Сергей сильный. Он справиться. Он уже пережил смерть родителей, прошел войну, снес пленение и унижение. Он справиться с чем угодно. Но когда Сергей видит безразличные серые глаза напротив, то понимает, что нет…справиться с ним у него не выйдет.

***

Владимиру скучно. Среди блеска толпы, уродских пестрых масок и пышных нарядов, так и кричащих о статусе их владельцев, в месте, где разговоры льются тихими полушёпотами и фальшивым вежливым смехом, ему, главному цензору императора, невыносимо скучно. Да. Это слово подходит.

Вокруг пустота. Владимир стоит у колонны с бокалом, прижимаясь к ней плечом, и смотрит на всех этих людей в зале. Банкет собран в какую-то честь, он даже не интересовался, и теперь стоял, взирая на мелких мушек вокруг с высоты своего роста. Буквально. Мало кто хочет разговаривать с главным цензором, одно неосторожное слово и от поместья, денег и ценностей не останется ничего, уж Владимир позаботиться. О благе империи, конечно. Не просто так. Только вот, кто из аристократии не пачкал руки, наживая свой статус? Кто не замешан ни в чем? Владимир знал, святош здесь сегодня нет. Святош вообще нет. В этом мире.

Взгляд скользит по пестрой толпе лениво и безразлично. Маски, маски, сплошные маски и фальшивый смех. Он отставляет стакан на поднос мимо прошмыгнувшего официанта и собирается уходить, здесь ему делать нечего, дань вежливости отдана, можно и домой, когда замечает краем глаза фигуру. Направляющуюся к нему фигуру.

- Ваша светлость, – подошедший улыбается, так приторно мерзко, что у Владимира свело бы челюсть, если бы он к подобной слащавости давно не привык. Поэтому вместо гримасы, он надевает на лицо вежливое безразличие.

- Доброго вечера, барон.

Мужчина расплывается в лицемерной улыбке и едва приседает, подбивая одной ногой другую. Что за мода.

Владимир внутренне морщится и поднимает взгляд от чужой потной лысеющей макушки, переводит дальше, за спину барона. Зря. Как же зря.

Рабы в империи символ статуса. Личные рабы – статуса особого.

За спиной барона стоит рабыня – их, Владимир знает, покупают чаще, как раз ради таких светских приемов, разодевают в шелка и бархат, а потом хвастаются перед друг-другом. На шее женщины висит большая цепь, серебряная, судя по блеску, прикрепленная к ошейнику, тесно замкнутому вокруг горла, она тянется вниз, прямиком к хозяйской руке. Владимир скользит по ней взглядом, а потом поднимает его на довольного барона.

- Что вы хотели? – не скривиться сложно, но Владимир привык. Как тут не привыкнуть? У его отца тоже был личный раб. У него самого мог быть тоже, но…

- Вам послание из дворца, – барон, хозяин сегодняшнего вечера, протягивает цензору конверт с императорской печатью и хитро блестит глазами. Владимир хмурится и распечатывает письмо. В нем лишь несколько строчек, но, как он и ожидал, неимоверно мерзких.

- Прошу пройти за мной, – кланяется барон, указывая куда-то в сторону одной из многочисленных дверей в зале. – Аукцион начнется через десять минут, и, поверьте, сегодня без товара вы ни за что не уйдете.

Его поросячьи глазки раздражают. Его лощеная кожа и костюм выводят из себя, а показательная вежливость давит на нервы, которые и так натянуты последнюю неделю.

Император, что б его, решил играть нечестно.

Владимир хмурится, комкая в кулаке письмо с императорской печатью, и чеканным шагом идет за хозяином. В ту же сторону направляется и львиная часть гостей, в просторную залу со сценой и расставленными на манер амфитеатра стульями.

Владимиру душно.

Он садится на отведенное место, сдержанно кивает, принимая от служанки свой номер, который, исходя из ее скомканных объяснений, необходимо поднять, если он захочет сделать ставку. Владимир не хочет, но в кулаке зажато письмо. Письмо с императорской печатью. Приказ. Приказ от того, кого он воспитал и вырастил, кто должен был понимать, кто… не понял. Предал.

Мерзко. Как же это все мерзко.

Официант подносит бокал с вином, и Владимир позволяет в этот вечер выпить себе больше обычного. Намного больше. 

Что ж, ваше величество. С вами мы еще сочтемся.

Владимир умеет давить. Умеет убеждать. И уж тем более научился угрожать. Кому угодно, льстивым аристократам, простолюдинам, торговцам на рынке, убийцам, императору и самому богу, если понадобиться. Все равно в него он не верил. А еще Владимир очень хорошо умел мстить.

Разглядывая собственные руки с табличкой на коленях, он пропустил момент, когда свет в комнате погас. Висевшие в воздухе разговоры тут же стихли, все взоры обратились на сцену, где что-то радостно вещал организатор торгов. Владимир огляделся. У больше чем половины сидящих в зале аристократов при себе были рабы. Разодетые и почти обнаженные, в ошейниках и на поводках, мужчины и женщины. хорошо, что он добился принятия законопроекта, запрещающего продажу и обращение в рабство детей. Хотя бы здесь не видит этого омерзительного зрелища, составлявшего людскую сущность.

На сцену вывели первый лот, и Владимир, не обращая на него никакого внимания, поднял свой номерок. К нему тут же подбежала девушка, маячившая неподалеку и, почтительно склонив голову, спросила, сколько господин готов дать. Вопрос выбил из колеи, и Владимир промедлил. Ставку сделал кто-то другой, торги вошли в раж. Владимир дернул плечом и глянул на сцену. Девушка. Мысленно облегченно вздохнув, главный цензор вернул табличку на колени. Если его и вынуждают приобрести раба, так пусть это будет мужчина. Женщины…ему не по вкусу.

Мрачно хмыкнув не самым приятным воспоминаниям, всплывшим в не самое приятное время, Владимир краем уха следил за ходом аукциона, и, когда в длительной череде женских имен и сочных описаний, мелькнуло первое мужское, тут же поднял руку. Все та же девушка скользнула к нему, он уверенно назвал цену и…ничего не произошло. Взглянув исподлобья на застывшую служанку, Владимир нахмурился.

- Что-то непонятно?

- Простите…господин…пятьдесят тысяч?

- Этого мало? – Владимир склонил к плечу голову, раздумывая над тем, сколько стоит добавить поверх этой суммы, когда девушка резво замотала головой и выпрямилась, подавая организатору какой-то знак.

- Пятьдесят тысяч! – воскликнул тот, взглядом нашаривая Владимира в толпе. – Пятьдесят тысяч за обаятельного раба Александра раз! Пятьдесят тысяч два! Пятьдесят тысяч три! И, продано!

Стукнув молотком по своей деревянной кафедре, распорядитель торгов едва не рассмеялся, а девушка меж тем снова обратилась к Владимиру.

- Прошу за мной, – она склонилась, указывая рукой на выход. – Я проведу вас в комнату, где вы сможете осмотреть и забрать ваш товар.

Владимир поморщился. Товар. И ведь не поспоришь.

Он поднялся, шагая за служанкой по ярким коридорам поместья, пока наконец они не остановились напротив одной из многочисленных безликих дверей.

- Прошу вас ждать здесь, – толкнув двери, девушка захлопнула их уже за спиной вошедшего в комнату Владимира. Тот огляделся. Убранство впечатляло: подобная смесь изыска и безвкусицы мало кому удавалась, но тут дизайнеры поработали на ура.

Он сел в одно из стоящих в комнате кресел и раздраженно закинул ногу на ногу, в ожидании своего нового товара.

Что б их всех в аду черти отодрали.

Свеча в одном из подсвечников догорела до половины, когда двери наконец распахнулись и внутрь вошли распорядитель, а за ним еще несколько людей ведущих на поводке его нового раба. Махнув мужчинам рукой, распорядитель быстро поклонился Владимиру.

- Ваш товар, – он взглядом указал на стоящего позади раба. – Желаете осмотреть или сразу заключим сделку?

- Сразу, – Владимир на свой товар даже не посмотрел, еще успеет насмотреться, и потянулся во внутренний карман за личной печатью, пока организатор раскладывал на столе бумагу и принадлежности для письма. Пробежав по тексту расписки глазами (ничего необычного или двоякого), Владимир поставил снизу печать и расписался. Распорядитель едва не замурчал от удовольствия, рассматривая сумму в договоре.

- Комнате в вашем распоряжении до завтрашнего утра. Можете освоиться с новоприобретенным товаром, не беспокоясь, что вас потревожат. Поздравляю с покупкой, – промурлыкал он, выскальзывая за дверь. Когда та хлопнула, Владимир наконец-то поднял на раба изучающий взгляд. Освоиться да?

Он шагнул вперед, разглядывая свой товар. От кончиков босых ног, вверх по икрам и крепким бедрам, с выпирающими тазовыми косточками, выше по животу с заметными белыми шрамами на боку и груди, слишком узкой в обхвате, но ладно, что не женской, к выемке между ключицами к острому подбородку, выдающимся скулам, обвисшим прядкам русых волос и глазам. Глазам, что смотрели на Владимира обманчиво безразлично.

Теперь Владимир видел лицо своей спонтанной покупки и четко понял для себя одну простую вещь.

- Ты не имперец.

- Это проблема…….хозяин….?

Владимир не мог не заметить внушительную паузу перед последним словом, как и не мог не уловить едва заметную тоску в тихом голосе. Тоску, боль ненависть и что-то еще, заслоненное мнимым смирением.

- Отнюдь, – он склонил голову к плечу рассматривая необычный товар. – Воевал?

Раб вздрогнул. Заметно сжал пальцы сведенных вперед рук.

- Нет, – он опустил голову, и русые волосы упали на глаза. – Не воевал.

Владимир сощурился, пытаясь выявить ложь за внешним каскадом напускного, истинно рабского отношения.

С рабами всегда сложно иметь дело, они слишком хорошо умели лгать. И лжет ли сейчас молодой мужчина перед ним, Владимир понять не мог.

- Хорошо, – он отошел обратно к креслу и сел в него. На столе рядом лежал ключ от наручников, но почему-то не от цепи. Забыли дать?

- Как тебя зовут? – Владимир снова посмотрел на раба и попытался вспомнить, как же того представили на сцене. – Александр?

- Любое удобное для вас имя… - очевидно нехотя ответил мужчина, глядя куда-то в сторону.

Не Александр, подумал про себя Владимир, ясно.

- А если я хочу звать тебя настоящим именем?

- Тогда Сергей…хозяин…

Владимир усмехнулся. Эти паузы перед «хозяин» изрядно веселили. Отлично. Просто прекрасно.

- Хорошо, Сергей, – он подцепил пальцем ключ и бросил его рабу. Тот поймал. Даже со связанными руками. – Сними это.

Какое-то время Сергей просто стоял, глядя то на ключ, то на Владимира. А потом неловко попытался вставить ключ в замок наручников. Выходило у него из рук вон плохо, но попыток через пять замок все же щелкнул и наручники с грохотом стукнулись об пол. Владимир безразлично проводил их взглядом.

- И это, - он указал на шею, - тоже.

Сергей снова заколебался. Посмотрел на своего хозяина, а потом внезапно опустил голову, бормоча в полголоса.

- Невозможно.

- Что? – Владимир нахмурился, он ненавидел переспрашивать.

- Невозможно, – ответил громче Сергей и пальцами впился в ошейник, оттягивая его по мере возможности.

Под полосой железа обнаружилась темная полоска мертвой кожи.

- Это, - Владимиру почудились в чужом голосе грустные насмешливые нотки. – Со мной навсегда.

На несколько долгих секунд комната погрузилась в молчание. Сергей смотрел на хозяина, пытаясь прочитать в его лице что-то, а Владимир рассматривал раба, надеясь уловить… Нет, не жажду свободы, конечно же. Он искал иного. А чего, не знал сам. Зато прекрасно понял, спустя долгие гляделки, что в Сергее этого не найдет. И разочаровался.

Кажется, пятьдесят тысяч он потратил откровенно зря…