Писк больничных приборов Ямато научился узнавать прекрасно. За годы службы этот звук успел стать самым радостным и самым раздражающим одновременно.

Радостным — потому что это означало, что ты выжил.

Раздражающим — от того, что слушать их придётся ещё пару недель точно.

– …твою мать, – прохрипел русоволосый шиноби, совсем не ощущая сил.

Тело было, как бы это забавно не звучало, словно деревянное. Даже пальцы его почти не слушались.

– А ты заспался, – знакомый голос заставил поторопиться с тем, чтобы открыть глаза.

Это ему тоже далось с трудом. Но плывущее зрение всё-равно выловило чуть сгорбившуюся фигуру. Серебристые волосы торчали в разные стороны, а серые (два!) глаза смотрели с очень сложной эмоцией.

Хатаке Какаши сидел на стуле в его больничной палате и что-то читал. А за спиной его ярко светило солнечным светом распахнутое окно.

– Сенпай, – прозвучало глухо, – мы победили?

К его удивлению, старший мужчина как-то нервно рассмеялся. Тональность его голоса показалась болезненной, немного истеричной. Ужасно некомфортной. Ямато захотелось поёжиться под своим больничным покрывалом.

У него сложилось странное впечатление, что сейчас перед ним незнакомец. Пускай он скрылся под личиной дорогого ему человека, но веяло от него безумием Учихи Обито. Кем-то, кому нечего терять.

– Конечно мы победили, – знакомый голос был полон яда, – иначе бы ты тут не лежал.

Ямато чуть повёл плечами. Собравшись с силами, со всей своей храбростью, мужчина встретился в серым взглядом. Какаши был пуст.

Однако, этот жест словно что-то в нём переменил. Откашлявшись, он потёр шею, потупив взгляд.

– Прости, Тензо, – теперь голос звучал тише и спокойней, – я последнее время нервный.

Это краткое извинение звучало бесконечно знакомо. Словно они опять разминулись на тренировке своего отряда АНБУ

На какое-то время в помещении воцарилась тишина. Ямато меланхолично слушал писк больничного оборудования. Из приоткрытого окна доносился свежий воздух, полный запахами весны и цветения. Трели птиц мешались с привычным человеческим шумом — гулом разговоров, стрекотом повозок, окриком продавцов и детским смехом.

Было так спокойно, что ему начало казаться, что он сейчас вовсе уснёт. Но идиллию прервал Хатаке.

– Ты был в коме, – голос старшего мужчины звучал разбито, – несколько месяцев.

Эта новость мигом развеяла всю сонливость. Ямато распахнул глаза и постарался приподняться на кровати. Но тело его по прежнему не слушалось. Теперь стало понятнее, почему.

Хатаке тем временем продолжал:

– В подробностях расскажу уже после того, как выпишешься, – он тяжело вздохнул и потёр переносицу. – Слишком много всего. А ты только очнулся. Поднимись сначала на ноги.

Брюнет закатил глаза. Вечно он так, излишне скрывается и секретничает, думая, что таким образом спасёт ближнего. Но спасал он в таких случаях разве что от понимания происходящего и ясности.

– Ладно, – пробурчал Ямато. – Но хоть кратко?

Какаши изогнул бровь. Стул под ним, словно соглашаясь с вопросительным взглядом, скрипнул. Шторы чуть заволновались из-за очередного свежего потока ветра.

– Что в мире происходит? – смущённый, пробурчал более юный шиноби. – Ничего не развалилось у нас или соседей?

Хатаке снова вздохнул. Однако, какого-то явного протеста не высказывал.

Качнувшись пару раз на своём скрипучем стуле, он поднял глаза вверх. Будто в самом деле задумывался. Промычал себе что-то под нос. Прикрыл распахнутую до этого книгу.

– Ива и Кумо как всегда сидят на своём краю континента, – всё-таки сжалился он над товарищем. – Решают какие-то дела и строят планы. Но с нами прямо не конфликтуют. Думаю, пару лет после войны ещё продержится перемирие. А потом поглядим.

Ямато благодарно кивнул.

Сейчас он ощущал себя немного дезориентированым. И, пусть и малая, но толика информация о внешнем мире и происходящем вокруг возвращали призрачное чувство контроля над ситуацией.

– Суна как всегда себе на уме, – продолжал тем временем Какаши. – Ближайшие несколько лет, пока Казекаге Гаара, они вряд ли будут с нами ругаться. В память о…

Хатаке замялся, но пояснять эту запинку не стал. Продолжил так:

– В благодарность за то, что сделала для них Коноха, клан Сабаку-но скорее дружественен нам, чем враждебен. За них я спокоен.

Брюнет снова кивнул. Само по себе напрашивалось продолжение.

– А что Кири? – в голосе Ямато был искренний интерес.

Настроение Хатаке резко переменилось. Он словно напрягся, сжался и сосредоточился. Но в речи своей это никак не отобразил.

– Кири пропали, – ответил он кратко, снова скрипнув стулом.

В этот раз он встал, отодвигая старый предмет больничной мебели к стенке.

– Пропали? – озадаченный, переспросил Ямато.

Какаши уверенно шёл к выходу из палаты. Но соизволил пояснить.

– Уже больше недели от них нет никаких новостей, – выражение лица его было очень сложное. – Только редкие тела выплывают на берег. Кто-то даже живой. Но прояснить ситуацию пока никто не смог. Те, кто заговорил, несут какую-то чушь, что они разгневали какого-то Левиафана.

Ямато удивлённо вскинул брови. Кажется это имя он слышал в старых легендах. Что-то про происхождение островов или каких-то старых семейств из океана. Была парочка сказок во всеобщем сборнике. Но сейчас это больше походило на посттравматический бред.

– Сенпай, – голос его уже звучал увереннее, – вы так говорите «пропали», словно островов больше нет.

Но, к его удивлению, Хатаке даже не улыбнулся. Взгляд застывшего у выхода человека был серьёзным.

– А их и нет, – дверь скрипнула, отворяясь, – только туман и остался.

На краткий миг он услышал больничную суету из общего коридора. Но краткое «поправляйся» и лёгкий щелчок замка тут же отрезали его от звуком клиники.

Ямато, в самом деле, даже не знал, что и думать.

Но Сенпай всегда говорил загадками. Была у него эта дурная привычка, сколько он себя помнил.

– Ладно, – пробурчал он себе под нос, – если что, Наруто и Сакура мне всё расскажут. Как Капитану.

Мужчина весело хмыкнул себе под нос и откинулся на подушку.

В сон клонило ужасно.

Так что он решил не сопротивляться и смиренно закрыл глаза.

«В конце-концов,» – в полудрёме размышлял Ямато, – «мир не остановился. Коноха стоит, сенпай жив и как всегда говорит загадками.»

Засыпая, он был уверен, что утром всё будет хорошо.

Жизнь продолжалась.