— Я знаю, — хихикнула Луна, потеревшись о его щеку носом. — Но мне очень смешно, прости.

— Мне тоже весело, но я же не выхожу из роли! — он мазнул губами по её скуле. — А ты всё хихикаешь.

— Просто у тебя актерский талант, а у меня нет, — снова хихикнула Луна, переплетая их копыта и прижимаясь щекой к теплой шее Сомбры. Он склонил голову, кладя морду ей на затылок и шумно вздохнул.

— Что ж, будем считать, что с играми мы закончили. Прогуляемся?

— Давай просто вот так постоим, — попросила Луна. — Ты такой теплый.

Сомбра молча согласился, покрепче прижавшись к ней. Они смотрели на море, слушали шум прибоя и крики далеких чаек, и казалось, что больше в мире ничего и нет. И ночь будет длиться вечно, как их объятия, и поцелуи будут столь же нежными, как волны, лижущие песок. Луна чувствовала, что ещё немного, и им придется искать укромный уголок. Или, наплевав на приличия, заняться любовью прямо тут. Неоспоримый плюс ночи, который раньше она считала её сущим недостатком, это то, что она укрывала любой поступок от чужих глаз. И кому как не ей этим пользоваться.

— Луна, — тихо произнес Сомбра, когда она недвусмысленно целовала его шею, — постой.

— Почему? — мурлыкнула она, едва замедляясь. Сомбра мягко надавил на её плечо, чуть отстраняясь, и нежно поцеловал в щеку.

— Мне нужно собраться с мыслями и сказать тебе кое-что важное.

Луна не стала снова приближаться, попыталась поймать его взгляд. Сомбра смотрел куда-то вдаль, словно действительно собирался с духом. Но для чего?

Луна не могла предположить. Что-то случилось? Что-то с детьми? Или с ним самим? Её лицо тут же наполнилось тревогой, но Сомбра посмотрел на неё, и Луна не увидела в его выражении намерений рассказать о чем-то плохом. Он смотрел и словно видел божество воплоти, настолько благоговейным и одухотворенным был его взгляд.

— Ты прекрасна даже когда тревожишься, — прошептал он. — Не стоит. Всё хорошо, правда. Я очень люблю тебя, Луна. И поэтому хочу спросить, — он прочистил горло и зажег рог, а сам склонился вниз, припадая на одно колено. Луна ахнула, — ты станешь моей женой?

В облачке красного телекинеза перед ней порхала темная коробочка с кольцом. Тонкая изящная полоска белого металла была украшена небольшим бриллиантом, но достаточно роскошным, чтобы быть достойным принцессы. Сомбра выжидающе смотрел на неё, казалось, не дыша.

Луна застыла, не в силах ни издать звук, ни двинуться. Мороз пробежал у неё по спине, и вдруг стало холодно даже под теплым плащом. Сама мысль о том, что это изящное украшение скользнет по её рогу, внушала ужас.

Сомбра всё так же стоял на одном колене, терпеливо ожидая её ответа.

А Луна не знала, что ему отвечать.

Ей стало до жути неловко и дурно, и неожиданно цепкой лапкой в сердце вцепился задушенный страх. Что происходит? Всё как-то неправильно!

— Сомбра, это точно ты? — ничего умнее она ответить не могла! Дура набитая! — Тебя случайно чейнджлинги не подменили, пока меня не было?

Она тут же прикусила губу, к несчастью, не успев подавить истеричный смешок.

Выражение лица Сомбры было нечитаемым. В его глазах как будто тлел уголек надежды, но она присыпала его пеплом, и тот стремительно догорал.

— Я буду стоять так, пока ты не ответишь, — сдержанно проговорил он. Луна замялась. У неё тряслись поджилки. Что с ней происходит? Её возлюбленный сделал ей предложение, почему её так сковал страх, словно её ведут на эшафот?

— Н-не надо, — Луна замялась, озираясь по сторонам, как будто теплая южная ночь могла протянуть ей копыто помощи и разрешить неловкость. — Сомбра, встань, пожалуйста, не стой так передо мной!

Единорог упрямо склонил голову, но шумный выдох подсказал Луне, что её слова ему не понравились. Она сглотнула, наблюдая, как он медленно выпрямляется, и как гаснет телекинез, а коробочка закрывается с громким хлопком и опускается на его копыто. Резкий звук заставил её вздрогнуть, и Луна опустила глаза в рыхлый мокрый песок, стараясь не смотреть на Сомбру.

Не видеть обиды и разочарования в его глазах.

— Почему? — спросил он не своим голосом. Луну продрал мороз до костей от того, как спокойно он звучал. В нем не было разочарования, гнева или обиды, только отчужденная безысходность, и это в который раз доказывало, как же мастерски Сомбра сумел овладеть собой за несколько мгновений. И Луна лишь догадывалась, чего ему это стоило.

— Я… я не знаю, — пролепетала она, чувствуя себя оправдывающейся школьницей. Ей стало ужасно стыдно, словно она обманула и её обман вскрылся. Луна отпрянула на несколько шагов. — Я не знаю, это всё так неожиданно и резко, Сомбра!

— У нас двое детей, ты серьезно думала, что я никогда не позову тебя замуж?

Она слышала, что он теряет самообладание. Каждое слово как нож в сердце, только Луна знала, что они летят не в неё.

— Я думала, что нам это не нужно!

— Может, конечно, сейчас что-то изменилось, — Сомбра не сводил с неё тяжелого взгляда, — но во времена, когда жил я, да и ты, если мне не изменяет память, любившие друг друга пони вступали в брак и не считали это чем-то не нужным.

— Не смотри на меня так, — взмолилась Луна, не выдерживая. Слезы подступали к горлу, а щеки залил стыдливый румянец. — Сомбра, прости меня, пожалуйста, прости, я не знаю, я не могу…

Ей стало дурно. Луна судорожно глотала воздух, подставив лицо бризу. Когда она снова осмелилась взглянуть на Сомбру, он уже не смотрел на неё. Он смотрел на коробочку с кольцом, и Луна не видела его глаз.

— Ты сказала мне, что ты счастлива со мной, — тихо и горько проговорил он, но для Луны его слова обернулись громом. — Что ты любишь меня. Но даже спустя столько времени… ты боишься меня.

Сомбра повернул копыто, и коробочка соскользнула на рыхлый мокрый песок. Луна дернулась было вперед, чтобы поднять её, схватить единорога за плечо и прижаться к нему, заласкивая до беспамятства его шею и лицо, вдохнуть запах его шерсти, на которую уже опустилась морская соль, и уверять, что она любит его, что она правда счастлива с ним, что она будет с ним…

Но она не сдвинулась с места.

Между ними стремительно росла пропасть, и любое неверное действие только расширило бы её.

Как и бездействие.

— Сомбра…

— Я тебя понял, Луна. Ты сказала мне достаточно.

Он растворился в ночи клубком тумана, но горечь, с которой он это произнес, Луна перекатывала на языке весь остаток ночи.

Она почувствовала горячие слезы на щеках, и наконец-то сорвалась с места, бросаясь к коробочке. Её уже успела окатить волна, и ещё минута промедления унесла бы шкатулку в море, но Луна копытами взрыла песок и прижала её к груди. Песок прилип к шерсти и ажурному нагруднику, но она не обратила на него внимание. Шкатулка пульсировала у неё в копытах, словно это было сердце, которое она так неуклюже разбила.

— Что я натворила, что я наговорила, — шептала Луна, прижимая коробочку к груди. — Как же я его обидела! Что со мной не так?

Почему спустя столько времени мне всё равно страшно принадлежать ему?

***

Вернувшись под утро, она не нашла его в спальне. Луна с тяжелым сердцем обошла весь дом, но единорога и след простыл. Она металась по комнатам как неприкаянная, пока совсем не выбилась из сил. Тяжело было даже дышать от снедающей тревоги. Куда он ушел? Что ему сказать, когда он вернется? И вернется ли он?

Какая же она дура!

Ей снилась сплошная гадость, и пот липкой струей тек по спине и ребрам. Она проснулась задолго до заката, нервная, дерганная и до крайней степени встревоженная. Ни сын, ни дочь не показывались на глаза, словно были в курсе её поступка и теперь заочно осуждали непутевую мать. Луну трясло и мутило. Нужно было срочно испросить совета, потому что сама она не могла понять, почему отреагировала именно так. Право, любая другая кобыла на месте неё рыдала от счастья и висела на шее новоиспеченного жениха! Луна боялась представить, что Сомбра будет теперь делать. Ей безумно хотелось, чтобы он немедленно оказался рядом с ней, обнял и утешил, заверил, что её замешательство ничего не значит, что он по-прежнему её любит, но Сомбра был не из таких. Он наверняка подумал, что она ему солгала, когда он раскрывал перед ней душу, что она всё это время притворялась и избегала разговоров о прошлом, чтобы не вызывать подозрений.

Сомбра терпеть не мог ложь.

От осознания того, насколько сильную трещину её поступок породил в их отношениях, у Луны стучали зубы, и живот скручивало судорогой, словно кто-то властным копытом связал все внутренности в узел. И она не имела ни малейшего понятия, как с этим бороться.

— Мне нужен совет, — пробормотала она. — Мне нужен совет Кейденс. За что мне все это?!

***

Сомбра ощущал подобное отчаяние лишь однажды: когда не мог придумать, как спасти свою дочь из лап тьмы.

Он не спал остаток ночи, пытаясь переварить произошедшее и никого не покалечить. Неужели всего того, что он сделал, было недостаточно, чтобы добиться её доверия? Неужели он настолько её сломал тогда, что она до сих пор его боится? Почему именно сейчас, когда он решился на серьезный шаг в их счастливых, по её словам, отношениях, они дали трещину?

Что он сделал не так? Почему предложение стать его женой так её напугало?

Вопросы, ответы на которые он не знал, а догадки больно кромсали сердце.

Оно ныло и тянуло вниз. Он чувствовал себя одновременно оскорбленным, обиженным и разгневанным, но гнев был направлен не на Луну, а на себя самого. Хотя, чего кривить душой, на Луну он тоже злился. Он старался изо всех сил, он пытался загладить вину как мог. Он пережил столько всего, потеряв её, и потерял ещё больше, вернув. Ужасы Бесконечного Коридора оставили на нем свой кошмарный отпечаток, и шрамы ныли, словно их прокаливали тонкой проволокой.

Но для неё всех этих тягот не существовало. Подвиг, который он совершил ради неё, остался в тайне. И Сомбра не стремился рассказывать ей всё и бахвалиться, как он изменился ради неё. Он хотел, чтобы она сама это увидела, да и считал недостойным такое детское поведение.

Теперь он, пожалуй, даже жалел, что не рассказал хотя бы часть. Хотя бы то, как он оставил девочек, потому что поклялся, что использует любую возможность её спасти.

На глазах навернулись кипучие слезы. Как принять, что этого всего считай, что и не было? Как принять, что это не по-настоящему визжала от боли Флёрри и кричала ему вдогонку Шадия «не оборачивайся», задыхаясь от боли и баюкая подругу на копытах?

Даже рождение сына не изгнало из её сердца страх, чьи семена Сомбра так бережно взращивал в темном прошлом.

Сомбра почувствовал, как челюсти сами собой сжались до боли в деснах.

Ненависть заполняла его до краев. Она, казалось, плещется на дне его глаз, горящих в темноте бесовской искрой. Он закрыл лицо копытами, силясь успокоиться и боясь увидеть блики пламени в зеркале. Большую цену пришлось заплатить за то, чтобы от них избавиться.

Как же он жалок. Как он смел надеяться, что его действительно простят? С чего ему вообще в голову взбрело, что Луна навсегда избавилась от страха, если он так старательно и тщательно вплавливал ей его в душу? Тройственный аликорн был прав. Он убил Луну, которую знала Селестия, а на её место пришла лишь тень, оставшаяся от былого игривого и твердого характера принцессы ночи. Он ведь видел, какой она была без него, и каждый раз снова и снова не переставал чувствовать, как сильно нуждается в ней, заботливой, веселой и верной Луне, которую он сам когда-то изничтожил.

Мразь. Бессовестная и мерзкая скотина, вот он кто.

Мир для него потерял звук и цвет, осталась только звенящая тишина, давящая на голову своим весом. Ничего на самом деле не исправить. Он не смог выбраться из своего кошмара. Коридор наверняка заливался призрачным хохотом, глядя на то, как он видит чудесный сон, превращающийся в кошмар, чтобы потом проснуться в холодном поту и рыдать до сорванного горла о том, что он посмел проснуться.

И его отражение стремительно старело, будто это была очередная отвратительная шутка Коридора.

Сомбра взревел и впечатал копыто в ненавистное зеркало. Брызнули осколки стекла, осыпав стол и пол, покачнулась столешница, и Сомбра тяжело оперся на неё, чтобы совсем не опрокинулась. Боль отрезвляла. Это не сон. Во сне нельзя чувствовать боль.

Но горькие мысли не отступали.

Она так и не простила его. Не перестала его бояться.

И его это ранило больше, чем её отказ.

— Папа?!

Он рухнул на мягкий пуфик у зеркала и повернул голову к двери. В проеме стояла обеспокоенная Шадия. В её глазах плескалась тревога, а как только она увидела зеркало, то подбежала к нему и схватила за копыто.

— Что случилось? У тебя кровь!

— Поранился, бывает, — буркнул Сомбра, слабо обращая внимания на застрявшие в копыте осколки и сочащуюся кровь. Шадия метнула на него недовольный взгляд и принялась в срочном порядке обрабатывать его копыто.

— Ты не ответил, что случилось.

Сомбра взглянул на нее и подивился, как же она похожа и на него, и на мать. Она вытаскивала стекло из его копыта при помощи телекинеза и говорила его интонациями. А ему казалось, стоит отвести глаза, что это Луна рядом, вот-вот расправит в недовольстве крылья.

— Я сделал твоей матери предложение, — с горечью засмеялся Сомбра. Шадия недоверчиво его оглядела.

— Поздновато ты как-то. У вас двое детей уже. Про себя я вообще молчу, но перед рождением Даркмуна ещё было можно момент подгадать.

— Да уж, ауч! — он дернулся, когда дочь вытащила крупный осколок. Кровь полилась на пол.

— Не шипи и не дергайся, а то больнее будет, — недовольно шикнула на него Шадия, магией закрывая ранки. — Как я понимаю, если бы она согласилась, ты бы стекла не бил.

— Да, — выдохнул Сомбра, прижимая раненое копыто к груди. Шадия вздохнула, тряхнула челкой и посмотрела на него с выражением усталого сочувствия.

— Странные вы. Столько лет жить вместе, не думая о браке, а потом как гром посреди ясного неба. Чем он тебе так понадобился, что ты аж до копытоприкладства к несчастной мебели дошел?

Сомбра криво усмехнулся, хотя чего-чего, а смеяться ему не хотелось. Он взглянул в разбитое зеркало — десятки маленьких разбитых отражений его самого. Одно несчастней другого.

— Я просто хотел хотя бы раз в жизни сделать что-то правильно, — с грустью в голосе произнес он. — Я отвратительный отец, я отвратительный возлюбленный, и я хотел хотя бы быть хорошим мужем, но в итоге всё стало хуже некуда!

— Ну, во-первых, ещё не стало, — Шадия положила копыто ему на плечо. — Я абсолютно уверена, что мама за столько лет жизни бок о бок с нами уже давно считала тебя мужем и без предложения. Родители из вас обоих не фонтан, уже не обессудь, но на Даркмуна вы немножко подзабили на мой взгляд. Не смотри на меня так. Во-вторых, мама, конечно, великовозрастной аликорн, но в первую очередь не забывай, что она кобылка. А кобылкам свойственно впадать в ступор когда не надо, может, она просто растерялась. Я бы на её месте точно растерялась.

— Не думаю, — покачал головой Сомбра, силясь представить, как бы его дочь отреагировала на предложение о замужестве. Тут же в памяти всплыл небезызвестный капитан ночной стражи, которого ему всё ещё хотелось убить самым жестоким образом. Причем чуть ли не с первой секунды его появления.

— Я к чему, — Шадия убрала копыто и улыбнулась ему, — не всё так плохо. Может, вам стоит подумать над вашими отношениями. Посидеть, поговорить, всё обсудить. Может, побыть наедине с собой, чтобы разобраться.

— Тут дело в другом, дочь, — Сомбра покачал головой, а лицо его имело вид крайне болезненный. — Она всё ещё боится меня.

Шадия замолчала, потупив глаза в пол. Они оба когда-то посеяли смуту в душе Луны, и вспоминать об этом было чертовски больно.

— Знаешь, ты права, — вдруг снова заговорил Сомбра. — Пожалуй, мне стоит всё обдумать в одиночестве. Присмотри за Даркмуном. Если я буду нужен, ты знаешь, где меня найти.

Шадия понуро кивнула. Гадкое ощущение, оставшееся привкусом во рту, не давало ей покоя.

— Ты надолго?

— Не знаю. Надеюсь, что нет.

Сомбра растворился чёрной дымкой, упорхнувшей с балкона, а Шадия со вздохом начала собирать осколки.

***

— То есть, он сделал тебе предложение, а ты его отшила?!

Кейденс даже чашку из облачка телекинеза выронила. Звон битой керамики заставил Луну прижать уши, а чай растекся по полу живописной коричневой лужицей. Принцесса тут же подобрала осколки и вытерла всё тряпочкой, не сводя глаз с Луны.

— Я его не отшивала! Я ничего вразумительного ему не ответила и наболтала какой-то чепухи. Ужас как стыдно! — она закрыла глаза копытами. — Ужасно стыдно! Я его так обидела!

— Да уж, казалось бы, кто из нас дольше живет…

Луна убрала копыта и вперила в Кейденс жесткий колючий взгляд.

— Да шучу я, шучу, — замахала копытами аликорница. — На самом деле всё правильно, ты разбираешься в своей области, я в своей. Попробуй понять, что тебя так испугало в его предложении.

— Я не знаю, — вздохнула Луна. — Я просто впала в ступор, и сколько бы я не думала, я не могу понять.

— Правильный ответ самый простой, — пожала плечами Кейденс. — Над ним долго думать не надо. Ты согласилась на семью с ним, ты живешь с ним, делишь постель и воспитываешь сына. Значит, тебя пугает не совместный быт брака, как большинство пони, а что-то иное.

— Я думала нам и так замечательно, — буркнула Луна, вздыхая. — Я не понимаю, зачем он ему нужен!

— Он же тебе честно и прямо об этом сказал. Он любит тебя. А когда двое пони любят друг друга, они женятся. Связывают себя узами брака, обязуются быть рядом друг с другом в горе и радости, здоровье и немощи…

— А я не хочу себя связывать, — выкрикнула Луна и резко замолчала. Вот оно.

Связывать. В памяти заклубилась картинка. И слова. Издевка, которая ещё долго звенела у неё в ушах, когда рог обжигал скользящий по нему блокатор магии.

«Вот так. Это кольцо делает тебя моей. Без магии ты не такая смелая, правда? Ничего, моя любимая жена, это только начало».

Луну аж передернуло. Кейденс сочувственно смотрела на неё.

— Это связано с вашим общим прошлым, не так ли?

— Да, — выдохнула Луна, снова съеживаясь в кресле. — Он… он тогда был не в себе, и я знаю это, и знаю, что сейчас такое отношение ко мне он не позволит, но… Оно ведь всё равно осталось где-то внутри. Глубоко-глубоко, но оно там есть! И меня пугает, что, женившись на мне, оно снова вылезет. Пока я живу с ним бок о бок, всё более или менее безопасно, а получив статус жены, я как будто… потеряю свою свободу.

— Луна, позволь напомнить, что ты принцесса Эквестрии, — Кейденс протянула ей платочек. — И сейчас ты не в плену, а очень даже наоборот. Если начнется что-то подозрительное, ты всегда можешь выйти на связь со мной, Селестией, да даже с Твайлайт. Моя дочь, по моему скромному мнению, тоже не позволит никого обидеть из её окружения, да и Шадия сейчас в курсе вашей истории, так что сможет очистить зерна от плевел и принять правильное решение. Ты не одна. И ты не потеряешь свободу, если выйдешь замуж за пони, который тебя любит. Я, конечно, близко с ним не общалась, но ты же знаешь, что такие вещи для меня очевидны и естественны. И я могу тебя заверить, Сомбра действительно тебя любит. А после всего, что произошло, исчезла та дымка, что скрывала его сердце. И оно отдано только тебе, — Кейденс откинулась в кресле. — Я такое видела лишь однажды, и тогда мы с мужем победили чейнджлингов.

Луна не заметила, как расплылась в робкой улыбке. По ногам сновали мурашки. Слышать такое было приятно. И знание о любви к ней заставляло расходиться волну тепла в груди.

— Ты боишься его из прошлого, но Сомбра теперь совершенно другой. Он всё это время кропотливо менялся ради тебя, и если даже в нем есть прежняя жестокость, она не будет обращена в твою сторону, — Кейденс опустила глаза, словно её что-то расстроило. — Хотя у меня сложилось впечатление, что он устал от неё вовсе.

Луна мгновение колебалась, встревоженная новым звоночком.

— Ты заметила, что он выглядит уставшим?

Кейденс подняла на неё изучающий взгляд.

— Я не уверена, всё-таки мы хоронили Плаэнт поздно ночью. Но в нем не чувствовалось прежней стали, ни в голосе, ни в поведении. Он даже сказал, что мы могли бы стать хорошими друзьями, если бы не сложившиеся обстоятельства. Не знаю, почему, но меня это слегка насторожило.

— Он стал стареть, — произнесла Луна, выплескивая всё свое волнение. — После того, как мы вернулись из Кристальной Империи, я заметила, что он начал седеть. Не по одному двум волоскам, а десятками. Что если, освободившись от тьмы, он утратил бессмертие? И было ли оно у него, если большую часть времени он провел во льдах, а когда не был в них, то пользовался капсулой анабиоза?

Кейденс молчала, обдумывая её слова, но молчала недолго. Она едва выдохнула и снова взглянула на Луну.

— Если он знает об этом, а я почему-то уверена, что он знает… ты его не просто обидела, Луна.

Аликорницу трясло. А если и правда? Если он сделал ей предложение, потому что знал, что скоро всё закончится? И хотел провести с ней как можно больше времени, сделать всё правильно, как нужно…

— Так, — Кейденс внезапно оказалась рядом и схватила её за плечи. — Не паникуй раньше времени. Может, мы с тобой всё надумываем. К тому же, что мешает ему пользоваться капсулой и дальше, правильно?

Коктейль из страха и любви вещь по истине ужасающая. Сердце зашлось истерическим воплем, и всё её существо потянулось к Сомбре. Она не могла его потерять, не желала его терять!

Она не позволит ему умереть.

Луна почувствовала, как неведомая сила подорвала её с места и бросила в двери.

— Я должна идти к нему! — запоздало бросила она Кейденс. Та не последовала за ней, осталась сидеть на месте, тихонько и нежно улыбаясь.

***

Дорога измотала её, но и слегка успокоила. Лететь так далеко было непривычно, но Луна знала, что у неё достаточно сил на такой путь. В случае чего, всегда можно использовать магию, чтобы ускориться или телепортироваться подальше. Ветер в лицо приводил мысли в порядок, и принцесса наконец-то знала, что делать.

Отринуть страхи, сожаления и сомнения.

И надеть кольцо, бережно спрятанное за нагрудником.

Принять его предложение и извиниться. Объяснить, что она просто испугалась и запуталась. И прижаться к серой груди, разукрашенной узорной сетью шрамов, обнять и вдохнуть запах его шерсти и гривы, и почувствовать на плечах тяжесть его копыт.

А потом любить его до беспамятства.

От предвкушения задрожали крылья. Луна смущенно улыбнулась сама себе и ускорилась. Словно стрела, она мчалась домой, чтобы воплотить свою фантазию в жизнь. Она приземлилась на балкон, оглядела себя, пригладила перья и достала кольцо. Оно было совершенно невесомым, и даже слегка терялось в облачке телекинеза. Луна выдохнула и надела кольцо на рог, зажмурившись. Оно скользнуло к основанию рога и село как влитое. Луна его даже не чувствовала, и её магия никуда не делась.

Вот и всё. Всё так просто. И совсем не страшно.

Она счастливо улыбнулась. Грудь распирало от радости и восторга. Сейчас она зайдет в комнату, Сомбра увидит на ней кольцо и всё будет как прежде. Она растворила двери, заглядывая внутрь, чтобы глазами отыскать статную фигуру и зайти как можно незаметнее.

Взгляд наткнулся на разбитое и окровавленное зеркало.

Ужас сковал её сердце железным копытом. Луна едва сдержала крик, осматривая брызги крови на зеркале и простынях. Она тут же метнулась в комнату дочери, но та шла прямо к ней по коридору, и Луна чуть не сбила единорожку с ног.

— Ой, аккуратнее! — пробормотала Шадия, отступая на пару шагов. — Убьешь же!

— Где Сомбра? — она не смогла даже извиниться за то, что чуть не затоптала дочь, лишь схватила её за плечи и притянула к себе. — Шадия, что случилось, почему в спальне кровь, где он?!

— Так, мам, успокойся, — Шадия даже проморгаться не успела, как мать затрясла её за грудки. — Папа немного психанул и разбил зеркало, поранился, но не критично, я ему копыто обработала. Что у вас случилось?

— Твоя мать — великовозрастная дура, вот что случилось, — буркнула Луна с облегчением. Просто поранился. Она отпустила дочь и закрыла глаза, пытаясь выровнять дыхание и успокоиться. — Он решил позвать меня замуж, а я не дала вразумительного ответа. Где он?

— Мне он сказал, что ты ему отказала, — задумчиво протянула Шадия, потерев подбородок. — Похоже, очередное недоразумение, которое выбило вас обоих из колеи.

Она заметила кольцо на её роге и недоуменно приподняла бровь в совершенно отцовской манере.

— Я ему не отказывала, — пояснила Луна. — Я растерялась и испугалась, но сейчас я всё обдумала и хочу с ним поговорить. Куда он ушел?

— Он сказал, — вздохнула Шадия, — что я знаю, где его найти. Так что, полагаю, он в своем последнем пристанище. Дорогу помнишь?

— Да, — Луна порывисто чмокнула дочь в щеку и побежала к окну. — Спасибо!

— Да не за что, — в спину ей усмехнулась Шадия, но Луна её уже не слышала. — Ох уж эти взрослые, столько трудностей из ничего.

— Сестренка, почитаешь мне? — Даркмун выглянул из-за угла. Шадия обернулась к нему, кивнула и погасила светильник на стене. Оставалось надеяться, что мама сможет поднять луну в полете.

***

Луна мчалась обратно чуть ли не быстрее, чем летела домой. Ей пришлось сделать небольшую остановку, чтобы поднять луну, звезды она оставила на Шадию. Они не заставили себя ждать, и Луне оставалось лишь гордиться тем, какой она стала ответственной. У Кристальной Империи её застали снежные бури, и аликорнице пришлось немного поколдовать, чтобы крылья не заледенели окончательно. Перед запертой скалой она уже буквально упала, изнемогая от ветра и мороза, но упорства Луне было не занимать. Кое-как, но она доползла до двери, с горем пополам вспомнила, как её открыть, и ввалилась внутрь, моментально ахая от обдавшего окоченевшее тело жара.

— Тепло, — простонала она, мотая головой. С мокрой шерсти сыпались градом капли. — Наконец-то тепло.

Почему-то она испытала дежавю.

Немного придя в себя, она поднялась на ноги и прошла вперед. Голова дракона, лежащего головой в озере, хранила на себе следы ритуального кинжала, которым Сомбра добывал кровь. Луна лишь подивилась тому, что за столько лет она не сгнила и не разложилась. Время здесь как будто застыло, и лишь мерное бурчание воды разбавляло его тихий ход.

— Сомбра! — позвала она, надеясь, что единорог услышит её голос и выйдет навстречу. Помнится, у него была целая система, благодаря которой он знал обо всем, что происходит в пещере. — Сомбра, пожалуйста, нам надо поговорить! Прости меня!

Пещера отвечала ей лишь эхом. Мелькнула мысль, что он, вполне возможно, лег в капсулу, чтобы заживить порезы, поэтому она пошла к тайной комнате, смутно вспоминая маршрут. Пройти правый коридор, дойти до спальни, там будет лепнина…

Решать кучу загадок ей не пришлось, двери были открыты, словно приглашали её зайти. Сомбра, на удивление, просто спал, свернувшись под одеялом, на своей старой кровати. Его копыто действительно было перевязано и на бинтах проступали пятна крови, но Луна испытала неимоверное облегчение, увидев его спящим.

— Слава Селестии, — выдохнула она, смаргивая слезы. — Ты жив.

Она обогнула кровать, осторожно забралась на матрас и прижалась к широкой спине единорога. Он поморщился во сне, но не проснулся. Луна уткнулась ему в шею, уже не сдерживая слёз. Он просто спит, с ним всё хорошо, и она больше никогда его никуда не отпустит, а свои страхи прогонит куда подальше.

— Прости меня, — прошептала она, целуя его скулы и линию подбородка. — Прости, пожалуйста, прости.

— Луна? — сонно, ещё не до конца проснувшись, позвал её Сомбра. Она приподнялась на копыте, нагнулась вперед, чтобы видеть его лицо. Единорог слабо открыл глаза, тусклые и блёклые, и у принцессы защемило сердце.

— Да, я здесь, — горячо прошептала она, обнимая его и укрывая крыльями. — Я тут, любовь моя, всё хорошо.

Луна продолжала осыпать его поцелуями, пока единорог окончательно не проснулся и не поймал её лицо в нежном, но твердом движении копыт.

— Зачем ты пришла?

Луна лишь раздраженно дёрнула ухом, не принимая во внимание то, как грубо звучал этот вопрос. Она развернула единорога к себе лицом и припала к его груди, вжимаясь в неё всем телом, стремясь увеличить площадь их соприкосновения.

— Извиниться, — серьезно ответила она, сжимая его копытами. Сомбра на объятие ответил не сразу, и это сделало ей больно. — Прости меня. Пожалуйста, прости!

— Это я должен извиняться перед тобой, — выдохнул Сомбра, лаская её шею и плечи. В его голосе лучилась нежность и грусть. — Не знаю, сколько ещё раз мне придется просить прощения, но пока ты не перестанешь меня бояться, я не смогу…

— Я не боюсь тебя, — честно ответила Луна. Сомбра замолк. — Я боялась тебя из прошлого. Но сейчас ты — совершенно другой пони. Тот Сомбра, что украл меня, не стал бы делать мне предложение и ждать моего согласия. И он бы не стал спасать меня раз за разом, как это сделал ты.

Единорог молчал. Луна чуть отстранилась, чтобы он мог видеть её лицо. Он смотрел на неё с какой-то безысходной тоской, но стоило принцессе глазами указать на свой рог, как его лицо просветлело. С него, словно мел с доски, стерлась тоска, а на её месте появился сияющий восторг и неописуемая благодарность.

— Я хочу быть твоей женой, — прошептала она, улыбаясь и заливаясь румянцем. Ну право юная пони на выданье! Сомбра улыбнулся ей в ответ и шумно выдохнул. А затем звонко рассмеялся, обнимая её как следует и целуя куда придется.

— Я люблю тебя, — выдохнул Сомбра, садясь вместе с ней на кровати. — Я уж думал, что всё пропало.

— Я тоже, — серьезно кивнула Луна, кладя голову ему на плечо. — Я право не хотела тебя обидеть. Растерялась и разволновалась, как последняя дурочка, это правда. Понапридумывала себе глупостей.

— Шадия мне что-то подобное и сказала, — усмехнулся Сомбра, прижимаясь к ней. — От Флёрри научилась поди.

Луна засмеялась. Её сердце снова билось ровно и четко. И тепло, которое шло от Сомбры, согревало лучше, чем вся одежда мира.

— Помнится, — мурлыкнула она, губами касаясь его шеи, — на пляже мы остановились примерно на этом.

Сомбра взметнул брови, глядя на неё снизу вверх, но то, как он втянул воздух ноздрями, лишь раззадорило Луну ещё больше.

— Да? Тогда можно продолжить.

Луна выдохнула, чтобы тепло её дыхания обожгло ему шею. Сомбра всегда практически сразу сходил от этого с ума. И вот сейчас тоже — навис сверху, вжимая её в кровать, и целовал от кончика рога до кончиков копыт.

И они любили друг друга весь остаток ночи, пока совершенно не выбились из сил.

Сомбра обнимал её. Луна растворялась в тепле их тел, в нежности, с которой он слегка поглаживал её плечо, и решительно не хотела шевелиться, чтобы не разрушить эту гармонию. Сомбра разделял её чувства, и это было прекрасно. Здесь не было места тревогам и страхам. Сомбра нежно поцеловал её в висок и потянулся, словно ленивый кот. Луна слегка приподнялась на копыте, чтобы снова положить голову ему на грудь, а единорог обнял её обоими копытами.

— Скажи мне честно, — она гладила его ребра и старалась, чтобы её голос не дрогнул, — если я перестану быть аликорном…

— С чего вдруг ты перестанешь быть аликорном?

Луна почувствовала, как он напрягся, и тихо улыбнулась. Сомбра приподнялся на локтях, отчего она сползла вниз. Луна тоже поднялась.

— Ты поседел. Очень быстро и резко. И продолжаешь меняться.

— Возможно. Старость долго обходила меня стороной, но как это связано с тобой?

— Я боюсь, что ты меня оставишь.

Он поднес копыто к её щеке, и Луна приласкалась к нему, подхватывая своим. Сомбра усмехнулся.

— Всякий живущий когда-нибудь будет в земле. Ты не должна жертвовать собой ради меня. Я того не стою.

— Если уж так на то пошло, то я не хочу переживать твою смерть. И жить дальше, зная, что я никогда тебя больше не увижу. — Она нахмурилась. — И это мне решать, стоишь ты того или нет.

Сомбра смотрел на неё с удивлением и затаенной болью. С отчаянием и страхом, расплескавшимися на дне зрачков.

Луна продолжила уже тише.

— Я не хочу потерять тебя теперь. Если моя сила позволит тебе жить чуть дольше, лишит меня бессмертия, уровняет наши жизни… Это будет справедливо. Ни я, ни Селестия больше не нужны как принцессы. И я хочу быть с тобой.

— Нет! Я не могу принять такой дар, — Сомбра помотал головой и прижался лбом к её лбу. Их рога соприкасались. — Я ценю его, но не могу, Луна. Прости, — его голос был напоен болью, от которой у Луны сжало горло. — Пока есть возможность, я буду пользоваться капсулой. Мысль о твоей смерти ввергает меня в ужас. Ты должна жить. Любой ценой. И уж точно не должна жертвовать своими крыльями или рогом ради меня. Пожалуйста, — его голос задрожал, — не надо. Умоляю тебя.

Луна опустила глаза. Она знала, что он не согласится.

— Хорошо, — прошептала она, обнимая его. — Тогда ложись прямо сейчас. На пару часов. Больше я без тебя не выдержу.

Сомбра усмехнулся и поцеловал её.

А когда вышел из капсулы, с почерневшей гривой и помолодевшим лицом, снова неистово любил её где придется. А Луна, смеясь и игриво кусаясь, любила его ещё сильнее.