Всплеск — вода сходится над головой. Иорвет отчаянно пытается дышать, но нечем: вода заполняет ноздри, жжёт слизистую, заходит в горло. Ещё один всплеск — и вот, кажется, он на поверхности. Спасительный глоток воздуха не приносит облегчения, вызывая новое жжение: теперь горят огнём лёгкие, будто он, подобно младенцу, вдыхает впервые. Солнечные блики ослепляют, каждый из них словно отдельное солнце; понять, в какой стороне берег невозможно.
По счастью, плыть далеко не приходится: ноги касаются илистого дна, путаясь в скользких нитях водорослей. Что-то острое колет стопу.
Ещё несколько шагов — и вода отпускает его из своего плена.
Иорвет рухнул на мягкий речной песок и обхватил руками раскалённую болью голову. Дыхание его было тяжёлым и прерывистым. И пусть головная боль и была сильна, иссушающая жажда превосходила её, не оставляя места для других мыслей.
— Ты глянь, смотрите на этого! Упился так, что из реки хлещет. Будь здоров, похмелье! — хохотнул кто-то. Грубоватый мужской голос прозвучал, казалось, прямо над чутким ухом.
— Ой-ёй, и гол как сокол! Обокрали нешто, пока пьяный валялся? Стыд-то какой! — добавил кудахтающий женский.
Иорвет обернулся, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд на собирающихся вокруг него людях. В том, что это были люди, сомнений у него не было. Чутье, инстинкты — да всё его существо подсказывало, что нужно бы убираться подобру-поздорову, пока ещё есть возможность, да только тело не слушалось. Каждое движение отзывалось в затёкших мышцах тысячей пронзающих иголок.
— А ты смотри, че это у него на шее за чернило, эт что, Врихедд? Да и глаза нет… как есть головорез, надыть стражу звать! — к общему гулу прибавился ещё один звучный голос, явно намекающий, что сейчас стоит снова скрыться в воде — даже если в ней кишмя кишат утопцы.
— Да ну и что! Они же с нашей стороны были, пусть себе напивается человек… ну, то есть не человек, — примирительно отозвался кто-то с другого края толпы. — Но, милсдарь, вы бы всё-таки чем прикрылись или бы нашли место потише, здесь ведь, понимаете, приличные люди и, надо сказать, дамы появляются!
Последняя реплика, судя по всему, была обращена непосредственно к Иорвету, всё ещё хрипевшему на песке.
— А я тебе вот дам «ну и что»! В Метинне один этакой спьяну всю корчму зараз прирезал! Вот пусть и катится в свою эту… Доль Блатанну, нам тут такие ни к чему! Стражу! Стражу сюда! — и без того тревожный голос зазвучал ещё более отчаянно, а после затих в отдалении под стук тяжёлых каблуков по каменной мостовой. Похоже, обладатель голоса стражу решил привести самолично.
Времени на спасение оставалось совсем немного. Ещё одна попытка подняться не увенчалась успехом: в этот раз не дала сдвинуться с места резкая вспышка боли в левом боку.
На плечи вдруг упало что-то мягкое и увесистое. Сощурившись, Иорвет смог наконец разглядеть потёртые женские сапоги из крепкой тёмной кожи, стоящие прямо перед его собственными босыми ногами. Рядом тихонько топтались тонкие детские ножки в совсем новых мягких ботиночках.
— Вот ты где, — опасно тихим тоном начала женщина. Толпа, прекрасно этот тон знавшая, затихла в предвкушении зрелища — и, разумеется, закономерной развязки. Голос незнакомки с каждым новым словом становился всё громче и гневливее, но, вопреки тону, она аккуратно расправила плотный плащ на плечах Иорвета странно заботливым жестом. — Я, значит, места себе не нахожу! Извелась вся! Ищу тебя повсюду, всех соседей обежала, думала, случилось что, раз ты и к утру не вернулся, а ты, оказывается, здесь прохлаждаешься! Что, опять по пьяни полез себе приключений искать на остроухую задницу? Подумал бы хоть раз о дочери! Ну-ка ЖИВО ДОМОЙ!
Толпа одобрительно загудела, явно удовлетворённая подобным разрешением событий. Послышались смешки. Кто-то даже посочувствовал несчастному браку женщины, ещё бы: пьяница, да ещё и эльф! А та вдруг неожиданно легко подхватила Иорвета под руки и, поставив на ноги, повела прочь. К его удивлению, сознание после этого быстро прояснилось: ошеломление и слабость отступили, а зрение вновь обрело чёткость.
В безлюдном, узком проулке крепкая хватка ослабла, и Иорвет наконец смог разглядеть свою спасительницу. Перед ним стояла самая обычная человеческая женщина в дорожной одежде… но взгляд на ребёнка рядом с ней заставил сердце пропустить удар.
Из его пересохших губ вырвался изумлённый вздох, и маленькая эльфийка в ответ удивлённо округлила глаза.
Он сразу же понял свою ошибку. Это была совсем не она: не тот нос, не тот овал лица, другие глаза. У его дочери были зелёные, а у девочки перед ним — серые. Светлые волосы и возраст — вот и вся схожесть. Да и было бы это попросту невозможно.
Утрата — вьюн, крепко пустивший корни в его измученном потерями сердце, — вновь шевельнулась в груди. Такое случалось и прежде: разум, так и не отпустив всех, кого Иорвет когда-то потерял, рисовал для него образы прошлого, подсовывал их в утешительные сны. Ныне же Иорвет в утешении не нуждался.
Ему давно ничего не снилось.
Казалось, воспалённый ум только и ждал удобного момента, чтобы сыграть с ним жестокую шутку. Но призраки прошлого никогда не мешали Иорвету сосредоточиться. Ему не составило труда отогнать их от себя и сейчас.
Не осталось ничего, кроме злости.
Он вновь посмотрел на стоявшую напротив него женщину. Та выжидательно вглядывалась в его лицо.
— Не знаю, beannaженщина, за кого ты меня приняла, но думаю, ты и сама уже видишь, что обозналась, — холодно заметил Иорвет и медленно выпрямился, горделиво расправив плечи. В боку неприятно потянуло. — Или что, все эльфы на одно лицо, да? Даже мужика своего не отличаешь? — добавил он, не скрывая презрения.
— Понятно, слов благодарности нам ждать не стоит, — незнакомка насмешливо хмыкнула, разглядывая землю у своих ног так, словно пыльные камни представляли для неё куда больший интерес, чем беседа с Иорветом. Она ковырнула мыском сапога треснувший булыжник мостовой, будто проверяя его на прочность, а затем резко подняла взгляд. Спокойная и сдержанная улыбка застыла на её лице, не добежав до тёмных глаз. — Ну что ж, коль захочешь вернуть мне плащ, приходи завтра на главную площадь ближе к закату. Не сможешь — оставь себе, я не расстроюсь.
Она развернулась с намерением уйти обратно на городские улицы, но прошла только пару шагов. Девочка осталась на месте, теперь молча протягивая Иорвету яблоко.
— Пойдём, — коротко бросила женщина через плечо. В голосе слышался приказ.
Иорвет не обратил на неё внимания.
— Gwenná, gear. Essea Iorweth, a'te? [Благодарю, друг. Я – Иорвет, а ты?] — мягко спросил он, осторожно взяв яблоко, словно ценный дар.
Девочка молчала. Несколько раз она глубоко вздохнула, будто не находя решимости что-то сказать. Наконец прозвучал её слабый и тихий голосок:
— Essea… Lylli [Я... Лили (с ошибкой в произношении)], — девочка сжала ладони, — gearдруг, — поспешно прибавила она и отвела взгляд, нервно теребя латунную пуговицу серого дорожного камзольчика без рукавов.
— Qued ess en dh’oine? [Что это за человек?] — Иорвет едва заметно кивнул в сторону женщины.
— Si n’ess... [Она не...] — Лили хотела было что-то сказать, но женщина её перебила.
— Dh’oine [Человек] зовут Марика, — она мягко обхватила Лили за плечи, — было приятно познакомиться, gear [друг], но нам пора.
— Стой, — Иорвет напрягся. Что-то было не так в этой dh’oine. Ему не хотелось отпускать ребёнка с ней. Он бы не обратил особого внимания, если бы девочка была полукровкой — тогда женщина могла бы быть ей матерью. Но ребёнок был из Aen Seidhe [Народ Гор, эльфы]. Полнокровных Aen Seidhe, Иорвет такие вещи понимал сразу — эти черты невозможно было не заметить. — Куда ты её ведёшь? Где её родители? — Он выпрямился во весь рост, несмотря на тянущую боль в боку, ни один мускул на его резко очерченном лице не дрогнул.
Марика шагнула вперёд, заслоняя собой девочку. Она хоть и была на голову ниже эльфа, но глядела гордо, на бледном, словно фарфор лице не отразилось и тени страха или смущения — напротив, в тёмных глубоких глазах промелькнуло что-то хищное, а изящные губы изогнулись в едва заметной полуулыбке.
— Как интересно. Какая… трогательная забота. Только вот совершенно она здесь не нужна, — в её голосе не слышалось враждебности, скорее лёгкое веселье. — Давай-ка я тебе помогу осознать твоё положение. Ты только что свалился в реку из воздуха, был недавно ранен… и на тебе сейчас, — она протянула руку, разгладила чуть смявшуюся ткань на груди Иорвета, — только мой плащ, и ничего больше. Ты хоть знаешь, где ты? Даже не так… ты хоть знаешь, кто ты? Я знаю! Ты — неблагодарный оборванец, который суёт свой нос в мои дела.
Последние слова она, несмотря на веселый тон, почти процедила.
Единственный глаз Иорвета опасно сузился. К агрессии и наглости dh’oine он был привычен, и обычно быстро их пресекал — известными методами, и только делая скидку на недавнюю помощь этой женщины ему, он попытался быть с нею вежлив. Но столь откровенное хамство он терпеть не желал и не стал.
А ещё при ней была luned [девочка]. Dh’oine не славились заботой порой даже о собственных отпрысках, а об отношении к детям других рас и заикаться не стоило. Почему девочка была с ней? Что она собиралась с ней сделать?
Рука привычно легла на эфес меча, не обнаружив, впрочем, ничего кроме мягкой и плотной ткани.
Bloede [ругательство], он действительно был наг.
Но не безоружен. Клинок в такой ситуации был бы даже лишним. Иорвет с лёгкостью оттолкнул Марику к стене, его длинные пальцы обхватили тонкую шею. Он не торопился их сжимать, по крайней мере, пока. Стоявшая рядом Лили испуганно охнула.
— Сейчас, dh’oine, ты мне действительно поможешь, — его голос звучал спокойно; он всегда был спокоен, когда вёл допрос. — И ответишь на все мои вопросы. Начнём как раз с того, где я.
— Iorweth! Voerle!Иорвет! Перестань! — тонкий голосок Лили звучал неожиданно громко.
Марика раздражённо наморщила лоб, брезгливо покосившись на его руку. Медленным и ненастойчивым движением она попыталась убрать пальцы Иорвета с шеи. Foele beanna [глупая женщина] не знала, с кем имеет дело.
Хватка окрепла.
Она вздохнула и с силой, неожиданной для своего размера, высвободилась из захвата. Ошеломлённый Иорвет пошатнулся и сделал шаг назад. Не может же быть, чтобы его странное состояние лишило его ещё и привычной физической силы? Он не ощущал никакой слабости; напротив, сердце бодро разгоняло по жилам горячую, полную жизни кровь.
— Я передумала, — сказала Марика, заправляя за ухо выбившийся локон тёмных волос. — Ты просто буйный сумасшедший.
В этот момент девочка осторожно коснулась руки Иорвета:
— Marika ess gear, Iorweth [Марика – друг, Иорвет], — её большие чистые глаза смотрели укоризненно, в голосе звучало облегчение. — Она ведь тебе помогла.
Сколько бы Иорвет ни вглядывался в её лицо, пытаясь уловить хотя бы намёк на испуг, находил он лишь недовольный взгляд из-под нахмуренных бровей. Но затем взгляд этот потеплел, а губы дрогнули, словно она собиралась сказать что-то ещё, но передумала. Марика едва заметно кивнула Лили, и обе они направились к просвету между домами.
— И да… плащ оставь себе, болезный, — Марика бросила со смешком, не оборачиваясь. — Тебе нужнее.
Пару мгновений Иорвет ещё смотрел в просвет, где сновали прохожие, на угол какого-то дома, за которым скрылись его новые знакомые, а потом устало привалился к стене, кусая яблоко. Есть хотелось зверски. Он, пожалуй, умял бы и целого поросёнка, но сейчас приходилось довольствоваться тем, что было… когда, интересно, он в последний раз ел мясо?
Ребёнку за кусочек еды он был благодарен, и — он никогда бы в этом не признался — был он благодарен и странной dh’oine. За то что, похоже, спасла его от стражи, и, быть может, и вероятного опознания. И за плащ тоже был благодарен. Плащ был добротным, из мягкого и плотного шерстяного сукна, хоть и пах как-то странно. Иорвет задумчиво поднёс ткань к лицу, пытаясь опознать пряно-смолистый запах, но так и не разобрал.
В памяти всплыл тяжёлый взгляд, от которого ему было не по себе. Он привык к опасности, к самоубийственным подчас миссиям и многое в жизни повидал. Пожалуй, даже слишком многое.
Было в этой женщине что-то неправильное. Неправильное даже для dh’oine.
…Что, a d’yeabl aep arse [ругательстово, к чертовой заднице], произошло? Только что он разговаривал с Киараном в Вергене, а минуту спустя он почти парализован и барахтается в реке неизвестно где. Он напряг память, пытаясь найти хоть какое-то объяснение своему положению, но, к своему ужасу, не сумел даже припомнить детали того разговора с побратимом. Всё казалось одним смазанным воспоминанием, словно это было бесконечно давно.
Отбросив мысли о прошедшем, он сосредоточился на настоящем. Боль в боку вновь дала о себе знать.
«Ты был ранен», — отозвалось эхо в голове голосом недавней собеседницы. Иорвет осторожно ощупал рёбра с левой стороны, пальцы скользнули ниже и коснулись пусть и хорошо затянувшейся, но всё ещё свежей раны. Не веря собственным ощущениям, он откинул ткань в сторону, обнаружив рваный бордово-лиловый шрам.
Иорвет не помнил этой раны. Не помнил этого шрама.
«Ты свалился в реку из воздуха», — вновь раздался в голове насмешливый голос. Иорвет усмехнулся. В сухом остатке это и было его действительностью. Больше он ничего не знал.
Она ведь так и не сказала ему, где он.
Люди на площади возле реки говорили на Всеобщем, но с характерным говором — южное наречие. Цинтра?
«Врихедд»
«Они же с нашей стороны были»
Нет, не Цинтра. Метинна? Нет, кто-то из dh’oine Метинну упоминал как другую провинцию. В Назаире говорят на Hen Llinge [Старшая Речь, язык эльфов] — на нильфгаардской её версии.
Ясно было одно — он по южную сторону Яруги. В Нильфгаарде.
Иорвет сжал зубы.
Он клялся, что ноги его не будет на имперских землях — но теперь эта самая имперская земля была прямо под его ногами.
Впрочем, учитывая его положение, это было не так уж плохо. Его, в конце концов, прозвали Грозой Севера, а не Юга. Здесь вряд ли кто-то знал его в лицо. Но dh’oine оставались dh’oine, Нильфгаард не был безопасной территорией — да и было бы наивно полагаться на то, что император забыл об условиях Цинтрийского мира в тот момент, когда нарушил этот самый мир. Главное сейчас — не попадаться в руки имперским солдатам и не привлекать лишнего внимания.
От яблока не осталось ничего, кроме твёрдой ножки. Иорвет отбросил её в сторону и задумчиво оглядел свои босые ноги.
Все вопросы и сомнения уступили место привычной ясности. Перед ним снова стояла знакомая цель: еда, одежда, оружие. Информация. Где бы он ни оказался, добыть нужное труда не составит, а в городе — тем более.
Иорвет огляделся. В переулке, и без того словно зажатом между двумя старыми домами, годами скапливался всякий хлам. Ветхие ящики с проломленными досками, прогнившие бочки, полуразвалившаяся дверь, небрежно приставленная к стене. За дверью как раз можно было бы легко спрятаться, затаившись в тенях. Никто и не заметит.
Отломив от одного из ящиков расшатанную доску, Иорвет качнул её в руках, оценивая вес. Кусок дерева был достаточно прочным и тяжёлым, чтобы оглушить какого-нибудь нерадивого dh’oine, забредшего в переулок. Помня свою недавнюю оплошность, он не вполне доверял собственным рукам.
Долго ждать не пришлось. Чуткий слух уже очень скоро уловил приближающиеся шаткие шаги. Человек завернул за угол и, напевая себе под нос что-то невнятное, принялся распутывать завязки на штанах. На удачу Иорвета, мужчина встал к нему спиной и, похоже, даже не подозревал о притаившемся в тени эльфе.
Удар был точным и достаточно сильным, несмотря на закравшиеся было сомнения в силе собственных рук. Нестройная мелодия тут же оборвалась, и тело глухо повалилось на землю. Иорвет задержал дыхание, прислушиваясь к гулу улицы за углом. Всё было спокойно — он остался незамеченным.
Когда он стаскивал одежду с неподвижного тела, к горлу подкатило отвращение. Износившаяся, пропитанная потом и запахом какого-то дешёвого пойла, она не стоила бы его внимания даже в самые отчаянные скоя’таэльские времена.
Грязная ткань вдобавок ещё и мерзко липла к телу. Штаны были слишком коротки, а нелепые ботинки были столь малы, что Иорвет предпочёл остаться босым. С ситуацией его мирило только то, что в этой одежде он будет менее заметен.
Из тени за его спиной донёсся слабый стон. Потом шорох. Похоже, пьяница был жив, просто оглушён. Иорвет почувствовал странное облегчение и, накинув капюшон, поспешил прочь. Неопознанный горьковато-дымный запах, исходивший от шерстяной ткани, вновь настойчиво напомнил о предыдущей владелице плаща.
***
Марика и Лили шагали по мощёным улицам Боклера, купавшегося в тёплом золоте закатного солнца. Ранняя осень была особенно прекрасной порой: летний зной уже отступил, но природа всё ещё продолжала цвести и плодоносить. Воздух был пропитан сладко-терпким ароматом молодого вина и свежедроблённой виноградной мезги. Ветер нёс из открытых окон вкусные тягучие запахи еды и свежее цветочно-травяное благоухание сухих пучков лаванды.
Лили крутила головой, то и дело останавливаясь, чтобы вдохнуть городской воздух полной грудью или разглядеть очередной разноцветный, будто пряничный фасад здания, прочитать пёструю вывеску. Но Марика шага не сбавляла, и наслаждаться красками южного города девочке приходилось на бегу.
Каблуки ритмично стучали по мостовой, не замедляя темпа ни ради торговцев самыми сладкими плодами Туссента, ни ради полных жизни и радости мелодий уличных музыкантов. Марика хмурила брови, гадая, сколько времени было потрачено на нахального эльфа. Может, и стоило пройти мимо — ночь в колодках бы ему не повредила.
Но она слишком хорошо знала, какую неприязнь порой питают люди к тем, кто от них отличается. Колодками дело бы вряд ли ограничилось. Ему бы ещё очень повезло, если бы его сочли за простого пьяницу.
Если бы никто не заметил яркой вспышки над рекой.
Они завернули за угол, оставив позади главный рынок и оказавшись на Оливковой площади. Лили потянула рукав льняной рубахи Марики с удвоенной настойчивостью:
— Давай посмотрим, пожалуйста, — она кивнула в сторону уличного артиста в яркой вычурной шапочке, жонглирующего разноцветными шарами.
— Хорошо, только недолго, — вздохнула Марика, слегка потрепав светлую макушку.
Наверное, истинной причиной её поступка было не внезапное сочувствие постороннему эльфу, — нет, причиной была Лили. Девочку магнитом тянуло к её народу и ко всем его представителям, так редко встречающимся на их пути. Пройди они мимо, девчонка бы дулась и отмалчивалась неделями, а, быть может, даже и заболела бы от тоски, добавив времени к их и без того растянувшемуся путешествию. Конечно, это была идея Лили — а Марика просто не смогла отказать этим щенячьим глазкам-блюдцам.
Но одна проблема тянула за собой другую. Глупец оказался не только неблагодарным — но вдобавок ещё и агрессивным. Марика усмехнулась, вспомнив высокомерный взгляд и напряжение в и без того жёстких чертах лица, как дёрнулась — явно инстинктивно — за оружием рука.
Всё это только позабавило её, но руки он распустил зря — она едва сдержалась, чтобы не показать зубы в ответ. Напасть на эльфа было бы намного хуже, чем оставить его на милость толпы и стражи: это бы разбило Лили сердце.
— Как ты думаешь, он будет в порядке? — отозвалась на её мысли Лили.
— Кто? — Марика изобразила удивление.
— Иорвет, ты ведь о нём думаешь, — девочка не отрывала заворожённого взгляда от блестящих шаров. — Я знаю.
— Ты не умеешь читать мои мысли, лисёнок, тебе только кажется.
— Я не говорила, что прочитала. Я догадалась! — Слова Лили затерялись в восторженном гомоне и бурных аплодисментах — жонглёр резко сорвал с головы разноцветную шапочку и все шары до единого скрылись в мягких складках ткани.
— Ну всё, представление окончено, — Марика достала из мешочка на поясе медяк и бросила в шапку, вслед за стоявшей рядом молодой девушкой в розовом платье.
— Так как ты думаешь, он будет в порядке? — не отступала Лили
— Он выглядел находчивым, — неутомимый стук каблуков вновь набирал ход, и Лили не оставалось ничего другого, кроме как с шумным вздохом следовать вперёд.
Ещё один узкий переулок, и они достигли искомой роскошной виллы, — правда, со стороны чёрного хода. Марика окинула взглядом высокую каменную, едва ли не крепостную, стену и, крепко сжав бронзовое резное кольцо на деревянных воротах, нетерпеливо постучала, дав привратнику знать о своём появлении.
Этот нелепый ритуал служил разве что напоминанием о любви хозяйки виллы к маскараду и прочему притворству: ни толстые стены, ни двери и стража не могли остановить её сегодняшнюю гостью, и уж точно она не нуждалась в оглашении.
Дверь скрипнула. Из открывшегося просвета выглянуло скучающее лицо, принадлежавшее пожилому лакею в тёмно-зелёном сюртуке. Он оценивающе, чуть приподняв брови, оглядел посетителей и наконец выдал скрипучим голосом:
— Приём в приют к северу от Нижнего Города.
Он уже было собирался закрыть дверь, но Марика не дала этого сделать, уверенно потянув её на себя. Дверь встала намертво, не сдвинувшись ни на ноготь.
— Держи, передай хозяйке, — она всучила ему кольцо с крупной потемневшей печатью. — Она меня ожидает.
— Что же вы через чёрный-то вход, мазель… — разглядев печать, привратник нервно скользнул взглядом по бледному лицу гостьи. — Прошу, извольте ожидать в приёмной, я доложу о вашем визите.
Обитые расписным шёлком стены и устланные ворсистыми коврами полы поместья поглощали каждый звук. Тишина казалось давящей. Лили с тревогой сжала руку Марики.
— Мне здесь не нравится, — испуганно прошептала она, убрав со лба спутанную прядку золотистых волос.
— Мне тоже, но в Боклере есть места и похуже, — Марика постаралась звучать успокаивающе. — Ориана тебя и пальцем не тронет, не бойся.
— А я и не боюсь, — буркнула девочка себе под нос. — Просто не нравится.
Вновь появившийся лакей молча проводил гостей до просторной, уставленной экзотическими растениями веранды с терявшимся в сумеречном свете видом на пойму Сансретура.
Рыжеволосая хозяйка виллы полулежала на мягком диванчике, держа в руке обрамлённый золотом бокал. Вино переливалось и играло рубиновыми отблесками в тусклом свете свечи, будто намеренно отвлекая взгляд.
Выждав несколько мгновений, Ориана захлопнула потёртый томик в чёрном переплёте — книгу она до этого самого момента с задумчивым видом держала перед собой, точно ничего не было на свете интереснее — и наконец подняла изящно подведённые тонким тёмным штрихом кошачьи зелёные глаза.
— Марика! Чему я обязана удовольствием тебя видеть? — она перевела взгляд на Лили, стоявшую за спиной Марики, и широко улыбнулась, обнажив две пары острых клыков. — Ах, и что это за прелестная юная особа с тобой?
— Не могла оставить ребёнка без присмотра. Детям, говорят, в этом городе небезопасно, — Марика сделала несколько шагов в сторону столика с фруктами и подхватила пару виноградин. — А ещё говорят, что один ведьмак обещал решить эту проблему, но, как я вижу, или молва врёт, или сами ведьмаки. Ничего нового, впрочем.
— О нет, напротив! — Ориана усмехнулась и слегка наклонилась вперёд. Лицо её вдруг приняло очень серьёзное выражение. — Ведьмак произвёл впечатление человека на редкость благородного для его профессии. Думаю, даже ты нашла бы его интересным собеседником.
— Ну уж нет, — фыркнула Марика и, не дожидаясь приглашения, устроилась в ближайшем кресле. — Если уж ты так хорошо о нём отзываешься, то мне точно не о чём с ним беседовать.
— Ты слишком строга ко мне, милая, — Ориана укоризненно покачала головой. — И совершенно несправедливо!
Она поднялась на ноги, шурша струящейся шёлковой юбкой, и, оказавшись рядом с Лили, никак не находившей себе места, промурлыкала потеплевшим голосом:
— Ты голодна? Я распоряжусь, чтобы тебя покормили. Как тебя зовут, солнышко? — вампирша дотронулась до руки девочки.
Ответом ей было молчание — и взгляд ощетинившегося зверька. Ориана лишь снисходительно улыбнулась и, будто бы потеряв всякий интерес к девочке, вернулась к столику с вином и фруктами, чтобы налить себе ещё один бокал. Её шёлковые туфли едва касались мраморного пола.
— Но я подозреваю, ты пришла не затем, чтобы искать приюта в моей скромной обители, — Ориана широко обвела рукой резные каменные стены террасы. — Так что тебе нужно?
— Всего лишь кое-что из твоей коллекции безделушек, — нарочито беззаботно ответила Марика, глядя прямо на Ориану — не мигая. — У тебя ведь наверняка завалялся осколок Умбры?
— Безделушка… — голос Орианы внезапно утратил былую шутливость, — Реликвия, видевшая само Тёмное Солнце, часть нашего дома!
— Так и знала, что ты начнёшь торговаться, — пренебрежительно ответила Марика, нетерпеливо похлопав ладонью по круглой бархатной подушке. — Называй цену. Не трать наше время.
— Ха! Разве же мы на рынке? — Ориана одарила собеседницу лукавой улыбкой. — Речь идёт о взаимопомощи, о доверительных отношениях. Пойми, ты просишь немалое, больше, чем просто вещь. Но я готова пойти тебе навстречу. Да, не смотри так. Моё сердце тронуто твоим визитом.
Ориана подхватила мягкое покрывало и, кутаясь в него, словно лёгкая прохлада осеннего вечера была для неё хоть сколько-нибудь ощутима, жестом пригласила Марику идти за ней к широкому парапету веранды. Гостья недоверчиво сузила глаза и нетерпеливо последовала за Орианой. Та медленно поднесла кубок к губам и с наслаждением вздохнула, вглядываясь вдаль.
— Даже если я поверю, что у тебя есть сердце, — раздражение кипело в голосе Марики, — ты можешь не утруждать себя речами о доверии. Говори прямо, куда ты клонишь?
— Ты не меняешься, — произнесла Ориана с напускным сожалением. — Часто ли тебе приходится наслаждаться таким великолепным видом? Хотя должна заметить, раньше он был лучше. Дол Нэв’де славился своей архитектурой.
— Мне плевать на эти развалины, — перебила Марика. — Ты мне поможешь или нет?
— Груба и нетерпелива, как обычно, — Ориана ответила наигранно строгим взглядом. — Дорогая, я бы отдала тебе осколок, если бы он у меня был, но моя коллекция не включает нечто столь древнее и хрупкое.
— Древнее и хрупкое, — Марика закатила глаза, — звучит прямо как ты.
— Зачем вдруг тебе понадобился осколок? — С интересом спросила Ориана, пропустив шпильку мимо ушей. — Заинтересовалась наконец собственной историей?
— Я… — Марика неожиданно замялась. Беспокойство накатило на неё жаркой волной. — Ты ведь знаешь? Это поможет мне с моей проблемой.
Лёгкое удивление промелькнуло на лице Орианы, она помолчала немного, словно размышляя о чём-то, изучающе глядя на Марику.
— Ах, ты полагаешь, что камни тебе помогут? Что ж, это возможно, я не думала об этом, — она отвела взгляд, снова глядя на темневшие вдали речные воды. — Тебе повезло. Я знаю того, кто мог бы тебе помочь.
— И кто же?
— Барон де Ружмон, — хмуро, с легким презрением ответила Ориана, закатив глаза и взмахнув рукой с кубком. — Он уже давно мне докучает, всё что-то вынюхивает… Камни Умбры входят в его… особые интересы. Но он чертовски преуспел в этом! Назойливая мошка, которая, впрочем, знает, когда и с кем делиться своими знаниями, оттого и богат. И жив, потому что знает, когда молчать.
— И? Если он до сих пор не рассказал об этом тебе, — Марика бросила на Ориану колючий взгляд исподлобья, ожидая подвоха, — то с чего бы ему делиться этим со мной?
Ориана замолчала и задумчиво покрутила в руках опустевший бокал. В воздухе повисла недосказанность. Марика напряглась.
— Ты найдёшь способ его уговорить, — наконец сказала Ориана, повернув голову и глядя собеседнице в глаза. — И, так уж вышло, у меня есть несколько вопросов к барону, которые ты могла бы ему задать.
— Я так и знала! — возмутилась Марика. — Что тебе мешает спросить у него самой?
— В самом деле, что мне мешает? — хмыкнула Ориана. — Мне есть что терять, Марика, и есть что скрывать. Я не могу так рисковать. Кроме того, что бы ты обо мне ни думала, я всё же дама честная и благородная. У меня есть свои принципы. Я не войду туда, куда меня не пригласят и не возьму того, чего мне не предложат. Ты — другое дело.
— Ты даже не представляешь, насколько, — со злостью процедила Марика, с трудом сдерживая порыв повысить голос. Она чувствовала, как контроль над собой ускользает от неё прямо в цепкие руки Орианы. Этого нельзя было допустить. Не снова. — Я не стану делать за тебя грязную работу, Ориана.
— Милая, работа будет грязной, только если ты решишь выполнить её грязно, — Ориана в очередной раз тяжело вздохнула. — Так или иначе, прекрати препираться. Я предлагаю тебе хорошее решение твоей проблемы. Если оно тебе не подходит, давай лучше обсудим новый роман леди Стефании. Герцогиня, представляешь, грозится его запретить. Ужасно скандально!
Марика скрестила руки на груди, давя в себе недовольство, и промолчала. Ориана явно чувствовала себя в своей стихии. С ней было бесполезно спорить, злиться — бессмысленно. В их последнюю встречу Марика выплеснула всё годами копившееся на душе и, уходя, ожидала, что её откровенность вызовет хоть малейший отклик.
Но время шло, и гнев остыл. В сердце тлела надежда, что и Ориана, возможно, переосмыслила их разговор. Теперь же, снова глядя на неё, Марика с горечью осознавала: всё впустую. Та же невозмутимость, та же маска безразличия на лице, обрамлённом всё теми же рыжими локонами — ни намёка на изменения. Тот же взгляд, каким смотрят на беспомощного щенка, который лает от собственного бессилия, неспособный сдвинуться с места. Это злило больше всего.
Смогла бы она обыграть Ориану в этот раз? Она могла бы поступить по-своему. Действительно ли была у этого барона нужная информация? Солгала ли Ориана, или всё же сказала правду? Несмотря на все свои манипуляции, она порой бывала по-настоящему заботлива.
Глаза Марики встретились с заинтересованным взглядом Лили. Безопасно ли оставлять девочку здесь? Марика не сомневалась, что Ориана бы ребёнка не тронула: худшее, что могло Лили здесь ожидать — роман леди Стефании. Яд старой вампирши отравляет годами; несколько дней погоды не сделают.
— Как бы ни противно было мне это признавать, ты права, — помедлив, сказала Марика. — Я навещу твоего знакомого. Посмотрим, что он знает. Ты позаботишься в это время о Лили? Я могу на тебя хоть в этом положиться?
До сих пор молчавшая Лили встревоженно метнулась в сторону Марики и схватила её руку цепкими пальчиками.
— Что?! Ты не можешь меня здесь оставить! Я пойду с тобой!
— Никуда ты не пойдёшь. Если ты не будешь мне мешать, я управлюсь куда быстрее, — отрезала Марика, запоздало попытавшись смягчить голос, и накрыла ладошки Лили второй рукой. — Здесь тебе будет лучше, чем бегать по округе за мной. Отдохнёшь здесь, совсем как княжна, и мы снова в путь. Я принесу тебе что-нибудь интересное, обещаю.
— Я не хочу как княжна! — Лили обиженно насупилась, но, похоже, уже осознала бесполезность спора. — Мне ничего не нужно, я хочу увидеть сама.
— О, я уверяю тебя, дитя, в моей коллекции есть на что посмотреть, — вмешалась Ориана, но Лили, казалось, вовсе не слышала и не видела её.
Марика выпрямилась и снова повернулась к Ориане:
— Я предупреждаю тебя, если с ней хоть что-нибудь случится…
— Дорогая, ты серьёзно? — Ориана казалась искренне удивлённой. — Ты во мне сомневаешься?
— Коль сомневалась бы, не пришла бы сюда, — Марика понизила тон и наклонилась чуть ближе. — О твоих пристрастиях ходят столь отвратительные слухи, что даже я им не верю.
***
Городской дом Этьена де Ружмона был, возможно, скромен своими размерами, но впечатлял архитектурой и убранством. Каждая деталь отделки говорила о статусе хозяина, каждая мелочь — отражала его натуру и вкус.
Гобелены, свидетельствовавшие о победах дома Ружмон, соседствовали с привезёнными из Офира или земель даже более дальних причудливыми фигурками из чёрного дерева. Небольшой садик украшали голубые назаирские розы и немного потрескавшиеся от времени мраморные статуи нимф, которым, впрочем, каждая трещина и скол лишь придавали дополнительную ценность. В глазах барона, разумеется.
Этьен, по своему обыкновению, засиделся допоздна в рабочем кабинете. Здесь, среди тяжёлой тёмной мебели и пыльных фолиантов он проводил долгие часы — за кропотливой работой, которую он никогда не оставлял незаконченной.
Немолодому уже сердцу его ничего на свете не было приятнее аромата чернил, запахов книг в кожаных переплётах и плавящегося воска. Тишину его вечеров нарушал только скрип его собственного пера.
Знания были для него святы, а знания тайные — в особенности.
Этьен поднял голову, расправляя затёкшие шею и плечи, с наслаждением потянул носом тёплый воздух. Откинувшись на спинку кресла, он задумчиво огладил аккуратную бороду с проседью и принялся за последний абзац. Необходимо было тщательно задокументировать каждую деталь необычной находки — резного предмета из кости.
Вечер ничем не отличался от многих других. Был он так же прекрасен, как вчерашний, позавчерашний и, может быть, завтрашний… Но свет свечей дрогнул: десятки маленьких огоньков дёрнулись разом. Створка приоткрытого окна едва заметно скрипнула. Этьен замер. Внутри всколыхнулась тревога.
— Ничего необычного, просто лёгкий ветер, — успокаивая сам себя, прошептал барон, наблюдая, как окно заволакивает туманом. — Должно быть, погода портится.
Он хотел было уже закрыть окно, когда туман, оказавшийся на деле сероватой дымкой, просочился внутрь комнаты, окончательно обозначив присутствие чего-то недоброго. Этьен и глазом моргнуть не успел, а в мягком красном кресле напротив него уже сидела молодая женщина.
Точеные черты лица обрамляли тёмные волосы. Казалось, будто она не видела солнца ни дня в своей жизни — настолько бледна была её белая кожа. И тем ярче казался изучающий взгляд её тёмных хищных глаз.
Она завораживала. Она пробуждала в нем древний, неконтролируемый ужас.
Этьен дёрнулся было за стоявшим на столе колокольчиком, чтобы позвать стражу, но её рука перехватила его запястье. И без того острые, треугольной формы ногти её молниеносно вытянулись. Рука была теперь угрожающе когтистой.
— Не стоит, господин де Ружмон, — нежданная гостья сверкнула тёмными глазами и широко, нарочито любезно улыбнулась, демонстрируя белоснежные клыки. Она говорила спокойно, но Этьен всем существом чувствовал исходящую от нее угрозу. — Проявите рассудительность, и Ваш прекрасный тихий вечер вскоре вновь будет наполнен покоем.
Этьен с трудом выдохнул, чувствуя, как его сердце сбивается с ровного ритма, никак не в силах выбрать, остановиться ему в ужасе или забиться пойманной птицей. Он был до смерти напуган, но вместе с тем невероятно взволнован. Вот оно! Возможность, которой он ждал, казалось, всю свою жизнь: перед ним был живой вампир — во плоти.
Не просто брукса, муля или альп, не одно из этих полуразумных существ, на которых ведут охоту ведьмаки. Нет, ошибки быть не могло: его гостья была редким представителем рода высших вампиров. Столько лет он искал встречи с ними, облазил и изучил все уголки Туссента, достал и прочитал все доступные на эту тему труды, но — кто бы мог подумать — долгожданная встреча случилась сама собой — прямо здесь, в его кабинете.
— Что… что Вам нужно? — с трудом выговорил Этьен. Он хорошо представлял, с кем имеет дело. Разговоры о тайных жителях Боклера не утихали. Разум незамедлительно вывел неприятную, но вполне закономерную догадку о цели нежданного ночного визита. В горле встал ком.
— Жажда знаний, а не крови, привела меня в Вашу библиотеку, господин де Ружмон. Утолите её — и спите себе спокойно. И будьте кратки, прошу Вас. Не стоит тратить попусту драгоценное время — моё и Ваше. — Пальцы её побарабанили по столу. Когтей на них как будто и не было. — Что вам известно об осколках Умбры?
Этьен, быстро смекнув, что первоначальная угроза миновала, вновь почувствовал привычное самообладание и уверенность.
— М-мадам, разумеется, — он потянулся к графину с вином и плеснул немного в пустой кубок. Дрожащая от потрясения рука неловко дёрнулась и красные пятна растеклись по пергаменту, размывая свежие ещё чернила. Не совсем то впечатление, которое ему хотелось бы произвести. Нервная улыбка против воли растянула уголки губ. — Должен сказать, это не вполне моя область… Хотя что это я… Вина, мадам?
— Твоя кровь будет мне вином, человек! — с раздражением воскликнула женщина. Маска спокойствия соскользнула с ее лица — всего на мгновение, но Этьен успел увидеть исказившую прекрасные черты звериную гримасу. Внутренности снова на миг сковал ужас. — Мне хорошо известна область твоих исследований, не заговаривай мне зубы! Говори. Говори всё, что знаешь. Как можно более кратко. Больше всего меня интересует местоположение осколков Умбры. Не их ли ты ждёшь в своём особом заказе?
Этьен нервно сглотнул, осознавая, что положение серьёзнее, чем он предположил изначально. Понял, что его обычных уловок будет недостаточно. Попытался взять себя в руки. Единственный путь к спасению в этой ситуации — осторожность. А если он будет осторожен достаточно, при должном везении он сможет не только не проиграть… но выиграть. Пусть упоминание ожидаемой им коробки сперва и выбило почву у него из-под ног, но вампирша не знала, что в ней. Иначе не вела бы речь о каких-то осколках.
— Ох, прошу прощения, мадам, — попытался он смягчить тон, надеясь успокоить её. — Осколки Умбры, говорите? Действительно редкий артефакт. Мне попадались упоминания о них, и, признаюсь, я заинтересован, но… увы, мои исследования упёрлись в глухую стену.
Незнакомка недоверчиво посмотрела на него. Под её ледяным взглядом Этьен отчётливо чувствовал, как холодный пот скатывается по его спине. А он ведь даже не лгал. Это была правда, говорить которую было легко. Ему осталось только направить эту правду в правильное русло. Он понимал, что терпение вампирши уже на исходе, и ему нужно предложить ей что-то существенное.
— Но это вовсе не значит, что тайна не откроется Вам, госпожа. Я лишь простой человек, мои возможности ограничены. Где, как не в Туссенте быть этой удивительной редкости? Я бы поставил на эльфские руины. Не могу дать Вам более точного ответа, к сожалению, информации в моих руках слишком мало, но… мне удалось напасть на след лаборатории одного профессора. Если только Вам удастся туда попасть…
Этьен печально вздохнул, делая паузу, и бегло оглядел гостью, оценивая её реакцию. В её взгляде теперь горел интерес, и Этьен внутренне выдохнул. Он сумел. Теперь только бы довести до конца, только бы не испортить всё излишней спешкой.
— Давно усопший профессор Моро некогда ставил там разнообразные эксперименты. Лаборатория надёжно защищена, я и помыслить не мог проникнуть туда самостоятельно… Вас мне, должно, послали Боги! — воскликнул он, и глаза его блеснули восторгом. — Вы сумели бы добыть новые экспонаты оттуда. Я бы много дал, чтобы только одним глазком на это взглянуть! — Этьен теперь почти забыл о страхе в предвкушении новых открытий. — Я найду журнал профессора… с Вашего позволения, конечно, госпожа, — спохватился он. Этьен неуверенно поднялся из кресла. Женщина не шелохнулась, молча наблюдая за ним. Он решил счесть это за одобрение и двинулся в сторону книжных стеллажей.
Едва он нащупал искомую небольшую книгу в тёмном, запятнанном переплёте, как та оказалась вырвана из его дрожащих пальцев. Бесшумно и молниеносно. Нечеловечески. Этьен ошарашенно дернулся в сторону и увидел, что ноги женщины не касались пола, а сама она парила в воздухе невесомой былинкой.
— Надеюсь, Вы найдёте это полезным, — сдавленно произнёс барон, стараясь сохранить при себе остатки достоинства. — Записи говорят сами за себя.
— Если это окажется бесполезным, — ответила она с довольной, кровожадной улыбкой, медленно поднимаясь над ним, бледная, словно призрак, — я вернусь, и ты пожалеешь. От меня не скрыться, Этьен.
Гостья шагнула за окно и растворилась в ночи сероватой дымкой.
Этьен облегчённо выдохнул. Сердце всё ещё бешено колотилось от пережитого ужаса, но вместе с тем в груди его вспыхнуло возбуждение.
Судьба улыбалась ему самой острозубой из своих улыбок.
***
Всё вокруг говорило о бедности: покосившиеся дома, грязь и вонь на узких и извилистых улочках — и уставшие лица людей, то и дело спотыкающихся о выбоины на мостовой. Их заношенная одежда мало чем отличалась от той, что носил сейчас сам Иорвет. Но даже при всей своей убогости эти домишки выглядели куда добротнее лачуг флотзамских жителей, в которых те ютились, точно мыши. Здесь не витало в воздухе уныние, не так остро чувствовалась безнадёжность.
Да и надо было только взглянуть наверх, чтобы понять, что не весь город утопал в нищете.
Над приземистыми строениями возвышался белокаменный дворец, величественный и недосягаемый — уж точно не обитателям местных трущоб ступать по его залам. Он был грандиозен — и вместе с тем словно парил в воздухе невесомым облаком: столь легкими казались его изящные линии.
Иорвет мог сказать, что до дворца идти довольно далеко — но и здесь чётко вырисовывались и утончённые шпили, и арки, и будто игрушечные башенки, устремлённые ввысь. Не крепость, построенная для защиты, но истинное воплощение красоты в камне. Казалось, замок не имел никакого отношения к неказистому городу вокруг, точно он был из какого-то совершенно другого мира. А ведь он и был — архитектура Aen Seidhe всегда легко узнаваема.
Очертания показались Иорвету слабо знакомыми. Он прищурился, силясь разглядеть детали. Где-то он видел этот дворец. Давно, издалека, так что теперь и не вспомнить. Его народ населял раньше весь континент. Похожих друг на друга мест могло быть много, да разве всё удержишь в памяти? Люди разрушали их города, брали то, что им не принадлежит, уничтожали их наследие, будучи не способными его понять.
На руинах их городов люди часто строили нечто грубое, тяжёлое и примитивное. Этот замок на первый взгляд казался почти нетронутым… но на деле вряд ли в нём отыщется хотя бы и камень первоначального фундамента. Где-то дворец перестроили, в чём-то восстановили — нельзя не признать мастерства, — но он утратил свою душу.
Душа людей же была повсюду: просачивалась через каждую трещину этого города, текла по улицам шумным комком, оставляя запах лука и немытых тел. Запах рыбы.
— Рыба! Свежая рыба! Прямо из реки! Покупайте рыбу! Берите, госпожа, не пожалеете! — высокий, почти срывающийся на крике голос выделился из общего гула. Мимо проходил мальчишка, размахивающий упитанной блестящей рыбиной.
Живот болезненно скрутило от голода. Внезапно вспыхнуло простое, почти звериное желание выхватить рыбу и тут же съесть её — прямо такой, как она была. Сразу после пришла мысль о сыром мясе и скользкой чешуе, и голодный порыв тут же сменился отвращением.
— Лучшая рыба в Боклере! — донёсся удаляющийся голос мальчишки.
Боклер. Иорвет наконец вспомнил, где видел этот дворец.
Перевал Теодуль. Снежные вершины и холодный ветер. Путь к тому, что казалось тогда концом. Война закончилась. Был подписан Цинтрийский мир, но ему и его собратьям — офицерам Врихедда — досталась роль разменной монеты. Нильфгаард, их союзники, с которыми они сражались бок о бок, передали их Северу по условиям мира.
Тридцать два закованных в кандалы офицера шли по горным тропам в окружении стражи. Все уже знали, что их ждёт. На перевале Теодуль у Иорвета впервые мелькнула мысль, что они не дойдут до конца.
Тогда он и увидел дворец Боклера — не так ясно, как сейчас, только смутные очертания шпилей вдалеке, утопающих в снежной дымке. Тогда Иорвет почти не обратил на него внимания — дворец этот был лишь ещё одной точкой на карте, которой им уже никогда не достичь. Холод пробирал до костей, у многих уже не оставалось сил идти. Стражники не скрывали ненависти, а они шли, теряя надежду с каждым шагом.
Тогда он думал, что умрёт вместе с остальными — униженно, как пленник Дракенборга. Но ему повезло. Ему и Исенгриму. Тридцать Aen Seidhe, верных и гордых, были казнены на глазах у королей Севера, а он… он продолжал жить. Они так и остались лежать в пропасти в Ущелье Гидры. Преданные. Иорвету иногда казалось, что и он сам их предал. Будто его спасение стоило им жизни.
Воспоминания давили на него, но времени на погружение в прошлое не было — впереди ждали новые испытания. Ему предстояло перейти через хребты гор Амелл снова, но на этот раз он вернётся на своих условиях — и во всеоружии. Горы не прощают ошибок; нельзя позволить себе слабости. Всё должно быть тщательно подготовлено.
Иорвет пресёк мрачные мысли на корню, сосредоточившись на ближайшем здании.
Взгляд зацепился за облупившуюся, едва различимую вывеску. На потрескавшемся дереве когда-то был яркий рисунок: грозный кабан с опущенной головой и острыми клыками, готовый к броску. Краска почти полностью слезла, едва сохранив бледные очертания мощной головы зверя, а массивный мясницкий нож, указывавший на вход, издали выглядел просто нечётким пятном. И всё же вывеска по-прежнему выполняла свою задачу, как и сама лавка — процветающая, несмотря на ветхость.
Толстые куски окорока и колбас красовались на крюках у входа, успешно заманивая покупателей своим аппетитным видом. Здесь торговали просто, без изысков, но еда всё же была в изобилии — достаточно, чтобы и в этом районе народ не оставался голодным. Даже бедняки в Боклере, казалось, имели доступ к тому, что считалось бы роскошью в иных уголках континента.
За прилавком стоял разъярённый мясник: крепкий, широкоплечий мужчина в замызганном фартуке. Толстый палец его указывал куда-то вглубь улицы, а зычный голос сливался с визгливыми криками занявшего его покупателя в неразличимый вой. Слова были грубыми. Прерывали их только гулкие удары ножа о разделочный стол, и казалось, что никто не собирался уступать в словесном поединке.
Оценив обстановку, Иорвет без лишних движений подошёл поближе. Мясник был отвлечён, а прилавок с копчёностями, висящими на крюках, находился прямо у входа. Иорвету не понадобилось много времени, чтобы незаметно снять небольшой кусок вяленого мяса. Рука, привыкшая к тихим и точным движениям, тут же скользнула под край плаща, скрывая добычу.
В ближайшем переулке, убедившись, что никто не следит, Иорвет достал украденную еду и сразу же оторвал зубами внушительный кусок. Вкус показался ему насыщенным, даже слишком ярким. Мясо было плотным, с ароматом дымка и пряностей, и исчезало во рту с пугающей скоростью. Ел он жадно, не заботясь о том, чтобы тщательно пережёвывать — каждый кусок приносил лишь кратковременное облегчение, едва заглушая изнурительный голод.
Остаток мяса Иорвет просто проглотил, обжёгши пересохшее горло едкой солью. На миг его замутило — желудок, отвыкший от тяжёлой пищи, запротестовал, но вскоре затих. Тошнота быстро уступила место чувству насыщения. Тусклые краски города теперь казались уже чуть менее угнетающими, а уличный шум даже немного успокаивал.
Еда вернула ему не только силы, но и полную ясность ума. Помимо дворца в округе вдруг нашлось ещё одно, более близкое здание, хорошо заметное почти отовсюду. Высокая башня, увенчанная острым шпилем — наверняка ратуша или что-то подобное — была идеальна, чтобы осмотреться и понять планировку.
Покатая улочка змеилась вверх, и с каждым её поворотом каменная чешуя мостовой всё больше выравнивалась, поблёскивая отполированной тысячами подошв плиткой. Дома, взбирающиеся по склону в стремлении приблизиться к дворцу, становились всё ухоженнее, крыше крепче, а фасады аккуратнее.
Иорвет уверенно шагал вперёд, стараясь не привлекать особого внимания. Капюшон плаща надёжно скрывал как острые уши, так и шрам на лице, превращая его в одного из многих путников, затерявшихся среди городских улиц. Время от времени кто-нибудь всё же провожал взглядом его босые стопы, но в остальном горожане замечали его лишь затем, чтобы ненароком не врезаться при ходьбе. Он же наблюдал за жизнью города пристально, не упуская из виду ни одной детали.
За очередным поворотом вдруг открылась небольшая площадь, окружённая плотным кольцом каменных домов. Долгие вечерние тени тянулись от них словно призрачные пальцы, касавшиеся ступеней ратуши. До цели рукой подать — теперь бы найти путь на её вершину.
Иорвет замедлил шаг и огляделся — открытые пространства вызывали в нём чувство беспокойства. Его взгляд скользил вдоль высоких окон и балконов, украшенных коваными перилами, выискивая любое неожиданное движение или фигуру.
Не найдя ничего подозрительного, он сосредоточился на самой площади, отмечая возможные пути отхода. Его внимание привлекли два знакомых силуэта, мелькнувшие в тени у небольшого лотка. Светловолосая девочка держала что-то в руках. Её лицо светилось восторгом, словно она откопала настоящее сокровище. У стоявшей рядом женщины вид был недовольный.
Он быстро понял, кто это — Лили и та dh’oine, что помогла ему ранее. О чём они говорили, слышно не было, но, не желая привлекать к себе внимания, Иорвет остался на месте, наблюдая за сценой.
Женщина вырвала из рук девочки какую-то тряпицу и бросила обратно на лоток. Затем она обхватила Лили за плечи и, легонько встряхнув, сказала что-то резкое. Девочка в ответ скорчила рожицу, но вид у неё был скорее грустный, чем обиженный.
Проследив за тем, как они скрылись среди прохожих, Иорвет медленно подошёл к лоточнице. Невысокая пожилая женщина в простеньком чепце заботливо расправляла голубое платьице на деревянной куколке. Заметив интерес к своему товару, она подняла голову и лицо её, привыкшее носить доброжелательное выражение, осветилось мягкой улыбкой, а от уставших глаз разбежались мелкие лучистые морщинки.
— Присмотрели что-то, господин? — спросила она, ласково поглаживая волосы куклы.
— Та женщина с девочкой, — поинтересовался Иорвет небрежным тоном, кивнув в сторону. — Вы ничего странного в них не заметили?
Старушка тихо вздохнула и покачала головой.
— Обычное дело, милсдарь. Девочке куколка приглянулась, да госпоже некогда. Да оно и понятно, пожалуй. Не каждый станет тратиться на игрушку сироте.
— С чего Вы решили, что она сирота? — настороженно уточнил Иорвет.
— Так ведь сразу видно! Да и идут они к леди Ориане. Детка, должно быть, из её приюта. Милая девчушка, жаль её, — голос старушки вдруг поник, и лицо её приняло скорбное выражение. — Храни её Пророк, чай и доживёт до взрослых лет-то.
— Неужто так плохо в том приюте? — в надежде разузнать побольше, Иорвет постарался звучать простодушно. В приютах никогда не было хорошо, но для Лили всё обстояло ещё хуже. Он прекрасно знал, какое будущее её там ждало.
Старушка опустила глаза, словно обдумывая, стоит ли продолжать. Затем, понизив голос, заговорила:
— Всякое болтают, да одно ясно про этих деток: душа в них гаснет, вот что. Уж госпожа Ориана о сиротках и заботится, да всё равно чахнут! Видно, место нехорошее, — она задумчиво помолчала, поправляя аккуратные ряды куколок. Затем её голос обрёл прежнюю бодрость. — Возьмёте для дочки подарок, милсдарь? Эквинокций-ить скоро.
— Эквинокций? — удивлённо переспросил Иорвет. Наверняка она оговорилась, имела в виду Солнцестояние.
— Да осенний, милсдарь. Скоро день с ночью равен будет, и Велен настанет. Праздник-то уже через несколько дней, — торговка тепло улыбнулась, не замечая его встревоженности.
Иорвет лишь рассеянно кивнул и отошёл в сторону. Эквинокций? Осенний? Ведь только вчера, кажется, заканчивался Блатхе. Он потерял несколько месяцев. Целое лето. Что могло произойти в Вергене за это время? И где же был он сам? Может, он никуда и не исчезал, а просто потерял память в результате какой-то магии? Да, точно, наверняка это был какой-то портал… может, заклинание дало сбой и дало побочный эффект в виде амнезии. Это самое подходящее объяснение, в конце концов.
Но хуже всего было другое. С приближением Саовины путь через перевалы Амелл становился труднее и опаснее. Если он задержится здесь слишком долго, попасть обратно в Верген будет невозможно до самой весны. Скалистые тропы, покрытые льдом и снегом, совсем скоро превратятся в смертельную ловушку.
После Саовины любое движение через горы станет сродни самоубийству, а значит, чем быстрее он покинет Туссент, тем лучше.