Наташа догадывалась, что Локи ее боится, но не понимала, почему. К тому же она скрывала, что сама его боится — видимо, так старательно скрывала, что закошмарила ненароком.

Локи ее избегал внутри квартиры и старался не пересекаться. Мрачным пятном перемещался по жилплощади мелкими перебежками. Светлые интерьеры квартиры всегда выделяли это мрачное пятно, отчего силуэт казался еще темнее, как самая плотная на свете тень.

Темно-зеленый свитер, в котором Локи ходил по вечно недотопленной квартире, Наташа нашла на барахолке в свое время и взяла его, хоть сама была втрое меньше — вот и пригодился. Остальное — спортивки и майку — Локи наколдовал сам, все черное. И носки черные вязаные на нем были, вроде как маменька его подогнала (Романову это и бесило, и умиляло). Вот и получалась высокая такая тучка в темных тонах, тенью стоящая у холодильника, выходящая из ванной или закрывающая дверь в свою спальню — больше с Лафейсоном пересечься не удавалось. Ходил еще тихо: во-первых, потому что привык, а во-вторых, потому что носки на нем были шерстяные. Из-за этого казалось, что признаков жизни Локи порой вообще не подавал, а потом заходил в кухню совершенно неожиданно, и это пугало до смерти.

Вот и сейчас он сперва сам перепугался от рыжей макушки, которая сидела за столом, как будто она тут не живет, а потом и непосредственно макушку напугал, когда к холодильнику пошел.

— Не многие могут подкрасться ко мне, — Наташа бормочет, не подавая виду, хотя обоим было ясно, что дернулась она основательно, по-спартански.

Лафейсон цитирование не оценил. Он и так слишком много сил тратил, чтобы забыть о формате и контексте их первой встречи, а Романова вот так вот беспардонно встречает его его же фразой.

— Но ведь ты меня ждала, — Локи отвечает наташиными же словами полугодовалой давности. Это было первым, что он от нее услышал в свое время.

— Если честно, то ждала, — Романова сворачивает «Новую» и откладывает к стопке других газет. — Как не вместе живем, думала, хоть подивлюсь на бело личико твое.

Лафейсон, успевший сныкаться за открытой дверцей холодильника, саркастично выглядывает.

— Я интроверт просто.

Наташа вдруг смеется от этого пассажа в полный голос, совершенно не скрывая эмоций. Сама не знала, что пробиваема на подобную хахаечку, но вот такой у нее получился хаханчный сосед. Интроверт. Ага.

Смех истерический.

— Что смешного?

— Ты, — Нат еле отдыхивается, — потешный ты.

Локи вынимает из холодильника стремительно чернеющий банан и, упершись поясницей на подоконник, уставливается на собеседницу.

— Такого смертные мне еще не осмеливались говорить.

Романова вдруг вспомнила, с кем имеет дело, но и расшаркиваться не планировала: вообще-то, это она тут в позиции силы, хоть и убить ее легче в десять раз. Особенно сейчас, безоружную.

— Все когда-то случается впервые.

Локи молчит. Подобие дневного света, замыленное питерской серостью, подсвечивало черный силуэт из-за спины, внося какой-то неуместный драматизм, будто подсмотренный в фильмах нуар.

Смотрит Наташе в глаза. Она почти нечитаемая, и это бесит. Холодная, как и эта погода, как и эта квартира, и как будто вечно злая, хоть и ясно, что это просто лицо такое. Хронически хмурится, будто допрашивать будет. Будто знает, где ты нашкодил, даже если ты не шкодил, и вот-вот начнет отчитывать.

Наташе когда-то говорили, что она вечно в состоянии матери, только вернувшейся с родсобрания, и если бы Локи была ведома концепция родсобрания, он бы трижды подписался под этими словами.

Лафейсон догадывался, что она его сама шугается, потому что не могла не: землянка, смертная, без суперсилы, мозги на месте, понимать должна. Но по ней не скажешь, поэтому оставалось верить, что по нему самому не скажешь тоже.

— Чего ты прячешься от меня? Я не кусаюсь, — Нат откидывается на спинку стула и улыбается уголком губ.

— Не прячусь я, — чистит банан, чтоб уйти поскорее.

— Ну мне-то не ври.

— Профессия у меня такая.

— Ты у меня в доме, а не в госдуме.

Тут аргументы у Локи закончились.

— Слушай, я убивала, ты убивал. Я людей кидала, ты кидал. Я мастерица шифровки — ты тоже. Я горазда врать, а ты и подавно. Нам бухать вместе надо, а не ждать подвоха друг от друга, — Нат встает, чтобы поставить чайник, — к тому же, мы друг с другом заперты и друг от друга зависим. Взбрыкни кто угодно из нас, и мы оба сядем далеко и надолго. Поэтому придется дружить.

Локи молча ел банан.

Наташа была права. Они друг друга стоили. И замышлять им друг против друга было бы самоубийством. А страшно все равно, опыт-то не пропьешь, а он вообще не идентифицирует ситуацию как безопасную.

Романова стала засыпать заварку в чайник.

— Ты тоже меня не бойся. То, что мне удалось в Нью-Йорке вытворить — это я с горяча, ты знаешь. Неведомо мне, что Тор обо мне успел напеть, но я так-то… Ну, просто я. Читать люблю, — замолчал, — и цветы полевые.

Нат улыбнулась, не поднимая глаз от чайника.

— Ты не обязана со мной дружить.

— А если я хочу?

Локи нахмурился. К такому повороту жизнь его не готовила.

— С монстром-серийником?

— Из тебя монстр, как из меня шалава. К тому же, лично я так и не считала никогда, — Наташа флегматично заливает заварку кипятком, — Просто мужик.

Лафейсон застыл, даже жевать прекратил. Вроде бы Романова не врала — тут чуйка работает. Но на кой ей сдалась эта дружба, прости господи?

— А ты, выходит, просто баба?

Наташа наконец-то поднимает взгляд, вопросительно-задумчиво выгнув бровь. Переносица у нее забавно морщится, когда она так делает. И кудряшки у нее забавные, когда чуть засалены и на лоб прядями потоньше падают.

— Ну да.

Локи забирает свой чай и садится за стол, думая обо всех своих загонах сразу, но с видом, будто обмозговывает тезис Шопенгауэра об иррациональной воле — с умным видом, в общем.

Наташа тоже садится за стол, смотрит в окно. Она ни о чем не думает — выжидает.

Очень хотелось, чтобы Лафейсон наконец-то открылся. Хотя бы немного. А пока он создавал впечатление зимнего холодильника: явление, которое просто есть в доме, о котором негласно принято не задавать вопросов и которое хранит в себе бог весть что. И сквозняк оттуда еще постоянно. Неприятный сквозняк.

— И чего, это мы просто живем что ли? Как будто ничего не было? — чай пьет, — Как будто ты — не шпионка, а я — не бог?

— А какое это имеет значение, если мы в итоге вместе пьем «Гринфилд» из кружек чьей-то бабки в старом доме на болотах?

Локи не знал, как долго он так продержится, но один только факт, что у него есть новый старт (пусть и такой), а у Нат нет к нему ни капли чинопочитания, делал ситуацию немного приятнее. Может быть, для поиска себя ему и нужен был человек, который не будет видеть в нем ни Локи, ни Одинсона, ни Лафейсона, ни захватчика Нью-Йорка.

Может быть, ему просто стоит побыть мужиком с «Гринфилдом» в кружке чьей-то бабки в старом доме на болотах.

А у Наташи отпуск.