Я был там.
Я был — им.
Снова и снова возвращаясь в туманные пучины собственных поисков. Встречая выщербленное красным металлом отражение вины, переживая боль, отрицание, гнев, торг… но никогда — ответ.
Тот, который бы меня устроил. Только те, что отдаляют мерцающее свечой во тьме принятие все дальше, норовя любым дуновением иллюзий и деприваций затушить ее.
Пускай и тонуть мне не впервой.
Мне страшно. Не от того, что я вижу, но потому, что это вижу я. Бездна смотрит на меня бесстыдно, и столь же бесстрашно я вхожу в нее раз за разом, понимая, что морю моей вины не измениться — капля в него, капля из, какой смысл?..
Капля помогает забыть. Забыться. Но никогда — простить. Никогда — принять. Никогда… бороться? Вспомнить?
Всё его: эгоизм, отчаянье, непонимание. Ее образ высечен агонией и почти забытой невинностью.
Закономерно, я хочу наказания. Ослепленный, я ищу его. В конечной точке отрицания, я становлюсь им.
Бич рассекает тело почти безболезненно — лишь кровавая рябь в глазах, лишь преследование, лишь безмолвный намек — ты заслужил, ты знаешь, за что…
Огромный, тяжеловесный меч волочится по полу, заставляя прислушиваться, заставляя осознавать присутствие. Он может карать лишь виновных. Он может заставлять страдать лишь тех, кто должен.
Продолжая биться лбом о сотни решеток, я задаюсь вопросом: почему всегда бабочка? Удар, кровь, знакомый вскрик и собственное, затапливающее отчаянье — по-человечески и потому, что это могла быть она.
Раз, второй, третий — раскатистый шаг неумолим, как и длань, что несет суровое правосудие.
Лишь ее рука могла бы его остановить. Лишь ее рука — та, что уже никогда его не коснется; и потому — в каком-то смысле — никогда не станет его жертвой.
Только спасением.
Нет. Уже никогда. Потому что жертва — моя.
Насаженный на пику смысл издыхает очередной итерацией понимания.
Колени сгибаются, затылок сжимает алая призма, огрубевшие руки безвольно свисают по бокам.
Мягкие пальцы любовно скользят по холодным, пульсирующим признанием граням. В мечтах.
В звуке фортепианной клавиши. Во всплеске озера и дуновении ветра в парке, что нам уже не видать.
Не искупление. Не приговор. Точка, где страдание встречается со страданием.
Место. Время. Событие. Пересечение, где их обоих принимает этот город.
Людские пороки убили людские пороки. Потустороннее правосудие бессильно пред ангельским заблуждением.
Бездна сомкнулась.