Ну что за глупые создания, знают же, как он опасен, но всё равно плывут, словно здесь отмель с лакомыми гребешками. И просят, просят о несбыточном, тупые рыбы. Ему не жалко, он дарует шанс на исполнение мечты любой русалке, что так неосторожно отдаст ему своё сокровище, но большинство не в состоянии справиться с препятствиями на пути, не прилагают и малейших усилий, лишь жалуются после неудачи.

Он устал. От глупого Джун Хёка, что умудрился попасть в петлю, лишь чудом не убившись. От порывистой Хи Вон, желавшей справедливости настолько, что окончательно утратила саму себя. От тихого Хе Сона, подумать только, стражник короля, а всё туда же...

Последней каплей стал юный принц, заплывший в его чертоги, ещё дитя, совсем недавно вылупившееся из икринки. И где хвалёные королевские няньки, гувернантки, да хоть стражи, когда они так нужны? Мягкие чешуйки пухленького хвостика переливаются под неровным светом, блестят чернотой, ну точно жемчужинка. Отличительная черта королевской семьи, в их тёплых водах русалки щеголяют чешуёй всех цветов радуги и лишь король и его кровь черны как ночь. Малыш бесстрашен, любопытен до глупости, суя свой нос почти по жабры во все видимые ниши и не запечатанные амфоры, коих в его логове предостаточно, разве что на зуб не пробует находки. А нет, пробует, наивное создание, сушёные на солнце стебли вековых полипов. Вряд ли сухая труха удовлетворит изысканный вкус юного принца, но сморщенная в отвращении мордашка смотрится забавно.

Док Ча наблюдает из тьмы укрытия, надеясь, что незваный гость покинет его покои сам, когда удовлетворит своё любопытство, вот только малёк не спешит, кружась кругами, словно гоняясь за своим хвостом. На сколько его хватит? Круги неровные, движения замедляются и рыбка вполне явно дезориентирована, рвано дёргая хвостом. Придётся явить себя, неровен час врежется в одну из амфор, что в изобилии стоят на полу. Он, конечно, предъявит счёт во дворец, но помимо дорогих ингредиентов в его обширной коллекции есть и весьма ядовитые товары, один вдох и нет больше принца.

Щупальца ловят незадачливого малька, оплетают мягко, чтоб не навредить мягкому комочку, останавливают в движении, баюкая и Док Ча замечает, что юный принц даже не дёргается от удивления. Как любопытно...

Любимец семьи и слуг, драгоценная икринка, никогда не знавшая испуга, лишь уважение и любовь. Очаровательно до тошноты. Он осматривает попавшую в его щупальца добычу, пухлые щёчки, чистые жабры и весьма упитанный животик малька. Нет никаких повреждений, дитя было под присмотром, так где же его свита? Магия не засекла снаружи никого в радиусе полукилометра, не мог же принц сам так далеко уплыть? А не ловушка ли всё это? Придворный колдун давно точит на него зуб, так чем "похищение принца" не предлог? Ни их король, ни кронпринц не станут разбираться, скорые на расправу, скорей уж пустят голубую кровь холодными течениями, разорвав его на части, чем банально выслушают.

Нужно вернуть резко ставший тяжким груз, спокойно покоящийся в его объятиях. Не оставлять же малька себе, в самом деле? Нет, он конечно мог попытаться, но тогда его убьют прямо в собственной лаборатории, скинув труп в недоваренное зелье, или скормив цепным акулам. Что хуже даже не решить, собирать себя по кускам или же регенерировать из бульона... Брр! Придётся плыть во дворец, надо только морок навести, его чёрные щупальца слишком приметны в пёстром разнообразии местной фауны. Да и малька надо спеленать, чтобы не мешался. Благо, что берег близко, тряпок натаскал на целый гардероб.

Детёныш возится, укутываемый в ткань, блестит глазками из свёртка, ну точно моллюск в трубке раковины. На его взгляд довольно мило, но главное удобно и неприметно. Своей личиной он выбирает красавицу, увиденную на берегу, да хвост, что притягательно мерцал на рынке много сезонов назад. Ему не впервой совмещать, а на красивое хоть и смотрят, но деталей не припоминают, это на руку. Особенно, когда подмышкой целый принц. И если малька уже хватились, то не избежать ему клинков его папаши. Может подбросить дворцовому колдуну? Если это всё его рук дело, то не выдаст ли себя ушлая рыбина, с какого-то перепугу нашедшая в нём соперника? Впрочем, он всегда может поселиться где-то ещё, не только в море, а пока течение подхватывает сложенные в подобие хвоста щупальца и несёт его в сторону рынка, оттуда до дворца рукой подать.

Стражи больше обычного, но скоро праздник и это пока не настораживает, торговцы галдят, зазывая покупателей, красотки извиваются хвостами, красуясь, пока Док Ча оплывает их стороной. Осталось совсем чуть-чуть.

Роскошные сады дворца его спасение — открытые для посетителей, запутанные, словно лабиринт, с укромными уголками, полюбившимися парочкам. Идеальное место, чтобы сбросить балласт, нужно только выбрать место поближе к самому дворцу. В ближайших фигурно остриженных зарослях макроцистиса¹ слышен женский смех и Док Ча подплывает поближе. Если это служанка или даже наложница, то он просто оставит кулёк с принцем рядом с девицей и уплывёт. А вот если это такая же как и он посетительница прекрасных кущ, то придётся пробираться дальше, идея подбросить принца в чужую лабораторию всё привлекательней.

Он выглядывает меж извивающихся таллом² водорослей, замечая необычный цвет. Как некстати, сам кронпринц со своей любимицей, златохвостой леди Ча Ха Ён. Даже до его затворнических щупалец дошли слухи о их неводной любви. Придётся оплывать стороной. Стараясь как можно незаметнее убраться подальше, не выдать себя ни маной, ни движением воды, тихонько баюкая принца в руках. Королевская кровь славилась своим чутьём, как бы его не приняли за шпиона.

Сад разнообразен и есть где спрятаться, но позади кронпринц, а впереди лишь рукотворный риф, где резвятся мелкие рыбёшки, Док Ча плывёт как можно ниже, в движении убирая наколдованную шевелюру и меняя цвет иллюзорного хвоста на блеклый, выцветший, подстать основе рифа. Лаборатории колдуна отведено отдельное строение, но всё ещё опасно близкое ко дворцу. Он сам не стал бы занимать такое, предпочитая работать как можно дальше от живых, но сейчас подобное недальновидное решение придворного мага ему только на руку. Ведь здесь малька найдут быстрее. Бесчисленные повороты могли бы запутать любого, кто смотрит, а многоголосие посетителей сбить с толку, но Док Ча уже давно не полагается лишь на зрение и слух, предпочитая следовать зову маны, так неосторожно разлитой в воде. И чем это придворный колдун занимается, раз не озаботился хотя бы приличия ради сдерживать себя? Будь у русалок больше магов, то подобное считалось бы дурным тоном, как у всех народов, чтящих дары богини.

Впрочем, ему ли жаловаться? Очень удобно оседлать чужую ману как течение, и следовать прямо за ней, не боясь заблудиться. Малёк начинает возиться в руках, пытаясь выбраться из плотного кокона пелёнки, Док Ча перехватывает его, прижимая ближе к груди, успокаивающе шепчет:

— Шшш, дитя, ты почти дома, потерпи.

Окно так притягательно раскрыто настежь, забросить дитя внутрь и свалить было бы проще простого, но малёк может быть дезориентирован и ушибиться в процессе, да и поглазеть, что такое магозатратное творится внутри тоже было бы неплохо. Он выглядывает снизу, чёрная макушка не должна сильно выделяться, его может выдать лишь блеск глаз. Внутри собрат-осьминог, мечущийся по помещению как краб в ловушке³ сухопутных, хватаясь щупальцами за какие-то приборы. Док Ча прощупывает их магией, вливая тонкой струйкой, чтоб обеспокоенный колдун не заметил лишнего влияния. Хм, все они детекторы состояния и местоположения. Так значит принц действительно сбежал? И как доплыл только?

Забавно, ведь принц прямо под носом у ищущего его, но ничего кроме беспорядочных всполохов маны от приборов не считать. Видать влияние его самого, в столь тесном контакте с Док Чей любое чужое колдовство будет подавлено или разрушено, если представляет для него опасность. Но вряд ли придворный маг хотел навредить принцу, так что Док Ча аккуратно поднимает кулёк с мальком, чтоб оставить его на низком сидении прямо под окном, но что-то дёргает его и почти в бреду, погружаясь в транс он подносит свою ношу ближе к лицу, шепча древние молитвы, благословляя дитя перед собой, целуя в лоб на прощание.

Придётся искать новое убежище, свернуть своё подпространство, так удобно умостившееся в пустом провале меж камней, опять сорваться с места ради безопасности. Чего он не заметил, так это глаз, неотрывно следящих за ним, сияющих как две тернеции⁴.

***

Тонкий флёр магии доносился из зарослей, в которые его затащила потискаться Ха Ён. Видать ей не терпелось отложить новую кладку, раз выцепила его сразу по возращению. Гидры снова бушевали на востоке и все мысли были лишь о защите своих вод и подавлении амбициозного монарха. Неплохо было бы увидеть для начала сына, а уж потом делать новых детей, но он позволил златохвостой наложнице вести себя в укромный уголок сада. Он даровал Ха Ён почётный титул матери принца, выделил солидный бюджет и вёл себя с ней достаточно мило, но она не видела берегов, засматриваясь и на титул кронпринцессы, свободный уже три поколения подряд. Игра в любовь никогда не могла его очаровать, в своём гареме Джи У держал лишь близких ему по духу русалок — целительницу, что сопровождала ещё юнцом на первые охоты, боевых подруг, что готовы была отдать за него свои жизни и Ха Ён, подарок от послов. Поцелуи и ласки приятны, но магия, едва уловимая, незнакомая, влечёт его сильнее, манит последовать за собой. И кто он такой, чтобы отказать...

Отстранить от себя загребущие руки с острыми коготками сложнее, чем кажется, но он просто зовёт её в покои, отговариваясь грязью пути, что надо счистить кристальным песком с чешуи. Ха Ён дуется демонстративно, но следует куда приказано, пока он сам накрывает себя тонким слоем магии, укутывая целиком, становясь невидимым для всех, кто не всматривается в него излишне пристально.

Это русалка. Бордовый хвост с крупными чешуйками, каштановые волосы практически в тон хвосту, развитые мышцы спины. Лица не разглядеть, в руках у неё свёрток красной ткани, что-то увесистое, раз движения хвоста такие дёрганные. Она плывёт по низу, стараясь не привлекать к себе внимания на открытом участке, начиная выцветать и меняться, точно по волшебству. Чешуя теряет цвет, обращаясь неприметной как вулканическая пыль, волосы истончаются и исчезают без следа и перед ним уже тритон, поджарый юноша с короткими чёрными волосами. Только свёрток всё так же краснеет в его руках.

Тритон плывёт дальше, выбираясь из сада, всё так же дёргано и странно, баюкая в руках свою поклажу, когда на пути вырастает тёмное строение — башня колдуна, худшее место из всех, по скромному мнению самого Джи У.

Он здесь незваный гость, впрочем, как и сам тритон, что прячется и подглядывает в окно с озорной улыбкой на худом лице. Он поднимает свёрток, примериваясь оставить колдуну, когда внезапно останавливается и шепчет то, то чего волосы и чешуя дыбом встают на всём теле — древний, давно забытый язык и он взывает к силе, к самой природе, их создательнице и богине, прося защитить дитя и уберечь, целуя в лоб на прощание. Аккуратно сгружает ребёнка, оставляя его безумному колдуну и разворачивается чтоб уплыть прочь, когда Джи У наконец-то понимает, что дёрганность тритона была совсем не от тяжести, ведь перед ним осьминог, что сплёл свои длинные щупальца с подобие хвоста. Больше нет смысла таится, он должен остановит чужака, но тот оборачивается вокруг себя и исчезает на глазах.

Вкус магии, разлитой в воде терпкий, вяжущий, с бодрящей горчинкой, совсем не похож на затхлый вкус маны Кандиру, что всё ещё мечется в своей башне. Надо бы оставить всё как есть, мало ли, что там за дела у осьминогов, но любопытство не даёт ему покоя. Он осторожно перегибается через подоконник, разглядывая ребёнка в свертке, аккуратно устроенного на мягком сидении. Это маленький русал, судя по его жабрам, блестящие серые глаза напоминают сестру, уплывшую в замужество южнее, а волосы малька черны как ночь. Неужто это...

Пока догадка пронзает его ядовитым шипом, дитя елозит в пеленках, пытаясь освободить конечности, пыхтит недовольно и слёзы собираются в глазах мелким жемчугом иссиня чёрного цвета. Все части мозаики встают на свои места, открывая Джи У истину, малёк разевает рот в истошном крике. Плач привлекает внимание колдуна, что кудахчет облегчённо, бросаясь к окну. Он не торопиться уплыть, застыв над собственным сыном, что распутывают из пелёнок пятнистые щупальца. Почему Су Хо принёс чужак? Где были няньки? Где была его мать, пока его единственный сын тихонько посапывал в объятиях неизвестного колдуна?!

В гневе он может многое натворить, нужно сначала всё выяснить и первым под раздачу попадает Кандиру, раз уж он так рядом.

— Милорд, наследник играл в лаборатории, пока я исследовал его силы. Леди Ча лично принесла дитя,– противно дробящийся голос заискивающей твари только усиливает его раздражение.

— Тогда как он оказался у чужака?

Немного рычания в тоне и осьминог дрожит, прижимая принца к себе:

— Будущий лорд освоил телепортацию, но я не смог отследить его.

Тогда это был не враг, раз вернул ему дитя. Но почему тайно, не прося ничего за свою помощь? И почему Ха Ён спокойно оставила ребёнка и уплыла, не дождавшись результатов? Да хоть нянек бы оставила, у Су Хо их целая дюжина, чтоб не нагружать его прекрасную наложницу. Она как раз ждёт его в покоях, так почему бы не спросить? Джи У подхватывает сына на руки, упитанный карапуз только глаза пучит, разглядывая незнакомое лицо. Пожалуй, ему следует почаще появляться. И напоследок, уже уплывая в сторону дворца, он оборачивается, указывая на пелёнку:

— Найди того, кто вернул мне сына,– с Кандиру станется растянуть поиски на годы, так что он добавляет— Это был осьминог и колдун.

Последующий разговор ему не понравился. Ха Ён требовала статуса супруги, говоря, что тогда и только тогда она будет заботиться об их сыне, а пока он лишь бастард в её глазах. Его законный сын и наследник, его плоть и кровь, дитя лишь жалось к нему ближе, скрывая заплаканное личико, ворча, что "тётя злая". Не матушка, не мама, даже не мать. Тётя. Это стало последней песчинкой на чаше весов, Ча Ха Ён больше ему не наложница, а рабыня, единственная во всём королевстве, подаренная послами с запада. Ей больше не положен собственный бюджет, покои и наряды, теперь она будет жить со слугами и видеть принца ей боле не позволено.

Дядя не возражал его решению, не после победы и принесённой славы, лишь поманил Сухо поближе и малёк соскользнул с его рук, устремляясь к деду в объятия.

— Икринка моя,– Эшборн рокочет довольно, но сын не пугается, заливается смехом, лепеча что-то по-детски непонятное, но дядя вторит ему задумчиво, поддакивает и уточняет, поглаживая по спине.

— Вот оно как, значит чёрные щупальца, теплые руки и вкусная магия. Это хороший выбор, Сухо. Я одобряю.

Он отпускает малька резвиться, жестом указывая гувернанткам, покорно следующим за принцем. Они остаются одни и Джи У должен доложить о войсках противника, об упущенном монархе гидр, о собственных потерях в конце концов, но Эшборн начинает сам:

— Твой сын встретил легенду и выжил, гордись.

***

— Да рыбой-фугу тебя кормить, что опять?!

Он не успел. Тривиально был задержан тупой и недовольной мордой Джун Хёка, что вновь пришёл его донимать, опять не помня ни чёрта. Ни об их соглашении, ни о условиях контракта, ни даже о самом колдуне. И пока Док Ча судорожно выгонял махину литых мышц и только начинал собирать пространство в его обители опять появился знакомый уже малёк. Суицидальные порывы Джун Хёка стали лишь сильнее после стольких пройденных петель, но обнажать меч и направлять его на принца, да ещё и в доме колдуна?! Пожалуй быть ему в новом обороте рыбой-луной. Мозгов у них точно одинаково.

Он притягивает малька щупальцами к себе ближе, вытягивая руки, собирая на кончиках пальцев сырую магию. Оборот лёгок для него, но Джун Хёка буквально ломает, расщепляет на составные части, чтобы их тех же атомов слепить нечто новое. И сладостью кокосовой воды станет наличие сознания у бедной рыбы. Миг, и злой тритон теперь большая рыба-луна. Отличия, впрочем, незначительные, такая же тупая образина, но мальку понравилось представление, он шлёпает ладошками, смеясь, даже не пытаясь выбраться из щупалец.

Что за беспокойное дитя, опять возвращать, а он ещё не закончил сборы. Может телепортировать его? А если расщепит? Нет-нет-нет, ребёнком он рисковать точно не будет, лучше потратит больше времени, но драгоценное дитя вернёт, а пока... Пусть поиграет с безделушками, всё опасное он упаковал в первую очередь, так что даже если и осталось много всего, то за малька можно не переживать. И пока ребёнок рассматривает его собранные по всем морям диковинки, можно ускориться.

Щупальца взметаются, порхают, накладывая магию сохранения, пока руками он творит нечто действительно сложное — сворачивая развёрнутое пространство логова в небольшой ящик, что возьмёт с собой. Работы часа на два, но начал он задолго до появления мола-мола, что теперь реет у входа в пещеру, так что управится за полчаса активной волшбы, не замечая, как дитя роняет найденные игрушки, неотрывно следя за творимым волшебством. Не чувствуя усталости он продолжает, не зная, что наблюдателей гораздо больше двух, слишком поглощённый магией, что ластиться, разливаясь в воде, завершая заклинание изящными па, словно мудрёным танцем, подхватывая малька на последних движениях. Время покинуть пещеру, пока она не сложилась сама в себя, оставляя лишь узкий прогал меж камнями.

Схлопывание пространства всегда интересно выглядит и этот раз не исключение — материя сжимается, почти коллапсирует, разгораясь светом и... исчезает, всасывается в небольшую коробку, маленький ящик, поглотивший рождение звезды. Ребятёнок дрыгает хвостом, хлопает в ладоши и радостно гулит, глядя на магию. Как мало надо для счастья, всего лишь чудо в непосредственной близости. Док Ча только усмехается, перехватывая малька удобнее, сажая на локоть. Ему нужно спрятать сам ящик, либо же нести его с собой, но магией поверх он не сможет накрыть его — слишком уж насыщенный фон у самого дерева, впитавшего его ману.

Решение находится поблизости. Кандиру, придворный маг учёл свои ошибки, навешав на малька не заклинания слежения, а настоящий амулет из запасов предыдущей династии и потому нашёл своего принца, застыв в небольшом отдалении, зачарованно глядя на него. Что ж, может маг из него и неплохой, но подданный явно лучше, раз невзирая на опасность приплыл за принцем сам. Док Ча протягивает ему малька и колдун ускоряется, обхватывая ребёнка и руками, и щупальцами, осматривая и проверяя целостность кожи и чешуи. Его дела здесь закончены и можно отправляться в путь, пока придворный маг ещё не в силах подобрать слов. Он знает, о чём его попросят, стоит только задержаться и не в его правилах служить кому-то. Но в противовес его догадкам маг только кланяется, буквально растекаясь кляксой пёстрых щупалец по дну и лишь дитя в его руках не даёт согнуть пополам, коснувшись лбом вздымающихся песка и ила.

— Великий древний,– голос дробиться, ни мужской, ни женский, вот только благоговение в нём напрягает,— благодарю тебя за спасение принца.

— Поднимись. Тебе не за что меня благодарить.

И Док Ча сам подплывает поближе, обхватывая крошечную головку малька, прислоняясь ко лбу лбом, вновь даёт своей сути проявиться, шепча о таланте, которому суждено преодолеть любые невзгоды, взрасти могучим китом из крохотной икринки, желая дитя поменьше препятствий на пути. Поцелуй в лоб венчает его благословение. Уже второе для одного только дитя и это знак, что перед ним король из королей, которому суждено не завоёвывать, но развивать и пестовать. Пора в путь, пока отец дитя не отправил по его следу своё войско. Где бы спрятаться на этот раз? Может податься к гидрам? Хотя если кронпринц и дальше будет одерживать победу за победой, то территория гидр тоже перейдёт под вассалитет русалок.

Может вернуться на север? В суровых водах труднее найти, а есть построить укрытие из магически усиленного льда, то и тепло будет как в южных морях. Но какой же там кусачий холод и сколько раз приходилось уворачиваться от пальца смерти⁵ просто не счесть. Нет уж, юг или запад, но никак не север, хватит с него щупальца морозить, не юнец давно уже. Малёк смотрит на него слезящимися глазами, тянет ручки и у Док Чи щемит сердца от того, как это мило. Он подхватывает жемчужинки, скатившиеся из серых глаз, вновь наклоняясь, целует в закрытые веки, прося не плакать. Дитя успокаивается, смотрит на него печально, словно всё понимая. Прощаясь с ним.

***

Его ловят на границе с южным королевством всего пару лун спустя. Сам виноват, плавал по мелким деревушкам, наслаждаясь праздниками плодородия, пробуя на вкус диковинные плоды с суши. Вот и поплатился за нерасторопность.

Пара стражей в плетёной, крашеной в чёрное броне ему не страшны, но приплыли за ним тогда, когда он и не смог бы оказать сопротивление — вокруг мальки, что слушали его сказания. С ним обращаются вежливо и учтиво, но он всё равно пленник, хоть и без оков. Обратный путь не занимает и семдицы⁶, особенно когда под щупальцами гигантский скат. Может в следующий раз сбежать на транспорте? У китов скоро миграция, можно будет зацепиться.

Ну и конечно же его тащат прямо во дворец, кронпринцу на потеху. Хоть бы дали время привести себя в порядок, семь дней в пути без передыха, да у него все присоски склеились! Может обратиться каракатицей да обдать наглеца чернилами? Казнят, конечно, но ему не впервой. Одно радует, малёк тоже здесь и его не сдерживают чужие руки, позволяя принцу повиснуть тяжестью на шее колдуна. Такой крохотный, длиной с его руку, а жемчуга наплакал на многослойное ожерелье, хоть весь торс закрыть. Док Ча аккуратно прижимает дитя к себе, утыкаясь в пушистые волосы, вдыхая запах молока. Малыш елозит как креветка, перебирает ручками и бьёт хвостом в возмущении, что его посмели покинуть. Ну что за прелесть, только за это он почти готов простить его отца. Почти.

Он подплывает ближе, держа спину прямо, словно проглотил хвост ската. Какая стать, вот только его давно не трогают такие вещи, дитя возящееся в объятиях гораздо важнее и интереснее. Док Ча старался на смотреть чужие судьбы, но суть от самого себя не скроешь, иначе не даровал бы мальку благословения. А вот его отцу такого не видать и как бы силён и прекрасен он не был, но даже касаться его Док Ча не желает, видя в мороке судьбы лишь облака из крови в тёплых водах. Перед ним не царь, но убийца, что смердит сотнями смертей. Нужно было уплыть подальше, пока была возможность. Смерть никогда его не страшила, но умирать на глазах понравившегося малька совсем не хочется, кто знает как это скажется на его судьбе.

Кронпринц протягивает ему ладонь и Док Ча недоумевает. Дитя так не удержать, а брать его за руку нет никакого желания. Молчание напрягает, стражи фонят беспокойством и вскоре со ступеней, ведущих к трону разносится голос. Он мог бы течь золотистый мёдом, редким лакомством и на суше, звенеть переливами блестящих рàкушек, но для него он как острые зубы, впивавшиеся в плоть, пускают боль по нервам:

— Да как ты смеешь не принять руки?! Жалкий головоногий!

Любимица кронпринца и мать милого дитя сидит на ступенях, поджав под себя блестящий хвост. Тонкая талия подчеркнута цепочками из золота и белоснежного жемчуга, а бюст едва прикрыт окрашенными золотом ракушками гребешков. Такой смелый наряд, словно перед ним танцовщица с юга, готовая танцевать, извиваясь хвостом. Местная мода гораздо более консервативна, да и дамы на юге предпочитают закрыть побольше плоти, окрашивая кожу и сделанную из ламинарии ткань в яркие цвета. Тряпки с суши тоже в цене, но живут недолго, начиная гнить прямо на коже, потому их носят лишь короткий срок, высушивая на поверхности. Но здесь явно другой случай.

Конечно же Док Ча не знает ни об опале, ни о долгом пути к примирению, что прошла златохвостая Ха Ён. Он видит лишь то, что есть сейчас, стараясь не смотреть в туман её прошлого и будущего, не его дело перед кем и как девица крутила хвостом. Каждый выживает как умеет. Принц не смотрит на свою мать, даже заострённым ушком не ведёт на её слова, словно они лишь криль, кружащийся в воде. А вот кронпринц оборачивается, затыкая свою любимицу взглядом. Ладонь всё ещё протянута, но Док Ча не понимает, чего от него хотят. Если это предложение работы, то спасибо, он откажется. Если это честь благодарности — коснуться монаршей особы, то Док Ча уже держит юного принца в своих объятиях и этого достаточно.

Его спасает собрат, быстро перебирая щупальцами в их сторону, растекаясь по полу как и в прошлый раз, но принца в его руках больше и Кандиру бухается головой о мраморный пол, завывая многоголосием:

— Смилуйся, о великий, наш принц не со зла!

Ну да, конечно. Хорошо хоть этот самый кронпринц обращает внимание уже на придворного мага, кривя губы в неприкрытом отвращении, но всё же руку убирает и отплывает от Док Чи на расстояние щупальца, склоняясь в поклоне перед тем, кого Док Ча ещё не видел — король прибыл в тронный зал. Крупный и мощный тритон, не скрывающий сильных мышц бронёй, вплывает в зал так же величаво как и его наследник ранее, но мощь, исходящая от него чувствуется и на расстоянии. Совершенно седая голова склоняется перед ним, когда рокочущий голос приветствует с благоговением:

— Великий...

Что-то в этом тритоне есть знакомого и Док Ча подплывает ближе, не выпуская малька из рук. Надо лишь чуть расфокусировать зрения и перед ним чужое прошлое и будущее как на ладони. Слова срываются с губ, истинный голос и забытая древность марает слух:

— Р҈̧͓͐̓͝о҉̲̥̥҇̈̽͜ж҉͎͒́̕͢д҈̫̑̔͢͡ё̸̨̬̦̱̓͌͡н̶̡͈͉́́͌͝н̶̡̬̠̩̓̌͠ы̷̢͉̣҇̀̔й̴̫͔͗̎͛͢͝ и҈̨̙҇͂͗з̶̛͈͑̍̿͜ п҉̗́̅̕͜е̷̥̙͒͜͞п̵̝̙́͢͝л̴̭̑̆̕͜а҉̭҇́͌͒͜?

Приходится перехватить мальца поудобнее, помогая себе щупальцами, чтобы освободить руку и коснуться монаршего лица. Так и есть, перед ним глубокий, хоть всё ещё крепкий старик, но знал он его ещё мальком, чуть старше нынешнего принца. Он дал ему своё благословение, увидев в мороке смерть от клинков собратьев, жестокую и беспощадную. Судьбу не просто изменить, но тогда Док Ча сделал невозможное, обратив боль и утрату, что ждали малька в будущем, в вулканический жар.

Он дал ему имя.

Это было жестокое благословение и если Эшборн решит убить его в отместку, то будет в своём праве. Но видеть его вновь, прожившим долгую, насыщенную жизнь... Док Ча оглаживает морщинистую щёку, мягко согревая своим теплом, словно перед ним всё то же дитя, что много лет назад. Эшборн прижимается щекой к его руке, закрывает глаза и улыбается ему. Воспоминания накатывают волной и больше в мире нет никого, лишь дитя и божество, желающее ему лучшей жизни.

Где-то на ступеньках златохвостая красавица давится словами, ведь только что она хулила осьминога перед кронпринцем, а сейчас и сам король приветствует его как давно ушедшего, но горячо любимого родителя. И неизвестно сколько длится момент единения, пока юный принц не начинает извиваться от долгого нахождения в одном положении. И король, и колдун вздрагивают, но отмирают, пока Док Ча передаёт малька его деду. После такого приветствия всем и каждому понятно, что чёрнощупальцевый колдун нечто большее, чем просто гость. Его селят в самых роскошных покоях и король освобождает своё расписание, чтобы составить тому компанию в прогулках по саду, где их неизменно сопровождает юный принц.

Ха Ён негодует, но больше не смеет показывать своё недовольство, стараясь заслужить всё внимание отца её сына. Джи У рассеян, не собран, витает мыслями где-то далеко и она может понять, ведь перспективный маг, что должен был служить им купается в почтении, щедро даруемом самим владыкой местных вод. И от малька, её родной икринки, нет никакого проку. Ну и что, что он везде и всюду с королём, если она не в состоянии понять детский лепет. И зачем тогда столько нянек, учителей и гувернанток, если даже разговаривать малька не в состоянии научить?

Самое время зачать нового наследника, как хорошо, что её снабдили нужными снадобьями, иначе понести от Джи У для неё было бы невозможно, слишком уж густая у того кровь, напитана силой. Король так и вовсе не оставил кровных наследников. А теперь и дела начал передавать своему племяннику, предпочитая общество странного колдуна своим обязанностям. Впрочем, ей же лучше, ведь когда Джи У взойдёт на трон, то она одна будет матерью его наследников, а там Су Хо немного подрастёт и его тоже можно будет обработать. В конце концов разве не почётно иметь мать - королеву? По местным законам её сын не считался бастардом, этот урок она чётко усвоила, проживя в крыле для слуг целую семдицу.

Жаль, что околдовать Джи У не выйдет, для этого нужно что-то сильнее амулета, подаренного ей послом, его сил хватило лишь на лёгкую симпатию, хотя высушенное сердце разумной птицы в мешке из кожи кровососа должно было влюбить его с первого взгляда.

***

Дни уплывали косяками блестящей сельди, а он всё не мог покинуть не то, что королевство, но и дворец, находя себе новое занятие с новыми лучами солнца, согревающими сквозь толщу воды.

Как же о многом он мог говорить с Эшборном, слушая о его подвигах, о горести и радостях, что он повидал за свой немалый век. Да и Су Хо, принца всё же представили ему как и полагается, следовал за парой словно прилипала, цепляясь то за деда, то за него самого. И просил магии, лепеча и взмахивая руками, дрыгая хвостом от нетерпения. Док Че он нравился неимоверно и он придумывал всё новые развлечения для них. Рассказывал сказки, показывая детальные иллюзии событий, а когда сказания морских народов начали подходить к концу, то в ход пошли сказки сухопутных и перелётных.

Им втроём было хорошо и беззаботно многие дни, но всё хорошее имеет свойство заканчиваться — в воде разлилось смердящее колдовство, сплетённое из чужих смертей и обмана. Противный запах то появлялся, то пропадал, словно его и не было, бередя старые шрамы знакомой вонью. Док Ча пытался отследить источник, рассеивал свою ману в воде, но кто бы не использовал столь страшное колдовство, делал это лишь мгновениями. И только много позже, на празднике начала осени он вновь учуял забытую и запретную ворожбу.

На праздник собирался весь дворец, базарная площадь кипела приготовлениями с самого утра, Док Че же принесли праздничный наряд. Длинный топ целиком из жемчужных нитей, подозрительно знакомого цвета, неужто это всё по нему наплакал Су Хо? Красивая русалочья традиция — дарить свои слёзы тому, по кому они выплаканы, очень понятная и весьма наглядная. Слуги помогают облачиться в наряд, в довершении надевая на голову изящную сетку из того же жемчуга, свисающую бахромой на спину, словно продолжение волос. В полированном медном зеркале отражается сияющая мягким светом красота, в которую он облачён как в броню, что только пригодится, ведь сегодня он спутник короля.

Эшборн в парадной броне, сияющей чешуйками из полированного перламутра, седую голову венчает чёрная корона, под стать броне и тёмному хвосту. Они идеально гармонируют, когда тонкая белая ладонь ложиться на медовую кожу локтя. Его ведут прямо к трону, но парить весь вечер подле короля было трудно даже для него и король притягивает его, сажает на собственный хвост, позволяя щупальцам оплести его. Она часто так делали во время прогулок, но для гостей это смотрится скандально, но какое ему дело до чужих умов? Скоро Эшборн передаст всю власть наследнику и отойдёт от дел, так неужто старику на пенсии не простят странное увлечение? Да и Су Хо смеясь выворачивается из рук гувернантки, резво плывя прямо в его объятия.

Столы ломятся от яств, солнце подарило богатый урожай, да и лакомства с суши в изобилии. Но шипом программы станут танцы и первые красавицы уже соревнуются своими нарядами, весь зал пестрит ярче обычного. Гарем кронпринца не исключение, леди Джу Хи украшают мелкие, звенящие при движении ракушки в тон рыжим волосам, красавица Хи Чин облачена в тонкий, не скрывающий изгибов топ из зеленой кожи морских змей, когда как Сон И предпочла укороченную версию парадной брони. Но больше всех выделяется леди Ха Ён, словно целиком отлитая из золота, сияя полированными чешуйками хвоста, с топе-хомуте из столь малого количества сверкающей ткани, что упругие полукружия её груди выглядывают не только снизу, но и по бокам от шедевра швейного искусства.

Музыка льётся рекой и девицы начинают танцы, открывая праздник урожая. Жрицы богини, традиционно в белом и золотом, наряде, скрывающем даже кончики хвоста, плавно движутся по кругу друг за другом, хоровод прекрасен сверху и Док Ча засматривается, вспоминая ту, что этот танец посвящён. Его дочь была самым прекрасным существом, что он когда либо видел, даже слёзы наворачиваются на глаза и он тихонько убирает острые мелкие камушки.

После танца жриц начнётся пир и девицы будут показывать свои умения, кто песней, кто танцем, а если повезёт, то и вызовом на битву. Док Ча ожидает с нетерпением, ведь одна из гарема Джин У облачена в доспехи, кого ожидает дуэль? Но её черёд наступит не скоро, да и всегда можно передумать, особенно, когда первыми выплывают сразу две красавицы, словно противоположности лета и осени — Хи Чин, как яркость сочной листвы, и Джу Хи, золотистое начало увядания, со звенящими ракушками в наряде. Они танцуют парный танец, где один хвост неотрывно следует за другим, как уроборос, змея, пожирающая саму себя, олицетворяя непрерывность сезонов. Не поражает слаженностью исполнения, но он всё же хлопает танцовщицам, не побоявшимся выступить перед всеми.

Слегка забродившие фрукты суши заменяют местным алкоголь, даже традиция тостов-пожеланий русалками вполне освоена и Док Ча смеётся, пока Сухо и Эшборн кормят его с рук виноградом, отщипывая по одной ягодке от крупной грозди. Спустя песни, исполненные жрицами и тосты гостей, сквозь множество перемен блюд и лакомств, которыми его закармливают, Док Ча ощущает опьянение, скорее от излишней сытости, нежели от фруктов. Зрение чуть туманно по краям, похоже на морок судьбы, но никаких видений и это прекрасно, ведь настал черёд леди Ха Ён, плывущей в центр зала, покачивая бёдрами. Красива, этого не отнять, он собирается насладиться танцем, не зная, что любимая наложница весь лунный цикл убеждала наивную и юную Сон И в опасности королевского гостя. И была права.

Её танец гораздо более изящен, чем любой другой, движения выверены, профессиональны. Так могла бы танцевать на потеху публике сама лунная медуза, прекраснейшая из жриц любви. Док Че хочется бросить ей монетку, а не аплодировать, но подобное оскорбление станет последней каплей в их молчаливом противостоянии с кронпринцем. И стоит только ей закончить, кланяется, сияя раскрасневшимися щеками, как её сменяет Сон И, начиная танец ритуального боя. Неужели действительно будет драться? Ей нечего поставить на кон, кроме места в гареме. Кронпринц, конечно же красив, но девиц желающих занять место наложницы не так уж много.

Сон И удивляет, направляя свой клинок на трон, вызывая мага на бой. Как интересно, Док Ча посмеивается, отлепляя присоски с хвоста короля, успокаивающе поглаживая того по руке, прося не беспокоиться за него. Он спускается к ней чуть пошатываясь, не скрывая опьянения, вопрошает прилюдно в своём ли дитя уме, прося схватки с магом? Но та вскидывает голову, чуть выдвигая подбородок, непримиримое выражение на юном лице только умиляет её оппонента и он смеётся в голос, соглашаясь биться на клинках, не используя магию.

Откуда же Сон И знать, что Док Ча десятками столетий оттачивал мастерство в любом деле, за которое брался. Скука не смеет коснуться руки мастера и он создаёт клинок прямо на глазах. Простое серебристое лезвие, без гравировки рисунком, невзрачный эфес, но у Сон И всё равно пробегают мурашки вдоль хребта. Разве колдун не должен бояться и дрожать? Почему его только смешит её упорство?

Пока она недоумевает барабаны набирают темп, сменяя неспешный ритм музыки для танцев боевым рокотом. Док Ча движется в такт, танцует, поднимая клинок над головой, жемчуг одеяний покачивается, создавая музыку, переливчатый стук бусин задаёт тон и щупальца извиваются симметрично, гипнотизируя толпу.

Она нападает, подло и дерзко, со спины, надеясь застать его врасплох. Но Док Ча оборачивается даже не меняя темпа своего танца, вписывая движение в него. Он парирует легко, играючи, отступает в сторону, приглашая напасть вновь, пока она чуть не падает. Новая атака так же отбита, но на этот раз он отворачивается намеренно, выставляя клинок не глядя, как цирковой артист, показывающий фокус. Её злит беспечность колдуна, он же выплыл к ней смеясь и пьяным, так почему она не в состоянии даже задеть осьминога?

Атака за атакой, но каждую встречает простой клинок, движения её визави всё так же плавны, пока сама русалка вся покрылась слизью пота. Лишь отступив, дав себе время отдышаться она замечает странность — жемчужины его наряда с самого начала боя шуршат в такт барабанов, не сбившись ни разу. Всё это время с ней играли, продолжая танец. Сон И поднимает ладони вверх, сдаваясь, ей не тягаться с ним в честном бою.

Король отпускает из рук беспокойно ёрзающего принца и Сухо словно рак-богомол своими мандибулами⁷ помог, он плывёт так быстро, что пузыри взметаются на его пути. Док Ча смеётся лишь громче, разводя широко руки, растворяя наколдованный меч золотыми искрами и это её шанс. Сон И опускает руки, притворное поражение не беспокоит её когда клинок направлен кончиком в открытую спину. Это всё спишут на несчастный случай с излишне пьяным гостем, ведь Ха Ён навела морок, не позволяя видеть четко арену в центре зала. Сон И воспользуется её милостью и если повезёт, то принц погибнет вместе с колдуном, избавляя её от соперницы.

Вот только за боем барабанов она не слышит возмущения толпы и лишь знакомый голос кричит имя принца, предупреждая. Может морок дал слабину, или же самой его создательнице всё прекрасно видно? Её клинок уже близко и скоро на арене расцветут облака из голубого и чёрного, смесь крови окрасит её клинок. Она закрывает глаза, решаясь на первое в жизни убийство, чувствует, как лезвие входит в мягкую плоть, как волна тёплой крови заливает ей руки, но в её сердце нет триумфа, лишь опустошение. Видит богиня, она не хотела.

Тёплая кровь окутывает её целиком, расслабляет мышцы, а после... сжимается? Сон И открывает глаза, дергаясь от пристального взгляда колдуна. Его кровь вокруг неё, но не растворяется в воде, а тугими водорослями оплетает всё тело. Она силится рассмотреть ранение, надеясь, что пробила его насквозь, хотя бы ранив принца и осьминог усмехается, поворачиваясь, демонстрируя затягивающийся порез по касательной. Принц в его руках невредим.

Что ж, пока морок не спал она всегда может оправдаться и это сойдёт ей с рук, так что немного жемчужных слёз в уголках глаз, покаянная речь и всё закончится, ей не о чем переживать.

Барабаны стихают, ритуальный бой окончен и на арену выплывают русалки и тритоны. Король первым покидает своё место, почти так же быстро как и принц мгновением ранее. Он осматривает колдуна, оглаживает его гладкую спину рукой, не стесняясь чужих глаз, притягивая в крепкие объятия. Сон И холодеет под его суровым взглядом, но не может сказать ничего нового, моля простить её. Голубые водоросли на её теле продолжают медленно сжиматься и когда лёгкий дискомфорт обращается ощутимым до неё добирается Ха Ён, отвешивая звонкую пощёчину. Да как она посмела ранить её прекрасное лицо?! Сон И не замечает, что оковы спали, вцепляясь обеими руками в золотые пряди, пока противная наложница пытается выцарапать ей глаза. Они дерутся как базарные девки, тянут за волосы, используют коготки и клыки, но никто не вмешивается в свару, пока Ха Ён не оказывается под ней истошно визжа.

Тяжёлая маслянистая лужа окружает её хвост, из прикрытой руками расщелины в основании хвоста лезет незрелая икра. Наложница Ха Ён была беременна. Сон И отплывает от неё в шоке, но кронпринц уже рядом и Ха Ён непременно воспользоваться этой возможностью, обвиняя её в убийстве нерожденных принцев и принцесс. Бежать бессмысленно, стража лишь из уважения к её отцу-министру не хватает за руки, только окружает, не давая места для манёвра. Но всё меняется, когда красная икра на золотом хвосте начинает чернеть. Русалки ахают, стараясь отплыть подальше от ужасного зрелища и в воде начинает распространяться аромат гнили. Колдун заинтересованно дёргается в монарших объятиях, передаёт принца королю и подплывает поближе к пострадавшей, осматривая.

— Чёрной магией балуемся, леди Ча?,— мягким тоном, словно ведёт беседу о погоде, вопрошает колдун.

Наложница не отвечает, ведь все признаки на лицо. Она зачала отдав недобровольно чужую жизнь, пожертвовала кем-то и богиня прокляла её. Если б ей удалось доносить икру до срока, то и не было бы наказания, но загубив обе жизни её ждёт кара.

Обыск в покоях любимой наложницы проводит сам кронпринц и его находки только усугубляют наказание для Ха Ён. Травы с суши, амулеты, фонящие запретной магией и мешочек, что он видел на её хвосте бесчисленное множество раз. Всё это осматривают двое колдунов, стараясь не прикасаться к вещам руками, а если всё таки приходится, то в ход идут щупальца.

Кандиру следует за Док Чей хвостом, лебезит, выражая почтение, раздражая одним своим видом. Он спрашивает у чёрнощупальцего колдуна про мешочек, ощущая на себе его влияние и Док Ча подхватывает щупальцем, подносит поближе к лицу, разглядывая, развязывает и бесстрашно подставляет руки. На ладонь падает сморщенный чёрный комок и колдун вздрагивает, закрывает глаза успокаиваясь, а открыв раскрывает им тайну привлекательности златохвостой наложницы.

— Сердце говорящей гарпии, вырезанное наживую,– он знает о чём говорит. Одна из многих его жизней закончилась именно так, в ограничивающем магию кругу, пока жрец вырезал на его теле руны, не давая дочери забрать его душу.

Док Ча нюхает мешочек, содержащий в себе жестокий секрет и это тоже неприятная находка:

— В мешочке из кожи вампира. Тоже наживую резали, чтоб феромоны, привлекающие жертв сохранить.

Леди Ча полна открытий, но ни одно ему не по душе. Интересно, кто проспонсировал её такими редкостями? Он столетиями истреблял тёмных магов, ворующих чужие жизни, магию и силы. Находки словно силы тянут из него и Док Ча опирается на Эшборна, всецело пользуясь из разницей в размерах. Он шепчет королю о заговоре, о необходимости узнать кто был с ней в сговоре, кто дёргал прекрасную наложницу как куклу за ниточки, находясь в тени. Ей не грозит смерть, не раньше, чем на хвосте не останется чешуи, заботливо вырываемой пыточных дел мастерами, но Док Ча не находит в себе и капли сострадания.

А вот Сон И скорее всего казнят за попытку убийства наследника престола, её отец уже отрёкся от неё и сложил свои полномочия. Так в одночасье гарем принца опустел на половину и колдуну совсем не жаль.

Он зарекался оставаться надолго в одном месте, путешествуя из деревушки в деревушку, живя под солнцем где бы не был, оседая не дольше чем на пару лет. Но серединный риф держал его лет пять, пока Су Хо впервые не появился в его логове, а после... Дни сменяли друг друга в калейдоскопе простых радостей, незаметно уплывая как песок сквозь пальцы.

Он зарекался любить смертных, влюбившись раз навечно помня, что на его веку случится и рассвет, и увядание. И его безграничность ничего не решит, если избранник не захочет сам жить вечно, меняя формы и изучая мир. Такова цена за бытие в смертной шкуре.

Но даже зная всё это не смог покинуть серединный риф, оставшись с Эшборном до самого конца.

Давно уже не юнец, тот начал ухаживать за ним по странной смеси из ритуалов русалок и осьминогов, приправляя всё откуда-то услышанными брачными играми перелётных народов неба.

Док Ча не знал как себя вести, ощущая чужую симпатию, проклёвывающуюся сквозь благоговение. Он знал Эшборна совсем юнцом, ещё носившим другое имя, но годы изменили его, опыт битв и правления закалил его как сталь. Юнец окреп и возмужал, прошёл пору цветения и был в закате жизни, но Док Ча так и не смог отказать, уплыть далеко, разрывая их незримые узы.

Он поддался, отдал щупальце и руку, не заметив, что и сердца больше ему не принадлежат.

Пусть сплетники гадают был ли чернощупальцевый колдун, что сопровождал короля на закате жизни его любовником, личным магом или же советником. Ничто из этого не сможет описать того, что между ними было.

Иногда ему казалось, что они подобие нормальной семьи, он, Эшборн и Су Хо, но ни один из них никогда не был нормальным. Каждый из них был особенным.

Дитя учился у него говорить, а после и читать, впитывая его магию как губка. Эшборн научил Су Хо сражаться, как только тот был достаточно силён, чтобы поднять клинок. Отец малька почти не появлялся, предпочитая азарт сражений простым радостям семейной жизни. Но в те короткие мгновения, что Джи У был рядом он не сводил алчного взгляда с их идиллии.

В гареме больше не было детей, да и новыми наложницами кронпринц обзаводиться не стал, лишь изредка наведываясь на женскую половину своего дворца. Ходили слухи, что тот пробовал самцов, но никого чужого замечено в его дворце не было.

Хотя иногда, гуляя в одиночестве по саду, или в дворцовой библиотеке, да даже в лаборатории Кандиру, Док Ча ощущал на себе жадный взгляд, улавливая отблески пурпура. Что в нём будило спящий вулкан алчности принца Док Ча не понимал, ведь исправно передавал свои знания Су Хо. Малёк станет выдающимся магом и неплохим стратегом, раз побеждает короля в его любимой игре ещё не проживя и семи зим.

Док Ча смеялся, когда это случилось в первый раз. Эшборн не мог поверить, что его королеве поставили мат так скоро, ведь шахматам его учил ещё сам Великий древний. Но Су Хо лишь пожал плечами, стащив из под носа деда последнее пирожное с крабовым кремом.

Он был счастлив вместе с ними, неспешно проживая каждый миг, но всё имеет свойство заканчиваться и жизнь рождённого из пепла подошла к концу. Последний миг король встречал в постели, держа Док Чу за руку, прося не плакать слишком сильно, заботясь о такой мелочи даже на сметном одре, ведь его слёзы такие острые, будет жалко царапать нежную кожу.

Народ любил своего короля и на прощание собралось множество русалок и тритонов. Его тело целиком утопало в жемчуге, незаметно растворяясь, возвращаясь в природу. Док Ча старался не плакать как и обещал, но бриллианты так и сыпались из глаз.

Эоны лет назад, когда они с Бию только создавали этот мир ей показалось забавным решением наделить хотя бы один разумный вид способностью плакать, как её отец — истекая золотом историй. Конечно, в процессе они чуть изменили это и теперь Док Ча вынужден смотреть на творческий подход к его собственной особенности, ведь стоило ему обратиться морским жителем, как жидкое золото сменилось твёрдостью алмазов. Впрочем, боль слёз всё равно не так сильна, как боль потери.

Он покидает серединный риф, как только тело Эшборна полностью исчезло. Не в его силах оставаться здесь, где каждый дюйм пространства несёт в себе воспоминание. Су Хо останется с отцом, хотя Док Ча и порывается забрать малька с собой, но тот слишком мал, чтоб выдержать бесконечное путешествие, ему едва исполнилось семь зим.

Новый король предлагает ему в полное и безграничное пользование библиотеку и лабораторию, хранилища казны и даже трон, лишь бы колдун остался вместе с ним, но всё это не имеет для Док Чи значения. Важны лишь Эшборн и Су Хо. Но опасаясь повторения преследования он выбирается на сушу, насовсем, впервые за десятка три столетий.

Крылья приятно обвевает ветер, когда он расправляет их впервые, пух согревается на солнце, высыхая и соль приходится счищать когтями. Он снова гарпия.