Примечание
Название из Some Strange Angel — Car Seat Headrest
Факт первый: Институт Магнуса закрывается дважды: в шесть вечера для общей публики, а затем в семь вечера, когда все сотрудники должны покинуть рабочие места.
Девушка, лежащая головой на своих руках за старым офисным столом из темного дерева, чувствует, как ей в переносицу впились ее очки, а на ногу что-то падает. Она неторопливо поднимает голову и потягивается, проклиная затекшую спину. Единственный источник освещения в этой комнате — потрепанная временем лампа, подсказывающая, что на полу теперь лежат массивные проводные наушники. Через считанные секунды к этой лампе присоединяется и телефон, прорезающий тьму своим экраном блокировки и полным отсутствием уведомлений.
Факт второй: Элеонора Бушар заслуживает личного котла в аду.
На экране телефона висит насмешливое "восемь часов, шесть минут после полудня". И это видно даже с очками, которые надо давно уже протереть, даже сквозь растрепанные пряди волос, упавшие на глаза после не очень сладкого и не очень даже сна.
Тяжело выдыхая и держась одной рукой за стол, девица с проседью опускается поднять ее несчастные наушники, чуть не утащившие за собой кассетник. Им помешала только придавившая провод слушательница, не решившаяся покинуть свою роль даже на время сна. Она тяжело вздыхает, поправляя на ощупь галстук и лацканы пиджака – в этом кабинете нет зеркал. Только старая фотография со дня рождения, наступившего практически сразу же после принятия этой увлекательной должности. И портрет Ионы Магнуса гораздо выше уровня глаз. Новый. Она слышала, старому прошлая архивистка выколола глаза.
Когда несчастная трудяга еле как встает, в свете лампы переливается ламинированная поверхность ее бейджика, гласящего сначала большими буквами «ГЛАВНЫЙ АРХИВИСТ», и потом — буквами в половину размера предыдущих — «Джоан Симс». Имя все еще есть. То же, что значится на металлической табличке у двери. Это хорошо.
Ей надо выбраться. Умыться. Привести себя в человеческий вид.
Но затекшие ноги подводят, заставляя главную-то архивистку споткнуться о свои развязанные шнурки офисных туфлей и отчаянно вцепиться в шкаф с документами выше своего роста обеими руками. В одну из его полок. Это не полка. Что она вообще делает?
Роняет коробку кассет с громким их "всплеском" прямо себе под ноги. Понятно. Никого же, думает, нет в здании, вот и шумит. Встает, даже не убирается, просто не особенно изящно переступает лужу из кассет и идет к двери, поправляя прическу, держащуюся на одной канцелярской резинке, и наушники, не очень удачно прикрывающие первые седые пряди на висках.
Факт третий: в здании кто-то есть.
И этому кому-то очень не повезло выбраться из своей маленькой комнатушки со звукоизоляцией, раскладушкой и стеллажами, полными записей и книг, буквально две минуты назад, чтобы налить себе стакан воды на ночь. О, удача какая — выползти из самого безопасного места на весь Институт в момент этого странного грохота, доносящегося ниже по коридору. А потом и вовсе слышится знакомый безразличный хлопок двери, не обещающий ну совсем ничего хорошего.
Даже в тусклом свете фонарика с телефона видно силуэт рыжих кудрей той, кто занимает выжидательную позицию у кулера в коридоре с искусственными цветами. У нее в кармане пушистых пижамных штанов главное оружие самозащиты — штопор. В руках же – обычный недорогой телефон и белая керамическая кружка со слегка зловещим логотипом и надписью: «ИНСТИТУТ МАГНУСА – ПРИСМАТРИВАЕМ ЗА ВАМИ С 1818 Г».
За окном видно днем, может, оживленную улицу, и большую полную луну, смотрящую своим единственным глазом в этот коридор будущих интервенций.
Тяжелые шаги без какого-либо ритма и слабый свет тем временем все приближаются. Если вслушаться, можно даже услыхать сбитое дыхание.
Сделав успокаивающий глоток едва прохладной воды, девушка у кулера вдыхает и выдыхает, пытаясь решить, куда ей деть себя от создания, что все близится и близится. Не придумывает ничего лучше идеи спрятаться, сжаться в комочек за кулером у стены, противоположной той, на какую опирается существо с пристальным взглядом вперед.
Она не смеет взглянуть на телефон, чтобы проверить, сколько времени уже сидит в этом положении, но практически инстинктивно вдыхает и задерживает дыхание, завидев силуэт, чем-то напоминающий человеческий. Но на голове какие-то отростки прямоугольной формы, волосы стоят дыбом практически, походка неровная и сутулая, взгляд и вовсе убийственный. Люди так не выглядят. Люди, что важнее, не видят в темноте. Им обычно нужны фонарики.
Дальше по коридору из примечательных мест только комната отдыха — и внеземной ужас определенно направляется туда. А за ним непременно отправится рыжая помощница архивистки, когда отомрет от страха, парализовавшего ее с ног до головы. Она даже дрожать боится. Кусает губы, чтобы не закричать.
Подождав, когда налетчик на Институт немного выбьется вперед, девушка решает отправиться следом — может, опрометчивое желание с ее неумением быть тихой и непримечательной, но смелое.
«Надо будет записать это. Или сфотографировать. А то Джоан опять будет считать, что я панику развожу, — с непомерной исследовательской храбростью думает она, ища возможность добраться до комнаты отдыха незамеченной. — Она, конечно, уже верит мне после ситуации с Прентисс. Но все равно! Эта тварь все разворошила у нее в кабинете!»
По узкому коридору разносится свет и звук вспышки камеры телефона, заснявшей только спину и затылок загадочного существа. Оно резко разворачивается, заставив свою преследовательницу подпрыгнуть на месте и чуть было не выронить телефон из рук.
«Марта! — хрипло произносит внеземной ужас с каким-то неумелым рыком. — Черт возьми!»
Марта испуганно вскрикивает, обращаясь словно к какой-то неведомой аудитории: «О-оно знает мое имя!»
«Конечно, знаю!» — хрипит с очевидной злостью ей в ответ какой-то подозрительно знакомый голос. Зеленые глаза за очками почти светятся.
«Прошу, прошу, не убивай меня, я жить хочу! — продолжает отчаянно и очень быстро умолять девушка, зажмурившись, как перед ударом. — М-мне всего двадцать девять, я… Я не издала еще своих стихов, не научилась играть на гитаре…»
«Марта, — строго произносит существо перед тем, как взять свою собеседницу неумелым жестом за веснушчатые плечи, прикрытые просто домашней свободной футболкой. — Марта, прошу тебя. Успокойся. Посмотри на меня. Я Джоан Симс, твоя коллега».
«А вдруг ты просто напялила на себя ее образ! Притворяешься ей!» — Марта Блэквуд отказывается открывать глаза, пусть и чувствует, как к горлу подступает некоторое смущение, что она позволяет кому угодно трогать себя за руки. А потому следующим же ее действием становится попытка сбросить с себя эту довольно упорную хватку.
Существо, которое может быть или не быть Джоан Симс, покорно отходит на полтора шага назад: «Это звучит как пустая трата времени. Если бы я могла притвориться кем угодно, я бы точно не выбирала главную архивистку Института Магнуса. У меня были бы планы помасштабнее».
С ее губ срывается странная усмешка.
«Я тебе не верю! Ты не похожа на Джоан!»
«Хорошо, если уж мы об этом заговорили, — она с тяжелым выдохом стягивает наушники с головы на шею. — Должна сказать, что ты не похожа на Марту в данных обстоятельствах».
Теперь уже в Джоан вцепляются крепкой хваткой с очевидным желанием прибить ее штопором к ближайшей стене: «Что ты сказала?! А на кого я, по-твоему, похожа?»
«Я не знаю? Я как будто на ночевку пришла фильмы смотреть, а не на работу, у тебя такой видок домашний», — Симс бы дернула плечом в непонятной эмоции, но она немного занята попыткой увернуться от неожиданного физического контакта, поэтому обходится сухим академическим тоном с капелькой яда. Это похоже чем-то на танец.
«Я тут теперь живу немного, так что… — виновато разводит руками Блэквуд, но не без какого-то усталого сарказма. — Настоящая Джоан знала бы это».
«Не надо, не трогай меня, пожалуйста, да, вот так, — произносит Архивистка тоном, будто она пытается усмирить озлобленное дикое животное, в это время вытягивая руку во всю длину и пятясь в комнату отдыха, постоянно смотря через плечо. — Настоящая Джоан только что проснулась, обнаружив, что Элеонора-ее-светлость-Бушар закрыла ее в Институте на ночь глядя».
«Элеонора?.. Не могла же она… Т-ты же понимаешь, она хоть и знает, что делает, все равно… У нее всего два глаза, не может же она уследить за всеми», — недоверчиво фыркает Марта, перекинув штопор из руки в руку.
«Ага, всего два глаза, и то не свои. Сидят у нее в лице как-то неестественно, как по мне», — как-то между прочим подмечает Джоан, спотыкаясь о свои шнурки и с примитивным ругательством утыкаясь в угол коридора.
«Перестань такое о ней говорить! А если бы она услышала? — восклицает до кончиков пальцев перепуганная Марта, перехватывая штопор покрепче: она ведома даже не тем, что видит в этом всем ночном хаосе, а чем-то посильнее. — Настоящая Джоан бы… п-поберегла свое положение в… двух нормально сидящих в лице глазах начальницы».
«Но она же, технически, не слышала, — хмурится Архивистка, дернувшись, шумно вдохнув сквозь зубы и выпрямив спину после прикосновения холодного металла штопора к шее. — Ладно, буду лапушкой, я ей правда многим обязана. Можно теперь я просто поем, пожалуйста?»
Марта как-то удрученно вздыхает, возможно, порадовавшись, что в этом коридоре никто не видит ее раскрасневшегося от всей этой ситуации лица: «Ты меня настолько терпеть не можешь?»
«Нет. Латынь можно выучить, кто бы что не говорил. Все остальные навыки тоже, полагаю, наживные, — Джоан на секунду задумывается, устало откидывая голову на угол, но пристального взгляда от Марты не отводя. — Тем более, полезно иметь под рукой кого-то, кто, наверное, уж храбрее меня будет».
Блэквуд смущенно дергается на месте, чуть было не царапая собеседницу штопором, из-за чего приходится быстро его отдернуть с шумным вдохом: она бы никогда не простила себе, если бы навредила Симс – настоящей или нет – хотя бы немного. Ей и так стыдно, что она зажимает начальницу отдела по углам, как старшеклассница какая-то.
«Сильно не радуйся. Планка низкая, — звучит совсем рядом знакомый абсолютно выжатый на предмет эмоций голос Джоан. — К тому же, я не уверена, что работа помощницы Архивистки предполагает хоть в каком-то мире необходимость часто драться со смертью на кулаках и побеждать. Я даже не уверена, что Архивистка – это такая травмоопасная профессия».
«Но… Но Элеонора говорила, что Гертруда умерла… Прямо на р-рабочем месте», — дрожащим голосом произносит Марта, заправляя волосы за уши и поправляя свои большие круглые очки.
«Не вижу, как это противоречит моим словам. Люди сплошь и рядом умирают в различных обстоятельствах. Иногда и на рабочих местах, — Архивистка все еще пытается размять руки и начавшую болеть шею с легким кряхтением. — Вот что, Марта. Ты голодна?»
Отбросив из головы шальную мысль о том, что начальницу надо явно почаще запирать на рабочем месте, чтобы она хоть немного заботилась, девушка слишком быстро отвечает: «А что?»
«Я бы не отказалась от пары протеиновых батончиков и кружки чая. Приглашаю».
«С… С какой милости обязана такой чести?»
«И правда. Ни с какой. Приглашение отменяется», — Симс сдувает с носа темную прядь, разворачиваясь и приоткрывая дверь в комнату отдыха.
«Нет, нет, погоди! Прости, пожалуйста, прости, прости, я сейчас, я буквально через секунду, мне надо взять кружку!»
Не дожидаясь ответа, да что там, даже не договорив, Марта панически бежит обратно к кулеру, абсолютно не предполагая, каких усилий стоит Джоан подавить странную улыбку, лезущую на ее лицо, словно шрам какой. Легкая усмешка все же проскальзывает, но и ту она закрывает рукой, поправляя прямоугольные очки и вдавливая их до боли в переносицу, чтобы отвлечься. Она покорно ждет коллегу в открытой двери, придерживая ту носком туфли и сложив руки на груди.
«Вот, я здесь, я тут, из-извини, что так долго», — задыхается уже стоящая совсем рядом Блэквуд, вцепившись в свою кружку и сделав пару больших глотков воды.
«Мы никуда не торопимся. Все нормально».
«М-мы? Д-да, да, да, конечно», — на ее лице ползет счастливейшая улыбка.
Комната отдыха Института Магнуса ничем не отличалась от других офисных комнат отдыха. Кроме возраста. По этой было даже видно, что ее встроили в двухсотлетнее здание, и даже немного успешно, как бы блестящий белый холодильник смешно не выглядел в соседстве с если не викторианскими, то явно немолодыми столиками из темного дерева. Возможно, все дело в стенах, покрашенных в какой-то не особенно зловещий оттенок зеленого. Или в главном экспонате этой комнаты – вместительном и умеренно мягком диване неопределенно светло-зелено-коричневого цвета без каких-либо примечательных особенностей. В любой другой обстановке бы про него сказали, что люди не хотели просто тратиться на что-нибудь поновее, но, поскольку это Институт Магнуса, тут это «хорошо сохранившийся винтаж».
Щелкает кнопка включения электрического чайника. Джоан не очень осторожным жестом расстегивает пару пуговиц рубашки и стягивает с шеи галстук, запихивая его в карман пиджака, пока Марта, возможно, как раз из-за этого, очень усиленно что-то разглядывает на дне своей пустой кружки, не моргая. А рассматривать там могло бы быть что – однажды пронесся слушок, что на некоторых кружках с логотипом Института на дне внутри нарисован якобы распахнувшийся настежь глаз. Рыжей поэтессе не повезло с этим, разумеется, но смотрела она с таким лицом, будто играла в гляделки не на жизнь, а на смерть.
«Тут есть какой-то с корицей. Тебе подойдет?» — Архивистка изящным жестом зажимает между указательным и средним пальцем черно-коричневую упаковку пакетика чая.
«Да! Да, да, подойдет, не переживай, я почти любой чай пью, вообще не привереда. С чаем вообще ошибиться сложно, мне кажется. Только если это не улун, — слегка сбивчиво и неловко тараторит Марта с не самого мягкого дивана, почувствовав на себе вопросительный взгляд и вздрогнув. — Ты… Ты, может, любишь улун. И-извини. Не хотела задеть, если что».
«Я полностью нейтральна по отношению к этому чаю, уверяю тебя».
«Вот и чудесно! А какой тебе нравится? Если, если, конечно, не секрет».
«Черный. С чабрецом. Эрл Грей тоже вполне устраивает», — порывшись в будто бы бездонных карманах пиджака, потому что один из них без стыда и совести занимал кассетник, Симс гордо достала потертую упаковку с батончиком из мюслей, словно это трофей за отличную работу.
«Я запомню! Тине вот нравится каркаде, Саша больше по мятному… Но ты, наверное, и так знала, о-они же твои подчиненные».
Факт четвертый: В бесстыдной академической голове Джоан Симс оказалось достаточно совести, чтобы никак не комментировать ее отсутствие какого-либо интереса к чайным предпочтениям своих ассистенток. Ее саму это удивило.
«Угу», — неопределенно кивает Архивистка, вытаскивая из шкафчика себе кружку.
«Так… Если ты не против, что я спрашиваю… Почему ты вообще уснула на рабочем месте?» — интересуется Марта под звук кипящей в чайнике воды.
«Я не уверена, что могу ответить? — с вопросительной интонацией отвечает Джоан. — Это ж не сказать, какое сознательное решение. Я просто не выспалась. У меня такое часто. До этой работы я запихивала в себя одну документалку за другой, пока этот странный голод не уймется, и я не усну в гостиной. Сейчас меня от одной мысли об этом тошнит, если честно».
Марта, судя по спокойной улыбке, думает что-то про то, как девушка, не могущая-де ответить, берет и отвечает намного складнее, чем сама Блэквуд бы смогла в такие сжатые сроки.
«Вот такая вот я ненасытная тварь, Марта. Понимаю, если ты после такого откровения захочешь вернуться работать в библиотеку», — серьезно-серьезно произносит Симс, как бы подытоживая свою речь. А потом она как-то совсем нехорошо посмеивается. Неумело. Шутка бы еще могла оставить поэтессу безразличной (что маловероятно), но этот неумелый смех и в ней пробуждает желание улыбнуться. Она открывает чайный пакетик, зачарованно наблюдая за тем, как кипяток из чайника льется в кружку, стоящую на столе. Как заботливо Архивистка держит чайник.
Как, абсолютно будто зная, где будет каждая часть ее тела, она садится с другой идентичной Институтской кружкой на диван в достаточном расстоянии от собеседницы. В ней всегда было что-то такое академически выверенное, что-то, что могло бы привлечь взгляд неопытной тогда-еще-библиотекарши, не закончившей даже школу.
С идентичной Институтской кружкой, ага, как же. На Архивистку со дна красно-коричневого кипятка с приятным запахом безустанно смотрят. В этом-то вся и разница.
«Хм. Я думала, просто дурной и безвкусный слух, — она тяжело вздыхает. — Надеюсь, Институт Магнуса уже двести лет приглядывает за нами… не при помощи этих же кружек. Вот это было бы странно».
«Что там? Те глаза? — заинтересованно подскакивает на месте Марта, видя четкий рисунок глазного яблока на дне кружки собеседницы; ее рыжие брови карикатурно подпрыгивают на лоб. — И что, такое не пугает тебя?»
«А должно? Пусть себе приглядывает, это его работа. Главное, чтобы еще что-то с этим увиденным делал. Просто смотреть и я могу», — с претензией произносит Архивистка, откусывая кусочек мюслей с шоколадом и черникой. Повисает тишина.
«Мне кажется, е-если я расскажу Тине о том, как ты мне тут искренне в десятом часу вечера пыталась шутки шутить… Это, ну, она мне не поверит», — подмечает Марта, наконец-то найдя тему для разговора.
«А что, ходит слух, который я, очевидно, пропустила, что я-де набитая железными опилками академица?» — важно хмыкает в ответ Архивистка, немного ужаснувшись тому, как это звучало в ее устах. Но лишь немного.
«Что-то вроде того. К-как вторая Элеонора станешь, — с непонятной эмоцией между восхищением и страхом произносит Блэквуд, делая поспешный глоток чая. — Кстати, а… а я так и не поняла, почему мы зовем ее по… и-имени?»
«Ну, знаешь, Элеонора должна быть до ужаса компетентной, чтобы сохранить лицо Института в глазах инвесторов. Поддержка ее нежно любимых Лукасов на дороге не валяется. Так что сочту за комплимент, — ни один мускул на лице Джоан не дергается, чтобы передать количество и качество лести от начальницы в момент принятия ее ответственной должности. — Не помню. Наверное, захотела молодежи понравиться. Я тут еще запамятовала, она мисс Бушар или миссис?»
«О-опять ты рылась в данных инвесторов! — оборонительно, будто свою работу защищая, произносит Марта. — Мне кажется, все же миссис…»
«Я просто… на сайт института зашла. Это не «рылась», если они хотят, чтобы я это знала, — безразлично жмет плечами Джоан, проверяя телефон: если у нее какие-то дальнейшие мысли и были, их сбила вибрация с новым сообщением. — Гляди-ка. Ни капли раскаяния. И что на такое отвечать, спрашивается».
«Элеонора? Она… е-еще не спит?»
«Похоже. Цитата начинается, «Здравствуй, Джоан. Если в последствии сегодняшнего инцидента завтра ты пожелаешь покинуть рабочее место раньше дозволенного, Институт позволит тебе. Доброй ночи. И, полагаю, приятного аппетита», цитата заканчивается», — у Симс не очень хорошо выходит делать пародии на свою начальницу. В ее оправдание, она не старается.
«Она хотя бы… это предусмотрела, на-наверное. Что ответишь?»
«Обойдется простым «Спасибо», — доедая батончик из мюслей, Архивистка неспешно печатает ответ и откладывает телефон. — Что ж, могло быть и хуже. Думаешь, не слишком самонадеянно с моей стороны хотеть, чтобы у меня не болела на утро спина?»
«Е-если ты снова будешь спать за столом, то более чем, — тихо, но настойчиво произносит Марта. — Ложись хотя бы тут. Я волнуюсь за тебя».
В нее сразу после этого прилетает еще один пристальный вопросительный взгляд от Джоан, сделавшей слишком большой глоток чая.
«Отдыхать в комнате отдыха. Сама идея», — она говорит это с непонятным на предмет сарказма тоном, уже зевая с видом растрепанной зеленоглазой кошки — то есть, показывая клыки. За столом ей удалось проспать едва ли полтора часа.
«Э-это значит нет?» — Блэквуд заглядывает ей в завешенное черно-белыми прядями лицо.
«Это значит — еще ничего не решено», — Архивистка проговаривает каждое слово с нажимом, вдавливая очки в переносицу.
«Хорошо… Извини, что так трачу твое время в-всегда. Ты… Ты заслуживаешь лучшего, ч-чем я», — выдавливает из себя поэтесса, запинаясь и тупя взгляд в кружку.
Джоан Симс же отстраненно дергает плечом и постукивает ногтем по керамической кружке, пытаясь сказать что-то получше где-то услышанного (и совершенно ведь непрофессионального!) «Не переживай, дорогая, я тоже полное дерьмо».
Наконец у нее получается из себя крайне вымотанным тоном вытянуть: «Ну. Если это чего-нибудь стоит, мне не противно с тобой общаться. Но мир ради тебя я спасать не буду».
«М-меня устроит и это, на-наверное», — потому что Марта Блэквуд вряд ли слышала что-то приятнее. За последний год. Или два. Или в принципе жизнь. А диалог еще не закончился даже.
Впрочем, долго ему продлиться было не суждено — в какой-то момент Джоан перестает реагировать на происходящее, с легким умиротворенным выдохом падая на спинку дивана и закрывая глаза. Она почти не шевелится, это можно было бы принять за что угодно. Но слышно ее утомленное дыхание. Глаза бегают под веками.
Марта чувствует себя приклеенной к дивану, сжимая его подушки еще сильнее прежнего. И это ее в конечном итоге и хоронит на месте — когда на ее плечо медленно соскальзывает ученая голова Архивистки, бежать уже некуда. Можно только захотеть подпрыгнуть на месте от неожиданности — захотеть. Любое движение бы ее разбудило. Поэтому остается лишь молча залиться густой краской и опустить взгляд на свои руки.
В семье Марты не было никогда домашних любимцев, несмотря на ее любовь привязываться к бездомным кошкам, поэтому общее состояние вот такой негласной персональной рекомендации — на плече этой поэтессы можно выспаться! — она испытывает впервые. Свободной рукой она даже делает на телефон пару снимков этой картины маслом, пытаясь не улыбаться в кадре слишком сильно. Безуспешно.
В какой-то момент Марта задремывает в этой сторожевой позе сама, перед тем уже убрав очки и наушники Джоан для ее удобства на столик. Она бы определенно пожаловалась на сложившуюся ситуацию, но не очень любит врать. Ее даже не так тревожит, что Архивистка на утро, осознав, что произошло, сбежит в свой кабинет более неловкая, чем когда-либо. Институт Магнуса небольшой. Еще пересекутся.
А пока что можно до отвала собирать впечатления от произошедшего в неловкие рифмы. В этом ведь весь ее смысл, любви-то.