Осаму проснулся рано — под шум в прихожей, гостиной и на кухне. Казалось, всюду копошились его родичи, суетились и куда-то собирались. Дадзай протяжно зевнул, зажмурив один глаз. Он поплёлся в прихожую, на ватных ногах, всё ещё будучи сонным. Он покачивался, словно зомби или пьяница. Кажется, он действительно не выспался.

В коридоре он встретил мать с отцом. Мисс Дадзай красила губы, стоя перед зеркалом. Тут же закончив, она оставила помаду на бортике, а сама принялась проверять сумочку на наличие документов. Мужчина же застёгивал пиджак и пересчитывал деньги. Вид их обоих, кажется, был не очень. Оба хмурые, серьёзные и недовольные. И, похоже, Дадзай знает причину. Но ему абсолютно всё равно.

Он уже хотел было удалиться прочь, чтобы не продолжать попусту стоять в проёме, но его заметили: отец зыркнул на него, сведя брови к переносице, а мать распахнула глаза, уставившись на Осаму.

— Осаму? Почему так рано? — нервно спросила женщина. На часах едва показывало половину седьмого. — Тебе не надо в школу. Мы с твои отцом уходим по… срочным делам, — она замялась, бросив недовольный взгляд на уже скоро бывшего мужа. М-да уж, Дадзай знает, какие у них дела… В прочем, это было ожидаемо.

— А мне не нужно присутствовать там? — поинтересовался Осаму, смекнув, что к чему. Женщина чуть не поперхнулась.

— Нет, — отрезал холодно его отец. — Это вовсе не проблема. Ты остаёшься со своей матерью, — сухо сказал он, провертел ключ в замочной скважине и первым вышел прочь из дома.

Мать Осаму, проводив того взглядом, обратила внимание на сына. Она шагнула вперёд.

— Дадзай. Я думаю, ты уже понял… Я хочу развестись с твои отцом. Мы оба этого хотим, — голос несколько дрогнул, но звучал достаточно серьёзно. Дадзай понимающе кивнул.

— Я так и подумал, — пожав плечами, безразлично бросил Дадзай. — В прочем, мне всё равно. Если так вам будет лучше.

— Сынок, спасибо, что понимаешь… — женщина грустно, но искреннее улыбнулась. Она потрепала сына по голове.

Тут же, она обула туфли, и, попрощавшись, вышла из квартиры. Теперь Осаму был совершенно один в этом доме. Хлопок двери и поворот ключа. Парень издал непонятный раздосадованный звук — родители наверняка закрыли верхний замок, который изнутри нельзя открыть. До сих пор обращаются с ним как с ребёнком…

Дадзай проверил все замки, покрутил, но всё равно дверь открыть не получилось. В подтверждение он дёрнул дверной ручкой. Получается, он не просто один дома, он ещё и заперт. Класс.

С одной стороны — ему действительно было неприятно и он ощущал себя не в своей тарелке, будучи запертым. С другой стороны, Осаму, в общем то, никуда не собирался идти. Хотелось просто остаться дома, отваляться в кровати лишних два часа, ни о чём не беспокоясь.

Осаму везде потушил свет. В доме стало очень темно, ведь погода на улице в принципе была пасмурная и солнечный свет не доходил до комнат. Разве что в его комнате было более-менее светло. Он плюхнулся на футон, разложились звездой по матрасу.

Рядом лежал телефон. И коробочка с наушниками. Почему бы не послушать музыку? Он потянулся рукой сначала к телефону — зашёл в Ютуб и нашёл там видео-плейлист, с новыми для него звучаниями. Возможно, будет не так скучно. Наушники прочной бронёй воткнул в уши, и теперь он был полностью изолирован от мира. Не было слышно абсолютно ничего.

Признаться честно, Дадзай, оставаясь одним дома, до ужаса боялся тишины. Обычно он включал телевизор или радио, чтобы не было в доме так тихо. А иногда, он просто втыкал наушники. Может быть, это только усугубляло его положение, но парень правда расслаблялся, хоть что-то и, бывало, заставляло всё же вытащить хотя бы один и проверить, нету ли странных звуков.

В каком-то смысле, в этом деле Осаму был настоящим параноиком. Однако, страха никогда не показывал — слишком горд был собой, чтобы признаваться в собственных изъянах в виде фобий. Заиграла спокойная мелодия. Дадзай меланхолично прикрыл глаза, вслушиваясь в слова женского пения.

В голове всплыли последние события с его родителями. Да, всё однозначно шло к концу их отношений, что было явными предпосылками. Дадзай считал это по-настоящему абсурдным, но ничего не говорил им по этому поводу. Всё же, им решать — оставаться вместе или нет. Уж лучше так… С одной стороны — Дадзай прекрасно понимал, что, раз такие проблемы, развод необходим, хоть и где-то в глубине души он действительно сожалел — возможно остатки вины от тех случаев, когда из-за него самого отец ругал и мать тоже. Но в то же время, с другой стороны — ему было совершенно наплевать: кровавая, упрямая гордость не позволяла вдаваться в чувства.

Осаму привстал, прикрыл себя одеялом. Теперь можно спокойно отправляться в царство Морфея. Веки уже были тяжёлыми, а мысли путались. Постепенно он провалился в сон.

И, казалось, он проспал не так долго. Потому что, наверное, через полчаса Осаму соскочил — услышав отвратительную клишированную музыку. Кажется это был фонк. Аниме-девушка на заставке и что-то слишком типичное, что у него начало звенеть в ушах. Он разом убрал наушники и прислушался, не пришёл ли кто.

Очевидно, дома было пусто. Но Осаму посчитал своим долгом обойти комнаты. За стеной его комнаты располагалась спальня отца — он в первую очередь пошёл в неё. Было слишком темно, настолько, что в самых потаённых уголках совсем ничего не видно.

Или же… так потому, что в глазах постепенно темнеет? Действительно, взгляд темнеет, застлевался туманом. Дадзай опешил — это было очень неприятно и омерзительно — ничего не видеть. Он поспешил в ванную комнату, чтобы умыться, как услышал где-то сбоку громкий мужской хохот, напоминающий смех родного отца.

Осаму перекосило. Если дома никого нет, то… кто это?.. И сейчас, парня будто парализовало. Он не мог двигаться, совсем. Конечности будто онемели, а корпус стоял на месте. Он слышал странные звуки рядом, копошение, и ему становилось в разы страшнее, как бы он ни пытался думать холодно. Совсем ничего не получалось.

Дадзай попытался сделать шаг, и едва у него получилось, как он почувствовал на своей ноге пальцы. Костлявые, словно паучие лапки, они сжали где-то снизу возле щиколоток. Юноша попытался дёрнуться, но руки лишь сильнее обхватили его.

В этот момент, в глазах окончательно помутнилось, а тело больше не слушалось Осаму. Он чувствовал, как холодный пот леденит его спину, а сердце колотится так, что казалось, его услышат даже за дверью. Дадзай закрыл глаза и попытался закричать, но из его горла не вырвалось ни звука. Эти костлявые пальцы продолжали сжимать его.

Последнее, что он ощутил — холодные объятия теми же самыми руками на своей спине.

***

— Чёрт… — прошипел Дадзай. Он резко встал, метая взгляд по комнате, пытаясь осмыслить произошедшее. Тяжело дыша, он слышал собственное сердцебиение. — Ха… Это просто кошмар… — прошептал молодой человек, осознав, что это был просто сон.

С кухни послышался смех. Тот самый, что был во сне. Теперь всё ясно. Вероятнее всего, Осаму сквозь сон слышал хохот отца, что стал неким «звуком, которого быть не должно».

А пальцы… О, Осаму знает эти руки, эти костяшки, эти ладони. Он знает их, помнит. И на душе становится больно донельзя. Настолько, что дыхание вовсе прихватило и парень впредь не может выронить и звука. На мокрой спине до сих пор осталось ощущение тех нежных, но в то же время грубых касаний. Как иронично и абсурдно…

Он едва не всхлипывает, вспоминая лицо, лёгкую улыбку, тёмные отросшие волосы дорогого ему человека. Осаму помнит эти глаза, тёмные, с помехами, словно белый шум, цвета чистого аметиста. Помнит касания, помнит смех и голос. Сердце клокочет в груди. Больно, холодно и сыро. Разве что так сейчас можно описать его состояние.

Наверное, будь он не столь горделив и уверен в себе, давно бы разревелся. Фёдора нет рядом с ним чуть больше полугода. Близкий, родственный ему собеседник пропал. Без вести. Никто не знает, что с Достоевским — русским мальчиком со странным цветом глаз и недостатком гемоглобина в крови.

Осаму легко мог представить тысячи причин исчезновения любимого. Но всё, казалось, было не то, а каждое предложение можно было легко опровергнуть. Полиция же бессильна. Фёдора так и не нашли.

В этот момент Осаму замер. Он призадумался.

— Откуда эти воспоминания? — он правда ничего не понимал. В голове разрасталась лёгкая мигрень. Осаму дотронулся до лба, приподнимая волнистую чёлку. — Что с Фёдором? Разве он не жив? — задавшись этим вопросом, он вдумчиво оглядел комнату.

Парень осторожно слез с футона. Он прислушался к шуму и подметил, что родители его, вероятнее всего, просто разговаривают на кухне. Стараясь не скрипеть половицами, подросток пересёк коридор между спальнями и, оказавшись у входа в обеденную, заглянул.

Его мать и отец сидели за столом и непринужденно разговаривали. Мать, с похмельным прищуром, подперев ладонью щёку, кокетливо смотрела на мужа. Тот же, активно жестикулируя, иногда с насмешкой, рассказывал о прошедшем корпоративе. Вероятнее всего, речь снова зашла работе. Наверное, самое главное, что всё в порядке. Признаться честно, Дадзай ненавидел, когда они ссорились. Обычно в такие моменты он изолировался в свою комнату, дабы просто отдохнуть от негативной суеты. Благо, сейчас всё в порядке. И уж не важно, что его родители снова напились. Главное не в хлам, и главное без ругани.

Он неслышно вздохнул и скрылся за стеной. Не хотел, чтобы его заметили. Взгляд зацепился за электронные часы на тумбе — на циферблате показывало 4:56. Невероятно! Осаму так мало поспал лишь из-за какого-то кошмара. Или же… это был не кошмар?

На самом деле, было неистовое желание поспать ещё. В голове Осаму пронеслась мысль о том, что отсутствие Фёдора стало для него необъяснимой трагедией. Он никогда не думал, что потеря может разрушить его так основательно. Большинство времени, как оказалось, он думал только о Фёдоре. О тех прекрасных глазах и лукавом прищуре. Ему по-настоящему не хватало Феди. Его ровесника, которого он действительно любил.

Фёдору Достоевскому было шестнадцать — столько же и Осаму. Они познакомились в одном из невзрачных районов Йокогамы. А потом оказалось, что Фёдор учится в той же школе, что и Дадзай. В итоге обычное знакомство переросло в нечто большее.

А потом… потом Федя просто пропал. Бесследно. Они были знакомы два года. Слишком много для того, чтобы не привязаться. Осаму раньше и подумать не мог, что способен к кому-либо привязываться. Этот человек убедил его в обратном.

Осаму уже давно уплыл в глубину своих мыслей. Он и не заметил, как простоял здесь не меньше десяти минут точно. Парень вздрогнул, когда до его плеча дотронулась женская рука.

— Осаму? — несколько удивлённо спросила мать. Названный повернулся на голос — это действительно была она. Дадзай невольно установил зрительный контакт с ней, даже при всей полутьме. — Подслушиваешь? — поинтересовалась она, прищурившись, улыбнувшись тепло и заинтересованно склонив голову набок.

— Я? — он растерянно огляделся. Нет, конечно, он не подслушивал! Просто так вышло. — Ничего подобного, — отрезал Осаму, достаточно нагло, но к месту и тактично. — Голова болит ужасно, хотел выпить таблетку, — пояснил парень, демонстративно положив свою ладонь себе же на голову.

— Верю, — мама понимающе кивнула. — Сам пойдёшь, или тебе принести? — уточнила женщина, сдвинувшись обратно ко входу на кухню.

— Ну я же не ребёнок! — возразил Осаму, не столь громко, сколько явно возмущенным тоном. — Сам, — добавил он, зашёл в столовую.

На кухне уже никого не было. Как оказалось, отец совсем недавно вышел оттуда, и теперь обеденная была пуста. Он налил воды, взял близлежащую таблетку против мигрени и выпил залпом.

Ничего впредь не сказав, он удалился прочь. Женщина проводила его взглядом и шумно вздохнула.

***

С этого времени, как Дадзай ушёл обратно к себе и лёг на футон, в надежде снова уснуть, прошло два часа. За это время он почти не спал. По началу крутился из стороны в сторону, в надежде поймать «тот самый момент», когда он больше всего уязвим ко сну, но никак не получалось. Осаму пытался брать телефон, но один раз его заметила мать. Ни то что бы он получил выговор, нет: лишь укоризненный взгляд.

Однако, спать явно хотелось, телефон только мешал. В итоге, он вырубился в самые последние полчаса, а проснулся, не поспав должным образом, уже совсем скоро, под навязчивый звон будильника.

А дальше, казалось, всё как обычно: сборы в школу, ненавистная ему учеба. Однако, всё же, Дадзай пробыл в учебном заведении не так долго, уже после обеда он вернулся, ведь пару уроков было отменено.

В школе, в прочем, друзей у Осаму не было. С одной стороны, он пользовался небывалой популярностью, с другой стороны, его окружали совершенно неинтересные ему люди и тратить своё время и внимания на них Дадзай был не намерен.

Зато… он всегда помнит Федю, часто думал о нём. И тот был единственным, с кем он общался на постоянной основе.

Вернувшись домой, его ждала неожиданная, но в точь странная новость. Отец, как всегда, отправился в офис. А вот мать осталась дома, ведь ей назначили официальный выходной. Оставался один вопрос: зачем? И тут то и был весь сюр. Как оказалось, на одной из главных площадей открыли некий туристический объект в виде старого подземного собора.

Осаму покорёжило от одной только мысли, что его мать хочет посетить это место, в том числе буквально спуститься в подвал, но у той глаза горели и она так и упрашивала сходить вместе с ней. С другой стороны, как бы ему не было странно на душе и не было плохого предчувствия, Дадзаю и самому было искренне интересно.

В итоге, после многочисленных уговоров, Осаму согласился, окончательно сдавшись. Они собрались, вместе пришли на площадь Йокогамы. Площадь была уложена свежими каменными плитами, на ней собралось много народу — кто-то даже был с фотоаппаратами. Слишком много людей, слишком много суеты и глупости. В прочем, пути назад не было.

Он опустил взгляд туда, куда все смотрели — это был люк. Чуть возвышенный, большой и открытый. Он вёл в ту самую подсобку. Прежде чем вместе с матерью зайти, Дадзай прислушивался к разговорам окружающих рядом: как оказалось, всё самое интересное находится именно внутри.

Мать зашла первой. Осаму, сложив руки на груди, смотрел, как она спускается. Когда она скрылась с его поля зрения, он и не подумал идти за ней — лишь ждал. В итоге, через несколько минут женщина вышла.

— Там интересно, иди, глянь, — сказала его мать. Видимо, ей действительно понравилось. Но что? Виды, что-ли?

Осаму всё же решился, но один. Нет, он не боялся, вовсе нет. Лишь было нечто отталкивающее в этой всей затее. В то же время, мать сказала, что отойдёт в магазин. В прочем, это уже было неважно, ведь Дадзай спускался по лестнице. Стуки его туфлей об каменную лестницу и внутренние скрипы в перемешку с падающими каплями воды изнутри создавали неясную какофонию звуков.

Когда он, как и большинство туристов до него, повернул за угол, он внимательно пригляделся. «Собор» изнутри выглядел как действительно самое настоящее молельное здание. Оно представляло из себя немыслимую разруху, хоть и, что странно и противоречаще, выглядело вовсе как дворец.

Само помещение было в тёмно-лазурных и бирюзовых тонах. Собор действительно располагался очень низко — как ему сказали: на около ста метров. А потом, виднелся и «второй этаж». Когда Осаму спускался вниз, он думал, что здесь будет вовсе нечем дышать, но, как оказалось, всё же можно. Затхлого воздуха, как предполагалась ранее, здесь и вовсе не оказалось.

Он не заходил внутрь, лишь смотрел издалека, блуждая взглядом по разломам. Вот там, в дальней части стены, вырезан огромный орнамент. А справа — портрет Святой Богородицы. В полутьме было по-настоящему тяжело разглядеть, но всё же, удавалось.

И, прежде чем он собирался наконец выйти, Осаму решил взглянуть напоследок. И этого последнего взгляда хватило, чтобы ему полностью расхотелось уходить. Он замер, обомлел, не знал, что ему делать, и куда деваться. Сердце забилось чаще, пульс вовсе был в бешеном темпе.

Среди сотни обломков и разрухи стоял он — Федя. Его дорогой, так родной и одновременно чуждый Фёдор. Безмолвно гладя прямиком в глаза, тот стоял неподвижно. Еле проходимый свет почти не освящал его, а сама фигура было до невозможности тусклая, практически невидная.

Дадзай сделал шаг. Глаза расширились от удивления в перемешку со страхом. Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Но всё равно делал тяжёлые шаги в сторону того, за кого, казалось, переживал больше, чем за себя. Откуда здесь Достоевский? Неужели он нашёлся? Что, чёрт возьми, происходит? Эти вопросы блуждали в его голове.

В последние секунды он не удержался на ногах — перед взглядом уже всё плыло, перемешиваясь в неясную смесь. В глазах темнело, как тогда, в кошмаре. И вскоре потемнело окончательно.