В особняке было темно. Владимир привык к шарящемуся по углам полумраку, привык к запертым комнатам на втором этаже и заколоченному наглухо не использующемуся совсем правому крылу. Он привык, что прислуга в доме ходит беззвучно, что никто не жжет свечи по чем зря, что прохлада не протопленных комнат вынуждает людей ежиться и кутаться плотнее в ткань. Он привык по вечерам долго сидеть у камина, единственного затопленного во всем доме, просматривать документы в неровном свете настольной лампы или читать.
И он совершенно не привык, что кто-то помимо него может тоже не спать.
О рабе он откровенно забыл. Покупка, сделанная из-за абсурдного приказа месяца полтора назад, совершенно не мозолила глаз, растворившись в коридорах особняка и переплетении комнат. Владимира судьба раба не волновала, даже если бы он сбежал, главный цензор мог и не заметить этого до очередного бесполезного приема, вроде праздника черных листьев через три недели, на который точно нужно заявиться с личным рабом. Он бы не заметил, как и не замечал все это время, но, вернувшись поздно домой со службы, когда глаза откровенно слипались от усталости и долгих часов, проведенных за столом над грудой плохо оформленных документов, авторам которых он потом еще выскажет свое недовольство, Владимир думал, что вернется в темноту. В темноту, холод и спокойствие своего дома. Он не ожидал увидеть свет в окне одной из комнат. Не ожидал столкнуться с рабом лицом к лицу. Да что там, он о нем забыл.
- Вы вернулись. – Сергей склоняет голову, едва не влетев во Владимира в дверях кухни и продолжая держать в руках кусок хлеба. На его лице и мускул не дрогнул от столь неожиданной встречи. Поэтому Владимир только и смог, что выдавить из себя жалкое усталое «да» и попытаться шагнуть внутрь.
Сергей посторонился, но не ушел. И это странно. Он вошел следом, внимательно наблюдая, как Владимир шарится по полкам в поисках еды.
- Я могу…приготовить вам что-нибудь легкое….
Его голос тих, но сейчас, в тишине мертвого особняка, он разносится достаточно громко, чтобы Владимир услышал и обернулся, нахмурившись.
- Не нужно. – отрезает он и машет в сторону двери. – Исчезни.
Сергей просто смотрит на него какое-то время. А потом кивает.
- Как пожелаете. Но на второй полке слева от вас стоит тарелка с остатками ужина. Приятного аппетита.
Он улыбается, всего на мгновение, Владимир даже подумал, что ему показалось из-за неровного света свечи, и исчезает за порогом, пока главный цензор так и стоит посреди полок и кухонных шкафов не решаясь протянуть руки к тарелке слева.
Потому что раньше ужин никогда не оставался.
Эта ночь явно идет не так, как должна. Владимир впервые не готовит себе простенькое нагромождение ингредиентов в качестве позднего ужина. Владимир впервые ест не в темноте, не желая зажигать свечи на кухне. Владимир впервые всю оставшуюся ночь думает не о работе.
А о рабе. О котором умудрился забыть.
Да уж, эта ночь точно отличается от всех предыдущих.
***
Сергей не попадается ему на глаза, следующие дня три, и Владимир, что б его кто-нибудь проклял, снова забывает о своем рабе-невидимке, пусть и интересуется у дворецкого, остался ли тот в особняке. Остался. И занял одну из пустующих коморок в подвале. а вот на вопрос, чем раб занят, внятного ответа не нашлось ни у дворецкого, ни у главной горничной. Потому что раба они попросту не видят. У Сергея оказался просто потрясающий талант убегать и прятаться. Владимир это запоминает. И забывает тут же, с головой погружаясь в дела и привычный бег времени, нарушаемый…да только его рабом, пожалуй. Потому что тому снова не спиться.
- Что ты здесь делаешь? – Владимир опирается плечом об косяк, разглядывая чужую фигуру за столом. Сергей замирает застигнутым врасплох зверем, и Владимиру на секунду кажется, что он готов всадить ему в глотку лежащий здесь же на столе нож. Кажется, что он замечает быстрое движение в его сторону, но пальцы Сергея продолжают нервно сжимать ложку, а вторая рука расслабленно лежит рядом. Владимиру только кажется, но инстинктам он привык доверять.
- Вы не спите, – тихо произносит раб и встает из-за стола, сгибаясь в учтивом поклоне. Таком раздражающе досадном.
- Я спросил, что ты здесь делаешь? – чеканит Владимир каждый слог, не отрывая взгляда от согнутой фигуры.
Сергей выпрямляется.
- Прошу прощения, если нарушил какие-то правила этого дома. Мне не разъяснили их.
Владимир почти рычит в раздражении и делает шаг ближе.
- Я не спрашивал тебя о правилах. Я спросил, что ты делаешь ночью на кухне?
В глазах напротив на секунду мелькает искреннее недоумение, а потом Сергей переводит взгляд на миску с супом и озадаченно моргает.
- Ем?
Владимиру хочется закатить глаза, но он лишь садиться напротив и машет рукой в сторону кастрюли на плите.
- Мне налей.
Он внимательно наблюдет, как в напряжении замирает фигура, как Сергей скованно и недоверчиво подходит к плите, снимает с полки вторую тарелку и несколькими ловкими движениями наполняет ее почти до краев. Когда миска оказывается у Владимира, он замирает рядом.
- Чем еще могу служить? – голос Сергея на удивление бесцветен, а поза даже не колышется, хотя, наверняка, стоять так, согнувшись, неудобно.
Владимир зачерпывает суп ложкой и пробует.
- Сядь и ешь, – произносит он не терпящим возражений тоном и краем глаза видит, как Сергей вздрагивает. Слышит сдавленный звук, напоминающий удивление, но уже через секунду раб оказывается на скамейке, до побелевших костяшек сжимая ложку и тарелку, словно Владимир их у него отберет.
Он не собирается. Ему плевать то в целом, что и когда делает его раб. Раб…
Взгляд скользит по чужой шее, по отсвечивающему металлу ошейника, по длинной цепи, свисающей почти до чужих бедер, а сейчас едва ли не до пола. Наверняка неудобно.
Владимир вспоминает о грядущем бале.
- Через две с третью недели состоится бал в честь праздника черных листьев.
Сергей поднимает на него взгляд, отрываясь от миски с супом, который старался хлебать как можно тише.
- Я вынужден взять тебя с собой.
На секунду между ними повисает тишина, а потом раб откладывает ложку в сторону и смиренно склоняет голову.
- Хорошо, – произносит он и не задает больше никаких вопросов. Владимир тоже ничего не говорит и наконец, доев, встает.
- Спокойной ночи, – долетает в спину прежде, чем дверь кухни захлопывается, и Владимир, пожалуй, впервые чувствует себя неуютно в собственном же доме.
Дожили.
***
Владимир устало трет глаза и смотрит на огромные напольные часы в углу комнаты. Давно за полночь, время близилось к рассвету, а он так и не ложился. Владимир переводит взгляд обратно к бумагам, буквы которых давно перестали складываться в понятные слова, и решительно встает.
Идея приходит в голову внезапно, совершенно нелепая дурацкая идея, и обычно Владимир бы только посмеялся холодно, предложи ему кто-нибудь ее раньше, но сейчас он пришел к ней сам, добровольно, и идея уже не выглядит такой глупой.
В подвале своего особняка Владимир не был давно. Возможно даже слишком, у него просто не было причин туда спускаться: ничего важного там не хранилось, и слуги периодически прибирались в немногочисленных комнатах-каморках, в которых никто не жил…до недавнего времени.
Стучаться Владимир конечно же не стал.
Заходя внутрь каморки, он ожидал чего угодно, чего вообще может ожидать человек, наведавшийся к другому в четыре утра: крепкого сна, сбитой постели и темноты, - но вместо этого его встретил полумрак, разгоняемый единственной свечой и Сергей на полу. Спящий.
Владимир едва не запнулся о чужие поджатые к груди ноги, которые, впрочем, невероятно быстро оказались на полу, а тело, напротив, в стоячем положении. Как и нож с кухни у шеи.
- Не показалось, – Владимир отводит от своей шеи чужую руку и холодно смотрит в чужие распахнутые от ужаса или удивления? Глаза.
Сергей заметно вздрагивает, издает странный булькающий звук и склоняется в поклоне, пряча лицо за волосами.
- Простите…простите… - бормочет он судорожно, и продолжает сжимать в руке нож. Владимир кожей чувствует его цепкий взгляд из-под челки на себе и прекрасно понимает, что план побега у Сергея продуман очень давно.
- Я закрою на это глаза, – произносит Владимир отрешенно и делает шаг назад. – За мной.
Сергей следует тихой тенью, только дверь за собой прикрывает, и не задает никаких вопросов. Зато их задает Владимир.
- Писать умеешь?
Сергей замирает на пороге хозяйского кабинета и ошарашенно смотрит на Владимира. Тот ждет. В меру терпеливо.
- Да…хозяин… - наконец выдавливает из себя раб, и Владимир жестом указывает ему на маленький чайный столик в углу.
Сергей мнется несколько долгих секунд и осторожно подходит к столу, усаживается перед ним на колени, отчего-то игнорируя стоящее рядом кресло. Владимир не спорит и перетаскивает со своего стола груду документов и чистых листов.
- Перепиши.
Сергей смотрит на хозяина снизу-вверх, и в его глазах играют отблески лампы. Наконец он склоняет голову и берется за перо.
Владимир какое-то время стоит рядом, смотрит как летает над бумагой чужая кисть, и не находит, к чему придраться. Что ж, может Сергей и не такая бесполезная покупка как он считал.
- Хорошо, – произносит он, и Сергей вопросительно поднимает голову. – Перепиши эти документы к утру.
Владимир смотрит на часы и понимает, что сделать этого раб не успеет. Сергей наверняка знает это тоже, но ничего не говорит, только склоняет голову и продолжает работать. Пугающе покорно.
Убедившись, что раб не отлынивает, Владимир идет спать. А утром находит на своем столе гору аккуратно переписанных документов и довольно хмыкает. Определенно полезная покупка.
***
- Документы за прошедшие две недели, – Сергей опускает на стол пачку исписанных листов и устало разминает шею. Владимир поднимает на него глаза от собственных страниц, и несколько секунд они молча смотрят друг на друга.
- Документы. За прошедшие недели, – мягко напоминает Сергей, подталкивая стопку к Владимиру.
– Я закончил, - добавляет он еще мягче, и Владимир отмирает. Точно, он же велел рабу, внезапно, очень смышлёному рабу, проверить документы на ошибки и опечатки. Что-то с этим балом он совсем замотался.
- Все проверил? – Владимир берет в руки один из листков, взглядом скользя по ровным строчкам чужого почерка. Буквы были явно выведены на княжеский манер, а не имперский, но это пустяки.
Владимир придирчиво всматривается в слова, выискивает недочеты, ошибки, хоть что-нибудь несовершенное и не находит. Сергей работал неумело поначалу, но сейчас, спустя две недели, мало в чем уступал самому Владимиру. А он на этой должности половину своей жизни.
- Неплохо, – искренне хвалит раба императорский цензор, насколько вообще может хвалить, и поднимает на Сергея взгляд. Тот выглядит не в меру уставшим, еще бы, они разбирали документацию несколько дней к ряду, Владимир только и видел бумажки перед собой, даже за обедом, или поздним ужином, который они с Сергеем как-то слишком естественно стали проводить вместе. Незаметно раб вписался в жизнь Владимира и занял в ней свое место, которое раньше принадлежало…
Произнести его имя у Владимира не повернется язык никогда. То было ошибкой. Наваждением, проклятием, чем угодно, но это что-то императорский цензор не мог определить даже в собственных мыслях. И не хотел, что уж тут говорить. А теперь… теперь на его месте был Сергей. Раб. Невольник. Как Владимир это допустил?
Он хмурится, а Сергей его взгляд трактует по-своему.
- Что-то не так? – он обходит стол, склоняется над документами, оказываясь слишком близко, и Владимир опускает листок из рук на стол.
- Нет. Думаю, хватит на сегодня. Свободен.
- Уверены? – Сергей выпрямляется хмуро, но Владимир видит в глубине его зрачков искреннее облегчение. Возможно, чувствуй Сергей с ним себя свободнее, сказал что-то вроде «я эти бумажки уже видеть не могу» и рассмеялся. Почему Владимир так был в этом уверен? Потому что его раб влюбил в себя половину особняка внезапно, а с другой половиной тесно сдружился. И однажды Владимир застал его за разговором с кухаркой, где сквозь смех и бурную жестикуляцию звучала именно эта фраза. Слово в слово. Однако свободно с ним Сергей себя не чувствовал, и скрывал все что думает на самом деле, что чувствует, оставляя их отношения на уровне хозяин-раб. И Владимира это устраивало. Что, впрочем, не мешало ему мысленно каждый день возвращаться к подслушанному разговору. И представлять, как на месте кухарки повел бы себя он. Уже точно не улыбнулся сочувственно и весело. Скорее, Владимир себе то хотя бы не врал, остался с таким же каменным лицом, как всегда.
Да уж. Дрянной из него собеседник.
Владимир встал. Сергей собирал листы с чайного столика, который выделил ему Владимир для работы, и то и дело болезненно морщился.
- Болит?
Владимир сам от себя не ожидал прозвучавшего вопроса, и уж тем более не ожидал его Сергей. Он вздрогнул, чудом удерживая в руках охапку документов и обернулся через плечо.
- Спина?
Ответ вопросом на вопрос – глупость. Особенно в их отношениях. Поняв это, Сергей смутился еще больше, нахмурился, пытаясь найти нормальную следующую фразу, и развернулся к Владимиру полностью.
Тот почему-то решил поддержать этот театр абсурда, который никто кроме них не смотрел.
- Да, спина.
Сергей запутался еще больше. Переложив бумаги в одну руку, второй скользнул по пояснице, потер позвонки сквозь тонкую рубашку – ему всегда было жарко, - и закусил губу.
- Давно не тренировался.
Это мало что объясняло Владимиру, но он кивнул.
- Можешь использовать тренировочную площадку. И тренироваться с рыцарями.
- Правда?
- Да.
Сергей опустил бумаги обратно на стол и сделал шаг к Владимиру, глядя тому прямо в лицо – дерзость, которой рабы себе обычно не позволяют. Но не то что бы Владимиру не было плевать, как ведут себя остальные. Он прекрасно знал, как ведет себя Сергей, и тот мог быть сколько угодно дерзким. Пока не пересекал черту. А он ее не пересекал никогда, пусть и проходил опасно близко к грани. Прямо как сейчас.
- Вы ведете себя безрассудно.
О да, Владимир тот еще идиот. Купил первого попавшегося раба, который оказался родом из соседнего княжества, с которым империя воевала не так-то давно. Так еще и раб попался… необычный, прямо скажем. По-хорошему Владимиру бы стоило его выгнать еще в первый раз, когда чутье завопило об исходящей опасности, но нет, ни нож у горла, ни постоянная слежка его не убедили. И вот теперь он самолично вручает своей возможной смерти в руки меч и открывает спальню.
Владимир молчит. Молчит и Сергей. Они всматриваются друг в друга, ведут немую борьбу, которую раб проигрывает. Он поднимает руки и отступает на шаг, стушевываясь и закрываясь.
- Это глупо, я мог бы вас убить, но спасибо. Правда.
Его карие глаза, пожалуй, единственное что Владимиру нравится в чужой внешности. Потому что они никогда не врут. В отличии от Сергея.
Владимир наклоняет к плечу голову, прислушивается к ощущениям в собственном теле и принимает очередное внезапное решение.
- Попытайся, - говорит он, и Сергей вздрагивает. Опускает руки, явно не веря собственным ушам, и Владимир хмыкает, развеселенный столь бурной реакцией.
- Попытайся, - повторяет он на случай, если сказанное слишком тяжело понять. – Через десять минут на тренировочной площадке.
Сергей смотрит ему вслед, нелепо открывая и закрывая рот. Что ж, хоть в чем-то Владимир смог обыграть этого человека, чьим вторым именем видимо было «неожиданность». Личная неожиданность Владимира.
***
- Вам не следовало так шутить, - Сергей поправляет Владимиру ворот пиджака и первым спрыгивает из экипажа на землю. – А если бы я воспользовался предложением?
Он смотрит на Владимира, который выбирается следом, и протягивает цепь от поводка.
- Вы могли умереть.
Владимир откровенно устал от этого. Сергей мусолит тему их тренировочного поединка целую неделю, все еще очевидно не веря, что ему вообще позволили взять в руки настоящий меч. Хотя лук, Владимир видит, в его руках лежит немного лучше. А еще лучше – короткие кинжалы, сейчас незаметно спрятанные под одеждой свободного кроя на восточный манер. Владимир, конечно, не собирался щеголять своим рабом на балу, но мода впервые сыграла ему на руку. А то, что сегодня его попытаются убить, императорский цензор знал также четко, как то, что солнце встает на севере. У него свои источники.
- Заткнись.
Владимир берет цепь из чужой ладони и несильно натягивает поводок. Сергей возмущенно фыркает, но затыкается, и Владимир облегченно выдыхает, ослабляя хватку.
После того поединка Сергея прорвало. Схватка, в которой Владимир, очевидно, проиграл (не стоило запускать себя ради бумажной волокиты), стерла между ними какую-то грань, чему Сергей был нескрываемо рад, с легкость перескочив невидимую отметку, а цензор так и не понял, что произошло. Но не был против. Потому что Сергей раскрывался ему. Медленно, но верно.
Их спарринги стали регулярными. Раз в два дня. И это пошло Владимиру на пользу – тело хоть и ругалось неистово, но постепенно возвращалось в былую форму. Что не могло не радовать, особенно после того, как птички принесли на хвостах новости о готовящемся на него покушении.
- Антидоты? – шепотом поинтересовался Владимир на входе в зал, когда церемониймейстер громко объявил о его прибытии.
- Наготове, но я бы не советовал вам пить, - Сергей морщится под взглядами алчной толпы, расценивающей его не иначе как интересную побрякушку императорского цензора, прославившегося своей нелюбовью ко всему аристократическому, но быстро его лицо приняло отрешенно смиренное выражение. Владимир даже вздрогнул, заметив перемену. От Сергея, его Сергея, в этом рабе рядом не осталось ничего, кроме общей внешности.
- Будь наготове.
Они спускаются в зал, и Владимира тут же окружают милые лица. Лица, лоснящиеся от кремов и пота. Лица, с лисьими улыбками поверх красных от помады губ.
Владимир ведет бессмысленные разговоры, пьет безвкусный алкоголь, чувствуя на языке горечь в пустоту срывающихся слов, несколько раз танцует с чьими-то дочерями, потому что так надо, и наконец отходит к колонне в углу. Сергей тут же оказывается рядом. Беззвучно подходит и встает за плечом. Его цепь почти не издает никаких звуков, Владимир специально озаботился этим вопросом, не хотелось бы сообщать всем о том, где именно сейчас его раб, громким лязганьем, как делали это некоторые показушники-аристократы, заковывая своих рабов в громоздкие цепи, которые разве что по земле волочить.
Цепь Сергея была легкой, и прочной, из редкой руды песчаных островов на западе и влетела цензору в копеечку. А еще она отстегивалась от ошейника и могла служить оружием. Сергей был в неописуемом восторге, когда испробовал ее на практике. Владимир тоже оценил задумку. Теперь убить его Сергею не представлялось никакого труда. А он все продолжал и продолжал вооружать его до зубов. Что ж, судьба отца его, очевидно, ничему не научила, но тот, считал Владимир, вполне заслужил подобного конца. Свои уроки он из всего этого вынес, и среди них уж точно не было «опасаться ближнего своего». С каких пор Сергей стал «ближним» Владимир неопределенно умалчивал.
Бал продолжался. Сергей молчаливой статуей стоял у Владимира за спиной, пока сам цензор неторопливо наслаждался богатым ассортиментом представленных на столах закусок. Уж вот за что он точно любит балы, так это за еду.
- Владимир.
Он вздрогнул и резко повернулся на голос. К нему с бокалом в руке приближался солнце всея империи, в сопровождении нескольких рабов с золотыми цепями на шеях.
- Ваше величество, - Владимир почтительно склонился, хотя внутри него все сжалось и больше всего на свете хотелось выпрямиться и уйти гордо, вздернув подбородок. Что ж, не положено.
- Выпрямись пожалуйста, - император протянул в его сторону руку, которую хотелось презрительно оттолкнуть, но Владимир просто ее игнорирует и все же выпрямляется, заглядывает с голубые глаза, на дне зрачков в которых плещется…вина?
- Это твой раб? – спрашивает император, окидывая Сергея взглядом. Владимир тоже кидает на того взгляд через плечо и снова кланяется.
- По вашему приказу.
Вспоминать тот вечер неприятно, но еще неприятнее признавать, что появление Сергея в его жизни стало…благом. Чудом. Нет, этого Владимир ни за что не признает. Даже под пытками в императорских темницах и на эшафоте, да даже перед собой и богом.
Император незаметно закусывает губу и отворачивается от Сергея, возвращая Владимиру все свое внимание.
- Мы можем поговорить?
Владимир вопросительно приподнимает бровь и еще раз кланяется.
- Как вам будет угодно.
Он делает несколько шагов за императором в сторону балконов, когда тот оборачивается и неодобрительно смотрит на последовавшего за хозяином Сергея.
- Стой здесь.
Сергей вопросительно выгибает брось, полностью копируя выражение Владимира и продолжает идти следом.
Владимир едва не усмехается, но все же жестом останавливает его: злить императора – гиблое дело.
Они почти доходят до балкона, когда к императору внезапно подбегает слуга и что-то быстро шепчет. Владимир почтительно, насколько может, не вслушивается, все же улавливая несколько весьма любопытных деталей, надо будет расспросить птичек чуть позже, а пока он смиренно ждет у дверей балкона, пока император не повернется к нему и не попросит прощения.
- Прости Владимир, - император извиняющееся улыбается, оборачиваясь. – Можешь подождать меня?
- Конечно, ваше величество, - Владимир кланяется, глядя в удаляющуюся спину императора и выходит на балкон. Ему не остается ничего, кроме как ожидать чужого возвращения. Которое происходит куда быстрее положенного.
- Ваше ве… - Владимир оборачивается на скрип открывшихся дверей, но замечает лишь темную фигуру и блеснувший нож. Вторая темная фигура запрыгивает на перила и пытается достать императорского цензора со спины. Владимир уворачивается, отбивает удар и впечатывается спиной в перила. Один толчок, и он полетит с балкона. Что ж, потрясающая ночка.
Он отталкивает одного из нападающих ногой и вскакивает на перила. Костюм жалобно трещит, да уж, не для таких он шился кульбитов, но Владимир продолжает проверять ткань на прочность, едва не сваливается вниз, но вместо этого отправляет туда одного из нападающих.
Минус один – думает он, когда из-за двери внезапно выскальзывают еще двое, а перила упираются в поясницу снова.
Щеку опаляет болью, когда нож мелькает слишком близко от его лица, и Владимир хмурится. Он безоружен, а на помощь, судя по всему, звать бесполезно, они и без того навели тут шуму, а никто так и не явился. Надо было сказать Сергею дожидаться под дверью, хотя раба вряд ли бы кто пустил близко к императору. Но не умирать же Владимиру теперь, из-за таких глупостей.
Нож свистит опасно близко, и внезапно оказывается в животе атакующего.
Сергей выскальзывает из-за спины Владимира словно тень, кидается вперед, за секунды расправляясь с противниками. Они только и успевали, что вскидывать руки, прежде чем тонкая сталь метательных клинков вспарывала им горла.
Владимир устало облокотился о перила.
- Как ты?..
Сергей обернулся, вытирая с лица кровь, но лишь больше ее размазывая. Он улыбнулся.
- Влез на балкон.
Владимир выглянул вниз.
- Как?
- Это было просто, - Сергей улыбнулся еще шире, а за дверью наконец-то послышались голоса. Еще секунда, за которую Сергей успел спрятать кинжалы и метнуться мимо Владимира, перепрыгнуть через перила и помахать на прощание рукой. Распахнувший двери на балкон император увидел лишь размытую ускользающую тень.