На следующий день они приходят втроем. Эллис и детишки.

Нянь за дверью вновь наставляет их быть осторожнее, словно я сахарный, и, получив заверение, что дети все поняли, впускает в палату.

Меня захватывает ураган из близнецов, и я счастливо ощущаю их поцелуи на щеках. Сам оставляю на них несколько поцелуев, пока бессильно не падаю на подушку.

Эллис мягко произносит: «Здравствуйте, мистер Кастро» — и тихо усаживается на стул.

Промолчать и в этот раз — верх невежества. Все-таки это он приводит ко мне детей чуть ли не каждый день, да к тому же по собственной инициативе.

Бросив на него взгляд, я сразу же понимаю, что против него у меня нет и шанса.

Он очень красив. Блондин с яркими светлыми глазами, длинными волосами, собранными в высокий хвост и струящимися по плечам легкими волнами, с красивыми губами. Стройный, высокий, опрятно одетый.

При одном взгляде на него становится ясно, что Матэо не просто так перестал приходить ко мне. И почему он вообще его нанял. И почему взял в отпуск с собой.

Все ясно как божий день.

— Мистер Кастро на работе, — сообщает он. «Мистер Кастро, — отмечаю я про себя. — Ну хоть постыдился называть его при мне по имени!» — Меня зовут Эллис. Обычно я привожу Винса и Криса после садика, как раз в приемные часы.

Мы встречаемся взглядами, мое сердце охватывает сразу несколько чувств — злость, ревность, раздражение, ненависть. Ничего удивительного: я и злюсь на него, и завидую: все это время он провел с моими детьми. Гулял с ними, играл с ними, веселился с ними, отдыхал с ними, читал им, кормил, лечил. Делал все, что я хотел бы делать сам, но не мог — ни тогда, ни сейчас. Он молод, красив, буквально «цветет и пахнет» — вишней и шоколадом, — он здоров, а я валяюсь на кровати, не способный даже прижать своих детей к груди.

Но, помимо этого… Почему-то я испытываю еще и восхищение. Оно явно лишнее — как вообще можно восхищаться любовником собственного мужа? — и все равно я испытываю его, это чувство, пусть и всего-то пару мгновений.

— Спасибо, Эллис, — говорю я. Имя звучит несколько непривычно, и вряд ли мой тон можно назвать дружелюбным — скорее, прохладным, — но я в самом деле не знаю, как еще с ним говорить. И какие эмоции вкладывать в свои слова. Ну разве что… стоило бы проявить хоть немного благодарности: все же именно он является инициатором их посещений. — Я вам очень благодарен, — говорю я, и звучит это довольно сухо, но он не обижается.

— Обычно наниматели обращаются к персоналу на «ты», — говорит мягко, с теплой улыбкой на красивых губах.

«Но это не я тебя нанял», — думаю сердито: разве нанял бы я на роль няня такого красивого омегу?

— Я учту, — отвечаю прохладно и забываю о нем.

Дети наперебой рассказывают мне о том, как провели вчерашний вечер и сегодняшний день, о своей первой поездке на море. Я слушаю их и с холодом в сердце понимаю, что не могу отличить одного от другого.

Конечно, они очень похожи: близнецы как-никак. И все же почти наверняка они хоть чем-то отличаются друг от друга. Как минимум именами. И я знаю их — Винсент и Кристиан. Но кто из них — кто?..

В страхе поднимаю глаза к тихонько сидящему на стуле няню и со злостью думаю о том, что уж он-то наверняка легко различает их.

Но как быть мне?.. Не спрашивать же его?!

Мальчишки продолжают что-то весело рассказывать, и я стараюсь вникать, но груз вины из-за длительного отсутствия и невозможности отличить их друг от друга давит на меня с каждой минутой все больше и больше.

Я чувствую, что начинаю уставать, и от этого виню себя еще сильнее.

— Ребята, — мягко зовет их Эллис. — Вашему папе нужно немного передохнуть.

Они оборачиваются на него, и я не знаю, то ли благодарить его за внимательность, то ли вознегодовать: почему он решает за меня, сколько времени я могу провести со своими детьми?!

Но мне и в самом деле нужна передышка. Я все еще слаб.

— Уже?.. — детишки раздосадованно оборачиваются ко мне: — Папа, ты разве устал? Я еще столько всего хотел тебе рассказать!

Я тепло улыбаюсь:

— Приходите завтра, ладно? Папе нужно немного поспать.

— Но ты ведь не уснешь навсегда, правда? Ты ведь проснешься? — их голоса звучат обеспокоенно, а у меня возникает желание убиться головой об стенку: я не могу определить, кто из них кто.

— Конечно, — я выдавливаю из себя улыбку, но мне отчаянно хочется заснуть и больше не просыпаться.

От чувства вины, от собственного бессилия, от предательства мужа и разочарования во мне моих же детей, которого еще нет, но которое непременно последует.

— Ну-ну, Винс, Крис, — Эллис мягко кладет руку сначала одному на плечо, и ребенок поднимает к нему голову, а затем — второму, и я понимаю, что отчаяние понемногу отступает: нянь — намеренно или нет — дает мне подсказку: слева Винсент, справа Кристиан.

Я внимательно рассматриваю одинаковые с виду мордашки и нахожу немного отличий. У Криса губы чуть полнее, а у Винса глаза немного шире.

Но этого мало, ничтожно мало! Ведь если не сравнивать, когда они стоят вместе, как сейчас, то как их различить?

Внезапно замечаю разные проборы — и как я раньше не увидел? — и делаю для себя отметку: челка на правую сторону — Винс, на левую — Крис.

«Если только нянь не имеет привычки причесывать их каждый день по-новому».

Эллис тем временем продолжает:

— Попрощайтесь с папой и пообещайте прийти завтра. Папа непременно будет вас ждать.

— Папа, мы завтра придем!

Я улыбаюсь:

— Буду ждать.

Они целуют меня, и от этих нежных прикосновений к щекам мне вновь хочется безвольно расплакаться.

— До завтра, мистер Кастро, — прощается со мной нянь, и я чувствую, что звучит это непривычно. В моих воспоминаниях он никогда не был таким молчаливым. Всегда болтал без умолку, а во вторую нашу встречу подряд не произносит ни одного лишнего слова.

«Стесняется? — пытаюсь я понять. — Или ему стыдно? А впрочем, какое мне дело!»

К следующему дню я успеваю успокоиться и прийти в норму. Очень жду детей и безмерно огорчаюсь, когда в палату заходит один нянь.

Он привычно здоровается: «Здравствуйте, мистер Кастро», — но мне не до приветствий:

— Почему ты один?

— Мальчики заболели, — говорит он, усаживаясь на стул. Против воли отмечаю темные круги под его глазами. — Ваш папа остался посидеть с ними, меня отправил отдыхать.

— Ты здесь отдыхать будешь? — мне не очень понятно, почему родители остались следить за детьми вместо него — это ведь его работа? — и зачем он вообще пришел.

— Нет, я… — он выглядит слегка растерянным. — Пришел сообщить. Вы ведь без телефона, вам не позвонить. А обмениваться информацией через медработников не очень удобно.

Звучит разумно, и я решаю сменить гнев на милость.

— Если тебя не затруднит, пожалуйста, попроси Матэо передать мой телефон. Вряд ли он перестал работать за эти годы, — говорю я, а потом с сомнением добавляю: — Или мог?

— Нет, не думаю, — он качает головой. — Конечно, я принесу вам телефон завтра.

Его покладистость меня удивляет, и я понимаю, что телефон мне сейчас не особо поможет:

— Правда, я вряд ли смогу полноценно пользоваться им сейчас, так что можешь не спешить.

— Ладно.

— Что с мальчиками? — спрашиваю я то, что гораздо важнее всего остального. — Температура?

— Да. Скорее всего, акклиматизация. Не беспокойтесь, все под контролем.

— Держи меня в курсе.

— Конечно. Как вы себя чувствуете? — в его голосе слышится неподдельный интерес, но вместо того, чтобы располагать к нему, меня это лишь настораживает: он пытается узнать, как скоро я восстановлюсь и вернусь домой?

— Нормально, — мне хочется пожать плечами, но они все еще едва поддаются.

— Руки пока не слушаются?

— Немного, — я почему-то демонстрирую ему, как сгибаю их в локтях и слегка приподнимаю. — Врач сказал, что реабилитация будет долгой.

— Это неудивительно, — он кивает. — Вы проспали целых шесть лет. Не представляю, как вам тяжело.

Не знаю, что он хочет этим сказать. Посочувствовать? Или намекнуть на то, как много я успел пропустить? Мне и самому это прекрасно известно, напоминать было необязательно.

— Полагаю, всем вокруг меня было гораздо сложнее, — замечаю я, но он качает головой:

— Никому из тех, кто вас окружает, не предстоит заново учиться ходить, — и я не нахожу слов для ответа.

Мне до ужаса страшно, что я так и не смогу встать на ноги. Что буду прикован к инвалидной коляске всю оставшуюся жизнь. Сложности моих близких, возникшие по причине моего отсутствия, почти закончились, а вот мои страдания только начинаются.

Он выпрямляется на стуле и переплетает пальцы.

— Хотите, расскажу что-нибудь? — спрашивает будничным тоном, и это предложение удивляет меня.

— Например?.. — я даже теряюсь.

— Что угодно. Что вам интересно? Наверное, хотите побольше узнать про детей?

Конечно, мне интересно узнать все про детей. Что они любят, о чем мечтают. Но я хочу узнать обо всем сам, о чем и говорю:

— Вообще-то… Я хочу сам узнать обо всем от них.

— О. Простите, — он кивает. — Подумал, могу быть вам полезным, я ведь провожу с ними времени больше всех остальных. То есть… Может, вам нужны какие-то подсказки, как наладить с ними контакт?..

— По-твоему, сейчас контакт не налажен? — спрашиваю сквозь зубы, едва сдерживая злость.

«Выходит, мне не показалось! Он и вправду вчера подсказал мне, кто есть кто! А теперь столь нагло мне об этом заявил!»

Он пожимает плечами и не отвечает.

Сжав зубы, я с трудом произношу:

— Мне не нужны подсказки. Я хочу… Я хочу узнать их сам. Без посторонней помощи, — делаю акцент на слове «посторонней», имея в виду, что он и являлся для моих детей «посторонним», в отличие от меня, и в то же время чувствуя себя невозможно глупо. Потому что, по сути, посторонним сейчас был как раз я.

— Я просто предложил, — говорит он мягко, стараясь улыбнуться. — Тогда, может быть… Хотите узнать о чем-то другом?

— О чем? — спрашиваю недоуменно.

Он вновь пожимает плечами:

— О новых марках телефонов, о последних трендах, о знаменитостях, о новых фильмах… О таком, — к концу фразы его голос становится вконец неуверенным.

О последних новинках кинопроката, нашумевших сериалах, книгах и новых альбомах любимых музыкальных исполнителей мне и в самом деле хочется узнать, но спрашивать об этом у него?..

— Хотя о чем это я? О таких вещах вы, наверное, хотели бы говорить со своими друзьями, — он вновь улыбается. Выглядит при этом расстроенным. Наверное, жалеет, что не сумел втереться в доверие. «Но зачем ему это?..» — Что ж, тогда не буду тратить ваше время. Если захотите что-то спросить, обращайтесь, я отвечу на все ваши вопросы, — он поднимается, явно намереваясь уйти, но я его останавливаю:

— Постой. Вообще-то у меня есть парочка вопросов.

— О? — он вновь садится, и его лицо принимает заинтересованное выражение. — Каких?

— Расскажи о себе.

— О себе? — он явно удивлен.

— Да, о себе, — я хмуро киваю. — После возвращения мне придется решать, что с тобой делать, и мне бы хотелось заранее понимать, что ты из себя представляешь, раз собеседование с тобой я так неудачно пропустил, — вообще-то я безбожно вру: решение увольнять его или оставить явно буду принимать не я хотя бы потому, что платит ему Матэо, а мой статус рядом с ним после моего возвращения все еще находится под вопросом.

— А, ну да… конечно… — соглашается он. — Что вам интересно?

— Имя твое мне известно, пол ясен, что насчет возраста?

— Мне двадцать четыре.

— Учишься?

— Нет.

— Закончил что-то?

— Нет… Только школу.

— Почему?

— Мне нравится работать нянем, — он неловко улыбается. — Если и учиться, то на кого? Не представляю.

— Как попал на работу к Матэо?

— Я подрабатывал у ваших соседей, Дунканов, но они переехали. Я искал работу, а ваш супруг как раз искал няня.

«Какое удачное совпадение, — хмыкаю я про себя. — И как только у него язык поворачивается называть Матэо моим супругом?»

— У меня были хорошие рекомендации, мы познакомились с детьми и понравились друг другу. Мистер Кастро предложил мне работу, и я согласился.

«Ага, и с мужем моим они явно тоже понравились друг другу», — думаю я хмуро.

— Отношения?

— М? — его брови приподнимаются от изумления.

— Парень есть?

— Нет…

«Пф. Не так-то просто сознаться в своих грехах перед мужем собственного любовника?»

— Ничего серьезного, — добавляет он.

— А несерьезного? — уточняю я.

— Ну я не монах, — он вдруг улыбается совсем иначе, и в глазах вдруг отражается шальной огонек, и мне кажется, что я наконец вижу его настоящего. Он смотрит мне в глаза — впервые за весь сегодняшний день — и как будто хочет мне что-то этим сказать.

«Не монах, значит?.. Так он это называет?»

Не решив, как должен на это реагировать, я не успеваю ничего сказать, и он продолжает:

— Я влюблен, вообще-то, — говорит он, не отводя глаз. — Но мы пока не вместе.

«Вот это наглость! — у меня дыхание перехватывает. — Он вот так явно заявил мне о своих чувствах? К моему же мужу? Он в своем уме?.. Или… — я холодею. — Он настолько уверен в том, что все разрешится с наилучшим для него исходом, что ему и смысла ничего скрывать нет?..»

— Пока? — спрашиваю ледяным тоном. — Отчего же?

Прозвучавший ответ, однако, сбивает меня с толку:

— Ну… Как бы сказать… — он вдруг отводит глаза. — Это односторонние чувства, и глупо даже надеяться на взаимность.

Я бестолково моргаю.

Его слова мне совершенно не понятны, и я не придумываю ничего лучше, чем спросить:

— Тогда почему ты сказал «пока»?..

Он какое-то время раздумывает над ответом, а потом вдруг улыбается:

— Даже если и глупо, я все равно надеюсь. Вдруг что-то изменится?

Я вновь теряюсь.

«Что все это значит?.. Неужели ему нравится вовсе не Матэо? Он просто спит с ним? Это просто секс без обязательств?..»

«Или они и вовсе не спят друг с другом?»

Последнее предположение гремит в моей голове как гром среди ясного неба. Неужели это возможно?.. Я изначально был настроен к няню негативно именно из-за своей железобетонной уверенности в том, что они с Матэо любовники, но если нет… Выходит, я зря возводил на него напраслину?.. И злился тоже зря?

Но как же намеки родителей, холодность Матэо?..

Так и не совладав с собственными запутанными чувствами, я замечаю:

— А ты оптимист.

— Так и есть, — его улыбка становится шире. — Приложу все усилия для достижения желаемого результата.

«Вот свинья! — вновь злюсь я. — Если он про Матэо… Придушу собственными руками!»

«Вернусь домой — уволю! — решаю я. — И пусть Матэо хоть слово скажет. Плевать на него, быть таким наглым!.. Прямо у меня на глазах! И не стесняться!»

— Где ты живешь? — спрашиваю я, начиная смутно догадываться, что ответ мне не понравится.

— Эм… — нянь на мгновение запинается, прежде чем подтвердить мою догадку: — У вас дома.

Услышав это, я прихожу в ярость. Кулаки сжимаются, брови сходятся на переносице.

«Точно спят! — понимаю я. — Главное, надеюсь, хотя бы не на глазах у моих детей!»

— Почему? — спрашиваю я, стараясь придать голосу поменьше злости.

— Я раньше у родителей жил, но это совсем другой конец города, и ездить к вам домой каждый день к восьми утра, чтобы успеть до отъезда мистера Кастро, было очень тяжело. А когда Винс и Крис простужались, я должен был оставаться на ночь. Поэтому после окончания испытательного срока мистер Кастро сказал, что раз у вас есть свободные комнаты, я могу переехать. Это удобнее.

«Разумеется, это удобнее! Причем им обоим! Но приглашать постороннего омегу поселиться в своем доме, когда твой муж в больнице?! Вот наглость!!!»

Я не успеваю ответить: злость кипит во мне, и я боюсь сказать нечто крайне грубое.

— Вы против?.. — спрашивает он.

«Разумеется, да! — кричит все во мне. — Еще не хватало, вернувшись, видеть, как они милуются друг с другом в моем собственном доме! На моей же постели!»

Подумав об этом, я вспоминаю, что дом, по сути, моим собственным вовсе и не является, как и постель. Они общие. И Матэо может распоряжаться ими в мое отсутствие как пожелает.

«Но теперь я вернулся! — злюсь я. — И я не желаю, чтобы этот… этот… подлец! Жил в моем доме!»

— Если вы против, я съеду. Только скажите. Это ведь ваш дом.

Он выглядит покорным, голос звучит смиренно. Словно он в самом деле подчинится моему приказу и съедет, если я пожелаю. И как будто Матэо не сможет на этот факт повлиять.

Я понемногу остываю.

Вообще-то, в том, что нянь живет в доме нанимателей, нет ничего странного и предосудительного. Конечно, это удобно. Как самому няню, так и нанимателям, если они хотят скинуть на него совершенно все заботы по воспитанию детей. Матэо, судя по всему, этого и добивался. Будь я рядом, детьми занимался бы я, и даже если бы была нужда нанять помощника, то точно не на двадцать четыре часа. Но меня не было. Матэо остался один. Он не был готов к тому, что придется присматривать за детьми, совмещая это с работой на полный день. Ничего удивительного, что, найдя няня, он предложил ему поселиться у нас в доме.

И все же…

Все равно что-то противно сосет под ложечкой.

«Спят они вместе или не спят?.. По любви или из того же удобства?..»

«Есть ли смысл отсылать его? Чтобы Матэо после моего возвращения «задерживался» на работе у няня дома? Снимал для них отдельное жилье, оплачивал отель?»

— Оставайся, — решаю я. «Хоть на виду будешь». — Так и вправду удобнее.

Не зря же говорят: «Держи друзей близко, а врагов еще ближе».

Он улыбается:

— Спасибо, — просто светится от счастья. Думает, что провел меня? «Еще посмотрим, кто кого!» — Правда, спасибо.

Вопросы к нему на этом заканчиваются — я и без того наслушался уже многого, — и спустя какое-то время он зовет меня:

— Мистер Кастро, хотите еще о чем-нибудь спросить?

Я вспоминаю, что еще один вопрос у меня все же есть. Вернее, не вопрос даже, а утверждение:

— Мальчики, похоже, очень любят тебя.

— Думаю, да… — он кивает.

— А ты их?

— Конечно, очень. Как своих.

— А свои есть?

— Ох, нет, — он качает головой.

— Хочешь?

— Не знаю… — он пожимает плечами. — Пока не думал об этом.

— Опять «пока»?

— Ну… — он мнется, прежде чем ответить. — Если мой возлюбленный захочет, то и я, пожалуй… Но это необязательно. В смысле, мне и Винса с Крисом достаточно.

Я буквально выпадаю в осадок.

Спину прошибает холодный пот.

«Наглец! Подлая скотина! Как смеешь ты…»

Он отчего-то бледнеет и бросает на меня испуганный взгляд.

Мне хочется запустить в него чем-то тяжелым, ударить, поколотить, выдернуть волосы, исполосовать ногтями его лицо.

«Как он посмел столь открыто?..»

— Я… Я хотел сказать… Я имел в виду, что это как с крестными детьми, понимаете?.. — говорит он торопливо. — Они как родные мне, я ведь уже четыре года…

— Все, достаточно, — прерываю я его детский лепет. — Я устал.

Он резко встает с места и закусывает губу.

— Я правда… имел в виду только это…

«Кто тебе теперь поверит, жалкий притворщик!»

— А я правда устал, — твержу я, и он смиренно склоняет голову:

— Отдыхайте, мистер Кастро, набирайтесь сил. Я приду завтра. До свидания.

Я наконец остаюсь один, и будь у меня в руках хоть что-то, немедленно бросил бы в дверь.

«Чтоб ты провалился!!!»