Дадзай резко раскрыл глаза — он стал спешно оглядываться, анализируя ситуацию и место. Но, вопреки его же ожиданиям, как оказалось, он в своём доме, в своей спальне. Неужели… снова сон?

В висках пульсировало, а в голове бушевала мигрень посильнее, чем ранее, в его сне. Сердце билось громко и чётко. Он осторожно привстал, принимая сидячее положение. Осаму, стараясь не давать мыслям путаться в сплошную кучу, прокручивал события из его очередного кошмара.

Забавно, что получился «сон во сне». Дадзай усмехнулся своим же чувствам и эмоциями. В то же время нахлынула невысокая волна тоски, потому что он вспомнил его снова. Вспомнил того, что был во сне. И собор. О, кажется, этот собор теперь он никогда не забудет. Этот кошмар осознавался как сплошной бред.

С кухни доносилась беседа его родителей. Та же, что и обычно.

«День сурка, ты ли это?» — подумал Осаму, припоминая, что в его недавнем кошмаре были те же звуки, те же смех и разговоры. Что бы это могло значить?

Тем не менее, Дадзай решил не тревожить их своим присутствием. Сейчас просто хотелось снова уснуть, с надеждой на то, что впредь кошмары не повторятся. Он повернулся на другой бок, зажал голову с двух сторон подушкой, закрывая уши, свернулся калачиком, натягивая одеяло повыше.

За окном колыхались ветви уже давно не цветущей вишни. Осаму припустил краешек одеяла и взглянул в окно — там, на улице, всё ещё темно. В прочем, сейчас на дворе осень.

Где-то рядом, снизу, послышался протяжный «мяв». Сквозь плед Дадзай ощутил, как на него резко запрыгнули маленькие кошачьи лапки. Те потоптались, а затем кот полностью улёгся сверху на чужой бок.

— Нацуме… — прошептал Осаму, вытянул руку и нащупал на себе пушистый комочек.

Кот промурлыкал, когда его почесали за ухом. Дадзай закрыл глаза, в надежде поспать дальше, но это никак не выходило. Нацуме ластился к рукам и, казалось, всё не настолько плохо, ведь было чем заняться.

Прошло около часа, как Осаму просто надоело лежать. А дальше, разумеется, обычная рутина. Во время сборов мать положила ему на обед два онигири; жилет из школьной формы оказался запачкан в чём-то чёрном (кажется, это была чернильная паста) и нехотя пришлось надевать другой, несоответствующий дресс-коду, из-за чего, вероятно, в скором времени он получит выговор; веки время от времени отдавали тяжестью и его так и выдавали сонные глаза; Осаму вместе с отцом вышел из дома: отец в офис, он на остановку.

На школьном автобусе старшеклассник добрался до школы, и уже там наступили уроки. Все проходящие занятия в его глазах выглядели так, будто уже были. То же расписание, те же темы, те же разговоры и лица. Всё-всё точь в точь, как что-то из его воспоминаний из сна. Каждый момент отдавался навязчивым чувством дежавю. О, Дадзай определённо знал, откуда это чувство. Ни что иное, как то, что было в кошмаре. Но почему так? Совпадение ли?

Когда он закончил пораньше из-за двух отменённых уроков, и вернулся обратно домой, никак не ожидал, что мать выдадут выходной. Чёрт. Нет. Что за чёртово совпадение?! В этот раз Осаму был в наибольшем замешательстве, и далеко не от самой затеи пойти в чёртов собор… Несомненно, от того, что это уже было.

Но нет, Дадзай не хотел оставлять эту странность просто так. Раз такие дела, то… В его интересах однозначно было пойти. С опаской, недоверием, окрепшим ощущением некой мистики, но всё же согласился.

По дороге же, признаться честно, его удивительно легко отпустило это чувство. Да, идя с матерью рядом к площади, он действительно решил, что это ведь просто удивительные состыковки. А сон… Сон, это просто сон. В вещие сновидения Осаму никогда не верил. Возможно, он где-то ранее видел объявление, и это же ему приснилось. Увы, так устроена человеческая психика, особо относительно снов: когда думаешь о чём-то и это тебе снится. Хоть и в собственном решении парень сомневался, ведь он точно знает, что никаких объявлений он не видел и подавно, а про этот туристический объект слышит впервые.

Площадь располагалась недалеко, можно было пройти пешком. Его ужасно смущало, что на эту бесполезность ещё и придётся тратить деньги. Но, может, там что-то интереснее, чем то было в кошмаре?

Но ещё больше удивляла его же мать. Она, насколько Осаму знает, никогда не интересовалось нечто подобным. Да, мисс Танэ Дадзай любила различные архитектурные сооружения, её завлекала эстетика и антураж, но чтобы идти к разрушенной подземке… К тому же, собор — это церковь. А церковь, это разве не христианство? Очевидно, что да. Но Танэ всегда была почти атеисткой и лишь чтила традиции синтоизма, как и многие японцы. Но чтобы христианство… Не похоже на неё, однако.

Зато Осаму знал наверняка того, кто был христианином. Или же почти, иногда, бывало, он же совершенно его не понимал… Да, мысли снова шли о Фёдоре. Он, если Дадзай не ошибается, носил нательный крестик, и сам, в общем то, не отсюда. Он из России, небезызвестного Петербурга. И чёрт знает, что здесь делал молодой русский.

Дадзай продолжал углубляться в свои размышления, когда они с матерью наконец достигли площади. Прямо перед ними была толпа, вокруг аккуратно отремонтированного люка, возле которого стоял проводник. Осаму ощутил, как мурашки пробегают по его коже. Это место как будто притягивало его, завуалированное атмосферой таинственности. Его сердце учащённо забилось, и он вспомнил о своих кошмарах, с каждым шагом приближаясь к этому архитектурному изваянию.

— Я пойду, — объявила Танэ, остановившись у входа. Её голос звучал ровно, но в глазах Осаму заметил искру интереса.

— Да, только… — начал было Осаму, но слова застряли в горле. Он задумался, но так и не дал дельного ответа.

Женщина одарила его многозначительным взглядом и спустилась вниз. Дадзай подошёл ближе ко входу. Рядом стояла таблица с надписью: «Осторожно! Высота 20 м». Осаму хмыкнул — действительно глубоко, как бы не разбиться, если вдруг споткнёшься о лестницу.

Люди, что окружали его сейчас, казалось, не выражали особой заинтересованности ни к Дадзай, ни к самой полуразрухе. Конечно, кто-то стоял возле импровизированного люка, желая зайти и посмотреть одному, кто-то спускался вслед за другими. В прочем, Осаму не знал, было ли предусмотрено, что кто-то станет заходить дальше. В любом случае, прибывая в реальности, он ещё не спустился и не был в этом “интересном” месте, что означает, что и судить он особо то не мог.

Площадь сама по себе была достопримечательностью. Он был здесь единожды, от того и не знал, было ли здесь вообще это нечто раньше. Подслушав разговор контролируещего, Дадзай запомнил, что эта архитектура не иначе как древняя и “открыта” совсем недавно. Оставался лишь вопрос: почему это нашли только сейчас? Каким образом вообще подобное здание может скрываться под землёй, чтобы о нём вообще никто не знал доселе? А как же землетрясения? Ни для какого жителя Японии не секрет, что в этой стране происходят частые землетрясения. Неужели за это время площадь ни разу не была повреждена?

Стоило женской фигуре скрыться с поля зрения, как Дадзай несколько спешно вытащил из кармана джинс пачку сигарет. Ни то что бы у него была зависимость или вроде того, нет. Способ снять стресс, это уже вошло в некую лёгкую привычку, замкнутый круг, иначе говоря. Конечно, родители не знали. Но он и не спешил делиться этим секретом.

Осаму, отвернувшись к толпе спиной, поднёс к губам сигарету, зажав между пальцев, тем временем, держа в другой руке зажигалку, поджигая. Он сделал затяжку, а после тяжко выдохнул.

В мыслях пронеслось воспоминание. Очередное из очередных воспоминаний о Фёдоре. Это когда Дадзай протянул Достоевскому сигарету, тогда, в месте их первой встречи, в тёмной улочке Йокогамы. Когда сигарета было одна, а их двое.

Прошло не так много времени. Ещё не успев докурить сигарету, Дадзай услышал, как по лестнице послышались шаги. Шаги Танэ, которые ни с чьими Осаму точно не сможет спутать. Он впопыхах потушил сигару о кофту и с расстояния откинул в железный мусорный бачок. Кажется, у него вышло сделать это до того, как мать полность вышла из подсобки.

Танэ оглядела его с некоторым подозрением, а затем, пожав плечами, прошла вперёд, освобождая другим посетителям проход к люку. На шее её висел фотоаппарат, что он замечал и ранее.

— Всё в порядке? — поинтересовался Дадзай, выгнув бровь, смотря на мать в ответ. — Как там внизу?

— Вполне красиво, мне понравилось, — ответила коротко она с лёгкой улыбкой. Раз так, значит действительно рада. Значит уже можно идти?

Мать, очевидно, хотела что-то сказать, но её прервал рингтон её звонящего телефона. Она быстро вытащила его из сумки и приставила к уху. В это же время Танэ стала спешно отдаляться от толпы — вероятнее всего, позвонил отец, и она не хотела, чтобы кто-то слушал. Мол, разговоры личные.

Дадзай, проследив за её удаляющейся фигурой, медленнно перевёл настороженный взгляд в сторону люка. Он определённо хотел спуститься туда. Никто больше не ходил пока что, а потому, воспользовавшись моментом, Осаму шагнул вниз. Раз ступенька, два ступенька. Не понадобилось много времени, чтобы преодолеть такую низину, хотя, очевидно, там глубоко и ступеней немало.

Внутри было сыро. Красиво, да. Почти как во сне. Или же в точности, Осаму не помнил. В груди разрасталось неясное чувство, а мозг подавал невнятные сигналы. Он незаинтересованно и скучающе прошагал по каменному полу — на нём были шершавые осколки старых материалов.

Каждая падающая, словно в озеро капля, отдавала шёпотом, будто бы зовущим. Осаму посмотрел в глубь коридора. Где много разломков, где, вероятнее всего, не пройдешь, не сломав ноги. Виднелся второй этаж, что-то напоминающее выбитые окна. Всё это было так странно.

Осаму остановился, прислушиваясь к тишине. Его взгляд скользнул по стенам, покрытым трещинами. В воздухе витала пыль, смешанная с запахом сырости и ветхих составляющих. Он сделал шаг вперёд по осколкам, и его нога наткнулась на что-то твёрдое. Наклонившись, он увидел обломок камня — его он безразлично пнул в даль.

В глубине коридора что-то мелькнуло — тень, которая исчезла так быстро, что Осаму не успел понять, было ли это игрой света или чем-то более реальным. Тем не менее, парень отреагировал на это скептически — не предал значения ведь, в последнее время, он действительно стал слишком потерянным и податливым галлюцинациям.

Когда он достиг середины зала, его взгляд упал на странную конструкцию в углу — что-то вроде алтаря, покрытого пылью и обломками. Дадзай искренне недоумевал: почему это здание не восстановили, не отстроили, и даже не привели в порядочный вид, но при всё при этом, впустили людей на экскурсию?

На “алтаре” лежал предмет, который он не сразу смог опознать. Подойдя ближе, он увидел, что это был нательный крест — старый, потрёпанный, но всё ещё целый. Осаму почувствовал, как его дыхание перехватило. Это был тот самый крест, который он видел на Фёдоре. В прочем, все они одинаковы между собой, так? Дадзай присел на корты, приподнял подвеску и коротко оглядел — действительно похоже. Парень, нисколько не брезгуя, сложил его в карман своих джинс. На всякий случай.

Сверху послышался треск. Дадзай не сразу понял, что это. Лишь спустя пару секунд до него дошло. Он хотел было скорее отпрянуть, как тяжёлый удар пришёлся по голове обломком. И в этот момент, прежде чем упасть неподвижно, взгляд зацепился за до боли знакомый силуэт спереди. Но Осаму уже не мог нормально думать.

Осаму рухнул на каменный пол, его сознание помутнелось. В ушах звенело, а перед глазами плясали тёмные пятна. Он попытался подняться, но тело не слушалось, словно прикованное тяжестью. Дадзай чувствовал, как по затылку стекает кровь. Но он и пальцем пошевелить не мог. Спустя пару мгновений он отключился.

***

— Что это… чёрт возьми… было…

В груди ужасно покалывало, лёгкие будто перестали функционировать и Осаму не оставалось ничего, кроме как отчаянно хватать ртом воздух, словно рыба на суше. Он резко поднялся, принимая сидячее положение. Внутри всё болело, было ощущение, что сейчас тело вывернется на изнанку.

Но вскоре его отпустило. Не потребовалось много времени, чтобы прийти в себя. Обстановка спокойна. И, чёрт возьми, Осаму в своей комнате. В самой-самой привычной, знакомой спальне. Ничего необычного. Всё совершенно в порядке. На кухне родители вновь ведут беседу.

Но Дадзай понимает: так не должно быть. Явно что-то не так. Горло наконец не сопротивляется взять набор воздуха и Осаму, будто не веря, осторожно делает вдох. Вскоре, лишь спустя пару секунд, он, чувствуя тяжесть и отёк в теле, поднимается с футона.

Он лихорадочно оглядывается, пытаясь проанализировать ситуацию. Итак. Он видел странный сон, в котором был точно такой же сон. Что за бред?! Голова ужасно раскалывается. Он припоминает все события из кошмара, помнит их точно, словно это было наяву. Все эти воспоминания ощущаются как сплошные бредни наркомана.

Дадзай заставляет себя выйти из комнаты. Осаму осторожно прошмыгнул в гостиную. В горле пересохло, очень хочется пить. Но его останавливают беседующие родители. Он, как и в первом сне, выглядывает из-за проёма, наблюдая за действиями, выражениями лиц. И… всё то же самое. Та же поза, тот же взгляд Танэ, та же самая интонация отца и схожие обрывки фраз из чёртового кошмара. Дадзай подавляет желание пить, и, наоборот, впускает в себя противное чувство и нежелание зайти.

Медленно сползает вниз по стене. Перед глазами слегка плывёт как и множество раз, но молодой человек упёрто противится, делая своеобразные движения зрачками, разминая зрение. Он сжимает кулаки до побеления костяшек пальцев и больноватых отметин на ладони от ногтей. Внутри будто застрял мерзкий ком.

Всё сплошной бред. Уже второй раз повторился сон. Повторился один и тот же день. Те же слова и те же взгляды. Нет, это ненормально. Совершенно ненормально. Дадзай понимает.

В голове резко что-то щёлкает. Словно включатель. Словно отвратная тьма рассеивается таким же отвратным ярким свечением. Есть идея. Странная, неясная по смыслу идея. Осаму унимает дрожь и встаёт, совладая с трясущимися ногами. Такие ощущения несвойственны ему, но телу не прикажешь. Тело само решает, что делать, в соответствии с моральным состоянием. Однако, Дадзай достаточно решительно направляется обратно к себе, держась ровно.

Осаму тихо закрыл дверь. Лёг обратно на футон. Стоило ему небрежно стукнуться головой о матрас, как та заныла ужасной болью. Дадзай соскочил, на затылке нащупал рану. Свежую, но покрытую лёгкой коркой по ощущениям. От малейшего касания к тому месту было невообразимо больно. Он припоминал, как на него упало что-то тяжёлое. Значит ли это, что видимое во сне лишь является предшествием того, что есть сейчас? Во сне он получил рану, но она осталась и сейчас. Или же… мать просто увидела, что случилось, и принесла Осаму домой? Но нет, так не должно быть! Ведь тогда, зная свою мать, он уверен, его сразу бы повезли в травмпункт, но никак не домой. А если бы его вернули из больницы, то была хотя бы какая-никакая повязка.

По ощущениям рана была большой, но неглубокой. По идее, шрам должен был остаться. Он щёлкнул тусклый ночник и, подойдя к зеркалу, пригляделся к своему отражению, но ничего не увидел, ведь рана на затылке, а потому, очевидно, разглядеть не получится. В ящике он нашёл привычные медицинский лейкопластырь и бутыль хлоргексидина. Осаму всей душой ненавидел “хлорку” и больше предпочитал перекись водорода, однако, у него не было иного выбора, ибо та уже давно закончилась.

Хранить эти вещи в своём комоде было для Осаму не в первой. Он часто мог по неосторожности схватить случайные раны или те, что образовались как итог нечастого селфхарма, что усилился после пропажи Феди. Дадзай осторожно налил на уже не кровоточащее увечье жидкость и небрежно заклеил всё это дело пластырем через копну каштановых волос.

Когда одна незадача была хоть более-менее решена, пришло время перейти к более насущной проблеме. Осаму ничего не понимал. Совершенно ничего не понимал. Одним из самых тяжких фактов, что давил по нервной системе, был тот заброшенный собор из кошмара. Сырая, тусклая, невзрачная и противная подсобка.

Он перевёл взгляд к окну. С помутнённым взглядом мысленно очертил вдоль и поперёк стёкла. Подошёл и открыл форточку, пропуская прохладный и свежий воздух. В этот момент, он вдруг припомнил крестик. Тот самый, что он принял за нательный его дорогого Фёдора. В миг показалось, будто вместе с душным и затхлым воздухом комнаты улетучились все непонятки и тупики́ из его головы. Теперь, кажется, была своеобразная спасительная соломинка. Хотя, вернее, стоило бы назвать эту мысль неким ключом. Потому что теперь вся головная боль резко пропала, а всё вокруг стало обретать более ясное очертание.

Осаму опёрся спиной об краешек подоконника и задумчиво хмыкнул, прикрывая глаза. Есть два варианта. Либо Дадзай всё ещё спит, и это очередной бред, либо… всё реально, и странные повторяющиеся события тоже. Самым странным предположением была мысль о некой временной петле, но Осаму твёрдо отрекнул этот исход, ведь это звучит ещё более бредово.

Осаму всегда отрицал мистику и прочее. И даже в том, что его “день сурка” реален, он явно сомневался, и даже наоборот — считал эту теорию лишь собственной выдумкой.

Он оттолкнулся от опоры и двинулся в сторону шкафа. Это всё очень странно. Чертовски пугающе и нереально. Немыслимо. Дадзай открыл шкаф и, нащупав руками в полутьме джинсы, вытащил те. Оглядел, пошурудел в карманах и, к своему же удивлению, вытащил тот самый крестик. Старый, потрёпанный, потемневший со временем.

Дадзая перекосило. По телу прошлась волна дрожи. Хотелось удариться головой об стену. Хотя… лучше не надо. И так рана. Однако, стоит сосредоточить ход мыслей на ином, более важном. Нет никаких подтверждений того, что все события ему привиделись, как и то, что его именно вернули домой, а не он сам телепортировался в постель чудесным образом. В то же время, не было и опровержения этим разумным фактам. И не было абсолютно никакого подтверждения того, что он в каких-то там снах во снах или временных петлях, что звучало поистине абсурдно. Хотя, сейчас Осаму мог поверить в любую чушь. Но логика была сильнее.

Он хотел бы выйти и как бы невзначай уточнить, не пойдут ли с матерью они сегодня к тому самому собору, но решил воздержаться от подобной затеи. Всё же, это будет выглядеть странно? Дадзай до сих пор не был уверен, что всё, что ему почудилось, не бред. И стоит ли вообще что-нибудь говорить по этому поводу?

Провёл большим пальцем по середине крестика. Кажется, и впрямь что-то знакомое. Однако, он и никогда не трогал этот атрибут на шее Фёдора. Он касался самой шеи, целовал ключицы, невзначай обводил запястья и то и дело держал за талию при каждом удобном случае. Было по разному, почти всегда, но подвеску он вообще никак не затрагивал, чисто из-за некого уважения, что-ли.

Тем не менее, делать что-то надо. Стоило разобраться во всей этой неясности и абсурдности происходящего. Он вновь взглянул в даль улицы через открытое окно. Осенний мёртвый воздух наровил заморозить всю комнату. Осаму бросил взгляд вниз под домом, и вдруг замер. Потому что в голове вновь всплыла слишком странная мысль... Что, если пойти на площадь раньше, чем наступит утро?