Жизнь на рынке била ключом. Товары бряцали, монеты звенели, торговцы кричали, извещая округу о собственном существовании, покупатели непрерывно болтали, шептались, бурчали, возмущались и пытались выторговать цену получше, создавая непередаваемую разноголосицу, вливающуюся в общее жизнерадостное гудение. Ароматы специй, жареного мяса и патоки кружили в воздухе; порой их перебивал резкий и упрямый запах прелой капусты, доносящийся с овощных рядов. В Боклере торговали всем — от пряностей из Зеррикании до низкосортного вина малоизвестных местных виноделен.
В этой толпе затерялся бы кто угодно, но Иорвет выделялся сильнее, чем хотел бы. Без капюшона он чувствовал себя уязвимым: острые уши и повязка на глазу притягивали любопытные взгляды, но день и без того выдался неожиданно жарким, и накидывать на голову тёплую ткань казалось совершенно невыносимым. К тому же выглядело бы это подозрительно. Как минимум.
Иорвет двигался вдоль рядов, уверенно вплетая свои шаги в хаотичный поток людских тел. Цепкий взгляд его скользил — увы, бесплодно — по незнакомым лицам, пока уши ловили обрывки утренних сплетен, не несущих в себе ничего даже отдалённо полезного. Он задержался на небольшом пятачке под полосатым навесом.
Человеческая девушка в высоком, выцветшем от солнца колпаке разливала пиво из массивной, потемневшей от влаги и покрытой пятнами бочки. Место было удобным — вокруг собралось немало желающих опрокинуть чарку-другую и почесать языком.
— Вот и всё, братцы, виват! Нас всех они прикончат! — вдруг истерично запричитал какой-то человек: оплывший, с брюхом, напоминающим всю ту же бочку. — Выпьют досуха!
— Кто? — разливщица пива шумно охнула и выронила черпак.
— Вомпёры, — ответил крикун, подбоченившись. Оценив произведённый эффект, он мигом самодовольно засиял.
— Да в этом пиве воды больше, чем в Блессюре, а ты и им напиться умудрился! — насмешливо хохотнул другой человек, вызвав своим замечанием волну одобрительных смешков. Человек был рыжий, высокий и широкоплечий. На его крепких руках виднелись многочисленные следы ожогов. Когда он лениво махнул кружкой, пиво в ней едва не выплеснулось — слишком резкий, тяжеловесный жест, будто рука его была более привычна к молоту. — Не заводи, ведьмак всего неделю как уехал. Всех тварей вычистил.
Молоденькая торговка усердно закивала, чуть не сбросив с головы свой до смешного высокий колпак.
— Таким упырям ведьмаки не управа! — толстяк скрестил руки на груди с видом знатока. — У меня сестрица работает в доме барона кухаркой, так что она слышит то, чего вам всем и не снилось. Барон де Ружмон, знаете ли, не простых у себя гостей принимает. Вся знать в Туссенте — нечисть! Из нас, простого люда, кровь пьют, а вам бы всё хиханьки.
— Да ты, Фигель, не переживай, в твоей крови-то одна только брага осталась — все вомпёры с похмелья перемрут, — с широкой ухмылкой возразил рыжий, подмигнув разливщице. Та зарделась и поправила съехавший колпак.
Поименованный Фигель хотел было что-то возразить, но не к месту напавшая на него икота сбила его с толку, вызвав новый взрыв хохота. Иорвета ситуация не позабавила — он надеялся услышать хоть что-то полезное, а в итоге только зря потратил время. Интересной была только одна деталь: в городе недавно был ведьмак.
Уж не Белый Волк ли? Жаль, если разминулись. Иорвет уважал ведьмака — это был единственный человек, которого он мог назвать по-настоящему благородным. Новостей о нём не было с тех пор, как они попрощались в Лок Муинне, и Геральт отправился на зимовку в ведьмачью крепость.
Мысли о ведьмаке быстро вернули на первый план другие, что сверлили его ежечасно — Верген. Он искал новостей, прислушивался к разговорам, но пределом интересов местных был предстоящий фестиваль молодого вина. Праздник, веселье да собственные жалкие жизни — всё, что волновало народ в Туссенте. Иорвет попытался было осторожно расспросить о ходе боевых действий — но эти люди даже не знали, что война была. Они говорили о вине, урожае, передавали друг другу слухи об очевидно обожаемой княгине — и этим круг их беспокойств ограничился. Война не умещалась в их беззаботно пьяный мирок, а значит, и не существовала.
Но даже на туссентском рынке должен быть кто-то, свободный от кукольных иллюзий — в оружейных рядах. Оружейники обязаны были следить за тем, что происходит в мире: битвы и конфликты — это их хлеб. Да и покупатели у них обычно другого склада: среди них наверняка можно услышать что-то стоящее.
Приметив блеск доспехов на солнце, Иорвет решительно направился вперёд, протиснувшись между двумя людьми, переминавшимися с ноги на ногу. Они стояли, лениво переговариваясь и будто намеренно перекрывая узкий проход. Один из них — сутулый и тощий, в засаленном капюшоне — отшатнулся, выругавшись:
— Смотри куда прёшь… — выдохнул он со свистом, обдав Иорвета гнилостным дыханием. — Да ну нахер! Нелюдь!
Его коренастый напарник лениво покрутил топорик в руках и выплюнул с мерзкой ухмылкой:
— А ты смелый, ушастый. Ищешь места, где шею свернуть?
Иорвет ощетинился мгновенно: плечи напряглись, пальцы невольно дрогнули, сжимая — снова — только воздух вместо привычной рукояти. Эти двое… Подобных им он убивал с наслаждением. Их предсмертные хрипы, перекрытые тугим жужжанием тетивы, были лучшей музыкой для его души. О, как бы он хотел вырвать эти звуки из глоток этих паршивых dh’oine [человек, люди (грубо)] прямо сейчас. Голыми руками.
Но он утихомирил свой гнев, прекрасно зная цену импульсивности. Любая стычка на этом рынке могла стать для него смертельным приговором: лишнее внимание было непозволительным. Иорвет разжал кулак — костяшки под плащом наверняка побелели — и молча двинулся дальше.
За прилавком обнаружился краснолюд с густой русой бородой, сосредоточенный на полировке пластин доспеха. Доспех сверкал на солнце — и когда перестал из-за перекрывшей свет длинной тени, краснолюд оторвался от своего занятия и поднял глаза.
— Да чтоб я был проклят, неужели… покупатель, — торговец явно собирался сказать что-то иное, но по его лицу было совершенно непонятно, что именно. — Чем могу помочь, мастер ельф?
Встреча с торговцем-краснолюдом на этом рынке — возможно, судьба улыбнулась Иорвету? У бронника-оружейника могли быть знакомые или родня в Вергене; возможно, он и сам бывал в городе. Иорвету на миг показалось, что краснолюд его узнал, но уверенности пока не было. Накидываться с расспросами сразу было бы опрометчиво; вместо этого он сделал вид, что внимательно осматривает оружие, словно обычный покупатель. Разговор нужно было начинать осторожно.
И смотреть действительно было на что — Иорвет с досадой подумал о том, что денег у него пока ещё нет. Среди блеска разномастного металла его внимание почти мгновенно притянул изящно изогнутый тонкий и не слишком размашистый лук.
Оружие выглядело скромно в сравнении с любым эльфийским зефаром, но в умелых руках даже самый простой лук был бы смертоносным оружием. Собственного лука Иорвету не хватало, словно продолжения руки. Пальцам не терпелось ощутить натяжение тетивы и гладкость полированной рукояти.
Краснолюд перехватил его взгляд.
— А-а-а, так и думал. Прямо для тебя. Компактный, но прочный, — понимающе кивнул торговец, поспешив снять лук со стойки. — На вид, конечно, простенький, без этих ваших эльфских выкрутасов, но так оно и не для красоты.
Иорвет принял лук в руки и с удивлением отметил, насколько он был лёгким и сбалансированным. Беглого взгляда на плоские композитные плечи было достаточно, чтобы оценить мастерство создателя. Он провёл пальцами по тетиве, касаясь её, словно струн claer’saen [эльфийская арфа, образовано от ирландского cláirseach]. Оружие отозвалось тихим вибрирующим гулом.
— Мы-то сами луки не делаем, только доспехи. Мой свёкр, Гунрик Штайнхаммер — лучший кузнец и с этой стороны Яруги, и с той! — не замолкал продавец, важно раздуваясь и беспрестанно оглаживая окладистую бороду. — Но этот вот привезли из Эббинга. Редкая штучка.
— Штайнхаммер? — переспросил Иорвет. Он помнил эту фамилию. — Махакамский кузнец, значит. Часто видишься с роднёй? В нынешней обстановке непросто добраться, наверное?
Краснолюд хмыкнул, задумчиво почёсывая подбородок, скрывавшийся где-то за жёсткими русыми волосами.
— Да сейчас-то уж попроще будет, весь путь по имперской территории идёт. Война, считай, кончилась. Жаль только, что в том году не поехал — хотел я на диво дивное по пути посмотреть. Аэдирнскую деву, стало быть! — в его голосе появилось мечтательное придыхание. Появилось и тут же исчезло. — Но не судьба, значит. Нильфы город взяли. Зря откладывал.
…Мир вокруг изменился. Звуки рынка в одно мгновение стихли — вместо них Иорвет вдруг отчётливо услышал собственное дыхание, оглушительно громкое и тяжёлое. Тревога нарастала, беря грудь в тиски. Слова краснолюда отпечатались в сознании кузнечным молотом.
Город взяли. Нильфы.
Вергена больше нет.
Перед глазами встали каменные улицы Вергена, холодные и неуютные, будто высеченные из самого сердца горы. Этот город казался чужим, когда он впервые ступил на его порог. Слишком тесный, слишком мрачный, слишком грубый.
А после этот город стал ему домом. Здесь он впервые почувствовал, что для них всё может быть иначе.
Здесь у него появилась надежда.
Неровный гул голосов на площади, где Саския произнесла свою первую речь. Звон лютни по вечерам, дым и влажный камень после дождя. Город жил, свободный и упрямый, как лес, который не покорить.
Это была мечта, выстроенная на обломках разрушенного прошлого. Его мечта. Их мечта. И теперь её больше нет.
Мысли птицами метались в тесном замкнутом пространстве, пока наконец оно не лопнуло под их напором. Тысячи звенящих осколков льда разлетелись в воздухе, пронзая грудь холодной болью. Пальцы Иорвета непроизвольно сжались на рукояти лука. Потом. Сейчас слабость была ему непростительна.
В застывшей тишине он ощутил её — усиленно игнорируемую, но настойчивую боль в боку. С каждым вдохом она будто тянулась тонкой нитью, сковывающей движения, и Иорвет сосредоточился на этом ощущении. Боль была настоящей, простой, понятной. Она возвращала его в реальность словно якорь.
Он нехотя осмотрелся. Ничего не изменилось. Краснолюд ничего не заметил. Должно быть, прошло не больше пары секунд.
— А с Девой что? Почему не судьба? — тон его сделался бесстрастным, лишённым даже тех немногих эмоций, что были в нём всего минуту назад — Иорвет сделал над собой усилие. Нельзя, чтобы его выдал голос.
Лицо его так и осталось непроницаемым.
— Да чёрт его знает, что там с ней. Слыхал я: якобы дракон прилетел в разгар боя и — хвать её, — краснолюд красноречиво схватил в кулаки воздух, будто невидимую добычу. Серые, глубоко посаженные на лице глаза оживлённо заблестели. — Отомстил, говорят, драконоубийце за своих. Мол, сама она столько тварей этих положила, что они теперь решили ей за это отплатить. Уж не знаю, россказни это или нет, я-то драконов живьём не видывал. А тут всё кружил над городом — а потом ни дракона, ни Саскии.
Иорвет уцепился за эту крупицу информации, как за соломинку. Нелепым слухам он не верил, но точно знал — дыма без огня не бывает. Драконом, появившимся на поле боя, должна была быть сама Саския — но что же с ней сталось потом? Если бы её убили, осталась бы драконья туша, которую не заметить было бы невозможно — новость бы прокатилась по всему Северу и дальше. Dh’oine разорвали бы её на части, провезли бы её голову по всем городам, до хрипоты спорили бы о том, кому принадлежит теперь титул драконоубийцы — слухи ходили бы ещё очень долго.
Но слухов не было. Дракон исчез, а с ним и Саския. Значит, она жива. Но почему тогда улетела? Не в её духе трусливо сбегать с поля боя, оставив на произвол судьбы тех, кого повела за собой. Саския была бесстрашна и решительна. Он считал её прирождённым лидером. Но сомнение уже прокралось в душу: после пережитого им за последние десятилетия Иорвет был готов уже ко всему. Даже к предательству Саскии. Поверить в это — увы — было бы не так уж и трудно.
— Да… То ещё зрелище, наверное, было, если слухи не врут. Я тоже драконов как-то не встречал, не доводилось. Должно быть, впечатляет, — протянул Иорвет, изобразив подобие улыбки.
На мгновение повисла пауза, и Иорвет, продолжая рассматривать лук, заговорил уже с чуть меньшей заинтересованностью:
— А на дорогах сейчас что? Всё спокойно? Трупоедов, небось, развелось.
— Да какое, к накеровой сраке, спокойно? Какой мерзости только не лезет, я сам сюда едва доехал. Ты вот знаешь что? Садись, давай, — торговец махнул рукой на перевёрнутый днищем вверх ящик. — В ногах правды нет.
Иорвет без лишних слов сел — это помогло бы разговору. Держать глаза на одном уровне с краснолюдом всегда было предпочтительнее, если хочешь расположить его к себе.
— Вот и правильно. Сядь, отдышись, — сказал торговец, понизив тон, и чуть наклонился вперёд. — Ты, значит, не думай, что я тебя совсем уж не признал, — вполголоса прогудел оружейник. — Сам не знаю — то ли в шею тебя гнать, то ли — наоборот.
— Наоборот, получается, — спокойно ответил Иорвет, вытянув ноги. Мышцы отозвались приятной болью — он бродил по округе с раннего утра. Он внимательно изучал широкое лицо краснолюда, цепляясь за каждую деталь. Борода у него была густая и ухоженная — кажется, это что-то говорило о его положении в краснолюдском обществе. Возможно, и о возрасте? Кожа была гладкой и светлой — в шахтах он точно не работал. А ещё он был молод, что бы там ни значила его борода. — Вот что, я раньше тебя не встречал. Свёкр твой — Штайнхаммер, а ты сам кем же будешь?
Купец фыркнул.
— Куда уж там, я простой купец из Махакама. Тибором звать. Видел я тебя… не одобряю, в общем. Но и не осуждаю, не до того мне. Тут такое дело… мне б сейчас очень пригодилась твоя помощь. Окажи мне услугу — и вещица твоя. Что скажешь?
Тибор слегка прищурился, ожидая ответа. Тон его намекал, что предложение было очень щедрое и выгодное. Иорвет недоверчиво скрестил руки на груди. Краснолюд — Тибор — всё-таки узнал его? Или обознался. Принял за кого-то ещё. Терять бдительность нельзя было в любом случае.
— «Вещица»? Этот лук? Что же это за услуга такая? — протянул он, поджав губы и сузив глаз.
Лук явно стоил небольшое состояние. Такое оружие не отдают просто так, за услугу. Тем более первому встречному.
— Дело рисковое, то верно, — с видимым сожалением покачал головой Тибор. — Я бы попросил ведьмака, но я его не застал, и кто его знает, когда появится другой. Но ты-то точно справишься!
— Ближе к делу, dw’eorh. [краснолюд, образованно от английского dwarf]
— Когда мы по подъезжали к Боклеру, на наш обоз напало… что-то жуткое. Я не успел толком разглядеть, ночь была тёмная. Прав был Бартош, надо было переждать ночь на винодельне, но мы ждать не могли: нужно было успеть в город до турнирного дня, — краснолюд сжался и потупил взгляд. — Да не суть. А суть в том, что Бартош-то там так и остался, а я едва ноги унёс. Брата моего уже не вернёшь, а в повозке его остался важный заказ. Принеси мне его — а всё остальное, что там найдёшь, можешь забрать себе. Вместе с луком.
Иорвет задумчиво потёр подбородок. Предложение было столь же заманчиво, сколь и подозрительно. Торговец утаивал слишком много, если не сказать, что прямо врал. Краснолюды обладали хорошим ночным зрением — вряд ли тёмная ночь была бы ему помехой.
— Щедро! — заметил Иорвет, не сводя с собеседника внимательного взгляда. — Но за дурака меня не держи. Твоего брата той ночью сожрал какой-то монстр, и ты прекрасно это видел. Чего ты не договариваешь? Что было в той посылке? Почему сам днём не сходишь?
Краснолюд вновь встретил прямой взгляд Иорвета, но, не выдержав его тяжести, уставился на сияющие на солнце доспехи. Утёр со лба пот, выступивший то ли от рыночной духоты, то ли от воспоминаний о страшной ночи.
— Да что таить! Правда что, тебе же туда идти всё-таки. Ни черта я не разглядел, потому как глаз на спине у меня нет, а я драпал оттуда, не оборачиваясь, под крики Бартоша. До сих пор у меня в ушах стоят! И наверное, до конца жизни так и будут. А место то жуткое. Я было вернулся назад, но следы повозки ведут в пещеру. Логово этой… этих тварей!
— Так тварь была не одна? Ну же, говори всё, что вспомнишь.
— Может быть, две, или даже три. Говорю тебе, я толком не разобрал, что-то крупное и тёмное… Рыки, скрежет, крики. Помоги мне, мастер ельф. Я должен доставить этот заказ. Это вопрос не только денег. Намного важнее денег.
— Послушай, я не ведьмак, — Иорвет развёл руками. — Разбираться с монстрами — не моя специальность, и, откровенно говоря, я не снаряжён для такого дела. Если ты хочешь, чтобы я тебе помог, предоставь мне инструменты для работы.
Иорвет кивнул в сторону лука, и краснолюд выпучил глаза, перехватив его взгляд. Он открыл было рот, желая выразить своё недовольство, но, не сразу найдя слова, лишь по-рыбьи схватил губами воздух.
— Ишь ты куда клонишь! Да откуда мне знать, что ты меня не обманешь? Возьмёшь лук — и поминай как звали, — встрепенулся Тибор.
— Подумай об этом, как о вложении, — мягко возразил Иорвет. — Ты ведь знаешь, что ни один ведьмак не возьмётся за эту работу без предоплаты. Но речь сейчас даже не об оплате. Если это место и впрямь так опасно, без хорошего оружия туда идти нет смысла.
— Да чтоб тебя… — Тибор махнул рукой и прибавил суровым голосом: — Но имей в виду, тут тебе не благотворительность! Не принесёшь мой груз — вернёшь обратно лук. Я найду способ тебя прижучить при случае.
— Не благотворительность — сотрудничество, — Иорвет изогнул губы в полуулыбке, принимая оружие. — Я разведаю местность, и, если мне это дело окажется под силу, ты вскоре получишь свой товар. А если нет, я верну твой аванс. По рукам?
Краснолюд угрюмо хмыкнул и протянул широкую, грубую руку. Иорвет крепко сжал её, подтверждая заключение сделки.
Получив в руки лук и немного снаряжения, которое удалось выторговать у Тибора, Иорвет весьма обстоятельно расспросил краснолюда о деталях задания, и покинул оружейный ряд, снова шагнув в суету рынка. Здесь кипела жизнь: женщины торговались за цену осенних яблок, дети смеялись, бросая друг в друга каштаны, а потный пекарь кричал о последних горячих пирогах, обещая покупателям скидку. Шум и хаос. Не место для боли. Не место для скорби.
Иорвет снова погладил пальцами полированную рукоять лука. Хорошая вещь. Лёгкий, удобный, безупречно выполненный. Но мысли его снова возвращались к улицам Вергена — так не похожим на эти, к голосам, которые больше не зазвучат.
Киаран не позволил бы этим мыслям взять верх. Он всегда знал, что нужно сказать, чтобы выгнать туман из головы, знал, как заставить Иорвета посмотреть вперёд. Но Киарана здесь не было.
Был ли он где-либо ещё? Иорвет слишком хорошо знал собрата: тот никогда не покинул бы Верген по собственному почину, даже если это означало бы его собственную смерть. Скорее всего, он погиб.
Погибли все.
Все, кроме Иорвета. Он почти рассмеялся — какая горькая насмешка судьбы! Он даже не получил шанса встать рядом с ними бок о бок в последней битве. Что-то — или кто-то — отняло у него даже это. Лишило возможности умереть вместе с теми, ради кого он всё ещё жил.
Он был обречён бесцельно бродить по этим беспечным, ярким улицам, среди праздной людской толпы. Нет, он должен узнать, что именно там произошло. Но где искать ответы? У кого спрашивать? О чём? Последняя нить оборвалась. Он чувствовал себя бесполезным обломком дерева, вырванного с корнем и выброшенного течением на берег чужого мира.
Но если он так и будет стоять на месте, волна утащит его обратно в пустоту.
Иорвет сосредоточился на словах краснолюда, вертя их так и эдак, ощупывая каждый острый угол. Задание казалось простым. Слишком простым. Слишком много было недомолвок.
И всё же он пойдёт.
Даже не ради вознаграждения, и тем более не для того, чтобы помочь краснолюду. Нет. Это просто было движение. Направление. Подобие цели. Он не признался бы в этом даже в тишине собственного разума, но глубоко внутри Иорвет знал: в пещере он снова сможет держать в руках лук, смотреть вперёд, целиться. Там не придётся слышать эхо собственных мыслей, от которых он не мог сбежать здесь, среди счастливой толпы.
***
Солнечный свет лениво струился через приоткрытое окно. Пылинки неспешно плыли в воздухе, подсвеченные тонкими полосами света.
Лили сидела на ворсистом ковре, подогнув ноги под себя, и методично потрошила шерстяную подушечку перочинным ножом. Подушечка была круглой и обтянутой шёлком. Когда-то.
Тишина была нарушена лишь едва слышным скрипом — настолько тихим, что он мог бы сойти за дуновение ветра. Лили не обернулась. Заметив краем глаза движение, она лишь повела острым ухом, предпочитая не отвлекаться от своего занятия.
— Разве тебе не нужно приглашение, чтобы войти? — обратилась Лили к плюхнувшейся в кресло Марике.
— Мы ведь уже обсуждали, что это просто вымысел. Как и многое другое, — Марика попыталась поймать взгляд Лили, но та сосредоточенно разглядывала остриё ножа.
— А если я занята чем-то… личным? — девочка наконец подняла круглые серые глаза на собеседницу и посмотрела на неё с вызовом. Один лишь этот взгляд сказал Марике всё, что о ней сейчас думала её маленькая подопечная. В душе Лили бушевал настоящий шторм обиды.
— Личным? — она перевела недоуменный взгляд на беспощадно распотрошённую подушку. Затем взглянула на вторую шерстяную жертву перочинного ножа Лили, позабыто лежавшую в сторонке. — Прости, лисёнок, конечно. Я не подумала. Каковы твои личные счёты с этими подушками?
— Мне скучно. Ориана не дала мне выйти даже во двор, — Лили достала густой комок шерсти из подушки и принялась мять его в руках. — Ты достала, что хотела? Мы можем ехать?
Марика наклонилась чуть ближе. Она отлично понимала, что к девочке в таком состоянии требовался осторожный подход; перегибать не стоило. В конце концов, Лили была отходчивой, хоть и обидчивой.
— Как раз об этом, — Марика рассеянно разглядывала рукав своей рубашки, посеревшей от дорожной пыли, отмечая, что стирка уже давно напрашивалась. — Мне нужно будет попасть в эльфийскую обсерваторию. Руины под водой, помнишь?
Кончики ушей Лили дёрнулись, выдавая интерес. Но обида всё ещё сдерживала её, а потому она лишь бросила с показным равнодушием:
— И? Мне какое дело? Опять пойдёшь туда одна?
— Я подумала… Может, ты сможешь мне помочь? — аккуратно спросила Марика, следя за реакцией девочки. — Вход закрыт какой-то головоломкой, но я в этом ничего не понимаю. Ты ведь говорила, твой отец — ведун, да? Может быть, он учил тебя чему-то такому?
Беспокойные пальцы Лили сжались на клочке шерсти и замерли. Как обычно, вытянуть из неё хоть что-то об отце было сложно, и Марика уже давно оставила надежду найти загадочного эльфа.
— Не учил, — нехотя начала она, — но, может быть, я что и вспомню. Мне нравилось за ним наблюдать. Мы были в разных руинах!
Слышать о том, что ведун пренебрегал образованием дочери, было странно. Тем более когда речь шла о таком особом ребёнке, как Лили: у девочки были явные способности к магии. Она, правда, не умела ими пользоваться, и обычно они проявлялись совершенно бесполезно и не к месту. Марика не знала о магии ровным счётом ничего, но даже для неё это было очевидно.
— Разве мог он не заметить твой потенциал? Ты ведь можешь стать чародейкой! Тебе нужно учиться, Лили.
Лицо Лили помрачнело. Она запустила узкие ладони во внутренности вспоротой подушки и принялась копаться в них, будто ища что-то. Или же, наоборот, пытаясь спрятать свои мысли в мягкой набивке.
— Он во мне только потенциал и видел, — тихо пробурчала она и замерла. Затем задумчиво добавила отрешённым, столь несвойственным ребёнку, голосом. — Но я бы не стала чародейкой. Чем-то другим.
Сердце Марики сжалось. Перед ней сидела хрупкая девочка, оставленная на произвол судьбы теми, кто должен был её защитить. Жалость переплеталась в ней с раздражением: как можно было оставить девочку одну? Отец Лили с каждым новым открытием казался всё более безответственным. А о матери эльфийка и вовсе не вспоминала никогда.
Когда Марика только нашла Лили, первой её мыслью было разыскать родителей девочки. Но вскоре выяснилось, что та не говорила — даже имени своего назвать она тогда не смогла. Поиски зашли в тупик: среди немногочисленных эльфов в округе не нашлось никого, кто бы узнал ребёнка. Словно она и не существовала вовсе.
Со временем, попривыкнув, Лили всё-таки подала голос, понемногу отвечая на расспросы о себе. Правда, найти её родителей это не помогло, потому как помнила она о них чертовски мало. Но было это уже не важно: к тому моменту Марика приняла лучшее, как ей казалось, решение — отвести Лили в королевство эльфов.
— Может быть, он просто плохой учитель? — осторожно произнесла Марика, стремясь приободрить девочку. — Я уверена, когда мы доедем до Дол Блатанна, твоим обучением займётся кто-то более способный.
Это было правильно. Там, среди эльфов, Лили обучат всему, что нужно знать о вещах, которых Марика не понимала и никогда не поймёт. Лили нужно было место, в котором она будет по-настоящему своей. Это было бы только к лучшему. В этом Марика была уверена.
Марика разузнала, что смогла, об эльфийской королеве. Францеска Финдабаир — её величественное имя было известно далеко за пределами Долины Цветов. Говорили, что она мудра, могущественна и что её красота могла затмить рассвет. Но куда больше Марику интересовало другое: Францеска заботилась о своём народе. Под её правлением эльфы наконец обрели дом и — пусть ненадолго — мир. Если кто-то и мог направить Лили, дать ей всё, чего у неё не было, это Францеска.
Марика пыталась представить их встречу: Лили стоит перед лучезарной королевой, а та склоняется к ней, мягко касаясь её плеча. Наверное, она посмотрела бы на девочку так, как Марика сама никогда не смогла бы — с бесконечным пониманием. С заботой.
Эта мысль успокаивала, как раз за разом повторяемая мантра. Лили будет в надёжных руках. Сильных руках.
Это было правильно. Правильно и для Марики. Она позволила себе задержаться на этом чуть дольше, чем стоило. Жизнь с Лили была сложной.
Каждый день Марика думала о том, как её защитить. От еды до безопасности, от её маленьких радостей до больших печалей — забота о девочке стала беспрерывным делом, не знающим ни конца, ни границ. Её приходилось развлекать, утешать, оберегать. Стоило Лили загрустить, как что-то внутри Марики сжималось, будто её собственный мир содрогался.
Но дело было не только в этом: Лили замедляла её. С каждой остановкой, с каждым вынужденным шагом в сторону Марика ощущала, как цель ускользает всё дальше. Она привыкла действовать быстро, чётко следовать своим планам, не отвлекаясь на лишнее. В этом-то и заключалась проблема: Лили лишней не была.
Каждая её прихоть выбивала Марику из привычного ритма, заставляя останавливаться там, где она раньше пролетела бы мимо. И каждая остановка заставляла замечать то, что раньше легко ускользало от взгляда. Лили смотрела на мир так, будто в каждой мелочи скрывался смысл, который Марика уже давно разучилась видеть.
Это не отменяло факта: Лили была камнем, удерживающим её на земле, связывающим в тот момент, когда свобода была ближе, чем когда-либо. Она устала жить по чужой воле и мечтала о свободе. Настоящей свободе. Свободе принадлежать только себе.
Это было правильно. Но где-то в глубине эта мысль царапнула, как кривое лезвие.
— Может быть. А может, они не захотят меня учить. Зачем им со мной возиться? — голос Лили стал неожиданно резким, почти обвиняющим, её глаза похолодели. — Я им не нужна, как никому другому не нужна.
Марика почувствовала, как на неё накатывает необъяснимая болезненная нежность. Такая острая, что захотелось обнять Лили, дать почувствовать хоть какое-то тепло, которого она явно знала мало. Она с трудом сдержала порыв — в этом вопросе нужно было проявить твёрдость, иначе неизбежное расставание будет слишком мучительным. Девочке не следует сильно к ней привязываться — ради её же блага.
— Лисёнок… — начала Марика, неуклюже похлопав её по плечу. Жест этот казался до ужаса неуместным. — Я обещала тебе, что найду твоё место. Ты заслуживаешь лучшего, чем вечные скитания со мной. Не думай, что я брошу тебя.
Она замолчала на мгновение, подбирая слова, чтобы донести до Лили то, что сама едва осознавала.
— Ты же всегда интересуешься всем, что связано с твоим народом, — продолжила Марика, стараясь звучать воодушевляюще. — А там — ты только представь, — целое королевство. Эльфы, как ты, с традициями, историей… магией! Ты увидишь то, о чём могла только мечтать. Разве это не то, к чему тебя всегда тянуло?
Марика ожидала хоть какой-то реакции — удивления, радости, даже возмущения — но вместо этого девочка лишь молчала, избегая её взгляда.
— А ты не заметила, что Aen Seidhe [Народ Гор, эльфы] меня избегают? — наконец выпалила Лили, её глаза загорелись нездоровым огнём. — С чего ты взяла, что мне есть место в этом королевстве?
Эти слова задели сильнее, чем Марика ожидала. Перед глазами всплыли лица семьи эльфов из Назаира. Мать, стиснувшая свою дочь так крепко, будто пыталась спрятать её от одной лишь тени Лили. Отец, с голосом холодным, словно горная река.
Она была отдана лисе, — сказал он тогда, с тяжёлым, обвиняющим выдохом, будто Марика совершила нечто непростительное. Ты не должна вмешиваться. Это — её Предназначение.
Марика тогда скрипнула зубами, стараясь не показать раздражения. Что за суеверие? Слово «отдана» не имело для неё смысла. Лисицу она видела своими глазами — обычное животное, ничего мистического. Оно стояло рядом с Лили в тот момент, когда Марика её нашла, а затем, чуть вздрогнув, молча исчезло в лесу. Да, она возвращалась к ней пару раз, но что это меняло? Лили была обычной остроухой девчонкой, ничем не хуже любой другой. Только молчаливой и напуганной, но можно ли её за это винить?
— Ты сделала такой вывод, встретив парочку бродячих торговцев и музыкантов? Не драматизируй, — Марика не сдержала насмешки в голосе, немедленно осознавая, что перечёркивает этим свои прошлые усилия. — Это моя вина, вот что. Я сболтнула им лишнего, не знала ничего про эти ваши глупые поверья. Впредь мы будем осторожнее: ни слова про лису, делов-то! Всем есть что скрывать.
Она наклонилась ближе, положив руку на плечо девочки, чтобы встретиться с ней взглядом.
— Ты к этому привыкнешь, обещаю.
— Так что там с руинами? — неожиданно бодро ответила Лили, отбросив шерсть в сторону. — Ты возьмёшь меня с собой в об…обсерва…тиворию? Я тебе помогу!
Столь резкая смена темы подняла в Марике волну противоречивых чувств — от разочарования до облегчения. Она понимала: Лили избегает продолжения разговора из страха, и оттого так хотелось объяснить ей, что бояться нечего. Вместе с тем Марика с благодарностью приняла возможность оттянуть неизбежное. Отчего-то грустный вид Лили вызывал внутри неясное чувство, от которого хотелось побыстрее избавиться.
Марика охлопала карманы жилета, вспоминая, в каком из них спрятала журнал. Жилет слегка скрипнул под её руками — старый, из мягкой чёрной кожи, покрытый красной вышивкой, он видел немало. Затейливый цветочный узор, созданный чьими-то умелыми руками, был единственным элементом в её одежде, хоть отдалённо напоминающим что-нибудь изящное.
Марика сунула руку во внутренний карман и вытащила потрёпанную книгу.
— Что это? — спросила Лили. Её взгляд сразу упал на тёмную обложку.
— Дневник. Точнее, журнал какого-то профессора, — пояснила Марика, раскрыв книгу и положив её перед девочкой. Листы пожелтели от времени; записи на них местами выцвели. — Он оборудовал лабораторию в тех руинах. Здесь есть всё: схемы, заметки, символы… даже кое-что на Старшей речи… А вот это, — она указала на ряды странных символов, — я совсем не могу разобрать.
Лили тут же подалась вперёд, её серые глаза жадно впились в открытую страницу.
— Руны, — тихо пробормотала она. — Это… это же Hen Llinge [Старшая Речь], язык эльфов, да?
— Думаю, да, но мне такая запись незнакома, — Марика склонила голову на бок, внимательно разглядывая записи, будто под другим углом они раскрыли бы ей свои тайны. Классическая запись Старшей Речи встречалась ей слишком редко, чтобы возникла нужда запомнить правила чтения. — Руны мало кто использует, нильфгаардские буквы куда удобнее. Они похожи, но… — она наклонилась ближе, задержав дыхание, и ткнула пальцем в одну из строк. — Видишь это? То ли «caed», то ли «caen», — а затем она постучала пальцем по другому слову: — но тогда вот здесь получается… «naer» или «daer»? — она снова выпрямилась, сложив руки на груди и недоумённо качая головой. — Это чушь.
Лили нахмурилась, заворожённо глядя на причудливые символы.
— Я видела эти символы раньше. Или… не совсем такие. Они похожи. Но я не понимаю, как их читать.
Её голос звучал тихо, почти смущённо, как будто это признание что-то отнимало у неё.
— В этом нет ничего страшного, — Марика выпрямилась, снова глядя на девочку. — В Дол Блатанна тебе всё объяснят. Там найдутся те, кто научит тебя всему, что нужно.
— Dol Blathanna [Долина Цветов], — поправила Лили почти шёпотом, глядя куда-то мимо страницы.
— Именно, — подтвердила Марика, немного мягче. — Они знают всё, чего не знаю я.
— А что это за круги и линии?
Марика проследила за жестом Лили. На следующей странице была изображена простая диаграмма — круг с перекрёстными линиями. Схема была дополнена рунами, отмеченными в определённых местах.
— Может быть, что-то вроде положения Луны или Солнца, — предположила Марика. — Но пока я не знаю.
Лили кивнула, уткнувшись подбородком в ладонь.
— Ну, это интересно, — сказала она, но в голосе её звучало разочарование.
— Ладно, не забивай голову, — Марика похлопала девочку по плечу. — Я разберусь на месте.
Она захлопнула дневник и, сунув его обратно во внутренний карман, поправила край жилета, чтобы он лёг идеально ровно. Затем выпрямилась и без единого лишнего движения плавно скользнула к окну.
— Мне пора, — сказала она, толкнув створку окна. Тёплый воздух сада хлынул в комнату, принеся с собой запах нагретой солнцем травы и слабый аромат роз. — Скоро вернусь и пойдём на рынок. Или куда-нибудь ещё, куда захочешь.
Лили подняла голову, глядя, как Марика встала на самый край подоконника, уже готовая спрыгнуть.
— Подожди! Ты уходишь, а я? — возмутилась Лили.
Марика оглянулась через плечо, чуть приподняв брови.
— А ты — что?
— Мне скучно! — заявила Лили, сложив руки на груди. — Ты уходишь в какие-то интересные руины, а я должна сидеть здесь и… — она махнула рукой на куски распотрошённой подушки, — сидеть?
Марика покачала головой и легко и бесшумно спрыгнула с подоконника обратно в комнату.
— Скучно тебе, говоришь? — начала она, оглядев просторную, залитую светом спальню. — В этом доме, полном комнат и вещей, которым сотни лет? Да тут каждый день можно находить что-то новое, если оторваться ненадолго от подушек, — Марика кивнула на россыпь набивки, которая уже покрыла половину ковра. — Наверняка даже в этом шкафу найдётся что-то интересное, — она широко распахнула дверцы. Что-то в глубине упало с глухим звуком, и изнутри вывалился небольшой ворох шёлковых лент.
— Они не отвечают, когда с ними разговариваешь, — буркнула Лили, отводя глаза.
— Что же весь дом пуст? Неужели тебе здесь совсем не с кем поговорить? — Марика приподняла бровь, не скрывая удивления.
— Откуда бы я знала, кто тут есть! — взорвалась Лили, размахивая руками. — Твоя Ориана мне и шагу не дала ступить. Пристегнула меня к этому старому Густаву — «сюда нельзя, мазель», «следуйте за мной, мазель», — девочка поморщилась, изображая скрипучий голос старика. — Он и сейчас за дверью стоит! Стоит выйти, как он там!
— Значит, поговорить всё же есть с кем, так? — Марика хитро прищурилась и наклонилась вперёд, глядя девочке в глаза.
Лили нахмурилась, почувствовав подвох, и упрямо сложила руки на груди.
— От него воняет старыми тряпками, — зло ответила она, но тут же, точно устыдившись своих слов, продолжила уже тише: — Ну, он… не такой уж и плохой. Нашёл для меня на кухне пирог с тыквой и какой-то корчицей… Я не знаю что это, пахло очень вкусно!
— Я правильно понимаю: тебя накормили, как зеницу ока берегли, целую комнату выделили, обращались как с дворянкой… — перечислила Марика деловым тоном. — …И ты всё равно жалуешься?
Лили застыла, недоумённо моргнув, а потом искренне спросила:
— Дворянки так живут? — В её голосе послышалось лёгкое потрясение, даже сочувствие. — Их запирают в комнатах и не выпускают даже в сад?
Марика едва заметно вздохнула, позволяя своим чувствам рассеяться по комнате. Воздух за дверью был неподвижен, лишён даже слабого тепла человеческого присутствия. Ни запаха старой одежды, ни мерного сердцебиения или приглушённого дыхания. Там было пусто.
— Знаешь, — сказала она, выпрямляясь и глядя на Лили с лёгкой улыбкой. — Я бы поверила, что ты заточённая в башне девица и тебя стережёт дракон, если бы не одно «но».
— Какое ещё «но»? — с подозрением спросила Лили.
— За дверью никого нет, — сообщила Марика шутливо. — Пусто. Ты свободна, можешь хоть бегать по коридорам.
Лили метнулась к двери, распахнула её и выглянула в коридор. На мгновение она застыла, озадаченно глядя на пустой, тускло освещённый проход. Мраморный пол поблёскивал мягким светом, а лёгкий шелест гобеленов от сквозняка был единственным звуком.
— Где же он? — удивлённо прошептала она, оглядываясь.
Марика тихо рассмеялась, коротко, почти беззвучно, и, прежде чем Лили успела обернуться, исчезла, скользнув за окно.
***
Большая часть разумного туссентского люда сочла бы день идеальным — такой он был спокойный, ясный и безоблачный. Для Марики же солнце было скорее врагом, нежели благодетелем. Она инстинктивно держалась тени деревьев, где плотная листва защищала её кожу от прямых солнечных лучей. Не то чтобы она могла сгореть заживо, как её сородичи в старых легендах, но под изнуряющими лучами силы таяли как лёд.
От солнца нельзя было скрыться. Оно настойчиво играло бликами на воде, резало глаза и беззастенчиво обжигало кожу, оставляя на ней неприятное покалывание, словно предупреждая: это не твоё время. Но самым раздражающим было другое: люди вокруг имели чёткие тени, движущиеся вместе с ними, изгибающиеся, искривляющиеся при движении. А у Марики тени не было, и нельзя было позволить кому-то это заметить.
Путь к реке через город стал настоящим испытанием. Она двигалась быстрыми перебежками от одного укрытия к другому, тщательно выбирая маршруты по узким аллеям и дворам, стараясь держаться в стороне от любопытных взглядов. Когда впереди не было тенистого прохода, приходилось останавливаться и ждать, пока случайные прохожие скроются за углом. Каждый раз, когда солнце грозило её выдать, её охватывала тихая ярость. Не раз и не два она проклинала себя за то, что так великодушно оставила плащ эльфу.
Плотная ткань служила ей не только защитой от солнца, но и помогала отбрасывать естественную тень. Ценила она и другое незаменимое свойство — шерсть была пропитана офирским составом от насекомых, который так удачно сбивал с толку животных. Они слишком хорошо чувствовали её природу: собаки становились агрессивными, лошади вставали на дыбы, и даже самые спокойные коты шипели на неё, ощущая в ней что-то чуждое.
Но теперь плащ принадлежал эльфу. Нахальный, как могут быть только эльфы, он даже не удосужился поблагодарить её за то, что она, пусть и с неохотой, вручила ему столь полезную вещь. Отдать ему плащ в тот момент казалось ей мелочью — что-то вроде спонтанного жеста. Но назад она бы его не приняла, даже если бы представилась такая возможность. И потому, что бросила «оставь себе» на прощание, и потому, что иметь дела с этим проходимцем больше не желала.
Она добежала до кромки реки, ощутив облегчение в густой тени дубов. Привалившись к шершавой коре, она устало опустилась на землю. Здесь, по крайней мере, она могла задержаться, не боясь привлечь лишнего внимания. Чувство спокойствия не спешило возвращаться. Пульсирующее в висках тревога не отпускала: разоблачение посреди дня могло обойтись слишком дорого. Нельзя недооценивать людей: они могли причинить ей вред, нанести серьёзные раны. И что станет с Лили, пока эти раны будут заживать?
Марика снова раскрыла дневник профессора и попыталась сосредоточиться на диаграммах и надписях. Вздохнув, она вернулась к основному тексту на Всеобщем в надежде найти объяснение, но вскоре поняла, что прочитала уже два абзаца, не запомнив ни слова. Взгляд скользнул обратно — строки всё так же упрямо не складывались в осмысленный текст. Настроение стремительно портилось.
Раздражённое рычание сорвалось с её губ. Дневник казался всё более бесполезным, описывающим малоинтересные ведьмачьи эксперименты профессора. Ни слова о столь нужных ей осколках Умбры. Ничего, что хоть немного напоминало бы их описание.
Не оставалось ничего другого, кроме как нырнуть под воду и попытаться на месте разобраться с рунами. Марика потянула шнуровку жилета, почти ласково проведя краем ладони по вышивке. Испортить любимую вещь не хотелось, поэтому предмет одежды пришлось оставить на берегу вместе с ветхим дневником.
Затея казалась ей глупой с самого начала, давить на старика было противно, и теперь ей не терпелось отмыться от притворства. Она надеялась, что устрашающего вида и пары угроз будет достаточно, чтобы барон выдал все нужные сведения. Но человек показался ей слишком скользким. Знал ли он вообще хоть что-то или просто трясся за свою жизнь?
— Зачем вообще слушать Ориану, — пробормотала она себе под нос. Марика с самого начала догадывалась, что у почтенной матроны были какие-то свои планы, и подозрение только крепло. Ориане хотелось узнать что-то об этом особом заказе, некой коробке, которую ждал барон. Марика не собиралась так легко делать то, чего хочет Ориана, и именно поэтому версия барона заслуживала честной проверки.
Мысль прервалась внезапно. Кто-то был рядом. Она почувствовала это мгновенно, сразу всем своим существом, одномоментно переключившимся на окружающую среду. Тихое присутствие, настойчивое, но осторожное. Она мысленно выругалась, коря себя за самоуверенность. Позволить подойти к себе почти вплотную. Глупо. Непростительно.
Её тело напряглось, острые чувства вампира уловили едва заметное движение за одним из деревьев. Марика медленно поднялась, уголки губ дрогнули в ироничной усмешке: ты теперь стала добычей, охотница. Пусть она и злилась на себя за потерю бдительности, стоило отдать незнакомцу должное — ему удалось остаться незамеченным куда дольше, чем вышло бы у большинства на его месте. Это впечатляло. Но теперь игра была закончена.
Марика прислушалась. Наблюдатель, наивно уверенный в собственной незаметности, дышал медленно, стараясь не выдать ни звука. Это было бесполезно: её тонкий слух всё равно поймал это дыхание, улавливая в нём и усилие остаться неслышным. Выдохи были слишком размеренными, будто он пытался слиться с ветром. Сосредоточившись, она смогла ощутить тепло его тела. Это был крупный мужчина, и хотя его одежда резко пахла человеком, это не сбило её с толку. Был там хорошо знакомый ей запах офирской шерсти, её собственного плаща.
Она его узнала.
Что он здесь делает? Эльф заметил что-то, чего не должен был, и решил поиграть в ведьмака? Неприятное, давно, казалось бы, забытое чувство расползлось по спине чем-то холодным и липким. Пускай. Она не откажет ещё одному глупцу в возможности убедиться, насколько обманчивым может быть первое впечатление.
Её хищная сущность ответила на вызов мгновенно: азарт охоты всколыхнул в груди волну веселья, сменив злость почти радостным предвкушением. Этот душный и полный разочарования день наконец принёс что-то, что могло её развлечь.
Заросли камышей качнулись, скрыв её фигуру. Обладай эльф даже самым острым зрением из доступных его сородичам, он и то не различил бы сероватую дымку, просочившуюся меж стеблей высокой травы. Она двигалась быстро и бесшумно, скользя вдоль теней деревьев, обходя свою цель по широкой дуге.
Едва заметное колебание воздуха вернуло ей форму, когда она появилась в опасной близости за спиной эльфа. Марика позволила себе тихую усмешку, мгновение наслаждаясь его беспомощностью. Она ощущала тепло его тела; здесь, совсем близко, она распознала и кое-что другое, то, что раньше скрывалось за резкой вонью людских портков, несомненно с кого-то снятых. Его собственный запах.
В нём смешалось что-то дикое и терпкое, как смятая в ладони кора дерева или растёртый в пальцах лист шалфея, оставляющий на коже горьковатый налёт. На миг она замерла: её инстинкты натолкнулись на нечто чуждое. Неуместное. Сбивающее с толку.
Она моргнула, отгоняя наваждение. Сейчас это не имело значения.
— Подглядываешь за девичьим купаньем? — её голос разорвал тишину, звучный, ленивый и пропитанный насмешкой. Она с удовлетворением отметила, как дрогнули кончики его ушей от неожиданности. — Как непристойно! А без меча ещё и недальновидно.
Эльф обернулся почти молниеносно, тут же выхватив кинжал. Его движения были быстрыми, почти звериными — и в то же время изящными. Он сократил расстояние между ними в мгновение ока и, прежде чем она успела закончить мысль, лезвие уже касалось её шеи. Его рука крепко удерживала её за запястье, а взгляд был холодным как сталь.
— Для тебя мне меч и не понадобится. Хватит и ножа, dh’oine, — его голос был низким, ровным, но в нём звучала жёсткость. — Где luned [девочка]? Уже продала её местным ублюдкам?
Лили? Её губы дрогнули в намёке на улыбку. Любопытно. Он действительно переживал за девочку. И в этом, похоже, была причина его странной слежки. И главное, он всё ещё считал её человеком.
Лезвие давило на кожу, но она едва обратила на него внимание. Его рука, сжавшая запястье, злила больше — он вновь посмел коснуться её. Но отчего-то желание вырваться, немедленно перехватить контроль уступило место любопытству. Прикосновение было сильным и твёрдым. Она чувствовала его ровный, удивительно медленный пульс и тепло, медленно расползающееся по её собственной холодной коже.
— Лили в безопасности, чего не скажешь о тебе, — прошептала Марика ему почти на ухо. Она скользнула в сторону, зная, как это выглядело со стороны — словно она вовсе не двигалась, а просто размывалась в воздухе, чтобы появиться в другом месте. Для смертного глаза это было чем-то невозможным, почти пугающим. Такие движения всегда оставляли нужное впечатление. Зловещее. — Этим куском железа ты, возможно, сможешь убить муху, если будешь бить плашмя, — продолжила она, усмехаясь.
Но она недооценила его. Едва звук её слов утих, как эльф развернулся — чисто звериной реакцией. Его тело двигалось с отточенной безупречностью — поворот, напряжение плеч, удар. Лезвие яростно мелькнуло в воздухе, намереваясь рассечь не пустое пространство, а её.
Она отступила, едва избежав встречи с клинком. В его движениях не было случайности, каждый шаг был рассчитан, каждый удар — смертоносен. Сила и техника исполнения удара говорили о воине, сравнимом с ведьмаком. Она почувствовала, как её собственное тело невольно включилось в схватку; ленивое любопытство уступило место острому интересу.
Прежде чем он успел понять, что произошло, Марика вновь оказалась за его спиной. Она не сделала ни рывка, ни резкого прыжка — только плавное, быстрое движение, за которым он не успел угнаться. Лезвие кинжала оказалось перехвачено её ладонью, рука вывернута, а его голова едва не встретилась с ближайшим деревом.
— Но я не муха, — прошипела она, сдавив его предплечье. Эльф сопротивлялся. Она ощутила, как его мышцы напряглись, удерживая оружие, и ей пришлось вложить в рывок больше силы, чем она привыкла. — И я не люблю, когда меня хватают без разрешения. Если ты хочешь что-то узнать, научись спрашивать.
Она отпустила его резко, почти с пренебрежением. Эльф развернулся к ней. Ярость кипела в его ядовито-зелёном взгляде, но было там и что-то ещё. Что это? Удивление? Подозрение? Понял ли он наконец, кто его противник?
Он снова попытался нанести удар, и снова его рука встретила пустоту. Марика уже смотрела на него из-за ближайшего дерева с кривой ухмылкой. Она не ошиблась — это действительно было весело, но уже начинало надоедать.
Он застыл. Кинжал по-прежнему был в его руке, но нового удара так и не последовало. Вместо этого он медленно опустил оружие.
— Ты могла меня убить. Уж точно — обезоружить, — наконец проговорил он — спокойным, ровным тоном. Не было в его голосе ни удивления, ни возмущения. — Почему этого не сделала?
Марика улыбнулась, слегка наклонив голову, словно обдумывая вопрос. Кажется, благоразумие всё же взяло в нём верх. Она сделала пару шагов вперёд, приблизившись к нему, оставаясь при том в тени дерева.
— Убить? — голос её прозвучал низко, почти задумчиво. — Не вижу на то причины. Не советую продолжать в том же духе, эльф. Я могу и передумать.
Эльф скривил губы в напряжённой усмешке. Зелёный глаз его продолжал сверлить её с явным вызовом — но он молчал. Марика провела пальцами по шершавой коре дуба, изучая узор отсутствующим взглядом.
— Ты действительно так переживаешь за Лили? — наконец спросила она, её голос звучал мягче. — Почему?
— Она — Aen Seidhe. Этого достаточно. Не жду, что ты поймёшь, dh’oine, — холодно отозвался он. — Я слышал кое-что о приюте этой Орианы. Туда ты её вела?
Марика коротко рассмеялась.
— Надо отдать тебе должное — слухами ты запасся быстро, — она повернула голову и встретила его тяжёлый взгляд. — Лили не в приюте. О ней забочусь лично я. Этого тебе будет достаточно?
— Если ты действительно заботишься о luned, знай, — проговорил эльф, медленно и подчёркнуто спокойно, — она не должна расти среди таких, как ты.
Слова ударили Марику как плеть. Не крик, не грубая угроза — ледяной тон. Эльф говорил уверенно, будто произносил истину, не требующую доказательств. Он не знал, о чём говорил — и всё же был прав. Лили не место рядом с ней. Марика это знала. Но сказать об этом чужаку, который с презрением смотрит на неё сверху вниз?
— А среди таких, как ты? — бросила она в ответ. — Грубый разбойного вида мужик, в чужой одежде, с ножом наготове? Прекрасный пример для ребёнка.
— Лучше, чем твой, ведьма, — прищурился он. — Кем бы ты ни была.
— Оставь нас в покое, — зло прошептала Марика. А после скользнула в сторону, и, воспользовавшись слепым пятном в его зрении, растворилась в воздухе без следа.
***
Иорвет пробирался через густой подлесок, ощущая неослабевающее напряжение. Лес был спокоен, но что-то было неладно. Напряжённый слух его уловил необычный звук — шаг? Нет, только мягкий шелест листвы. Зрение зацепилось за неясное движение — угроза? Нет. Лишь солнечные блики играли на пожелтевших кронах.
Жжение в левом боку утихало с каждым шагом. Оно пульсировало где-то под кожей, неприятно напоминая о произошедшем. Он до сих пор чувствовал резкий рывок, с которым ведьма вывернула его руку, заставив потерять равновесие. В тот момент он ощутил жгучую боль, будто под кожей что-то разорвалось.
Но теперь боль становилась тише. Он глубоко вдохнул, готовясь к знакомому уколу в боку, но его не последовало. Вместо этого пришло странное облегчение — рубец, криво наросший и сковывающий движения, наконец-то поддался. Это не было в новинку: тело помнило десятки подобных ран. Стянутые, плотные шрамы, которые приходилось растягивать через боль, чтобы вернуть свободу движений.
Он обернулся, будто ожидая снова увидеть ведьму позади себя. Ничего. Только покачивание ветвей в ритме лёгкого ветра. Но ощущение её присутствия всё ещё висело в воздухе, тягучее и липкое, как дым от давно потухшего костра.
Злость накаляла его мысли. Где он допустил ошибку, чем себя выдал? Неужели подошёл слишком близко? С самого начала её присутствие вызывало странное беспокойство, но он тогда не прислушался к интуиции.
Ни один человек с такого расстояния не смог бы заметить, что за ним наблюдают.
Её голос до сих пор звучал в ушах, ленивый и насмешливый. Что-то здесь не сходилось. На чародейку она была совсем не похожа: никаких заклинаний, никаких сложных жестов или даже проблесков магии. Вместо этого — скорость, сила, движения хищника.
Марика. Он как будто впервые вспомнил о её имени, но уже одно его сухое звучание резануло слух. Имена dh’oine он без надобности не запоминал, но у угрозы должно быть имя. А она была угрозой.
Когда она исчезла, Иорвет, выждав немного, осмотрел берег реки и обнаружил там странную книгу. Пролистав несколько страниц, он мельком заметил какие-то схемы, символы и аккуратные пометки. Ровные строчки на Hen Llinge. Книга была небольшой, плоской — вполне могла поместиться в колчан (хотя это сразу было отброшено — она могла помешать в нужный момент достать стрелу) или за пояс. Именно там она теперь и находилась, для лучшей сохранности обёрнутая краем грязной рубахи. Иорвет уже тогда отметил, что следовало бы раздобыть мешок или сумку: вещи и провизия явно не поместятся за пояс.
Ему следовало бы оставить записи там, где нашёл. Лишние проблемы ему были ни к чему, а связанные с этой женщиной — тем более.
Вместо этого он взял книгу с собой.
Мысли вернулись к Лили. Её судьба беспокоила его больше, чем следовало бы. Он не мог просто оставить её, выбросить из головы и пытаться существовать дальше. Она была дочерью его народа. Когда он в последний раз видел эльфийского ребёнка? Не юнца, едва держащего меч в руке, а настоящего ребёнка. Помнил ли он, как звучит их смех, как горят их глаза, полные жажды познать мир? Помнил ли он их голоса?
Он помнил. Он не мог забыть. Осколок воспоминания застрял между рёбрами давно — старый, ржавый и такой глубокий, что сросся с его плотью. Лучше было его не тревожить: осколок этот закрывал собой дыру, служил подпоркой, сохранявшей шаткое равновесие его сердца.
Лили была живой. У неё был шанс. Если бы она действительно была в приюте, он мог попытаться её забрать. Да, он сам не знал, куда ему теперь идти; но если б он помог хотя бы одной Aen Seidhe выжить, в этом была бы хоть какая-то надежда. У него… была бы цель.
Но если ведьма не лжёт, девочка всё ещё с ней. Для ребёнка это могло обернуться настоящей бедой. Словам о заботе Иорвет не верил ни на миг. Ведьма использует девочку в своих целях, и нет предела возможной мерзости этих целей. Подлость всегда шла с магией под руку; даже Aen Seidhe не могли избежать тлетворного влияния магии — Францеска, Королева Пустоцветов, тому пример.
Лили могла увидеть лучший мир. Не тот, в котором её единственный выбор — озвереть или исчезнуть. Но мог ли Иорвет дать ей этот мир? Что будет дальше? Дальше будут леса, пещеры, нескончаемый голод, мёрзлая земля. Он мог научить её выживать. Он мог научить её убивать. Умел ли он что-либо ещё?
Раздавшийся вдали трубный голос ворона заставил Иорвета замереть. Лес был слишком тихим — ни птиц, ни насекомых. Краснолюд был прав: место странное, но причин останавливаться пока не было.
Дорога, по которой купец с братом везли груз, выглядела странно. Заросшая, редко используемая, она петляла среди деревьев. Переломанные ветки и пятна крови совпадали с рассказом о нападении, но следов монстров не было. Только смазанные отпечатки лошадиных копыт.
У входа в пещеру Иорвет остановился. Осмотрелся. Груз, судя по следам, затянули внутрь. Или лошадь в панике забежала сама? Размокшая земля не давала ясного ответа. Чудовище, судя по всему, свирепое и сильное, нападало ночью.
Значит, скорее всего, днём оно спит.
Стоило ли заходить? Бой на территории монстра был ему не под силу. Но вступать в бой и убивать чудовище было не обязательно. Груз всё ещё мог быть внутри — возможно, он мог попытаться добыть его тихо.
Иорвет перехватил лук, привычным движением проверил тетиву. Несмотря на лёгкость и компактные размеры, оружие оказалось удивительно мощным — стрела могла бы уложить оленя со ста шагов. Лук сам по себе был ценным трофеем, и Иорвет не собирался с ним расставаться, как бы ни закончилась его вылазка.
Он приготовил стрелу и шагнул в пещеру. Воздух внутри был холодным и затхлым. Свет, пробивавшийся снаружи, вскоре растворился во тьме; впрочем, острое эльфийское зрение его быстро приспособилось. Скользкие стены, покрытые бледно светящимся грибком, казались безжизненными.
Пещера выглядела необитаемой. Ни костей, ни запаха, ни звуков, кроме падающих с потолка капель. Не было это похоже на гнездо трупоедов. Иорвет мог слышать собственное сердце в этой густой тишине. Поначалу следовать за сбивчивыми следами копыт не составляло труда — проход оставался широким и почти прямым. Плавные повороты сохраняли широкий обзор. Всё казалось простым и предсказуемым.
До тех пор, пока стены пещеры не разошлись в стороны, образуя просторный грот. Потолок, усыпанный острыми сталактитами, резко взмыл вверх. Пол был усеян сталагмитами, зеркально отражавшими наросты сверху. Казалось, каменные зубья пещеры готовы сомкнуться на незваном госте в любой момент.
Это был лабиринт, и следы повозки вели вглубь. Иорвет напряжённо замер, уловив едва ощутимый запах гниения. Лошадь была где-то рядом. Каждый следующий шаг давался с трудом: спиной он практически вжался в стену, а взгляд беспрестанно метался от потолка к полу: что угодно могло скрываться за каменными колоннами. Единственный глаз его напряжённо выискивал малейшее движение — но правая сторона оставалась мёртвой зоной. Чтобы компенсировать это, Иорвет вынужден был чаще поворачивать голову.
Наконец он наткнулся на источник запаха: растерзанный труп лошади. Несчастное животное погибло страшной смертью: тело было практически разорвано на куски. Шею исполосовали глубокие рваные раны. Некогда светло-рыжая шёрстка на их краях пропиталась почерневшей кровью и слиплась в жёсткие клочья. Осколки рёбер, торчащие из разломанной грудной клетки, обрамляли зловещую пустоту — навскидку отсутствовали сердце, печень и лёгкие. Первые белёсые опарыши уже копошились в тёмном слизистом месиве — вываленном на землю содержимом желудка и кишечника, смешанным с разлагающимися остатками внутренностей. Личинки издавали тихое, почти незаметное шуршание. An’badraigh aen cuach [эльфийское ругательство, связанное с грязью и нечистотами], ну и вонь!
Крови вокруг с учётом увечий было слишком мало, будто животное обескровили перед тем, как разорвать. Кровопийца? Взгляд устремился к потолку. Ничего, кроме сталактитов. Пока ничего. Иорвет вспомнил, как однажды столкнулся с фледером — то было медлительное, но смертельно опасное создание. Недоразвитые крылья его не выдерживали веса тела и не позволяли летать; даже бегать это несуразное существо толком не могло, передвигаясь прыжками. Но всё это фледерам было ни к чему. Первая атака была их главным оружием — сокрушительная и сбивающая с ног. Смертельная.
Каждый мускул напрягся до предела. Каждое движение сопровождалось паузой. Иорвет ловил малейший звук, малейшее изменение воздуха. Даже собственное дыхание он почти не слышал, контролируя его, чтобы ничего не пропустить.
На первый взгляд поблизости ничего не было. По-прежнему никаких звуков; никаких движений в тенях. Иорвет медленно приблизился к обломкам повозки. Когда-то это был добротный транспорт; теперь от него осталась куча дерева и тряпок. Плотное сукно, покрывавшее кузов, было изорвано, вокруг было беспорядочно разбросано сено. Выглядело это так, будто монстр что-то искал среди вещей.
На земле не было ничего ценного. Не было и искомого груза: краснолюд в деталях описал необычную шкатулку из тёмного металла с письменами. Она бы точно выделялась. Однако её не было.
Иорвет нахмурился. Ни одно чудовище не стало бы целенаправленно искать какую-то определённую отдельную вещь, чтобы унести её куда-то — или спрятать. Нападение изначально выглядело странно — ещё когда Тибор только описывал его, но с каждой новой деталью дело казалось всё запутаннее. Слишком последовательно. Монстр ли был виноват? Или купец всё-таки не сказал ему что-то важное?
Он ещё раз разочаровано оглядел обломки — лезть ещё дальше вглубь пещеры было опасно. Интуиция подсказывала, что дело не стоит риска, и в этот раз он к ней прислушался. Иорвет отступил, держась правой стены.
За очередным поворотом его встретил звук. Шорох. Очень тихий, но в общей тишине пещеры — очень отчётливый. Звук доносился не сверху, как он ожидал, а откуда-то со стороны. Иорвет замер, прижавшись боком к крупному сталагмиту. Звук повторился — чуть громче, а затем снова затих. Иорвет осторожно наклонился вперёд, увеличивая угол обзора.
…Сперва он не поверил тому, что увидел — настолько странное это было зрелище для тёмной и давящей пещеры. В одном из туннелей показалась девичья фигурка; стройная и грациозная, она буквально плыла над землёй. Девушка была совершенно обнажена, длинные огненно-рыжие волосы водопадом струились по груди; белоснежная кожа светилась мягким, будто бы лунным светом. Личико её имело спокойное и несколько печальное выражение.
Замешательство длилось лишь мгновение. Иорвет понял: перед ним брукса. Опасная и кровожадная. Геральт когда-то предупреждал, что справиться с такой сможет не каждый ведьмак; что говорить об обычных вояках? До выхода оставалось всего несколько поворотов. Если он сможет задержать её хотя бы на мгновение, у него будет шанс добраться до солнечного света.
Иорвет затаился, выжидая момент. Но вдруг голова бруксы дёрнулась, и её глаза, сверкающие кроваво-красным светом, устремились прямо на него. Она заметила его. Ноздри тонко раздувались, словно она уловила его запах, и на губах её заиграла странная, напряжённая улыбка.
Терять стало нечего — кроме времени. Тетива тихо заскрипела под натяжением. Стрела уже легла на лук, но брукса, словно предугадав его намерение, разомкнула губы. Её меланхоличный гул сотряс воздух; вибрация достигла Иорвета раньше, чем он успел сделать выстрел. Звуковой удар бросил его в сторону, стрела сорвалась и пролетела мимо цели.
Сталагмит, за которым укрывался Иорвет, угрожающе задрожал; с потолка посыпалась мелкая каменная крошка. Долго оставаться на месте было опасно. Брукса двинулась в сторону упавшей стрелы, её движения были быстрыми и текучими, но для нового удара ей нужно было перевести дыхание.
Воспользовавшись этим, Иорвет вновь выпустил стрелу. Выстрел разрезал воздух едва слышным свистом. Оперение не было идеальным — Иорвет знал, что сам бы сделал лучше. Гораздо лучше. Но хватило и этого.
Стрела угодила в цель.
Последовавший пронзительный вопль — смесь боли и ярости — заставил волосы на его голове встать дыбом. Человеческий облик бруксы рухнул в одно мгновение: её лицо исказилось чудовищной гримасой, рот раскрылся в шипении, обнажая ряды бритвенно острых зубов. Кожа на плече и груди окрасилась чёрным.
Попадание было точным — стрела устремилась бы в сердце, будь целью человек. Но даже так рана причиняла ей сильную боль. Брукса содрогалась, шипела и пыталась вырвать стрелу из плоти дрожащими пальцами. Тело её извивалось в бешенстве и агонии.
Не теряя времени, Иорвет бросился к выходу.
Чужак.
Убить.
Убить.
Убей!
Голос был полон ненависти — и звучал прямо в его голове. Звук не имел источника и, казалось, заполнял собой всё пространство. Затылок неприятно заныл. До выхода оставался всего ничего: один поворот и бег по прямой.
Ноющая боль в затылке резко усилилась; уши заложило. Воцарилась неестественная тишина. Казалось, само время замедлилось, и он вяз в нём, словно муравей в смоле. Резкий удар о землю даже не был болезненным — просто крепкий толчок. Он слышал тяжёлые прыжки хищника, приближающегося к добыче: Иорвет успел увернуться в последний момент, лишь задев кожистое крыло. Огромный нетопырь царапнул когтями каменистый пол и недоумённо замотал уродливой головой. Фледер в пещере всё же был.
Лук отлетел в сторону во время падения, и Иорвет вытащил кинжал, от которого было мало толку, поскольку он был стальным. Лучшей тактикой было бы отступление, пока фледер сбит с толку. Всё ещё оглушённый, Иорвет поднялся, слегка пошатнувшись, и продолжил бег. Оставалось совсем немного: впереди уже был просвет.
Едва заметное серебристое мерцание, всполох ярких искр — из ниоткуда прямо перед ним явилось безобразное лицо бруксы, ничем не напоминавшее кроткое личико печальной девицы, какой она ещё недавно казалась. Огромный рот растянулся в торжествующем оскале; казалось, её кожа вот-вот лопнет — так крепко она натянулась на сухих, жилистых мышцах. От груди до шеи расползлось огромное чёрное пятно — последствие его стрелы. Она занесла над ним когтистую руку, готовясь нанести удар. Холодная и отстранённая мысль пронеслась в голове — этот удар станет смертельным. Позади послышался отвратительный скрежет когтей фледера по камню.
В затылке вновь заломило. Что-то мгновенно стёрло чудовищную улыбку с лица бруксы. Она испуганно дёрнулась и, бросив непонимающий взгляд на добычу — его самого, — скрылась во тьме пещеры. Судя по звукам, фледер последовал за ней. Иорвет шумно выдохнул. Сердце глухо стучало в груди, отдаваясь эхом в ушах. Bloede d’yeabl aep bloede arse [проклятая задница проклятого дьявола (вольный перевод)] — что могло их так испугать?
Со стороны выхода раздался гулкий, размеренный стук крепких деревянных каблуков. Их обладатель явно не стремился сделать своё присутствие незаметным. Иорвет напрягся; рефлексы заставили его поднять оружие.
Женщина остановилась и огляделась по сторонам с таким видом, словно перед ней была какая-нибудь комната в трактире, и она размышляла, стоит ли здесь останавливаться.
Bloede [проклятье], опять она.
— Ты решил свести счёты с жизнью? — начала она, наконец прямо обратив внимание на Иорвета. — Прошу прощения, если помешала.
Иорвет сделал шаг назад, принимая более устойчивую позу. Он ощущал исходящую от Марики — этой ведьмы — скрытую угрозу. В полумраке пещеры её глаза казались почти чёрными и смотрели на него пристально, изучающе, будто она ждала, когда он оступится — искала какой-то реакции. Он встретил этот взгляд прямо. Ни при каких обстоятельствах он не хотел бы быть должен что-либо магичке, тем более — ей; но ныне он был должен — и, похоже, долг этот только рос.
— Ты как нельзя вовремя, — кивнул он в сторону тёмного прохода, в котором не так давно скрылась брукса. — Но не слишком ли много чести для простого бродяги? Если ты на что-то рассчитываешь, имей в виду — я ещё более неблагодарный оборванец, чем в прошлый раз.
— Считай это благодарностью за бережное хранение моего дневника, — ответила она со смешком. — И рассчитываю я на то, что ты вернёшь его мне самостоятельно. Или мне придётся записать тебя из бродяг в воришки?
Дневник?
Книга, которую он нашёл у реки. Конечно, она пришла за ней. Находка действительно оказалась полезной — она буквально спасла ему жизнь. Невероятная удача.
Он извлёк книжицу из наспех сделанного кармана на поясе и протянул женщине.
— Надолго ты их отпугнула? — спросил Иорвет, с досадой подумав об оставшемся в глубине пещеры луке.
— Достаточно, чтобы выйти отсюда… Эй, выход в другой стороне!
— Так иди к нему, если знаешь, где он, — бросил Иорвет через плечо.
— Ладно, если тебя сожрут, заберу хотя бы плащ назад, — раздалось позади. Вопреки его надеждам, стук каблуков приближался, а не удалялся.
— Могу вернуть его прямо сейчас, — Иорвет потянулся к плечам, собираясь снять плащ прямо на месте.
— Сказала же — оставь себе, — отозвалась женщина, поморщившись. — Он уже наверняка пропах твоими…приключениями. Эти пятна — чья-то кровь или твой ужин?
Иорвет приподнял бровь и с усмешкой ответил:
— Чем бы плащ ни пропах из-за меня, это точно не перебьёт его нынешнюю вонь, — он приподнял ткань и слегка потянул носом. — Что это за запах? Пахнет, как лавка алхимика после пожара.
Марика резко повернулась к нему, возмущённо сверкнув глазами.
— Рада, что ты смог оценить.
Иорвет хмыкнул и двинулся дальше:
— Просто хотел уточнить. Впрочем, нет; не говори мне. Не хочу знать, что здесь намешано.
Иорвет двигался вперёд, стараясь не терять концентрации. Плечи его застыли в напряжении. Очередной звук за его спиной, однако, заставил его поморщиться. Bloede beann’shie [проклятая ведьма] или упырица, банши, похоже, наступила на выступающий камень, и тот с громким стуком откатился в сторону, ударившись о стену. Резкий звук от удара эхом разнёсся по пещере. Иорвет чувствовал, как в груди нарастает злость. Её шаги, небрежные и громкие, раздражали до скрежета зубов.
Наконец его взгляд выцепил лук среди камней. Пальцы коснулись знакомой гладкости, и Иорвет облегчённо выдохнул, проверяя тетиву.
— Замечательно! Дорогу обратно сам найдёшь? — беззаботным голосом поинтересовалась ведьма — Марика — поправляя рукав рубахи.
— Найду, — устало ответил Иорвет и тут же вытащил стрелу из колчана. — Не впервой выбираться из таких мест.
— Не сомневаюсь, — хмыкнула она, с интересом разглядывая наконечник стрелы. — Ты серьёзно ранил бруксу.
— Ранил, — подтвердил он. — Жаль, что не добил. Не думал, что сердце у них расположено иначе. Эту уродливую морду я ещё не скоро забуду.
— Красота или уродство — понятия относительные, не находишь? — отчего-то осторожно заметила женщина. — Кому-то и ты будешь внешне неприятен.
— Речь идёт о монстре, — ответил Иорвет с неприязнью даже большей, чем когда он говорил о людях. — Их внешность столь же отвратительна, сколь их природа.
— Ты вторгся в её дом, — настойчиво возразила она. — Что ты вообще делал в этой очаровательной пещере?
Иорвет долго смотрел на неё, думая, насколько неразумно с его стороны будет посвящать её в эту историю. Для себя он уже решил: идти сюда было ошибкой. С каждым шагом в этой затхлой пещере желание поскорее её покинуть только росло. Деньги можно было найти другими, пусть и не слишком честными способами. Выдавать ведьме подробности своего положения было глупо, врать ей — бессмысленно.
Он всё ещё не терял надежды узнать побольше о Лили.
— Один краснолюд попросил вернуть кое-что важное. На дороге неподалёку на них с братом напали, — устало начал он. — Нашёл здесь и повозку, и лошадь. А вот брата — нет. Думаю, фледер сожрал его с потрохами. Может, та самая брукса, которой ты так сочувствуешь, тоже приложила к этому свои когти.
— С чего бы бруксе и фледеру тащить повозку внутрь? — Марика задумчиво потёрла подбородок, затем продолжила с неожиданной горячностью: — Почему ты вообще решил, что напали они? Тела нет. Что, если второй краснолюд сам всё устроил? Взял груз и сбежал?
— Я думал об этом. Но раны на лошади могли оставить только чудовища. Я хорошо разглядел следы когтей и зубов, — Иорвет вновь слишком живо вспомнил труп бедного животного и о сопуствующем ему тошнотворном запахе разложения. Хотелось побыстрее оказаться на свежем воздухе, а не вести разговоры посреди пещеры. — В любом случае это не важно. Не стоит в этом копаться. Всё равно я ничего не нашёл.
— Вряд ли лошадь затащил сюда фледер. Наверное, он напал на неё уже в пещере, — не унималась женщина. — Где лошадь?
Она подалась вперёд, не дожидаясь его ответа, явно изучая следы колёс, вдавленные в пыльный пол. Женщина двигалась быстро, будто на поводу внезапного озарения. Что на неё нашло? С чего бы такая горячая заинтересованность?
На миг он задумался: не развернуться ли к выходу, оставив магичку с её причудами? Какая ему разница, если она сгинет в этой пещере? Ведь не сгинет же. Иорвет видел, на что она способна, и понимал: самоуверенность Марики не беспочвенна. Но она спасла ему жизнь. Магички подобного не забывают. Никогда. Ждать, пока она соизволит назвать цену своей щедрости? Лучше бы поскорее разобраться с этим вопросом, внести ясность. И отделаться.
Но не только это его тяготило — мысли о Лили. Просто так к ней не подойти. Магичка была непреодолимым препятствием, а там, где сила бесполезна, оружие только одно — осведомлённость и хитрость. Он вздохнул и последовал за ней.
Чем ближе они подходили к месту, где лежала лошадь, тем сильнее становился запах. Иорвет поморщился, но магичка, казалось, даже не замечала зловония. Она внимательно осматривала останки, наклонившись ближе, будто совершенно не испытывала отвращения.
— Я так и думала. Фледеру досталась уже обескровленная туша, — сказала она, разглядывая раны на шее животного. — Кровь выпила его хозяйка, а ему оставила объедки, потому он его так разодрал. Но крови краснолюда здесь точно нет.
— Думаешь, он жив? — Иорвет нахмурился. — Если есть шанс, его нужно найти. Или хотя бы то, что он вёз.
Женщина кивнула, осматривая обломки повозки. Её пальцы пробежались по грубому дереву, изучая трещины. В свете тускло светящихся грибов её лицо казалось почти призрачным — слишком бледным; глубокие тени слишком резко выделяли скулы. Он чувствовал таящуюся в Марике угрозу. И — не доверял ей.
— С чего вдруг такое рвение? — наконец задал он вертящийся на языке вопрос.
Ответа не последовало. Марика остановилась и повернула голову; её глаза, на мгновение блеснувшие отражённым светом в темноте, встретились с его. Казалось, её взгляд прошёл его насквозь и коснулся затылка изнутри. Знакомое ощущение. Похоже, она, как обычно это бывает среди её братии, без стеснения копалась в чужих головах.
— Не могла бы ты держать свою магию вне моей головы, — с раздражением процедил Иорвет. — Предпочитаю пользоваться словами.
— О чём ты? — она имела наглость выглядеть озадаченной. — Нужна мне твоя голова. Я осматриваю пещеру. Пригнись, если что-то не нравится.
Иорвет скрестил руки на груди, наблюдая за ней. Тишина тяготила. Он чувствовал, как раздражение внутри растёт с каждой секундой. Хотелось что-то сказать, как-то поддеть её, но он не мог решить, как именно.
Она вновь провела рукой по обломкам, закрыла глаза и сосредоточилась. Иорвет с недоверием наблюдал за ней: она глубоко вдохнула воздух, словно чувствуя что-то незримое. В этот момент больше всего она напоминала гончую, взявшую след.
Резко распахнув глаза, она поднялась на ноги. Не удостоив его и словом, женщина развернулась и уверенно зашагала вглубь пещеры, будто точно знала, куда идти.
— Ну ладно, покажи, что умеешь, — пробормотал он себе под нос и, нахмурившись, последовал за ней.
Он уже понял, что сам ничего не найдёт в этой чёртовой пещере. Мало ли, вдруг она и впрямь смогла бы своим чародейством отыскать шкатулку. В конце концов, он ничего не терял, следуя за ней.
Вскоре они вышли в небольшой грот, ранее скрытый за поворотом. Иорвет остановился в шаге за ней. На земле лежала шкатулка. Ларец.
Небольшой, весь исписанный странными рунами, тускло светящимися в темноте, выглядел он зловеще. Воздух вокруг будто сгустился, и что-то сдавило грудь.
Иорвет был уверен, что не ошибся. Это был Тиборов груз. Тот, ради которого он и оказался в этой проклятой пещере.
Женщина — Марика — остановилась перед ларцом, напряжённая, как струна, но молчала. Она стояла не шевелясь; взгляд её оставался прикован к ларцу, и на мгновение Иорвету показалось, что она вообще забыла о его присутствии.
Он собирался подойти ближе, когда её резкий голос разорвал тишину:
— Сожалею, эльф, но этот груз ты не доставишь.