Ильдис ещё разок перебрал в памяти список продуктов и, решив, что на этом всё, направился ко входу в рынок; там он переливчато посвистел, и скоро вернулся Шэд, примерно везший на себе пассажира. Понадобилось некоторое время, чтобы втолковать правила этих взаимодействий что Шэду, что дочери, но теперь он мог спокойно куда-нибудь отлучиться или поболтать с Рэндром, не контролируя при этом ребенка.

Девочку назвали Иннурой; они с Шайей уговорились, что последняя будет давать имя, если родится сын, а он – если дочь, и он выбрал имя покрепче: он сильно рассчитывал на свою кровь. Так и вышло: Иннура была капельку бойкой, крепкой и сообразительной девчонкой; Ирэ, периодически к ним заглядывавшая, так с ней сошлась характерами, что чуть ли не повизгивала от удовольствия, когда девочку выдавали ей поиграть. Шайя ругалась ужасно, потому что та канючила лук и стрелы, как у тёти Ирэ, но Ильдис был доволен: блажь пройдёт, характер останется.

Сама Шайя роды перенесла, к счастью, хорошо, несмотря на то, что повитуха заикнулась было о старородящести, но они оба на ту так глянули, что бабка просто занялась делом. Его, к слову, пытались выгнать, когда он пришел присутствовать при самом ответственном моменте, но он, встав у Шайи за головой, с места больше не сдвинулся: он пришёл просить святого Кордиса оградить роженицу и ребёнка от всякой заразы, крайне легко заводившейся в тепле юга. Он имел на это полнейшее право: он редко просил о чем-то покровителя и был последним ан'Вайсом; помимо буквального здравия жены и дочери он просил защитить свою кровь. И кровь, по всей видимости, продолжилась. Его это радовало.

Что касалось Рэндра... последний тоже его всё ещё радовал; он первое время после тех самых парочки месяцев крайне плотного и увлечённого общения (занятия друг другом, он бы даже сказал) полагал, что тому вот-вот наскучит, и его оставят, но Рэндр оказался на удивление постоянен и ещё более удивительно нежен и внимателен, даже спустя годы. У него однажды как появилось ощущение того, что при возможности брака между ними его бы вовсе никогда не оставили, да так с тех пор и не пропадало. Примерно в то же время оно возникло и у Шайи... и состоялся разговор. Никто из них этого разговора не боялся, что удивительно, но Ильдису впоследствии всегда было немного стыдно: брат с сестрой, более знакомые друг другу люди, совершенно спокойно завели беседу эту без него, а он попал уже на самое её окончание. «Он к тебе как приклеенный льнёт, а я его раз в неделю вижу», – застал он слова Рэндра в тот момент. – «Меня можешь костерить сколько влезет, но делись, я многого не прошу; а если он тебе плох – отдай». Естественно, Шайя не отдала (он-то добросовестно свои обязанности исполнял), просто ужившись с ситуацией. Но что поразительно, отношения между ними тремя вообще не омрачились.

Только грустно было наблюдать за тем самым браком Рэндра. Это были, скорее, дружеские отношения между супругами, нежели любовные, но... он видел, как тот висел над колыбелькой маленькой дочери, словно птица над яйцом, и это кое о чём ему говорило. В частности, о том, что дочь Рэндр любил больше, пусть той едва ли стукнула треть года. Может, чувствовал, что кровь передалась, может, думал в этот момент что-то о нём... к нему потом тихонько потянулись целоваться, так что он этой мысли не исключал.

Грустным было и то, что Рэндр, изначально предлагавший проводить приятно время ему, теперь сам нуждался в отдушине больше, чем когда-либо – мать начала перекладывать на того семейные дела всё больше, потихоньку сменяя главу семьи. Поэтому Ильдис старался вырываться к Рэндру почаще, пусть ненадолго, пусть просто немного посидеть поговорить, и у того всегда стояла благодарность во взгляде. Ещё он снял с Рэндра необходимость заботиться о сестре, сведши Шайю, которой всегда хотелось открыть какое-то своё дело, с Алами, в процессе обучения выявившей немалый талант к зачарованию вещей; туда же присоединилась одна из девушек, проходивших с Алами обучение, и трио взялось заниматься созданием волшебных вещей. Ильдис сперва арендовал им под лавку одно из помещений прямо под своей квартирой стражи, а позже и вовсе выкупил. Рэндр потом пошучивал, что он заставил жену работать, но с немалым облегчением: в семье Шайю дёргать касательно семейных дел прекратили.

Иногда к их чародейкам забегал и Фрейн, бравшийся за особые заказы вроде волшебных поясов для людей, которые могли себе позволить чары на и без того вычурной вещи, и делил с ними выручку; сотрудничество приобрело не слишком частый, но постоянный характер.

Ирэ с Кроджиком так и остались в армии. Ильдис с ними регулярно виделся. Иногда к ним вырывался из своей круговерти дел неплохо пристроившийся Джан, наконец выбросивший из головы остатки дури и превратившийся в серьёзного человека, и тогда они ходили распить бутылочку вина. Ещё однажды к ним пришла весть от Далса и Каты, всё-таки выбравшихся обратно на поверхность и осевших в первом попавшемся городе; у этих двоих всё было хорошо.

Но, что самое интересное, иногда к каждому из них захаживал наконец-то очеловечившийся Кельдин, чтобы оставить по жбанчику мёда – просто так, безвозмездно. Наибольший доставался Ильдису, растолкавшему-таки в друиде ушедшую очень глубоко внутрь веру в людей и надежду быть где-то принятым: благодарность, потому что иначе тот такую пасеку себе бы не отхватил. В пользование, конечно, не в собственность, но хозяева любили того ровно в той же мере, в каковой и пчёлы – а Кельдин спокойно ходил среди ульев без защитной одежды.

В общем, жизнь наладилась, и Ильдис, в полной мере чувствовавший себя живым, целиком был ею доволен.

Конец