— ПЕРВЫЙ КРАСАВЧИК УНИВЕРСИТЕТА ВНОВЬ РАЗБИВАЕТ СЕРДЦА! — громкий голос Ким Сынмина разрывает утреннюю тишину комнаты, перекрикивая кипящий на кухне чайник и льющуюся воду в ванной.

Сынмин улыбается и глупо хихикает, бегая глазами по строчкам текста, следующего за громким заголовком. Каждый раз, как на глаза попадаются такого рода посты в популярном универском блоге со сплетнями, он аж трясется от восторга. Эти новости никогда не несут в себе ничего, кроме веселья и ощущения, что автор вдохновился сериалом «Сплетница». В основном там нет ничего супер скандального — какие-то смешные истории, случайно замеченные студентами, негодование насчет преподавательского произвола. Но золото иногда находится.

Конечно, новости о «первом красавчике» к таким не относятся, но для Сынмина они имеют особую ценность.

— Вчера, 29 ноября, в перерыве между третьей и четвертой парой, в кабинете академического рисунка был замечен народный любимчик Хван Хенджин и одна юная особа, ставшая, судя по всему, очередной жертвой чар неприступного принца, — Сынмин вновь замолкает, улыбаясь до ушей, в ожидании хоть какой-нибудь реакции. В ответ — тишина. Шум льющейся воды в ванной тоже смолк.

Из груди рвется смех. Ох, как же он предвкушает комментарии, которые лишь предстоит прочитать! Там всегда находится что-то великолепное в своем идиотизме. Погруженный в чтение Ким не замечает, как в коридоре появляется человек, чью реакцию он так ждет. Голова поднимается лишь тогда, когда шлепанье голых ступней по полу становится громче. Улыбка на губах становится шире, — хотя, казалось бы, куда? — когда взгляд смеющихся глаз сталкивается с чужим, слегка недовольным.

Хван Хенджин, герой утренней новости, стоит привалившись плечом к дверному косяку и смотрит на сидящего в куче одеял Сынмина почти не моргая. Черные блестящие волосы взъерошены — настоящее гнездо, не расчесанное после сна. В уголке губ засохшая пустая паста, делающая слека опухшее лицо еще более милым. Увидел бы кто этого «ледяного принца» в таком виде — не поверил бы. Ведь в умах людей он уже просыпается идеальным.

Хенджин, безусловно, красивый. Такой заспанный и опухший, в старой заляпанной чем-то сынминовой футболке и в растянутых серых трениках — особенно. Для Сынмина, во всяком случае.

Ким любит его всем сердцем. От пальцев ног и до потаённых глубин души. Это лучшее, что случалось с ним за всю его жизнь — любить такого человека, как Хенджнин.

Нет, думает Сынмин, не совсем.

Лучшее — это быть любимым этим парнем в ответ.

Ким подмигивает любимому и снова смотрит в телефон.

— Все мы знаем, чем такая встреча закончилась, — чтец самодовольно хмыкает. Еще бы не знать. — За нежным и искренним признанием последовал незамедлительный отказ. Хван Хенджин все также одинок, а счет разбитых сердец увеличился на единицу, — Ким, краем глаза заметивший движение сбоку, медленно отодвигается на другую сторону кровати. Матрас, под весом чужого тела, прогибается. — Сможет ли кто-нибудь разрушить стены вокруг сердце неприступного принца до его выпуска в этом году, — скорость чтения увеличивается, превращаясь в пулемет, ведь чужие руки медленно, но верно подбираются к Сынминовому телу. Ким отодвигается все быстрее, собираясь уже вскакивать с кровати, но черт бы побрал Хвана с его длинными рукаи, — или этот Титаник так и уйдет бороздить океан в поисках своего айсберга? Будем следить за… ай! Нет, нет! Отпусти!

Длинные цепкие пальцы обрушиваются щекоткой на проступающие под кожей ребра. Сынмин верещит и смеётся против воли, сопротивляясь всем своим существом, но его парень достаточно, мать его, силен, чтобы пригвоздить дергающееся тело к матрасу.

Ноги путаются в одеяле и сбивают простынь. Сынмин вертится как уж, пытаясь вырваться из стальной хватки, но получается, если честно, хреново. Единственный успех — рука высвобождается из-под чужого веса и хватает хваново плечо. Ким безуспешно пытается отпихнуть любимого, но тот недвижим как скала. Хенджин лишь дергает плечом, стряхивая вцепившуюся в него кисть, быстрым движением перехватывает обе Сынминовы руки и заводит их над лежащей на подушках головой.

Возня стихает. Сынмин смотрит на парня с вызовом, словно он здесь победитель, и игриво прикусывает губу. Хенджин же смотрит как хищник, что поймал и вот-вот сожрет свою добычу. В груди трепещут бабочки, в животе тепло ворочается нарастающее возбуждение. Во рту сухо, а глаза не знают куда смотреть — Хван, сидящий на его бедрах, весь прекрасен в своей власти. Оба не выдерживают и рвутся навстречу — губы встречаются в резком поцелуе.

Губы двигаются рвано и дико, Хенджин кусается и Сынмин немедля отвечает. Тело пытается прижаться к телу, стать ближе и руки наконец освобождаются из хватки, пальцами зарываясь в копну непослушных волос. Короткие ногти слегка царапают кожу на затылке, пока язык скользит меж любимых губ. Дышать нет ни времени, ни возможности. Хенджин держит вес на одной руке, не желая придавить Сынмина всем своим весом. Другая скользит по голой коже, покрытой мурашками, сжимает бок. Пальцы находят твердый сосок, сжимая его и покручивая, от чего из груди Кима рвется то ли всхлип, то ли стон.

Яростный поцелуй стихает, превращаясь в невероятно нежный и глубокий. Хенджин не хочет ранить, он нежно лижет тонкие губы любимого, целует в уголок губ, переходит на щеку, челюсть и ниже. В штанах твердеет так, что терпеть нет сил — таз двигается сам по себе, проезжая возбуждением по бугорку в боксерах Сынмина. Оба задыхаются от чувств и желания и были бы не против умереть прямо здесь и сейчас.

Резкий ор будильника заставляет двух возбужденных любовников дернуться от внезапности. Звенит так громко и не вовремя, что Сынмин вновь стонет, но от досады, ведь бедра перестают чувствовать вес любимого тела. Хенджин слезает с кровати, доходя до будильника, чтобы выключить, а Ким чувствует, как без любимого рядом стало холоднее. Он садится на кровати и кутается в одеяло, напоминая теперь большую булочку — только моська торчит.

— Какой облом, — ноет Сынмин. Из одеяло вылезают тонкие руки и находят на постели телефон. — Раз секс сорвался, то может почитаем комментарии, милый?

— Тебе правда так нравится читать эту чушь? — Хенджин отрубает старенький звенящий будильник только с третьего раза и вопросительно смотрит на своего парня. Во взгляде карих глаз Сынмин видит легкое недовольство и раздражение.

— Конечно! Это так весело и немного чешет мое эго. Ведь ты мой парень, — улыбается Ким, демонстрируя ряд зубов с брекетами. — И как вообще Джисон вас застал? Он ведь не отлипает от Минхо.

— У него определенно есть информаторы, фыркает Хенджин, закатывая глаза. — Хотел бы я, чтобы он прилип к Минхо так сильно, что не осталось бы времени на написание всякой ерунды. Когда это все закончится?

— Статьи? — Ким выбирается из одеяльного убежища и встает. Тело прошибает разрядом холода, как только голые ступни касаются холодного пола. Хочется обратно, в тепло прикосновений рук или хотя бы одеяла, но до университета всего час и нужно успеть умыться и закинуться кружечкой кофе. — Скажи Джисону, он прекратит, если тебе это настолько не нравится.

— Или статьи прекратятся, если для их написания не будет повода, — Ким затылком чувствует как чужой взгляд раздраженно сверлит. Вот-вот будет дырка. Раздраженный вздох срывается с губ. — Сколько это будет продолжаться? — Хенджин наверняка поджимает губы. Это сразу становится понятно, ведь его голос так и сквозит обидой. — Почему мы просто не можем перестать скрываться? Это так тупо.

Сынмин дергается. Этот вопрос звучит не впервые и каждый раз разговор заканчивается не лучшим образом.

— Хенджин, — устало выдыхает Ким. — Мы уже не раз говорили об этом, — Руки подхватывают с пола шорты, которые сразу же натягиваются на тощий зад. — Зачем кому-то знать? Нам и так хорошо. Не все ли равно?

— Мне не все равно! — Почти выкрикивает Хенджин и его рука бьет по столу, отчего стоящий на нем будильник нелепо заваливается на бок. — Я хочу выкладывать фотки со свиданий, Сынмин, ждать тебя после пар, делиться с друзьями! Да, мать его, иметь хотя бы возможность отказать человеку в чувствах по весомой причине, а не, блять, потому что я весь такой холодный и неприступный!

Сынмин разворачивается и зло смотрит на своего парня, у которого грудь от гнева ходит ходуном.

— Я даже не могу просто сказать людям, что я в отношениях! Без имен! Это нелепо!

— Ты супер-мега популярный парень, о котором даже пишут сраные статьи, Хенджин! — Рявкает Ким, кидая на пол только что поднятую футболку. — Твои ненормальные фанаты проследят за тобой и сразу сложат два плюс два! — Глаз нервно дергается. От злости и крика начинает побаливать голова и очень хочется выйти из комнаты, лишь бы это прекратилось.

Сынмин ненавидит ссоры.

— Да и пусть сложат! Какая, нахуй, разница? — Хван ходит из стороны в сторону как загнанный зверь. Пальцы нервно тянут волосы в попытке успокоить гнев в груди, но с каждым словом он разгорается все сильнее. — Всем будет плевать! Пообсуждают пару недель и захлопнутся! Минхо никак, блять, не пострадал от того, что в открытую встречается с Джисоном! А он тоже супер-мега популярный!

— Ты что, завидуешь? — Щурится Сынмин и буквально шипит. Он подходит ближе к парню и хватает того за плечи, останавливая его шатания. Смотрит глаза в глаза и кажется, скоро будет поражен молнией. — Хенджин, это глупо.

— Глупо? — Истеричный смешок не предвещает ничего хорошего. Последняя капля. Хенджин просто взрывается. — Глупо? О да, так глупо, что он может в любой момент взять своего парня за руку! Что может ждать его после пар! Так глупо, что они могут быть вместе, наплевав на остальных!

Сынмин впервые видит Хенджин настолько злым. Да, они ругались и ссорились раньше, но никогда не доходило до такого. Хвана мелко трясется, а глаза краснеют от подступающих слез. Впервые он так кричит — все соседи, наверняка, с удовольствием слушают развернувшуюся драму.

Сердце разрывается. Видеть любимого в таком состоянии и понимать, что это ты довел его до такого больно режет по сердцу. Сынмин отпускает чужие плечи и отходит назад, давая немного пространства.

Он понимает. Конечно понимает. Доводы Хенджина правильны и логичны по всем пунктам, но Сынмин не может. Просто не может пойти на поводу у своих чувств и чувств Хенджина. Их жизнь хороша тем, что в неё никто не лезет. Никто не обсуждает их за спиной, не сравнивает такого великолепного Хенджина с заурядным Кимом. А они будут обсуждать.

Хенджин такой великолепный, невероятный и всеми любимый. А Сынмин…

Просто Сынмин.

— Хенджин, милый, — голос становится мягче, пытаясь сбавить накал, — давай не будем ругаться. До выпуска осталось всего ничего.

— А потом? — Хенджин не кричит, но голос звучит ядовито. — Что будет потом?

Сердце от этой картины болит слишком сильно.

— Будем скрываться до самой старости? — истерично смеется Хенджин, поднимая взгляд на поникшего Сынмина.

— Нет, мы не будем, — почти шепчет Ким, снова подходя ближе. Он берет чужие руки и немного сжимает его, поглаживая пальцами тыльную сторону ладони в попытке успокоить.

— Что-то мне не верится, — побеждено выдыхает Хван и его усмешка отдает болью.

— Хенджин, давай просто еще немного подождем, — умоляет Ким. Но их зрительный контакт прерывается. Хенджин вырывает руки из чужой хватки и молча уходит в ванну, закрывая дверь на замок и на полную врубая воду.

Сынмин остается один в комнате и тишина давит на него так сильно, что нет сил сдвинуться с места.

Больно. Он не хотел, чтобы Хенджин плакал. Не хотел, чтобы он так кричал. Ким не дурак, не раз видел каким тоскливым и завистливым взглядом смотрит любимый на их друзей, что дурачатся, никого не стесняясь, целуются по углам и просто живут свою лучшую жизнь. Они не беспокоятся о том, что на свидании их может кто-то заметить. Они ходят вместе где и когда хотят, делают совместные фотки и просто счастливы.

Сынмин тоже завидует. Он тоже так хочет.

Но страх, глупый и беспочвенный, сильнее.

***

В университет они идут как всегда по отдельности, но в этот раз беспокойство съедает изнутри. Никаких поцелуев на прощание, никаких пожеланий хорошего дня — Хенджин вылетает из ванной, быстро переодевается в первую попавшуюся одежду и, схватив сумку, вылетает из квартиры. Сынмину хотелось бы поговорить и извиниться, но просто не смог остановить игнорирующий его вихрь и просто остался сверлить взглядом с грохотом захлопнувшуюся перед носом дверь.

Первые пары проходят как в тумане. Ким кое-как рассказывает доклад, к которому готовился не одну неделю. Тетрадь с лекциями остается пустой — рука совсем отказывается воспроизводить написанное на доске. ДА и не видел он ничего, кроме перманентно стоящего перед глазами лица любимого, изо всех сил сдерживающего слезы.

Хенджин никогда не стеснялся плакать. Грустная книга, фильм, видео в тик-токе — все это могло заставить Хвана пустить слезу. И он плакал, совсем не стесняясь собственных эмоций. От этого становилось легче, говорил парень, переводя очередную упаковку салфеток при просмотре дорамы. Хенджиный искренний. Искренний и открытый и редко когда держит в себе эмоции. Он громко смеялся, не стесняясь, шутил и дурачился, совсем не боясь того, каким предстанет перед людьми вокруг.

Все это всегда безумно нравилось Сынмину.

Сам он совсем не такой.

Он беспокоится обо всем.

Что подумают друзья? Что подумают соседи? Что скажут, когда узнают, что такой яркий и прекрасный Хенджин встречается с таким заурядным человеком?

Они будут болтать. Будут осуждать, шептаться и плодить слухи.

Что Хенджин встречается с ним из жалости. Что наверняка изменяет на стороне с более красивыми и яркими людьми. Ведь как можно быть с таким как Сынмин? Обычным студентом, обычной внешностью и с брекетами, которые он носит уже третий год. Сынмин не хочет этого. Не хочет случайно в коридоре услышать шушуканья и почувствовать насмешливые взгляды.

Ему нравится хранить свои отношения в тайне.

Так спокойнее.

Так не придется каждый день удостоверяться в собственной никчемности.

Хенджин не отвечает на сообщения. Сынмин строчит ему постоянно, просит прощения, просит встретиться и поговорить, но сообщения остаются без ответа. Это тревожит. Но в тоже время Ким понимает, что любимому нужно побыть одному и успокоиться.

Они поговорят дома. Обязательно, думает Сынмин, обязательно поговорят и все станет нормально.

Но в груди шевелится тревога, заполняя каждую клетку тела.

Решение приходит быстро.

Поговорить прямо сейчас.

Ким проверяет расписание Хенджина и спешить туда, где у того будет следующая пара. Бежит так быстро, что пару раз чуть не падает с лестницы и даже сбивает какую-то девушку с ног. Ему бы помочь ей подняться и извиниться, но ему все равно — в голове набатом стучит лишь имя любимого, которого так сильно хочет увидеть.

Хван стоит у двери лекционного зала. Вокруг него, как всегда, компания одногруппников. Они галдят и смеются, пытаясь развеселить печального друга, что отвечает им лишь слабой улыбкой. А когда его глаза находят фигуру Кима в дальнем конце коридора, то вовсе сникает.

А Сынмину тяжело подойти к любимому, окруженному такой толпой. Ноги как свинцом наливаются и шагу не сделать. Но он пытается и идет. Кажется, что путь длится вечность, хотя и минуты не проходит. С каждым шагом на него обращается все больше взглядов. Они жгут и пугают, но он идет, ведь нужно быть сильным. Ради Хенджина.

— Х… Хенджин, — собственный дрожащий голос звучит инородно, словно принадлежит кому-то другому. — Мы можем поговорить? — Смотреть на Хвана страшно, но Ким смотрит прямо в глаза.

Компания студентов затихает. Кто-то перешептывается. Сынмин не слышит всего, но точно различает «новая жертва». Это сильно бьет по сердцу и он морщится. Возразить нечего. Никто не знает.

Сейчас Сынмин один из многих.

Очередной.

Он сам стремился к такому мнению о себе, но сейчас из-за этого так больно.

Хенджин стоит молча. Он осматривает возлюбленного, который сейчас выглядит таким маленьким, затравленным и несчастным. Видеть Кима таким странно — парень никогда не лез за словом в карман и любил подшутить над другими. Сейчас же…

Сердце от этого болезненно сжимается.

— Пойдем, — шелестит Хван, проходя мимо и увлекая Кима за собой легким касанием руки по плечу.

Когда они заворачивают за угол, компания взрывается гомоном и обсуждением. Сынмин морщится и идет за Хенджином быстрее.

В полном молчании они доходят до кабинета. Кабинет академического рисунка. Болезненный смешок срывается с губ — какая ирония. Место, о котором он с упоением читал утром, теперь приобретает пугающие реальные очертания.

Совсем недавно здесь кому-то разбили сердце.

— Хенджин, — тихо зовет Сынмин, как только дверь за ними закрывается дверь. — Хенджин, прости меня, пожалуйста, я такой дурак, я не прав. Я не должен был…

— Давай возьмем паузу, Сынмин, — уставше перебивает Хенджин, заставляя Кима замереть.

Слова, сорвавшиеся с любимых губ, оглушают как разорвавшаяся бомба. В ушах звенит.

Хенджин стоит напротив, совсем рядом. Кусает губы, как обычно, когда нервничает, до крови. Два шага и его можно взять за руку. Обнять. Такой реальный и родной.

Недосягаемый.

Ким и шагу сделать не может.

— Что?

— Я… я говорю, — на вдохе повторяет Хенджин и из его груди вырывается всхлип. — Я говорю, давай возьмем паузу, Сынмин, — по бледной щеке стекает слеза.

— Что ты… что ты говоришь? — Сынмина трясет. Ноги как приклеенные — два шага, но даются с таким трудом, что на лбу выступает пот. Ким бережно берет чужую руку и тот не сопротивляется. Лишь плачет, смотря в любимые глаза, полные страха. — Почему?

— Я… Я много думал и… — судорожный вздох. — И я не могу. Я не могу быть секретом. Словно я… не важен? Мои чувства? Не важны?

— Нет, Хенджин, конечно нет, прости меня, прости я…

— Разве я заслуживаю? — Снова всхлипывает парень. Уродливые слезы крупными каплями стекают вниз, собираясь на подбородке и падая вниз. — Разве я заслуживаю все время скрываться? Таиться?

— Нет, Хенджин, нет, — Ким берет чужое лицо в ладони трясущимися руками и смотрит в покрасневшие глаза. В голове пусто. Что сказать? Как успокоить? Как остановить это? — Просто я. я не готов, я…

Хенджин дёргается, как от пощечины. От легким движением руки убирает кимовы руки от лица и делает пару шагов назад.

— Я знаю, — грустная улыбка на пухлых губах не выглядит естественной. Это сон?

Это не может быть правдой.

— Но и я не готов.

— Ты, — Ким роняет руки. Голос надломлен. Мир перед глазами размывается. — Ты больше не любишь меня?

— Люблю, — чужой голос, полный печали и нежности, перемешанный с всхлипами, доносится как через толщу воды. — Я так тебя люблю, милый, — новый всхлип звучит еще громче. Хенджин шмыгает носом. Слезы текут не останавливаясь, оставляя после себя уродливые розовые полосы. — И я хочу кричать об этой любви на весь мир. Но ты не позволяешь мне, Сынмин.

— Хенджин, пожалуйста, — так жалко это звучит, но Ким не может собрать слова в предложения. В голове лишь мольбы о том, чтобы все это прекратилось. Воздуха не хватает.

— Я не говорю, что мы расстаемся, — теперь Хенджин подходит сам. Берет лицо любимого в ладони и смотрит в затуманенные болью и слезами глаза. — Но давай… Давай передохнем и подумаем. И все для себя решим.

Сынмин хочет отвести взгляд, но не может. Ему нужно, нет, необходимо запомнить любимое лицо в мельчайших деталях. Полные губы, покрытые кровавой коркой от постоянных кусаний. Опухшие, красивые глаза. Родинка под нижним веком, которую всегда нравилось целовать. Нужно запомнить, ведь это… это…

Конец?

— Прости, — хрипит наконец Сынмин и закрывает глаза.

Лоб чувствует нежное, отчаянное касание губ и слезы начинают бежать с новой силой.

Когда глаза открываются, то не видят перед собой такого необходимого человека. Лишь окно, за которым серое осеннее небо, как могильная плита, возвышается над миром.

Дверь за спиной закрывается с тихим щелчком, но звук этот оглушителен.

Крышка гроба над Ким Сынмином захлопнулась.