По ту сторону

Говорят, перед самой чертой жизнь пробегает перед глазами. Гин словно проживала все те моменты, похожие на яркие вспышки, не понимая, что с ней происходит, как и с её телом. Оно словно не слушалось, став чужим, как будто прикрепили нити, которыми управляет невидимый кукловод, одновременно пропуская через эти нити странную силу и зачем-то делясь ей… 

Откуда-то сверху упала тяжёлая железная пластина, рухнув в паре сантиметров от Гин, которая испуганно прижалась к обнявшему её Тачихаре. Чёрта с два бы она это сделала в любое другое время. То ли дело по башке ему дать, или нож к горлу приставить, чтобы припугнуть этого наглого придурка, который слишком много о себе мнит, пытаясь лишний раз выслужиться. Да она и Рюноске в Портовой мафии гораздо дольше, в конце концов, но… Но почему-то объятия Мичизу успокаивают, несмотря на то, что сердце всё еще продолжает бешено колотиться о грудную клетку, а перепуганный мозг напоминает, что если бы не случайность и эта пластина не сместилась каким-то образом в полёте, Гин бы к чертям раздавило в кровавое месиво.

– С-спасибо, – только и удается произнести. И отчего-то не хочется отстраняться.

– Не за что. – он в смущении отворачивается, так и продолжая обнимать какое-то время, а затем снимает свою короткую армейскую куртку и заботливо укрывает, снова приобняв. Видимо, подумал, что Гин дрожит от холода.

Нет, не от холода. Было тепло, а от этих объятий вдруг даже стало жарко, но дрожь никуда не делась.

Он удивленно разглядывает ее лицо, впервые видя без маски, которая слетела во время удара взрывной волны, затем краснеет и отворачивается, не выпуская из объятий.

– Я с самого начала знал, что ты девчонка. Если что.

Она лишь тихо посмеивается с этой реакции и его тщетной попытки сохранять невозмутимость…

Одно из первых  ярких воспоминаний, которое растворяется, будто мелькнувшая темнота проглотила это, как лакомство. 

– Отпусти!!! Отпусти, мать твою!!!

Темнота не слышит, а тело все так же не подчиняется, продолжая показывать слайды из жизни, которая вскоре станет пустотой.

Заболела… как иронично. Кто бы мог подумать, что её свалит какая-то дурацкая простуда. Рюноске снова на миссии, потому не получается часто быть рядом, как хотелось бы. Но в мафии знают о больничном Гин и стараются особо не тревожить, лишь изредка звонят узнать, как дела. На улице прохладно и, хоть снег в Йокогаме вряд ли будет в этот день, надо бы закрыть форточку, только нет сил. Сонливость из-за температуры не даёт выбора, погружая в дремоту.

– Тут было не заперто. – тихий смешок и легко узнаваемый голос Тачихары.

Неужели и правда не заперла дверь? Другой голос, кажется, принадлежит Хироцу. Когда эти двое заходят и здороваются, сил хватает лишь на то, чтобы приоткрыть глаза и выдавить из себя ответное приветствие. Затем она чувствует такую приятную прохладу от ладони Тачихары на своём лбу. Он что-то говорит Хироцу, затем спешно уходит, оставляя Рюро дежурить. Дальше воспоминания размываются, но в какой-то момент, уже чувствуя себя чуть лучше, Гин приоткрывает глаза, замечая Тачихару, который сидит на полу, подпирая спиной её кровать, и что-то читает вслух. Кажется, сказку, или фантастическую историю. Что-то о ледяном дворце, вроде бы… У неё хватает сил улыбнуться. Тачихара в смущении отворачивается и бубнит что-то вроде “Спи давай”, уронив при этом книгу. Кажется, стало так смешно, и потому, чтобы не выдать себя, пришлось уткнуться лицом в подушку, а затем температура обратно погрузила в дремоту, и лишь сквозь пелену сонливости Гин слышала тихое: “Выздоравливай, без тебя… как-то не так”, а затем, словно это было вообще чем-то за гранью реальности, ощутила нежное прикосновение к своей голове. Что и говорить, утром она чувствовала себя уже лучше, но Тачихары в квартире не было. Только едва приоткрытая форточка и чашка горячего травяного отвара. Кажется, напарник ушел всего несколько минут назад… 

– Не забирай! Не надо!!! – темнота сожрала её крик, а следом за ним начала сжирать и это воспоминание. Вот уже в памяти стали теряться лица остальных членов Портовой мафии, и узнаваем стал лишь голос Хироцу, в то время как образ совершенно стёрся, будто его начисто вымыли из памяти. И только образ Тачихары был ещё ярким – единственным лучом в этой вечной темноте. Словно и здесь он насмехался над тьмой, угрожающей поглотить всё, чего она коснется.

Как чертовски забавно было смотреть на растерявшего пафос Тачихару, когда Гин случайно пересеклась с ним в обычной городской суете. В тот день на ней было любимое белое платье, а волосы свободно плащом падали на спину. 

– Ты… ты выглядишь слишком как девчонка. 

Самый смешной и нелепый комплимент, который она слышала в своей жизни. В тот момент рассмеялась, не сдерживаясь, чем ещё больше вогнала и без того смущенного напарника в ступор, а по цвету лица Тачихара стал как ярко-красные яблоки, которые Гин недавно покупала на рынке. Ещё смешнее было, когда он убежал за угол, а через каких-то полчаса жизнь будто нарочно столкнула в городском парке аттракционов возле тира. Мичизу едва ли не заорал, когда Гин дружески похлопала его по плечу. Ещё ироничнее, что в качестве приза ему достался похожий на него плюшевый кот с ехидным выражением мордочки и такой же рыжий. 

– Ну это… типа тебе. – Тачихара снова покраснел и вручил ей свой выигрыш, стараясь отвернуться и не смотреть в глаза. Удивительно, как шею сам себе не свернул…

– Хватит! Пожалуйста, прекрати!!!

Но тьма продолжает поглощать, затягивая и это воспоминание в своё бездонное нутро. Образы снова стираются: знакомые улицы, парк аттракционов, даже плюшевый рыжий кот, с которым она тогда в растерянности застыла возле тира, превратились в размытые тусклые кляксы, а затем стали растворяться, пока не растаяли вовсе. 

Как же она испугалась, когда ей что-то управляло. Будто верный нож взбесился, внезапно заполучив собственное сознание и требуя свободы действий. Когда она ранила Тачихару в коллекторах под зданием штаба мафии, казалось, что это происходит не с ней, а затем… Затем наступила темнота. 

Когда она открыла глаза, на соседней кровати, кажется, был Хироцу, спрашивая о самочувствии. Точно он – она ещё помнит его голос… Где-то внутри всё ещё тихо кричала паника, заставляя думать лишь о том, жив ли напарник. Словно прочитав её мысли, в этот момент зашёл Мичизу с корзиной фруктов. Казалось, что-то в нём изменилось: взгляд был тёплым и каким-то извиняющимся, а улыбка печальной и застенчивой. Как будто в этот момент он решил показать свою иную – такую уязвимую сторону. Это даже Хироцу заметил, за что и поплатился. Он что-то закричал и начал возмущаться: Тачихара как всегда вернулся к своему амплуа хама и шутника. Гин все больше убеждалась, что напарник носит маску, которая помогает ему адаптироваться, вот только хоть она уже и видела этот взгляд, и эту улыбку, даже слышала этот тихий голос с нотками нежности, уже не может вспомнить а вскоре…

– Прошу, оставь хотя бы это! Остановись!

Тьма продолжает наслаждаться ее беспомощностью, пожирая воспоминания всё более нещадно. Теперь и этот последний образ, за который она так отчаянно хваталась, начинает размываться и исчезать. Она готова кричать во всю мощь лёгких, заставив тьму расступиться и разорваться, но последний тёплый луч света исчезает, растворившись вместе с образом того, кого не хотелось отпускать из воспоминаний больше всего.

– Гиииин!!!!

Она еще узнаёт голос, но уже не может ответить. Она не помнит и больше не принадлежит себе. И почему-то безумно холодно, будто её тело внутри и снаружи начинает покрываться льдом. Этот крик – звук её имени, постепенно растворяется – тьма пожирает и его. Медленно, постепенно, словно смакуя, как десерт, нарочито оставив напоследок. Все, что ей остаётся – память её сердца, где не осталось ни лиц, ни воспоминаний, только этот голос, который продолжает звать, продираясь сквозь плотное нутро темноты и пронизывающего холода…

Тьма расступается, и Гин жмурится от количества белого вокруг. Что это, смерть? Проморгавшись, она видит, что все вокруг покрыто снежным ковром, вдали нечто похожее на замок – такой же ледяной и белый, выделяющийся на бескрайних снежных полях своей громадой среди скал. Что это за место? Неужели сюда попадают после смерти? 

Она испуганно оглядывается, ёжась от холода и чувствуя, как тело начинает постепенно неметь, а те невидимые нити, которые её захватили, полностью завладели ей. Как долго придется провести здесь и удастся ли вырваться… Знакомый голос, кричащий её имя, разносится эхом, напоминая последний удар сердца, которое начинает покрываться слоем льда. С неба, словно насмехаясь, плавно летят крупные хлопья снега, кружа вокруг неё, как крохотные белоснежные хищники…

– Приветствую тебя, дитя.

Она поднимает взгляд, вздрогнув от незнакомого голоса рядом. Перед ней мужчина с длинными белыми волосами и аристократическими чертами лица. Голос низкий, и в нем улавливается странная отрешённость, будто незнакомец – часть этой странной локации. Алые глаза мужчины похожи на горящие угольки. В них нельзя прочесть ничего, кроме холода и застывшей печали…

– Кто Вы?

– Твой хозяин, дитя. Теперь ты служишь мне. – он кладет свою бледную ладонь ей на голову, и больше Гин не чувствует холода, а затем затихает и крик, отчаянно зовущий её с другой стороны этой вечной зимы. 

Теперь у нее нет воспоминаний, нет прошлого и будущего. Она – часть этого места, как и тот, кто перед ней. Тело невероятно лёгкое и подвижное, даже больше, чем раньше. Белоснежная локация растворяется, перенося в незнакомое место. Она видит двух мужчин: один в возрасте, другой ещё юный, и что-то слабым отголоском где-то далеко шепчет о том, что он ей знаком…

Громкий голос в подсознании уничтожает и это, отдавая приказ:

– Приведи их ко мне, дитя. 

Она бросается вперёд, наметив первой жертвой пожилого.

– Да, хозяин…