Он не знает, сколько бежит и как далеко продвинулся. Лапы слабеют, бег сменяется тяжелым шагом и таким же нелёгким дыханием.

      Вокруг лишь стволы деревьев, низенькие кусты и ели, припорошенные снегом. Он мог бы оценить красоту зимнего леса, восхититься, созерцать, но он плутает по нему уже который день, и всё приелось. И раздражает. Кругом лишь чёрные полосы стволов деревьев и белое одеяло снега.

      Порой на пути попадаются лисы и зайцы. Последние убегают, только увидев его. Волк лишь провожает их глазами — нет сил на охоту, хоть и желудок от голода уже прилипает к позвоночнику.

      Ветер усиливается. Собирается метель.

      Он замёрз. Правое ухо занемело, но хотя бы не болит. Плетётся по сугробам, оступается, валится на грудь и с трудом встаёт, фыркая и стряхивая с морды снег. Ему бы только найти место, где можно спрятаться. Лечь и перевести дух. Сойдет даже ель, что сможет укрыть своими большими ветвями.

      Останавливается, оглядывается. Не понимает, откуда пришёл и куда держит путь. Может, и вовсе блуждает по кругу меж деревьев — всё кажется одинаковым.

      Скулит тихо от бессилия и бредёт дальше.

      Он настолько устал, что уже не гонит плохие мысли прочь. Если в эту секунду на него выскочит волк из стаи, на чью территорию он пробрался, или явится охотник с ружьём — он не станет убегать. Закроет глаза, вдохнет в последний раз и примет смиренно кончину.

      За деревьями показывается крыша покосившейся избушки. Напоминает покинутый охотничий домик: деревянный, окна кое-где с трещинами и даже сколами, крыльцо совсем съехало, просели несколько ступенек. Волк осматривается, не замечая никого вокруг, и бредёт к домишке.

      Дверь оказывается незапертой. Он толкает её лапой, вглядывается в холодную пустоту и прислушивается к скрипу петель и звукам внутри дома. Ничего. Только посвистывает сквозняк в щелях.

      Он оборачивается, ступает на холодные доски босыми ногами, обнимает себя руками, выискивая что-то, чем можно укрыться. Стаскивает с дивана пыльный старый плед, набрасывает на плечи и закрывает дверь. Снова оглядывается. Видит камин и несколько брошенных дровишек. Чтобы прогреть дом, маловато будет, а чтобы немного согреться самому, должно хватить.

      В шкафчиках находится брошенная жестяная посуда: котелок, чашка, тарелка и поржавевшая ложка. Обнаруживает пару уцелевших кубиков сахара, старую заварку травяного чая. Негусто, но факт, что ему удастся согреться, радует.

      Он собирает замёрзшими ладонями снег, дает ему растаять и кое-как греет воду на чашку чая в котелке. На вкус отвратительно, но, главное, что тепло.

      За окном бушует метель, ветки стучат по дрожащим от ветра окнам. Волк лежит у камина на старом пледе, устало разглядывая пляшущие язычки пламени.

      Это ненадолго. Переждёт непогоду, наберётся немного сил и отправится дальше. Только бы немножко отдохнуть.

❆❆❆

      Метель стихла.

      Он выходит из охотничьего домика, что стал убежищем, пусть и согреть сильно не смог — к утру все остыло. Разве что укрыл от промозглого ветра и снега, что уже хорошо. Желудок урчит. Волк решает поохотиться. Поймать зайца или даже птицу сейчас будет настоящей победой, на зверя крупнее попросту не хватит сил.

      Он лёгкой перебежкой ныряет меж деревьев и останавливается, принюхиваясь. Ведет носом по снегу, стараясь поймать след пробежавшего здесь не так давно зайца. Следы на снегу свежие.

      Выскакивает из-за ели и останавливается резко, зарываясь лапами в снег. Скулёж где-то рядом, жалобный, совсем детский. Он вертит головой, стараясь определить местоположение источника звука.

      Становится тревожно. А что, если кто-то угодил в капкан?

      За соседней большой елью, скрывшись под её ветками, жмутся друг к другу два волчонка. И скулят, оглядываясь. Волк опускает голову, заглядывая. Малыши пищат, отодвигаясь, и лишь сильнее жмутся друг к другу. Он отступает, садится, а затем ложится грудью на снег, укладывает морду на лапы и просто смотрит. Хочет показать, что не желает вреда. И глазами сканирует на предмет повреждений: лапки целые, уши на месте, шерсть кровью не испачкана. Малыши в порядке.

      Детей он никогда не тронет.

      Волчата смотрят на него глазками-бусинками, носом ведут, стараясь уловить запах. Один из них, что поменьше, поднимается на лапы и маленькими аккуратными шажками приближается. Второй волчонок за хвост его кусает, стараясь остановить. Опасается незнакомца.

      Они ещё не видели таких волков. Глаза — чистое небо, шерсть белее снега. И пахнет волк необычно. Не похож он на тех, кто в их стае живет. Там волки с шерстью тёмной, чуть рыжеватой или вовсе чёрной, как вожак. Этот же со снегом почти сливается, только тёмный нос и голубые глаза помогают распознать его в белом окружении.

      Маленький волчонок всё-таки подходит ближе. Тычется маленьким носиком в большой, поскуливает, словно жалуется на что-то. Волк не шевелится. Боится напугать. Понимая, что опасности новый знакомый не представляет, из-под веток ели выходит и второй волчонок.

      Они ходят вокруг него, изучают, нюхают. На пробу даже за ухо здоровое кусают, но не получают никакой реакции. Волк вздыхает, прикрывая глаза. Маленькие комочки прижимаются к нему, стараясь согреться, и снова скулят.

      Волк тычет их носом, словно спрашивает, что случилось. В ответ всё тот же скулёж.

      Он предполагает, что малыши потерялись. Забрели в лес по детской глупости, а обратно дорогу найти не смогли. Ведет носом, стараясь уловить запахи, понять, в какой стороне ближайшее поселение стаи или хотя бы найти следы волчат. Понять, откуда пришли, и выпроводить обратно.

      Поднимается на ноги и рычит, зовёт за собой. Выводит волчат из глубины леса, как раз к следам их маленьких лап, на тропинку, по которой в лес и забрели. Подталкивает к дому.

      Волчата попискивают, жмутся к его ногам, благодарят так, видимо, и срываются по тропинке обратно к дому. Волк вздыхает, вспоминая, что собирался поймать зайца, а не спасать потеряшек, и уходит обратно вглубь, надеясь, что подобная встреча не повторится.

      Но ошибается.

      Маленькие сорванцы появляются снова через пару дней. Почти на том же месте. Однако испуганными не выглядят, скорее заинтересованными, словно только его и ждали. Волк снова выпроваживает их к дому.

      И снова надеется, что они не вернутся.

      Он не хочет рисковать. Не хочет быть обнаруженным или убитым, как чужак, что посмел вторгнуться на территорию неизвестной ему стаи. Ему много не надо — морозы переждать да метели, потом снова в путь отправиться. К своему дому.

      Но волчата оказываются упрямыми.

❆❆❆

      Декабрь в этом году выдался морозный и очень снежный.

      В поселении шумно.

      Омеги шуршат в домах. Из труб поднимается сизый дым, запахи мяса и овощей разносятся по поляне с холодным ветром. Волчата путаются под ногами работающих альф, прыгают по сугробам так, что только хвостики торчат, копошатся в снегу и крутятся возле пожилых омег, стараясь внести вклад в лепку снеговика.

      Чонгук утирает пот со лба и крепче хватается за рукоять топора. Зимой дел не так много, как летом: запасы мяса есть, дома отремонтировали ещё осенью. Да и дров вроде бы хватает, да только занять себя чем-то хочется. И не только ему.

      Намджун, не выдержав безделья, стал ремонтировать ступеньки крыльца. Хосок, прихватив с собой парочку альф, перекладывают доски в полу в бане. Кто-то обрабатывает шкуры животных для тёплых одежд омегам, кто-то таскает в баню воду из реки, кто-то чистит дорожки, хотя смысла в этом большого нет. Все равно заметёт.

Молодые омеги, не имеющие детей, плетут корзинки, штопают одежду альф, присматривают за молодняком.

      Единственный, пожалуй, кто хотел бы как раз побездельничать, развалившись на диване с чаем и книжкой — Сокджин, их лекарь. К нему с приходом зимы толпами ходят за травами и настойками, потому что волчат домой не загонишь, а потом только успевай лечить. Да и некоторые омеги в положении тоже требуют пристального врачебного внимания.

      Вожак откидывает в сторону поленья, когда по поляне разносится обеспокоенный голос Чимина:

      — Намджун! — альфа поворачивается на мужа, что быстрым пингвиньим шагом идёт к нему, придерживая рукой округлившийся живот. Его рыжие волосы растрепались, тулуп нараспашку, валенки, видно, велики — намджуновы надел, когда выбегал из дома. — Ты Хёнджуна видел? Не могу его найти.

      Чонгук вслушивается, почему-то ощущая беспокойство. Ким хмурится, оглядывая поляну.

      — Здесь бегал, с другими детьми. Может, к Юнги убежали?

      Чимин выдыхает, видимо, пытаясь успокоиться. Зачёсывает пятерней челку и бормочет себе под нос, что надо было сначала проверить, а уж потом панику наводить, как из-за дома выскакивает Юнги. Не такой взъерошенный, но взглядом по поляне бегает, выискивая среди мельтешащих щенят своего, маленького и чересчур доверчивого.

      — Чимин! Юнсок не у вас? — он подходит быстрым шагом.

      Омега обеспокоенный взгляд на мужа поднимает. Намджун откладывает инструменты и встаёт.

      — Чимин, спокойно, хорошо? Может, к речке побежали…

      — Там лёд, — перебивает его Юнги. Омега выглядит спокойным, как и всегда, и только глаза и аромат ирисов, становящийся кислым, выдают его беспокойство.

      — А если они провалились под лёд?! — взвизгивает Чимин.

      — Может быть, к лесу пошли… — Уже не так уверенно озвучивает Намджун, подхватывая беспокойство своей пары.

      — Там волки.

      — А если чужак?! — омега едва не бледнеет.

      — Чимин…

      С каждым словом голос омеги становится лишь звонче. Юнги слушает, всё ещё бегая глазами по поляне, словно надеясь всё-таки отыскать знакомый хвостик в одном из сугробов.

      — Что случилось? — вожак подходит к ним.

      — Юнсока и Хёнджуна нигде нет, — выпаливает Юнги, всё еще оглядываясь по сторонам.

      Чимин на грани слёз. Ощутив беспокойство своей пары, из бани выскакивает Хосок, быстро приближаясь. Подбегает к столпившемся друзьям, окидывая взглядом каждого. Руки на плечи Юнги кладёт, растирая инстинктивно. Греет и успокаивает.

      — В чем дело?

      — Куда они могли уйти? — всхлипывает Чимин. Намджун обнимает его, равно, как и Хосок Юнги, бегая глазами по поляне.

      Не хочется верить, что маленькие сорванцы могли далеко уйти. Совсем ведь мелкие да глупенькие, с чего бы им в лес соваться?

      — Они в последнее время повадились в лесу бегать. А если заблудились?

      Юнги теряет остатки спокойствия. Чонгук выдыхает.

      — Успокойтесь. Мы их найдем. Может, забежали кому в дом или действительно пошли к реке. Не могли далеко уйти.

      Слова вожака вселяют какое-то спокойствие. Родители разделяются: одни идут искать детей у знакомых и соседей, другие спрашивают оборотней на улице, видел ли кто их.

      — Их нигде нет, — дрожащим голосом сообщает Чимин, почти всхлипывая. Он оббежал всех соседей, даже омег, что на улице корзинки плели, поспрашивал.

      Юнги и Хосок, разговаривавшие с пожилыми омегами, что присматривали за детьми на поляне, возвращаются ни с чем. Чимина начинает охватывать злость от неизвестности и собственного бессилия. Что делать? Где искать? А если с ними что-то случилось?

      Альфы тоже начинают нервничать.

      Вожак разговаривает с альфами, что воду из реки таскают в баню. Те головами качают, говорят, что не видели никого. Да и делать у реки нечего сейчас…

      Чонгук раздражённо рычит, возвращаясь к друзьям, когда к нему подходит альфочка лет семи-восьми. Ребёнок тянет его за рукав свитера, переминается с ноги на ногу и тихо-тихо говорит:

      — Юнсок и Хёнджун говорили, что у них есть друг в лесу. Может быть, они у него в гостях?

      Чон хмурится. Какой ещё друг в лесу?

      — Какой ещё друг? — повторяет вслух его вопрос Чимин, настораживаясь.

      — Белый, — отвечает мальчик. Альфы переглядываются с вожаком. — Мы им не поверили, но, может быть, они правда пошли туда?

      Омеги замирают испуганно. Чон треплет мальчишку по волосам и благодарит за информацию.

      — Какой ещё к чёрту белый друг? — злится Юнги. — Там из белых только зайцы!

      Он впивается ногтями в запястье мужа, обнимающего его, отчего Хосок шипит.

      — Намджун! Ты всё время был на улице, не мог присмотреть за своим ребенком?!

      Чимин почти колотит мужа, говоря, что отец из него никудышный, раз упустил ребёнка из виду; Юнги заводится, готовый сам отправиться в лес и надрать волчонку уши за глупость и непослушание. Сказано же было: не уходить от дома, гулять только на поляне! Чтобы омеги видели!

      Намджун пытается успокоить разбушевавшуюся пару, но Чимин только распаляется всё больше.

      — А ну тихо! — Чонгук рычит. Омеги замолкают. Только Чимин всхлипывает. — Мы с Намджуном и Хосоком сходим в лес и поищем их. Юнги, проверь ещё раз у соседей, мало ли, забежали к кому в дом. Чимин… Иди, пожалуйста, домой, ты замёрз.

      Беременный омега упрямо вскидывает подбородок и щурится. Так и говорит взглядом, что никуда идти не собирается. У него ребёнок пропал! Как он может просто вернуться в дом и ждать?

      — Мы их найдем, — добавляет с нажимом альфа.

❆❆❆

      Они замедляются у входа в лес. Идут не спеша, принюхиваются, стараются поймать след.

      Намджун рычит, привлекая внимание вожака, когда находит едва различимые следы маленьких лап на снегу. Хосок принюхивается.

      Чонгук улавливает незнакомый феромон. Чужой.

      А вместе с ним и едкий запах крови.

      Волки срываются с места, бегут, стараясь не потерять нить. Глаза Намджуна краснеют, он рычит, готовый разорвать в клочья незваного гостя, что посмел обидеть его волчонка. Хосок не отстаёт, держится по другую сторону от вожака, но по сторонам оглядывается.

      Запах крови становится резче. Доносится чье-то разъярённое рычание и детский испуганный писк.

      На снегу обнаруживаются капли крови, немного дальше — брошенная тушка зайца с прокусанной шеей. Рычание с каждым их шагом становится всё громче. За раскидистыми ветвями елей мельтешит тёмное пятно, оттуда же доносится испуганный скулеж.

      Альфы выскакивают из-за деревьев.

      Белый волк рычит и снова бросается на крупного рыжего альфу. Они катаются по снегу непонятной кучей, стараясь укусить больнее, вцепиться зубами в шкуру и отодрать кусок. Белый волк бьёт лапами по морде, пытается вспороть когтями брюхо, вгрызться в шею, но у него не хватает сил.

      Это больше похоже на оборону. Отчаянную, из последних сил.

      Он защищается.

      Или защищает кого-то другого?

      Он получает лапой по морде, взвизгивает так, что сердце у альфы удар пропускает и скукоживается до размера изюмины. Неизвестный отшатывается, скулит от боли и мотает головой. Белая шерсть окрашивается в ярко-алый, горячие капли пропадают в снегу, остывая и багровея. Волк пытается стереть лапой льющуюся кровь, но только скулит от боли, фыркает от крови, льющейся на нос, и рычит, показывая, что готов стоять до конца и закрывая собою… Волчат.

      Юнсок и Хёнджун прячутся под раскидистой еловой ветвью, прижимаются друг к другу и испуганно попискивают.

      Противник подскакивает, готовый напасть снова. Белый волк рычит сквозь скулеж, готовый защищать щенков.

      Разъяренный Намджун влетает в чужака, сбивает неизвестного альфу с ног, и теперь непонятной кучей по снегу катаются уже они. Хосок спешит найти детей, заглядывая под кусты и ветви.

      К Намджуну подключается Чонгук.

      Снег залит кровью. Бездыханное тело с разодранной глоткой валяется у дерева. Волк ещё булькает, испуская последний вздох. Ким оборачивается, готовый также расправиться со вторым чужаком, но вожак вдруг рычит, останавливая его.

      Перед ними чужой омега. Белый, как снег. Он слаб, его лапы дрожат, полморды залито кровью, капающей на снег, но он всё равно рычит, загораживая своим телом волчат. Хосок подходит ближе, заметив щенков, но омега кидается на него, силясь впиться в глотку. Намджун дёргается, но Чонгук рычит на них, призывая успокоиться, и невольно носом ведёт, чувствует кисловатый запах морошки. Омега напуган.

      Но даже с этой кислинкой его запах тёплый, родной, окутывающий, как шерстяной плед. Альфа внутри него медленно теряет запал, больше походя на щенка. Мечется, рвется навстречу, потому что родное, потому что его. Потому что помочь надо, защитить, а не нападать.

      В глазах золотистый отблеск, сердце в груди ускоряет бег. Волк понимает всё сразу, человек — нет.

      Юнсок и Хёнджун выпрыгивают из-под ветки, выскакивают перед омегой, рычат ещё совсем по-детски. Защищают.

      Намджун рычит на сына, требуя подойти, уйти прочь от чужака. Хёнджун же тявкает в ответ. Хосок успевает схватить Юнсока за шкирку прежде, чем омега вновь бросится на него. Но он стоит, застыв.

      Волк понимает, что его обнаружили. Эти альфы пришли не по его душу, они волчат, опять в лес убежавших, искали и на него напоролись. У него нет сил, он ранен, и противостоять им троим он не сможет. Тем более, вожаку.

      Поэтому, не сдерживая болезненного скулежа, склоняет голову. Подчиняется. Показывает, что не станет сопротивляться и вреда не хочет. Чонгук подходит ближе. Омега закрывает глаза, готовый к любому исходу. Чёрный волк осматривает подранное правое ухо, кровь бурыми пятнами засыхает на белой шерсти; её алые струи стекают по морде и носу. Кажется, травмирован глаз. На боку тоже кровь, и Чону где-то глубоко внутри хочется, чтобы она была чужой. Омега дрожит то ли от холода, то ли от страха, то ли от ужасного бессилия и боли.

      Чёрный волк рычит скорее на самого себя, давит потаённое желание подойти ближе, ткнуться носом в шею, вдохнуть глубже морозной морошки, лизнуть окровавленную морду. Пожалеть.

      Вожак делает шаг. Хёнджун снова рычит и пытается укусить его за лапу. Чонгук смотрит с непониманием, скрытым строгостью, а омега жмурится сильнее. Намджун рычит. Сын сдается, прижимая к голове уши, и отходит к отцу. Юнсок ещё пытается защищать белого волка, рвется вперед, тявкает, но Хосок тащит его за хвост за собой.

      Омега глаз не открывает, только дышит тяжело и еле слышно поскуливает.

      «Как ты оказался на нашей территории?» — рычит Чонгук.

      Белый волк вздрагивает, ниже голову опуская. Вожак выпускает феромон, давит его своей аурой, подчиняет, вынуждает говорить.

      «Откуда ты пришел?»

      Омега скулит громче, опускает голову ниже — показывает подчинение. Голова гудит, кажется, черепная коробка вот-вот пойдет трещинами, а мозг просто взорвётся.

      Волчата скулят, и даже Хосок издает рык, прося быть мягче. Как бы то ни было — детей омега защищал, и сейчас не сопротивляется. Понял, что они — не чужие для малышей.

      Однако Чонгук не слушает, только рычит громче.

      Белый волк опускает голову ещё ниже, и через мгновение плашмя падает на снег.

❆❆❆

      Члены стаи, что собрались на поляне в тревожном ожидании вожака и его товарищей с пропавшими волчатами, никак не думали, что вместе с маленькими сорванцами Чонгук притащит в поселение чужака. С белой, как снег, шерстью, испачканной в крови.

      Юнсок срывается с места и вприпрыжку несется к Юнги. Прыгает папе в руки, вертится, крутится, в щеку старается лизнуть, поскуливает, хочет рассказать, что произошло; рассказать, как белый омега спас их от большого волка. Однако взгляд Хосока строгий, не сулит ничего хорошего. Волчонок скулит виновато и жмётся к шее Юнги, словно ища спасения от отцовского гнева.

      Хёнджун не такой активный. Идёт рядом с отцом, понуро опустив голову, только хвостиком едва виляет, когда видит папу, спешащего навстречу. Знает, что отец будет ругать, как и папа, но сейчас Чимин со слезами на глазах прижимает крошку к себе и осматривает на предмет повреждений.

      Сокджин выскакивает из дома в одном свитере и валенках на босу ногу, ахает и машет руками, чтобы несли омегу сюда. Со стола всё лишнее убирает, пинает в стороны мешающиеся вещи на полу, достаёт из шкафов склянки одну за другой, бинты и баночки со спиртом и всякими целебными настойками. Велит Тэюну — молодому омеге, что помогает ему, — принести с бани тёплой воды.

      Чонгук и Хосок заносят в дом омегу, укладывая на диван. Знают, что замарают плед и подушки кровью, но в данный момент Сокджин ругаться не станет. В дом врываются Юнги и Чимин, за ними дети. Осматривают белого волка, ахают, понимая, что действительно белый, как снег. Им не показалось.

      Последним, чуть расплескивая на пол воду, заходит Тэюн с ведром воды.

      — Что вы все сюда приперлись? А ну кыш! — ругается Джин, подходя к оборотню с охапкой склянок и тряпок. — Не проходной двор вам!

      Хосок и Намджун переглядываются с вожаком. Видят кивок головы и уводят мужей с детьми. Чонгук остаётся.

      Джин раздвигает руками окровавленную шерсть, стараясь рассмотреть поближе рану на боку.

      — Хорошо его подрали, — выдыхает, смачивая тряпку водой и вытирая со шкуры кровь. — Понимаю, чужак, но омега же! — и взгляд строгий на вожака бросает.

      — Это не мы, — отвечает Чонгук, напряжённо наблюдая.

      Сокджин просит Тэюна стереть кровь с бока, когда замечает окровавленную морду.

      — Кажется, глаз задели, — бормочет себе под нос, смачивая вторую тряпку.

      Чон челюсти сильнее сжимает. Джин стирает кровь с носа, поднимается выше. Касается на пробу тряпкой брови, и волк вдруг скулит громко и за руку его хватает. Прикусывает запястье, пытаясь скорее напугать, оттолкнуть, нежели навредить. Чонгук дёргается навстречу, но Сокджин ладонь вскидывает, останавливая.

      — Тише, мальчик, — шепчет, стараясь в полуприкрытый здоровый глаз заглянуть. Там, в холоде синего льда, страх дикий и еле заметная слеза. — Я помочь хочу.

      Волк смотрит недоверчиво, на вожака косится. Челюстей не разжимает. Джин гладит его за здоровым ухом, улыбается тепло, стараясь убедить: вреда не причинит. Белый волк несмело выпускает его запястье из пасти, оставив на коже пару ранок.

      — Будет лучше, если ты обратишься.

      Белый волк скулит громче. Не сможет.

      Чонгук осматривает ведро, полное красной воды, слушает жалобный болезненный скулеж, а волк внутри с ума сходит. Мечется, рычит, скребет когтями грудную клетку — требует сдвинуться, наконец, с места, помочь своему омеге. Ему страшно. Ему больно.

      Но он стоит и только наблюдает. Сокджин и Тэюн пытаются раны перевязать, но на волке это сделать сложнее.

      Они заканчивают спустя долгое время. К этому моменту белый волк уже забывается сном.

❆❆❆

      Чонгук то и дело возвращается мыслями к омеге в доме лекаря. Чем бы он ни занимался, с кем бы ни разговаривал — его глаза всегда выискивают среди оборотней на поляне Тэюна, у которого можно узнать новости. Он, в свою очередь, только пожимает плечами или качает головой: омега не обращался и в сознание тоже не приходил.

      Достигнув пика напряжения и нервозности, он сам приходит к Сокджину. Лекарь шикает, требуя вести себя тише, кивает на спящего белого волка и гонит прочь. Нечего тут ошиваться и путаться под ногами.

      Так к концу подходит первый день, за ним второй, и вот рассвет знаменует третий. Чонгук выходит рано утром на улицу, вдыхает морозный воздух, оглядывает пустую поляну. Стая ещё не проснулась, детвора не вывалилась во двор, чтобы кувыркаться в снегу и бегать по округе, альфы и омеги не принялись за работу.

      Он нервничает, переживает, от этого же раздражается, потому что с чего бы ему так переживать за незнакомого чужого омегу? И пока человек мысли гоняет и анализирует, волку всё предельно ясно.

      Чон решает почистить дорожки и подмести крыльцо, просто чтобы занять чем-то руки и отвлечь голову. Стоит мыслям уйти в иное русло, как из дома Сокджина вываливается Тэюн и, путаясь в валенках и спотыкаясь, на всех парах бежит к нему, придерживая распахнутый тулуп.

      — Омега пришёл в себя, — выдаёт запыхавшись. Его щёки покраснели от бега и мороза.

      Чонгук бросает всё и быстрым шагом следует за ним. Распахивает дверь в дом, запуская внутрь поток холодного воздуха, и оглядывает комнату. Подснежники, которыми пахнет Джин, смешались со сладкой морошкой и запахом травяного чая. Вожак натыкается взглядом на сидящего на диване парня.

      Он кутается в тёплый плед и сжимает тонкими пальцами кружку с тем самым травяным чаем. Джина не видно, он гремит посудой где-то на кухне.

      Омега переводит на него взгляд. Здоровый глаз совсем нездорово поблёскивает, а Чон поражается этой кристально-чистой голубизне радужки, следит за медленным взмахом пушистых ресниц и отмечает покрасневшие белки. Парень перед ним юн, дай Бог, лет двадцать. Омега узнает в нём вожака и заметно сжимается, опуская глаза.

      Из кухни выплывает Джин с тарелкой риса с мясом. Он присаживается рядом с омегой, забирает кружку и суёт ему в руки плошку с едой и ложку. Руки парня дрожат — палочки он вряд ли удержит.

      — Здравствуй, Чонгук, — произносит лекарь. Кивает, разрешая войти в дом, но глаз не сводит: одним взглядом приказывает молчать, не нападать с расспросами.

      — Привет, Джин, — он оставляет у порога валенки, снимает тулуп и проходит вглубь, подтягивая выше рукава тонкого свитера.

      — Здравствуйте, — хрипит омега, несмело поднимая глаза, и продолжает ковыряться ложкой в еде.

      — Здравствуй, — Чонгук бегает глазами по его лицу.

      Светлая кожа, родинка на самом кончике носа, пухлые губы, сейчас сухие и потрескавшиеся. Копна светлых пушистых волос, ярко-голубые глаза, от которых взгляд оторвать практически невозможно. Они сталкиваются глазами на какую-то долю секунды, а Чона всего тёплая дрожь пробирает. Волк внутри урчит.

      На некоторое время воцаряется тишина. Омега съедает несколько ложек риса и пару кусочков мяса, морщась от боли в горле при каждом глотании. Его волк был тяжело ранен, ослабший человек же заболел. У него ломит кости и пробирает озноб, хотя кожа горячая и румяная.

      Омега размазывает рис по тарелке, понимает, что больше не съест, и отдает тарелку Джину, поблагодарив. Лекарь качает головой и возвращает ему кружку.

      — Как тебя зовут?

      Чонгук спрашивает сразу же, как Сокджин скрывается на кухне.

      — Тэхён. Ким Тэхён.

      — Сколько тебе лет?

      — Девятнадцать.

      Чон кивает сам себе. Он так и думал.

      — Как ты оказался на нашей территории?

      — Я… сбежал. Из заповедника.

      Вожак хмурится. С кухни возвращается Джин.

      — Заповедника?

      Парень кивает.

      — Год назад на территорию нашей стаи пришли браконьеры. Я в лесу был с альфами, на зайцев охотился. Сам виноват, что отошел от них, — он поджимает губы. — Они сначала пристрелить хотели… Мне пришлось убить одного из них, чтобы спастись, но я не смог далеко убежать: угодил в капкан. Они сказали, что белые волки — редкость, не стали убивать, с собой забрали. Я бежать пробовал, но с травмированной лапой это сложно было сделать, меня ловили. Решил, что дождусь подходящего момента, и попробую ещё раз. И вот…

      Чонгук опускает глаза на выглядывающие из-под пледа босые ноги, пробегается глазами и замечает на левой щиколотке шрамы. Волк в груди скулит и опять скребется.

      — Я ничего плохого не хотел, честное слово. И волчат обижать не хотел, они сами ко мне пришли…

      — Сами? — Чон бровь поднимает недоверчиво.

      — Я долго плутал по лесу, и в итоге нашёл старый охотничий домик. Хотел метель переждать, отдохнуть немного. Вышел на охоту утром, а они под ёлкой сидели, плакали. Потерялись. Я их обратно к тропинке вывел, но они возвращались. Я выпроваживал их, но толку-то… А в тот день мы на зайцев пошли охотиться, но вдруг альфа тот выскочил, я защитить их хотел, маленькие ведь совсем… Потом вы пришли, — его голос хриплый, он покашливает периодически, морщась от боли в горле. Глаз не поднимает. — Я, правда, плохого не хотел! Переждал бы непогоду, дальше отправился, но тут волчата и…

      — Куда ты направлялся? — спрашивает Джин.

      — Ты сказал, что браконьеры пришли на территорию вашей стаи, — вспоминает Чонгук.

      — Да. Мы живём за рекой, ближе к горам, — кивает Тэхён. — Там все такие, как я — белые.

      Вожак переглядывается с лекарем и заметно мрачнеет.

      — Тэхён, — Джин накрывает рукой его запястье, заглядывая в здоровый глаз. Омега напрягается.

      — Той стаи больше нет. Браконьеры на тебе не остановились, — Чонгук срывает пластырь с больной мозоли быстро, без подготовки, как это хотел сделать Сокджин.

      Омега смотрит на него с полным недоверием, даже хмурится; Чонгук уверен — готов поспорить, сказать, что они ошибаются. Но Тэхён молчит какое-то время, потом на лекаря смотрит, словно доверяет ему гораздо больше, словно уверен, что Джин ни за что на свете не станет ему врать.

      У вожака от этого вида в груди опять всё сжимается как-то неприятно.

      Однако Джин молчит, только крепче сжимает его запястье.

      — Нет, — упрямо качает головой Ким и смотрит на альфу. — Они живы.

      Он не утверждает. Голос его дрожит, говорит он неуверенно; не пытается переубедить — только надеется, упрямится.

      Подскакивает на ноги, порывается к двери, словно хочет выйти, выбежать, проверить, увидеть своими глазами. Джин успевает перехватить его и усадить обратно на диван.

      — Мне жаль, — выдыхает Чон, поджимая губы.

      Омега кажется теперь совсем маленьким и несчастным, утопает в этом пледе. Море в его глазах бушует, плещется, и выливается горячими слезами. Он смаргивает их, морщится от пощипывания на ранах из-за соленых капель, даже, кажется, поскуливает, но не может сдержать это в себе.

      Он один. В чужой стае. Его дома больше нет, как нет и семьи: папы, отца, младшего братика, друзей, приятелей, дедушек… Тэхён жмурится сильнее, игнорирует боль, старается отогнать плохие мысли о том, что шкуры дорогих ему оборотней сейчас могут лежать ковриком у чьих-то ног, а головы висеть трофеями. От одной только всплывшей в голове картинки всё внутри с хрустом сжимается, подкатывает к горлу и душит.

      Сокджин, как старший брат, убирает кружку в сторону и прижимает маленького омегу к себе, поглаживая светлую макушку. Тэхён не рыдает в голос, не воет, не скулит, только тихо всхлипывает, и сильнее стискивает в руках рубаху старшего омеги.

      Чонгук смотрит, сжимает зудящие ладони в кулаки, стискивает зубы. Потому что его мальчик расстроен, потому что он должен обнимать его и успокаивать, а не Джин.

      Лекарь что-то нашёптывает. Вожак, невзирая на вой собственного волка и боль в груди, покидает дом.

❆❆❆

      Осознание приходит к нему не сразу.

      Поначалу Чонгук не понимает. Не понимает беспокойства собственного волка, его скулежа, этого безудержного желания прийти в дом к Джину, убедиться, что Тэхён в порядке. Не понимает, но поддаётся. Приходит по каким-то глупым поводам: то дров принесёт, то воды, то тёплых вещей, то мяса, хотя у лекаря его, вообще-то, в подполе достаточно. Придёт, найдёт глазами белого волка, свернувшегося на полу у камина, и вроде облегчение испытывает, но в то же время и большую боль — омеге плохо. И морально, и физически.

      В один из вечеров, взяв охапку дров, он снова приходит к Джину. Открывает дверь, ступает на порог, и замирает.

      Сокджин сидит на полу. Белый волк лежит, уложив голову на его колени, и скулит надрывно, жалобно, со всей душевной болью, что в нем только есть. Чонгуку кажется, что даже волчата никогда не скулят так. Лекарь по голове его гладит, нашёптывает что-то; среди потока его слов Чонгук различает лишь ласковое повторяющееся «мой хороший».

      И у самого в груди всё сжимается, скручивается, пульсирует болезненно, словно сердце вот-вот лопнет от переизбытка чувств. Волк рычит внутри, требует подойти, утешить, просто побыть рядом со своей парой. Сесть также, уложить его голову на свои колени, гладить, зарываться пальцами в мягкую белую шерсть, целовать в лоб и нос, обнимать.

      Он оставляет дрова у порога и тихо выходит.

      Спустя несколько дней Джин выводит Тэхёна на улицу. Одевает его тепло, как капусту, натягивает на руки варежки, наматывает шарф и пониже опускает шапку. Заставляет надеть теплые носки и такие же тёплые валенки.

      Появившись на пороге, Тэхён ловит на себе множество любопытных взглядов. Кто-то смотрит сочувствующе, не сводя глаз с повязки на лице, закрывающей ужасный шрам; кто-то глядит насторожено; кто-то с любопытством, замечая торчащие из-под шапки белые волосы.

      Он сильнее зарывается носом в шарф и оглядывается по сторонам. Не знает, куда идти. Здесь всё чужое, незнакомое, пугающее. Ким ходит за лекарем хвостиком, только поглядывая на альф и омег, что ему встречаются, пока Джин не предлагает ему посидеть на скамеечке у чьего-то дома, в который заходит, чтобы проведать болеющего волчонка.

      Тэхён руки в варежках зажимает меж бедер, хохлится, водит носками валенок туда-сюда, вырисовывая полукруги на снегу. Не видит, но чувствует на себе взгляды, липкие и сковывающие. Некомфортные, неприятные. Сжимается весь и только на двери дома поглядывает, за которыми Сокджин скрылся.

      От каждого глубокого вдоха ноет перевязанный бок. Ким смотрит на омег, плетущих корзинки и посмеивающихся с каких-то разговоров; на волчат, скачущих в сугробах; на пожилых омег, что не спеша передвигаются по дорожкам, наблюдая за молодняком; за альфами, не умеющими сидеть без дела: все чем-то заняты. В этой стае кипит жизнь. Не стихают разговоры, из домов тянутся ароматы свежеприготовленной пищи, все дружны и делают всё вместе.

      У него когда-то тоже такое было. Был дом. Теперь же…

      Глаза вновь пощипывает от слёз. Он сильнее зарывается носом в шарф. Что ему теперь делать? Позволят ли ему тут остаться? Станет ли он тут полезным? Раненый, с изуродованным лицом, и, вероятно, ослепший на один глаз. Тэхён точно не знает — Джин ничего не говорит.

      Хрустит снег под чьими-то шагами. Он поднимает голову, встречаясь взглядом с Чонгуком.

      Альфа красивый. Высокий, выше омеги на целую голову. У него крепкое тело и широкие плечи, крепкие мышцы заметны даже под тканью теплого свитера. Темные волосы и чёрные глубокие глаза. Он смотрит внимательно, изучающе. И хмурится, увидев влажную дорожку от слезы на щеке.

      Тэхён вдыхает поглубже, надеясь, что останется незамеченным. Аромат хвои и мороза мягко оседает в легких и странно согревает, успокаивает. Защищает.

      — Здравствуйте.

      — Здравствуй, — Чонгук садится на лавочку рядом. Ким окидывает взглядом поляну, словно пытается понять, заметил ли их кто-нибудь столь близко. Натыкается снова на пристальные взгляды и опускает голову.

      — Как ты себя чувствуешь?

      — Мне уже лучше, спасибо, — отвечает, всё ещё не поднимая глаз.

      Повисает тишина. Чонгук рассматривает его профиль, Тэхён поглядывает на двери дома, про себя умоляя Джина выйти как можно скорее.

      К нему подбегают двое знакомых волчат. Хёнджун обнюхивает его со всех сторон, а Юнсок сразу на руки просится, попискивает, упирается передними лапками в колени и подпрыгивает. Ким поднимает его на руки, стряхивает прилипший к шёрстке снег, пока Юнсок крутится, как юла, на его коленях, пытаясь лизнуть щеку. На губах появляется едва заметная улыбка.

      И у вожака от этой улыбки внутри всё загорается, разливается теплом и трепещет. Улыбка Тэхёна забавная, квадратная такая, но очень красивая.

      — Юнсок!

      К ним быстрым шагом приближается омега. Его черные волосы растрепаны, взгляд строгий. Волчонок жмётся ближе к Тэхёну, вот-вот готовый залезть за пазуху, спрятаться от папы, что домой загнать пытается. А как он домой пойдет, когда его белый друг только гулять вышел? Хёнджун, разделяющий его мнение, залезает под скамейку, садится у ног Кима, только нос высовывает между валенками.

      — Привет, — омега улыбается вдруг, разглядывая Тэхёна в забавной серой шапке с помпоном. — Меня зовут Юнги, я папа Юнсока. Ты Тэхён, верно?

      Парень кивает.

      — Рад с тобой познакомиться…

      Кажется, он хочет сказать что-то ещё, но из дома выходит Сокджин и хмурится.

      — Юнсок, я всё понимаю, но если у него разойдется рана на пузе, потому что он таскал тебя на руках, я тебя покусаю, — с напускной строгостью произносит лекарь, хмурясь уже совсем комично.

      Волчонок тявкает в ответ и отворачивается, прижимаясь плотнее к новому другу.

      — Прости, пожалуйста, — спохватывается Мин, забирая ребенка. Тот недовольно ворочается в его руках.

      Из-под лавочки выскакивает Хёнджун и тоже метит на колени к Киму. Место освободилось. Однако его перехватывают крепкие руки вожака. Тэхён снимает одну варежку и чешет волчонка за ухом.

      — Я закончил, — Джин смотрит на омегу. — Пойдём в дом, не надо тебе мёрзнуть.

      Тэхён кивает и поднимается на ноги. Оглядывает неловко вожака и Юнги, машет рукой волчатам и уходит вслед за лекарем.

❆❆❆

      В следующий раз Ким выходит на улицу уже с Тэюном. Джин наказал помощнику отнести лекарства пожилому омеге Чжаэ, что живет на другом конце поселения. Тэюн щебечет неустанно: называет по имени каждого, кого встречает, рассказывает, кто таков, чем занимается, есть ли у него пара и дети. Тэхён только успевает запоминать имена и лица и кивать.

      На пути им встречаются Хосок и Юнги. Альфа обнимает мужа, что-то тихо говорит ему с ласковой улыбкой, а после целует Юнсока в нос-кнопочку и уходит к лесу. Ему и ещё нескольким альфам предстоит обход территории. После недавнего инцидента вожак стал относиться к этому строже. Не нужны им незваные гости.

      — Тэхён! — окликает чей-то голос, и Ким оборачивается, чуть щурится от головокружения и пытается найти здоровым глазом окликнувшего. Им оказывается Юнги. — Как ты себя чувствуешь?

      — Мне уже лучше, — улыбается, поглаживая Юнсока за пазухой родителя. Волчонок облизывает его пальцы.

      — Я собирался к Чимину, пойдешь со мной? Попьем чай, — омега улыбается. Тэхён теряется, бегает взглядом по округе. Он не знает, кто такой Чимин, и заваливаться в гости к незнакомцу как-то… Бросает взгляд на Тэюна, а тот только активно кивает, уже готовый подтолкнуть его к нужному дому.

      — Пойдем, — выдыхает Ким, сжимая ладони в кулаки в карманах куртки.

      Мин улыбается ещё шире, показывая дёсны, и просит следовать за ним. Они идут не спеша, и Юнги постоянно поглядывает на омегу: не тяжело ли ему идти? Рана на его боку не до конца зажила.

      Когда дверь в дом открывается, их обдаёт теплом и ароматом свежей сладкой выпечки. Юнги закрывает дверь и опускает волчонка на пол, стягивая с себя куртку. Тэхён неуверенно мнётся на пороге.

      — Чимин, это мы! Посмотри, кого я привел!

      Из кухни показывается рыжий омега с большим круглым животом, который он невольно поглаживает: ребёнок с самого утра бушует, играясь в футбол его внутренними органами. Вместе с ним выбегает и Хёнджун, с разбегу влетая в Юнсока. Волчата начинают кататься непонятной кучей на полу, играясь.

      — Здравствуйте, — парень выглядывает из-за плеча Юнги.

      — Ты Тэхён, верно? Проходи, проходи, — Чимин широко улыбается, отчего его глаза становятся похожими на полумесяцы, и машет приглашающе рукой. — Я как раз пирог с малиновым вареньем испёк.

      Он вразвалочку возвращается обратно на кухню.

      Тэхён оглядывает дом. Здесь уютно, нет лишнего хлама. На полу мягкие ковровые дорожки, на столе вязаные салфеточки, белая посуда с цветочными узорами на каёмочках. У камина стоит кресло-качалка со скомканным пледом и лежит раскрытая книга.

      Он присаживается за стол рядом с Юнги и сглатывает скопившуюся во рту слюну — пирог под тонким полотенчиком на столе пахнет неописуемо. Желудок урчит в предвкушении. Ким практически ничего сегодня не ел.

      Чимин ставит перед ними кружки с липовым чаем и опускается на стул напротив. Откидывает полотенце и принимается нарезать пирог, раскладывая по тарелкам. Юнги ему помогает. Тэхён чувствует себя неуютно: эти люди ему незнакомы, он не понимает, как себя вести.

      — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Чимин, бегло оглядывая его лицо и заостряя внимание на голубом глазу. Второй всё еще скрыт повязкой: раны там не до конца затянулись, Сокджин старается избежать попадания какой-нибудь инфекции или микробов.

      — Лучше. Раны пока не зажили полностью. Джин делает мне перевязки. Двигаться немного тяжело, и бок ноет, но мне лучше, чем было.

      Он опускает взгляд в тарелку, отламывая кусочек пирога ложечкой. Омеги переглядываются, поджимая губы.

      — Тэхён, — окликает его Чимин заметно погрустневшим голосом. — Мы с Юнги хотели сказать тебе огромное спасибо. Ты спас наших детей, защитил их от волка, пострадав. — Кажется, глаза омеги становятся влажными. Ким начинает нервничать, а Юнги молча протягивает другу салфетку. С беременностью Чимин стал слишком сентиментальным. — Мы перед тобой в долгу…

      — Любой на моём месте поступил бы так же, я не сделал ничего…

      — Не любой, — перебивает его Мин. — Ты вообще не обязан был помогать детям и защищать. В приоритете была твоя собственная жизнь, ты мог просто убежать, скрыться. Многие бы поступили на твоём месте именно так.

      Тэхён кивает. Смотрит на играющих волчат. Те тоже обращают на него внимание, прекращают свое баловство и мчат к столу. Хёнджун залезает к нему на колени, из-за чего Юнсок скулит, прыгая рядом — он тоже хочет. Тэхён поднимает его на руки, и придерживает обоих, чтобы не свалились.

      Омеги начинают ворчать, мол: что за наглость такая? А волчата только сильнее прижимаются к Киму. Он улыбается, поглаживая то одного, то второго.

      — Я рад, что они в порядке. Сколько им?

      — Хёнджуну скоро три, — улыбается Чимин, облизывая испачканные в малиновом варенье пухлые губы.

      — Юнсоку два с половиной, — добавляет Юнги, делая глоток чая.

      Папы всё-таки забирают детей и отправляют их играть — Тэхёну следует выпить чая и поесть. Завязывается разговор. Ким вновь рассказывает о том, как попался браконьерам, как оказался в заповеднике, как попал на территорию их стаи и скрывался в старом охотничьем домике, как встретил волчат и как сцепился с тем альфой, а после встретился с вожаком и мужьями омег. Говорит и о том, что стаи его больше нет, смаргивая слезу, быстро вытирая её рукавом большого свитера, одолженного Сокджином, и прячет глаза. Юнги накрывает его ладошку своей и сжимает, Чимин вновь льёт слезы, ворча себе под нос «да сколько можно-то?».

      — Так что возвращаться мне теперь некуда. Я… Я думал, что, может быть, смогу быть в чём-то полезен, и мне разрешат остаться здесь.

      — А чего ж не разрешат? — хмурится Юнги.

      — Я чужой, — просто отвечает омега. — И с вожаком вашим ещё не разговаривал.

      — Чонгук с виду грозный, а так спокойный и довольно рассудительный. Я уверен, что прогонять тебя он не станет. Просто сейчас главное тебя вылечить.

      — А сколько ему лет? — аккуратно спрашивает Тэхён, не поднимая глаз.

      — Двадцать девять.

      Ким удивляется, о чем говорит его округлившийся глаз, но ничего не говорит.

      За разговорами время пролетает незаметно. Позже к ним присоединяется Намджун, из патруля возвращается Хосок. Альфы знакомятся с омегой поближе и извиняются за проявленную в тот момент агрессию. Тэхён не обижается — всё понимает.

      Солнце садится, начинает темнеть.

      — Сокджин меня, наверное, потерял, — говорит парень, смотря в окно. — Я пойду. Спасибо большое за чай и за пирог. Он очень вкусный, — улыбается, поднимаясь на ноги.

      — Заходи почаще, мы тебе рады, — улыбается Чимин.

      Они провожают его до двери. Тэхён гладит волчат по спинкам перед тем, как уйти.

      Суёт руки в карманы, зарывается носом в шарф и аккуратно спускается по ступенькам, припорошенным снегом. Маленькими шажками бредёт по тропинке. В окнах загорается тёплый свет, из труб тянется сизый дым, по улицам гуляют ароматы еды и тепла. Тэхён оглядывает пустую поляну, деревья и ели в отдалении, укрытые снегом, и не замечает, как поскальзывается на наледи. Плюхается на пятую точку, морщась от боли в боку и пояснице, надеясь, что не отбил себе зад и раны не станут кровоточить — Джин его прибьёт.

      Кто-то подхватывает его под мышки и резво ставит на ноги. Он поднимает голову, встречаясь взглядом с черными, чуть поблескивающими, глазами Чонгука. Взгляд у него не такой строгий и холодный как обычно, напротив, спокойный и даже теплый.

      Вожак отряхивает его куртку и пятую точку от снега и внимательно осматривает с ног до головы.

      — Не ушибся?

      Он качает головой, хотя вообще-то да — шлёпнулся он ощутимо.

      — Откуда идешь?

      — К Чимину в гости ходил, — отвечает, смотря в глаза, но тут же их отводит. Как-то… неловко, что ли, рядом с вожаком. Стеснение непонятное одолевает.

      — Я тебя провожу.

      И за руку его берет. Ладошка у Тэхёна маленькая и холодная, прячется в большой тёплой ладони вожака. Чонгук сжимает её крепче, поглаживая нежную кожу большим пальцем. Ким почему-то смущается, опуская взгляд себе под ноги.

      На заданный в который раз вопрос о его самочувствии Тэхён отвечает почти заученным «всё хорошо, мне уже лучше».

      — Сокджин не говорит, когда снимать повязку?

      Они идут по тропинке к дому лекаря не спеша.

      — Нет. Сказал, что раны не до конца зажили, но шрамы останутся в любом случае.

      Он поджимает губы. Страшно представить, как будет выглядеть его лицо.

      Они останавливаются у калитки. Вожак становится напротив него, но ладошку не отпускает. Продолжает легко поглаживать, рассматривая лицо омеги напротив. Он маленький, в этой большой куртке с намотанным шарфом и шапкой вообще теряется, утопает, и оттого выглядит ещё милее. Младше.

      Тэхён смотрит на свою ладонь, спрятанную в ладони альфы. Тепло от его руки бежит по предплечью, плечу и прибегает прямиком к сердцу, согревая грудную клетку.

      — Я хотел у Вас спросить.

      — У тебя, — поправляет его Чон, встречаясь с непонимающим взглядом. — Давай на «ты».

      Тэхён кивает и продолжает:

      — Я… Можно мне… остаться в вашей стае?

      И тут же прячет взгляд, утыкаясь им в носки валенок. Сжимается, потому что вожак молчит. Подкрадывается беспокойство и страх: что, если ему сейчас откажут? Куда он пойдет? Что ему делать дальше?

      — Вы можете дать мне какую-нибудь работу. Я могу помогать омегам, охотиться или смотреть за волчатами…

      — Ты можешь просто остаться, — говорит Чонгук, улыбаясь. — Тебе не обязательно что-то делать ради этого.

      Омега шумно выдыхает, сдуваясь, как воздушный шарик.

      — Спасибо, — шепчет, смотря мужчине в глаза.

      Они так и стоят какое-то время, просто рассматривая друг друга, пока Чонгук не говорит:

      — Не мёрзни. Заходи в дом.

      И отпускает его ладошку, предварительно сжав крепче. Становится как-то холодно, когда прикосновение исчезает.

      — Спокойной ночи, — тихо произносит омега и разворачивается к дому.

      — Спокойной ночи, — с улыбкой отвечает Чон.

      Не уходит, ждёт, когда Тэхён зайдет в дом, и только потом идёт дальше.

❆❆❆

      Ему страшно. Он стискивает в кулаки ткань одолженных у Сокджина штанов, поджимает пальцы в тёплых носках, кусает губы, сдирая зубами кожицу и облизывая маленькие ранки.

      Лекарь смотрит на него, поджимая губы. Садится на стуле перед омегой, едва заметно кивая. Тэхён зачем-то кивает в ответ.

      Он не знает, как будет выглядеть его лицо без повязки. Не знает, насколько оно уродливо.

      Зажмуривается, когда Джин снимает с его лица повязку, кое-где случайно отдирая свежие корочки. Тут же салфеткой в чем-то смоченной касается, отчего Тэхён дергается и шипит. Сокджин дует на раны, как маленькому, и тихо просит потерпеть.

      Закончив, лекарь отстраняется от его лица. Садится, преграждая собою зеркало. Не знает, как Тэхён отреагирует, когда увидит.

      Омега моргает часто, ощущая странный дискомфорт. Смотрит на лекаря с непониманием, обводит глазами комнату, цепляясь за пиалку с мёдом на столе, за висящие на нити лечебные травы, за кружки с синими узорами на столе, за бледные цветы на скатерти. Смотрит и не понимает, что не так. Что-то не то. Чего-то не хватает.

      Предполагает и взгляд испуганный на Джина переводит. Старший омега заметно беспокоится.

      Он закрывает ладонью здоровую часть лица, перекрывает глаз. Не скользит — судорожно бегает взглядом вокруг, надеясь разглядеть все эти вещи: и пиалку с мёдом, и кружки, и травы, и цветы на скатерти. Ничего не видит. Даже лица лекаря. Только темноту.

      — Я… почему я ничего не вижу?

      Голос дрожит. Как и руки. Как и ресницы, уже влажные от накативших слёз.

      — Прости, — шепчет Джин.

      Не в его силах было вернуть ему зрение. Он раны залатать может, кровь остановить, перевязать — не более. И на душе паршиво становится. Сокджин всем сердцем хотел бы уметь исцелять любую хворь и травму. Будь это в его силах, он бы обязательно вернул парню зрение, чтобы он, как и прежде, смотрел на этот мир широко раскрытыми кристально-чистыми голубыми глазами.

      Тэхён отнимает от лица дрожащую ладонь. Взгляд пустой. В никуда. Только слёзы горячие по щекам текут, задевают раны. А он не чувствует — в груди болит гораздо сильнее.

      Встает неуверенно, когда зеркало замечает. Джин подскакивает следом, становится перед ним, загораживает, что-то тараторит, а Тэхён уже ничего не слышит.

      Глаз, утративший зрение, затянут серой дымкой. Не различить ни зрачка, ни некогда голубую радужку. Он померк.

      Над бровью, до самого уголка губ, по щеке тянутся три толстых шрама: следы от когтей того альфы.

      Джин продолжает что-то говорить, как-то успокаивать, но Тэхён его не слышит. В ушах набатом стучит «уродливо».

      Уродливо-уродливо-уродливо.

      Как ему выходить на улицу? Как общаться с волчатами, с омегами, с альфами? При упоминании альф невольно всплывает в голове образ вожака, и Тэхёну становится совсем дурно.

      Хочется убежать, спрятаться. Забиться в самый дальний и тёмный угол, чтобы никто не смог его увидеть.

      Так и стоит, глядя в пустоту и проливая слёзы, пока не открывается дверь с громким:

      — Сокджин? Нужна твоя помощь.

      Чонгук заходит и замирает. Взгляд, граничащий с испугом и беспокойством, бегает по лицу Тэхёна, а лёгкие сводит от витающей в воздухе кислоты морошки. В глазах Тэхёна не страх — дикий животный ужас. Его руки дрожат, да сам он весь — дрожащий на ветру листочек. Глаза широко раскрыты, грудная клетка поднимается от частого глубоко дыхания, а щеки мокрые от слёз — их капли падают с подбородка на футболку, превращаясь в мокрые крупные пятна.

      Парень выходит из оцепенения, отворачивается резко, голову опускает, прячет лицо. Отталкивает Джина и бежит. Неуверенно, спотыкаясь на ступеньках, уносится прочь, на второй этаж дома, в комнату, что Джин ему выделил. Дверь запирает, отшатывается, стягивает с кровати плед, накидывает на себя и оседает на пол. Утыкается лбом в колени, сжимает пальцами светлые пряди, и всхлипывает громко.

      Чонгук вздрагивает, слыша хлопок двери. Поднимает глаза на лекаря. Джин потирает лицо руками, словно хочет содрать с себя плохие эмоции, да только не получается.

      — Что ты хотел? — спрашивает тихо, поворачиваясь.

      А Чон уже и не помнит. Сердце о клетку ребер бьётся, как сумасшедшее — вот-вот выскочит прямиком ему в руки. Волк когтями дерёт грудную клетку и воет, скулит, рычит — всё и сразу. Пытается человека с места сдвинуть, заставить подняться, утешить омегу. Осыпать поцелуями-бабочками лицо, каждый шрам, и повторять неустанно, что он самый красивый.

      Чонгук кладёт ладонь на грудную клетку, что сжало тисками. Со второго этажа доносятся всхлипы и скулёж.

❆❆❆

      Джин поднимается по лестнице и останавливается у закрытой двери. Видит на полу поднос с тарелкой и кружкой: еда и чай давно остыли. Вздыхает тяжело, чувствуя вину.

      Тэхён не высовывает из комнаты носа. Вообще не выходит. По крайней мере, Джин с ним ни разу не пересекся. Омега не впускает никого в комнату, не даёт увидеть его лицо. Только плачет иногда тихо-тихо, надеясь, что никто его не слышит.

      К Джину приходят все, почти по очереди. Тэюн, часто бывающий и помогающий, не упускает возможности спросить, как парень, выходил ли, ел ли хоть что-то. С теми же вопросами наведываются и Чимин с Юнги. Переживают, потому что давно Тэхёна не видели. Волчата, словно в подтверждение, скулят у них на руках.

      Вожак тоже приходит часто. А то и по несколько раз в день. Ягоды приносит, мясо (словно у лекаря его нет), даже тёплые вещи. Не спрашивает — Джин всё понимает по взгляду, обращённому на второй этаж. Чонгук прислушивается, всматривается, но Тэхён не выходит и звуков никаких не издаёт.

      Он не стучится. На пробу дёргает ручку, и та поддаётся. Крепче сжимает кружку с горячим чаем, заходит тихонько и также тихо закрывает за собой дверь. Тэхён лежит спиной к двери, укрытый по самое горло, но с высунутыми босыми ногами. Сопит тихо. Спит.

      Сокджин ставит кружку с чаем на тумбочку и садится на край постели. Откидывает кончиками пальцев светлые пряди с лица парня, оглядывая бледное осунувшееся лицо. В груди щемит от жалости и сострадания. Слишком много выпало на долю этого мальчика.

      Тэхён мычит что-то, ёрзает, поворачивается на спину. Плед сползает, а Джин спешит убрать руку. Парень выдыхает шумно, губами причмокивает, и вдруг глаза открывает. Хмурится, окидывая взглядом комнату, словно не понимает, где находится.

      И замечает лекаря.

      Сон исчезает, в глазах возникает испуг. Омега спешит отвернуться, спрятав в подушке изуродованную половину лица, но Сокджин кладёт руку на его плечо.

      — Не надо, Тэхён, — просит тихо. Омега жмурится. — Не прячься.

      Раздаётся тихий скулёж.

      Джин поднимается с кровати, чтобы через мгновение лечь рядом с Тэхёном, лицом к лицу. По его щекам опять бегут слезы.

      — Мне жаль, — шепчет лекарь, вытирая щеки младшего. — Я очень хочу тебе помочь, вернуть тебе зрение, избавить от шрамов, но это вне моих сил, — голос становится тихим-тихим.

      — Я знаю.

      — Я понимаю, как это выглядит для тебя, понимаю, что ты чувствуешь, глядя на своё отражение. Но… Может быть, тебе станет легче, если ты вспомнишь, что получил эти шрамы, когда защищал маленьких и слабых. Ты спас волчат. Вступил в схватку с альфой, будучи без сил. Ты не испугался, не сбежал, не бросил их. Это достойно огромного уважения. И благодарности.

      Тэхён смотрит на него, внимательно слушая.

      — И мы все тебя уважаем. Чонгук, Чимин и Намджун, Юнги и Хосок, я, Тэюн — мы все гордимся тобой. Мы все тебе безумно благодарны. Не всем бы хватило смелости так поступить.

      По щекам парня слёзы текут с новой силой. Он яростно вытирает их рукавами свитера, что-то ворча.

      — Твои шрамы тебя не портят. И уродливыми не делают. Они лишь показывают твою отвагу, смелость и готовность защищать слабых.

      Джин стирает последние слёзы с его щек.

      — Ты ничего не ел за эти дни, — голос становится строгим.

      — Я не голодный.

      — Ты врать не умеешь.

      Тэхён, не зная, что еще придумать, просто подвигается ближе, обнимая старшего. Джин улыбается, потрепав его по голове, и выдыхает.

❆❆❆

      — Тэхён, — зовёт лекарь, выдыхая. В ответ тишина. — Тэхён.

      Голос твёрже, строже. Белый волк только скулит в ответ и фыркает, мол: тебе говорить легко, а мне — сделать?

      Джин вздыхает, возводя очи к потолку. Они разговаривали об этом не раз: сегодня утром, вчера, позавчера, и ещё несколько дней назад. Тэхён воспылал уверенностью, кивал, заверял, что попробует.

      Пока не встретился со своим отражением. Смелость и уверенность испарились в ту же секунду.

      Джин снова нашел способ и лазейку: волчья форма. На белой морде шрамы выглядят иначе, нежели на человеческом лице.

      И Тэхён вновь воспылал, согласился, выпрямился уверенно. А сейчас сидит, уткнувшись носом в угол, и не желает оттуда выходить.

      — Тэхён, хватит беседовать с пауками. Иди сюда.

      Услышав про пауков, волк присматривается. Чувствует щекотку на носу от нитей паутины и маленьких лапок, взвизгивает и даёт деру, едва не снеся с ног Джина в гостиной. Упирается лбом ему в бёдра и, кажется, дрожит.

      Лекарь с трудом подавляет смешок и треплет его за ушами.

      «Ты ещё такой ребёнок, Тэхён-и».

      На улицу волка приходится едва ли не выпинывать под зад. Ким упирается всеми лапами, царапает когтями крыльцо, норовит извернуться и забежать обратно в дом. Джин захлопывает дверь перед его носом и недовольно пыхтит. Волк замечает заинтересованные взгляды и прячет морду в распахнутой куртке старшего омеги.

      — Тэхён-а, — Сокджин садится перед ним на корточки. — Ты не можешь запереться дома, спрятаться в темный угол и провести там всю оставшуюся жизнь. Тебе надо общаться, знакомиться с членами твоей новой стаи, заводить друзей.

      Волк в ответ скулит понимающе. Лекарь обхватывает ладонями его морду, поглаживает шерсть и целует в лоб.

      — Пойдем, пройдемся. Мы недалеко.

      Скулёж за спиной жалобный и умоляющий, но Джин непреклонен.

      Они идут по тропинкам. Лекарь здоровается со всеми, спрашивает о самочувствии, заводит короткие беседы. Волк сидит рядом, опустив голову, так и норовит спрятать морду под ткань куртки, но Джин рукой поглаживает его, не позволяя.

      Тэхён обводит глазом поляну, встречая десятки ответных любопытных и настороженных взглядов.

      «Чужак» — клеймят чужие глаза.

      Со стороны доносится тявканье и через мгновение в лапы омеги врезаются волчата. Юнсок и Хёнджун попискивают довольно, хвостиками машут, крутятся вокруг него, стараются за лапу куснуть — зовут с собой, играть. Тэхён смотрит на них, прищурившись, и не понимает: они что, не видят его морду? Неужели она их не пугает?

      — Вот сорванцы! — кричит Юнги, подходя ближе. Юнсок юркает меж лап белого волка, прячась, а Хёнджун садится рядом, всем видом показывая, что никуда они без своего друга не уйдут. — На минуту отвернуться нельзя, уже сбежали!

      Омега подходит, тяжело дыша, и только сейчас смотрит на Тэхёна. Зрительный контакт длится от силы десяток секунд, затем волк, спохватившись, отворачивается, вновь утыкаясь в ткань куртки лекаря.

      Юнги ничего не говорит. Подходит ближе и гладит по голове, переходя на спину. Поддерживает тихо. Пытается приручить пугливого зверя. Ким даже морду показывает, поворачивается. Смотрит грустно, ожидая слова колкого, взгляда пренебрежительного, но омега только улыбается, продолжая приглаживать взъерошенную шерсть.

      — И чего ты опять спрятался? — вздыхает Сокджин, поворачиваясь. Его собеседник ушел. — Лучше сходи с Юнги прогуляться или с волчатами поиграй.

      Волк только фыркает, мотнув головой. Не хочет он никуда идти. Тычется головой в ноги Джину, подталкивая в сторону дома.

      — Нет, — отрезает лекарь, тормозя пятками по снегу. Вид его строгий. — Я не позволю тебе прятаться по углам дома! Тебе, как минимум, нужен свежий воздух и прогулки. — Волчий взгляд становится жалобным, как у щенка. Джин вздыхает. Этот мальчишка не позволяет ему быть строгим! — Погуляй немножко, хорошо? А придешь, мы с тобой чай попьем.

      Влияет это слабо. Ким поворачивается к Юнги, безмолвно спрашивая, пойдет ли он с ним. Так спокойнее будет.

      Омега кивает и шагает в сторону заснеженной поляны. Тэхён последний взгляд на Джина бросает и уходит следом.

      Они гуляют вдвоём, пока волчата скачут вокруг, то убегая, чтобы прыгнуть в какой-нибудь сугроб, то возвращаясь. Тогда Юнги ворчит, отряхивая снег с их спинок.

      Тэхён замечает все взгляды и выражения лиц: кто-то губы поджимает, сочувствуя и жалея, кто-то отворачивается, вздрагивая от этой картины, кто-то удивляется, видимо, не ожидая, что по итогу волчья морда будет выглядеть так.

      Юнги отвлекает его, как может.

      На другой день Джин снова выталкивает его гулять, правда, Тэхён уже не так сопротивляется: Юнги и волчата идут с ним. Они прогуливаются по территории, доходят до реки, сидят с пожилыми омегами, присматривая за детьми. Юнсок и Хёнджун-таки увлекают волка в игру, с визгом убегая от него, чтобы вернуться, цапнуть за лапу и вновь кинуться прочь. Тэхён носится по поляне, как ребёнок, вытаскивает малышей из сугробов, ворчливо пофыркивая, ловит особо шустрых, принося обратно к пожилым омегам. Дети так и норовят убежать подальше, поддаваясь своему любопытству.

      После к их прогулкам присоединяется и Чимин. Они сидят с Юнги на лавочке у дома, пока Тэхён играет с детьми. Омега живот свой округлый поглаживает сквозь ткань свитера, тяжело вздыхая — волчонок слишком активный. Белый волк подходит к ним, рассматривает руки, поглаживающие живот, на омегу глядит вопросительно и, получив кивок, прижимается к животу носом. Толчок чувствует, отшатывается и выглядит совсем комично.

      Юнги посмеивается. Тэхён действительно ещё ребёнок.

      Чонгук, что всегда находится поблизости, наблюдает за омегой с улыбкой. Не подходит — не хочет смущать. Только глазами каждый раз ищет, чтобы убедиться, что его омега в порядке.

      Осознание пришло.

      Но спешить он не собирается.

      Однажды Тэхён сам к ним подбегает. Они с Намджуном и Хосоком работают на улице — чинят крышу старого сарайчика, где дрова хранят. Ким подходит к ним неуверенно, держит в зубах варежки вязанные с красным узором на запястье. Чимин попросил Намджуну отнести, а то все руки отморозит, а потом этими же холодными руками его обнимать полезет!

      Белый волк смотрит неуверенно на альф, занятых делом. И скулит тихо, внимание привлекая. Чонгук тут же оборачивается, испугавшись. Вдыхает сладкую морошку полной грудью. Волк морду опускает, стараясь скрыть шрамы, и подходит ближе.

      — Спасибо, Тэхён, — улыбается Намджун, забирая из пасти перчатки и натягивая на руки.

      Вожак, стоящий рядом, касается бока волка, чувствуя бугристость шрамов под шерстью, ведет до головы, чешет за ухом, оглаживает морду, проводя по мокрому носу. Волк, не сдержавшись, облизывает его ладонь, вызывая улыбку. И натыкается на внимательный взгляд Хосока, вспоминая, что с ними другие люди. Спешит вернуться к омегам.

      Чонгук провожает его тёплым взглядом, и встречается с хитрым прищуром Чона.

      — Хочешь что-то сказать?

      — Да ты и сам всё знаешь, — ухмыляется Хосок.

      — О чём знает? — вскидывает голову Намджун, не уловив суть разговора.

      — Да вожак наш пару себе нашёл, — улыбается Хосок, — но только тупит что-то. Где решимость растерял, а, Чонгук-а?

      И в плечо его кулаком бьет несильно, посмеиваясь. Намджун хмурится, смотрит на друзей, оборачивается на белого волка и тоже расплывается в улыбке, понимая, наконец.

      — Делом займись лучше, — вздыхает альфа.

      — Да я-то займусь, а ты когда созреешь, чтоб снежинке своей признаться?

      — Хосок, закрой рот и работай.

      Альфа громко смеётся.

❆❆❆

      Тэхёну некомфортно.

      Он топчется на крыльце Джина, не решаясь спуститься со ступеней. Взгляды. Кругом эти взгляды. Он чувствует их на себе каждой клеточкой тела, как они прожигают в нем маленькие дыры. И шепчут. Шепчут что-то, переговариваются между собой, только что пальцем не тыкая.

      Ему не спрятаться. Не отвлечься.

      Чимин чувствует себя неважно и на прогулку не выйдет. У Юнги началась течка, так что их с Хосоком будет не видно ещё несколько дней. Джин с Тэюном по уши в работе — травы какие-то перебирают, собираясь засушить, или настойку какую сделать — Тэхён так и не понял.

      Он выходит за калитку, шагая на поляну, где волчата гуляют. А со всех сторон тихие голоса доносятся:

      — Вы видели его шрамы? Такие жуткие, — перешёптываются омеги.

      — Как же он с таким лицом себе пару-то искать будет? Кто ж на него взглянет?

      — Так вожак наш и взглянул, — недовольно фыркает кто-то из них.

      — Не городи чушь. Вожак, да на него?

      — На него. Сам видел, как лобызался с ним вчера.

      — Брешешь ты всё. На кой черт Чонгуку такое? — спорит кто-то.

      — Ну, в стае же он его оставил.

      — Его? В стае? — ахает чей-то голос.

      — Его. В стае. Неспроста же.

      — Оставил и оставил, тебе-то чего? Чонгук вожак добрый, пожалел мальчишку. Куда он такой пойдет-то? Ничейный, да еще и с лицом изуродованным?

      Тэхён уши прижимает к голове, ускоряя шаг.

      Клеймо «урод» выжигается поверх всеми забытого «чужак».

      Некомфортно. Страшно. Взгляды жгучими иголочками впиваются в спину, морду, уши, хвост и лапы. Шепот не стихает, хотя он отошёл на достаточное расстояние.

      Он понимает, почему омеги недовольны. Понимает, почему снова стал темой для обсуждений.

      Вчера, сидя рядом с дядюшкой Чжаэ, присматривающим за волчатами, Тэхёну в морду прилетел крупный снежок. Он вздрогнул, издав писк, от неожиданности. Снег налип на морду со стороны незрячего глаза. Пожилой омега подскочил, размахивая тросточкой и ругаясь: «Ну, чего творите, негодяи!». Тэхён пытался снег с морды стряхнуть: фыркал, тёр лапой нос, да без толку.

      Тогда на морду легли тёплые большие ладони. Ласково стряхнули снег и пригладили мокрую шерсть.

      — Простите, мы не хотели, — виновато пролепетали подошедшие мальчишки.

      — Аккуратнее надо быть. И внимательнее, — строго ответил вожак, стряхивая снег с белого уха.

      Дети извинились и убежали играть дальше. Тэхён на Чонгука смотрел обеспокоенно, морду отвернуть пытался, вырваться из мягкой хватки. Чон не позволил. Огладил вновь шерсть, улыбнулся и оставил на мокром носу тёплый поцелуй. Тэхён, ошарашенный, так и сел на задницу, слыша тихий смех удаляющегося вожака.

      Было это днём, на виду у всех гуляющих. Вот и трещат теперь.

      Ким сам не понимает, как оказывается в лесу. Бредёт себе, мысли всякие гоняя, да под ноги смотря.

      А действительно, кто он? Ничейный омега из стаи, которую браконьеры перебили. Волк, что не сумел отбиться от людей, попал к ним в лапы и пробыл в клетке почти год, тщетно пытаясь сбежать. И… уродец.

      Он ценит старания Джина, Чимина и Юнги, что стараются игнорировать факт наличия шрамов на его морде и затянутую пленкой радужку некогда голубого глаза.

      «Твои глаза красивые, — сказал ему в один день Чимин, — один, как кристально-чистое озеро, второй, как выстланный на нем туман». Юнги тогда как-то скривился, мол: комплимент хороший, но сказано как-то кривовато, а Ким только благодарно заурчал.

      Сможет ли он прижиться в этой стае? Обрести настоящих друзей? Ведь… Что, если Юнги и Чимин общаются с ним только из чувства жалости и благодарности за спасение детей? Сможет ли он найти там свою пару? Точнее… Сможет ли он таким понравиться своей паре?

      Тэхён не принял, но всё понял. Знает, что между ним и вожаком есть что-то тонкое, что взглядом не уловить — только сердцем почувствовать. Однако это, скорее, печалит. Ну как вожак может взять в пару… его?

      Голова начинает болеть от скачущих неразборчивых мыслей. Он фыркает, вдыхает морозный воздух и оглядывается. Ну и куда он забрел? Хотел один побыть, а в итоге потерялся?

      Принюхивается, головой вертит и припоминает, что аккурат здесь недалеко домик охотничий должен быть. Фыркает опять от снега, на нос падающего, и шагает увереннее.

❆❆❆

      Зимой темнеет рано, к наступлению сумерек омеги загоняют волчат домой, сами прячутся в тепло, только альфы могут остаться работать.

      Так происходит и сейчас. Детей загнали по домам, омеги потихоньку расходятся, только некоторые альфы остаются, заканчивая дела. Джин выходит на крыльцо, обеспокоенно разглядывая поляну. Тэхён ушёл несколько часов назад и до сих пор не вернулся.

      К Юнги пойти не мог. Лекарь помнит, что у того течка. К Чимину тоже — он носа из дома не высовывал, как и Намджун, находящийся рядом со своей парой.

      Куда мог деться? Разве что заглянуть к дядюшке Чжаэ…

      Джин заходит к пожилому омеге, не обнаруживает там белого волка и начинает спрашивать всех, кто есть на улице. Мало ли, видели. Но все только головами качают: то делом были заняты, и не до этого, то только из дома вышли на пару минут, и, соответственно, не видели.

      — Джин? Ты чего носишься по всему поселению, как ужаленный?

      Чонгук подходит к нему, хмурясь. Лекарь какое-то время судорожно оглядывает округу, прежде чем посмотреть на Чона:

      — Ты Тэхёна видел? Я нигде не могу его найти. Ушел несколько часов назад и ещё не вернулся…

      Вожак начинает нервничать. Неприятная холодная щекотка пробегает по позвоночнику, заставляя вздрогнуть; в груди неприятно скручивается беспокойство; начинает тошнить.

      — Лиён, — окликает проходящего омегу Чонгук. Парень останавливается, выглядит удивленным, а после очаровательно улыбается. — Ты Тэхёна видел?

      Улыбка на губах напротив дрожит, словно вот-вот сползёт, но он усилием натягивает ее обратно.

      — Кажется, в лес уходил. — Чонгук и Джин переглядываются. — Может, поохотиться решил? — и добавляет тихо: — Или уйти? Что ему тут делать? Джин его вылечил, так что…

      Его прерывает громкое рычание: Чонгук обращается в прыжке и уносится в лес, сотрясая землю шагами тяжелых лап. На снегу остаются лишь ошметки рваной одежды. Джин поднимает кусок свитера, вздыхая, и потирает холодной ладонью лицо.

      Лиён смотрит Чонгуку в след, хлопая глазами. Какого…

      Вожак несётся меж деревьев, останавливается иногда, принюхиваясь. Старается уловить среди лесных запахов один единственный, сладкий и теплый.

      Куда Тэхён ушёл? Почему? Его кто-то обидел? Он не захотел оставаться в их стае? У него не получилось найти себе друзей? Но ведь с Чимином и Юнги…

      Вопросов огромное количество, они вспышками проносятся в голове, но в каждом из них ярко-красным мигает «Тэхён».

      Тьма медленно накрывает лес. Перед глазами одинаковые стволы деревьев, ветви елей и снежное покрывало. Черный волк рычит, не понимая, в ту ли сторону двигается, и двигается ли вообще, а не просто носится по кругу. Останавливается, зарываясь лапами в снег. Даёт себе время отдышаться и принюхивается вновь.

      И улавливает тонкий сладкий шлейф. Не спешит, шагает в нужном направлении. Запах морошки сладкий, без кислоты или горечи — значит, омега чувствует себя спокойно. Это не приносит облегчения, но и не подстёгивает беспокойство.

      Аромат омежьих феромонов почти окутывает его, когда он выходит на тропинку. Здесь проглядываются отпечатки лап. Чонгук выходит к старому охотничьему домику. Видимо, про него тогда рассказывал омега.

      Он влетает в дом, едва не снеся своим массивным телом дверь с петель, и судорожно оглядывается. Со стороны доносится шорох. Тэхён, уснувший на полу рядом с каким-то пыльным пледом, подскакивает на лапы и пятится назад: не может спросонья понять, кто перед ним. Опасается.

      Вожак подходит всё ближе. Медленно, не желая напугать ещё сильнее.

      Белый волк начинает скулить.

      «Это я», — урчит Чонгук, останавливаясь перед ним. Их носы практически соприкасаются.

      Омега смотрит на него растерянно, а у альфы сердце сжимается: в темноте поблескивает только один глаз. Чонгук шумно выдыхает. Его мокрый нос касается такого же, только меньше, носа напротив. Он урчит, трется о его морду, и проходится языком по шрамам. Ким стоит, боясь пошевелиться.

      «Куда же ты ушел? Я так испугался, когда Джин сказал, что не может тебя найти… Я так испугался… А если бы с тобой что-то случилось?» — он шепчет и шепчет, то облизывая шрамы, то тычась носом в белую волчью щеку, то потираясь о его шею. Обычно собранный и холодный вожак сейчас ласковый и нежный зверь.

      «Тебя кто-то обидел? Только скажи — каждого заставлю склонить перед тобой голову и раскаяться», — продолжает урчать и трётся о белую шерсть.

      «Меня никто не обижал, — отвечает омега, жмурясь, когда вожак облизывает его морду снова, задевая языком нос и усы. — Я просто хотел побыть один».

      У Чона в голове не вяжется. Недоговаривает, думает он, что-то же заставило его уйти из поселения. Спрятаться снова в этом доме.

      «Ты замёрз. Давай вернёмся. Сокджин ужасно волнуется, всё поселение оббегал в поисках тебя».

      «Ты возвращайся, а я… тут еще побуду немножко».

      Ему не хочется туда идти. Не хочется светить изуродованной волчьей мордой и таким же лицом. Не хочется снова ловить на себе кучу взглядов и слышать шепотки.

      Чёрный волк фыркает и садится перед ним.

      «Я без тебя не вернусь», — и смотрит поблескивающими во тьме глазами, — «Я не вернусь без своей пары».

      Тэхён глядит на него то ли испуганно, то ли шокировано. Омега даже голову невольно в бок склоняет, словно переспрашивает. Чонгук уверен, будь перед ним человек, тот бы раскрыл рот с глупым «А?».

      «Ты ведь тоже всё понял», — а Киму думается, что человек-Чонгук в этот момент бы тоже чуть склонил голову, улыбнувшись игриво, — «Мы истинные, Тэхён».

      «Сдался тебе такой истинный?».

      И голову опускает, как-то нервно подскрёбывая когтями по полу и переминаясь с лапы на лапу.

      «Какой?».

      «Уродливый».

      Волк напротив шумно выдыхает и, кажется, тихо рычит.

      «Ты очень красивый. И глупый, раз так о себе думаешь и считаешь, что я такого же о тебе мнения».

      «В поселении много красивых омег…».

      «Я сейчас цапну тебя за задницу».

      Тэхён вскидывает голову. Альфа напротив насмешливо фыркает и снова тычется носом в его нос, трется лбом о его шею и урчит. Омега шумно выдыхает.

      Становится отчего-то так грустно и обидно. Тэхён сам зарывается мордой в чёрную шерсть, прижимается к тёплому сильному телу, и поскуливает, прося то ли защиты, то ли ласки, то ли всего и сразу да побольше. Вожак фырчит. Проходится языком по белой шерсти, прикусывает щёку и белое ушко, и урчит уж слишком ласково и довольно.

      «Пойдем домой, Тэхён-а».

❆❆❆

      Они возвращаются уже затемно.

      Вожак шагает чуть впереди, то и дело оглядываясь назад. Тэхён плетётся за ним, опустив голову — он устал, замёрз и, если честно, проголодался. Хочется к Сокджину, завернуться в тёплый плед и выпить травяного чая с медом.

      Однако Чонгук останавливается у совсем другого дома и кивает, мол, заходи. Белый волк несмело перешагивает порог вслед за ним. Чон пропадает из виду, а спустя время в доме включается свет, и вместо большого черного волка перед ним мужчина, натягивающий на тело футболку. Благо, уже в штанах.

      Чон не торопит его, даёт время осмотреться. Тэхён проходит вглубь. Тут кухня смежная с гостиной: большой диван с разноцветными подушками, ворсистый ковер на полу, дальше — обеденный стол, печка и шкафчики с посудой. Волк задирает голову, шагая взглядом по каждой ступени деревянной лестницы на второй этаж, но что там наверху разглядеть не может — темно. В доме не так много вещей, как, например, в доме Чимина. Полки не забиты фоторамками, какими-то статуэтками, на подоконниках не стоят фиалки и маленькие кактусы. Оглядывая убежище вожака, можно смело сказать, что здесь обитает альфа-холостяк: тут только самое необходимое, никаких излишеств.

      Тэхён делает по комнате круг и возвращается к дивану. Чонгук, сидящий на диване, с улыбкой за ним наблюдает. Омега вертит головой, рассматривая каждый уголок, иногда тянется, чтобы принюхаться и коснуться носом какой-нибудь вещи, становясь похожим на любопытного щенка.

      Чон тихо свистит, привлекая внимание. Волк оборачивается, дернув ухом.

      — Иди ко мне, — зовёт, похлопав по бедрам, и хватает в руки плед. Ким останавливается у его ног, непонимающе хлопая глазами при виде распахнутого пледа в руках альфы, а после фыркает несогласно и отворачивается. — Давай, Тэхён, тебе надо отогреться, — в ответ упрямое молчание и игнорирование: волк так и стоит, отвернув морду. — Чай из миски лакать будешь?

      Усмехается беззлобно, а омега смотрит на него как-то умоляюще. Чонгук поднимается на ноги. Тэхён, низко опустив голову, обреченно подходит к нему и обращается. Нагое тело тут же оказывается завернутым в тёплый мягкий плед. Парень стискивает его уголки, сильнее запахивая в районе груди, а головы не поднимает.

      Чон обнимает, скользнув ладонью по спине, делает шаг ближе. Вторая ладонь ложится на щёку, подушечка большого пальца оглаживает мягкую кожу и бугристость шрамов. Он поддевает указательным пальцем его подбородок, заставляя поднять голову. Тэхён жмурится до цветных пятен под веком. Не желает смотреть в черные глаза напротив, не желает видеть там презрение и отвращение.

      А Чонгук смотрит с нежностью, от которой сердце сжимается. Губы поджимает, вспоминая тот злополучный день и коря себя за то, что стоял и смотрел, не вмешался, не смог уберечь омегу от этой травмы и этих шрамов.

      Прижимается сухими губами к его лбу осторожно. И ещё раз, чуть левее. И ещё. Рассыпает поцелуи-бабочки по его лицу, задерживаясь губами на бугристости шрамов дольше, на веке ослепшего глаза, чувствуя трепет ресниц, спускается на щёку. И каждый поцелуй оставляет жгучий отпечаток нежности и любви, перекрывает злые ярлыки, данные оборотнями, клеймя каждый сантиметр кожи новыми тысячами теплых «красивый».

      Ресницы дрожат и становятся влажными. Тэхён воздух втягивает сквозь стиснутые зубы, а руки мелко дрожат.

      Большие тёплые ладони ложатся на щёки и стирают большими пальцами солёные ручейки, когда он открывает глаза. Во взгляде Чона любви океан, море нежности и озеро тепла. Мужчина смотрит на его губы, в глаза и спрашивает:

      — Можно тебя поцеловать?

      — Я не умею, — отвечает робко, краснея и стесняясь.

      Чонгук в ответ улыбается.

      Касается едва ощутимо губ напротив, целует, захватывает нижнюю, не торопясь.

      А Тэхён целоваться не умеет, но за альфой старается поспеть, неловко двигая губами и надеясь, что у него хоть что-то получается. Чонгук улыбается, а омежьи щёки всё больше краснеют.

      Отстраняется, и прежде чем в светлой головушке зашуршат вереницы мыслей о том, что он никудышный, что альфе не понравилось и ещё множество «что», Чонгук коротко касается его губ своими, целует уголок, кончик носа, щеку и лоб.

      Тэхён теперь не думает о глупостях. Он стесняется, уводя глаза и думая, в какую щель сможет пролезть его волчья задница, чтобы скрыться от взгляда черных глаз вожака.

      — Какой же ты красивый, — шепчет альфа, снова рассыпая короткие поцелуи по щекам и носу.

      Лицо пылает от множества любовных отпечатков.

      Киму бы головой покачать, возразить, заупрямиться, да он только стоит, дрожа, и слёзы горячие льет, захлёбываясь в альфьей нежности. Жмётся к нему, тычется в шею, вдыхая глубже морозный запах хвои и заливая слезами его плечо. Чон руками его обхватывает, по лопаткам гладит, целуя макушку и вдыхая сладкий аромат морошки.

      Ким руку одну высовывает и обнимает Чона за талию, стискивая в руке ткань его футболки. Впервые за последние дни он чувствует себя неодиноким.

      — Пойдём, — отстраняется альфа спустя долгие минуты, — найдём тебе одежду.

      Тэхён спускается со второго этажа, подтягивая на бедрах штаны. Те держатся на добром слове на его тазовых косточках, так и норовя потеряться где-то по дороге. Рукава чонова свитера тоже длинные и мешаются в ладошках.

      Чонгук ставит на стол кружки с ароматным чаем и отходит за пряниками. Омега мнется у стола.

      — Прости, это самое маленькое, что у меня есть, — улыбается вожак, подходя и закатывая длинные рукава на тонких запястьях. Блондин тоже улыбается, наконец, немного расслабляясь.

      Они садятся за стол напротив друг друга. Тэхён греет руки о чашку, а под столом жмется босыми ногами к Чонгуковым, ища тепла. Чон с улыбкой наблюдает за набитыми пряниками щеками, следит взглядом за языком, что слизывает крошки с пухлых губ, засматривается на родинку на кончике носа и чуть хмурые брови, когда сладость крошится у омеги в руках.

      — Джин знает, что я вернулся? — спохватывается Тэхён. — Что со мной всё хорошо?

      — Знает.

      Ким кивает, бросая взгляд на часы.

      — Он, наверное, уже лёг отдыхать. Я могу его разбудить…

      — Не останешься? — с ноткой грусти спрашивает Чонгук.

      — А можно?

      — Нужно.

      Тэхён взгляд смущенный прячет в кружке, да только розовеющие щеки выдают его с потрохами.

      Горячий чай окончательно его согревает и расслабляет. Омега клюет носом, пока Чон моет кружки, и раз за разом зевает. Альфа улыбается, застав его дремлющим за столом. Поднимает на руки, а парень мычит что-то, кажется, возражая.

      Тэхён кутается в одеяло, пока вожак выключает свет, окончательно проваливаясь в сон, и всё равно жмется спиной к крепкой груди, подсознательно ища тепло и защиту в сильных альфьих руках.

      Чонгук вдыхает запах морошки, улыбаясь, и засыпает. Впервые за последнее время его внутренний зверь спокоен.

❆❆❆

      Просыпаться с Тэхёном оказывается ещё прекраснее, чем засыпать.

      Он жмётся к альфьему боку, обняв его поперёк груди и закинув на торс ногу, и мычит недовольно, прижимаясь ещё ближе, когда Чонгук начинает ёрзать, чтобы поправить одеяло или съехавшую подушку. По-хорошему бы альфе уже быть на улице и заниматься делами стаи, но Тэхён сам подниматься не желает и ему не даёт. Не хочет терять своё тепло и спокойствие.

      И вожак позволяет себе провести в кровати ещё несколько часов, улыбаясь глупо, зарываясь пальцами в светлые пушистые волосы и поглаживая худую коленку через ткань его же штанов.

      Ким начинает ерзать, просыпаясь. Глаза открывает, ресницами хлопает, не понимая, где оказался. Даже на локте приподнимается, осматриваясь. Чонгук касается горячей щеки, на которой отпечатались складки его футболки, гладит костяшкой указательного пальца и улыбается. Тэхён поворачивается к нему, разглядывает лицо и укладывается обратно с шумным выдохом. Снова конечностями мужчину оплетает.

      — Вставать не будешь? — посмеивается вожак.

      — М-м, — мычит несогласно. — А тебе уже пора?

      — Нет.

      Дела подождут. Чонгуку не хочется отвлекаться от него. Выползать из-под объятий, терять тепло и нежность, выходить на мороз на улицу и решать какие-то там задачи и проблемы.

      Он лежит, перебирая пальцами светлые волосы, и улыбается.

      Поднимается омега через два часа. Просыпается в кровати один, обнимая альфью подушку.

      Завтракает оставленными под полотенчиком бутербродами и чаем с вареньем, натягивает большую куртку, пропахшую морозом и хвоей, и выходит на крыльцо. И снова взгляды на себе ловит. Удивленные, с хитринкой, улыбчивые и заинтересованные. Поначалу.

      А после шокированные, сочувствующие, болезненные. Кто-то даже морщится.

      Шрамы. Тэхён только сейчас понимает, что он не в волчьей форме, стоит на крыльце в вещах альфы и светит своим изуродованным лицом.

      Руки дрожь охватывает, он бегает глазами по поляне, надеясь кого-то знакомого найти, переключиться, но всё мельтешит и кружится, сливается в непонятую цветовую гамму. Хватается за ручку двери, хочет обратно зайти, спрятаться.

      — Проснулся, — доносится со стороны.

      Чонгук, улыбаясь, идёт ему навстречу. Киму кажется, что его облегчённый выдох слышит вся стая.

      Вожак сразу руки протягивает, обнимает, прижимает к груди и носом в волосы светлые зарывается, вдыхая любимую морошку. Омега прячет лицо на его груди, окольцовывает руками. Он согрет и защищён.

      Омеги, пристально разглядывающие пару, встречают холодный взгляд вожака и спешат отвернуться.

      Тэхён отстраняется и тут же ладонями в крепкую грудь упирается, не дав приблизиться и поцеловать себя.

      — Все смотрят, — шикает, хлопая ресницами.

      — И что? — вожак улыбается. — Ты моя пара, это нормально, что я тебя поцелую.

      Снова тянется и снова встречает преграду в виде маленьких ладошек на своей груди. Усмехается, становясь ровно. Тэхён оглядывается воровато и краснеет пуще прежнего.

      — Пойдешь к Джину?

      Омега кивает. Чон пользуется моментом, клюёт его в губы и довольный уходит. Тэхён пыхтит и бурчит себе под нос, спеша к лекарю.

❆❆❆

      Через несколько дней омеги снова собираются у Чимина в гостях.

      Юнги выглядит бледным, чуть осунувшимся, но залюбленным до умопомрачения. Под его глазами тёмные круги, а из-под ворота свитера выглядывают несколько любовно оставленных красных пятнышек рядом с альфьей меткой.

      — Что я пропустил? — спрашивает он, перемешивая в кружке малиновое варенье.

      — Всё! — восклицает Чимин. Омеги брови удивленно поднимают. — А ты-то чего удивляешься, а? — и тычет ложкой в Тэхёна. — С Чонгуком живёшь, милуешься, а нам ничего не рассказываешь! А нам интересно вообще-то!

      Ким ловит на себе удивленный взгляд Юнги и краснеет.

      — Вы вместе? — улыбается, наблюдая за смущением парня.

      — Да.

      — Поздравляю, — Юнги улыбается ещё шире, показывая десны.

      — Надеюсь, теперь всякие Лиёны от Чонгука отвяжутся!

      — Вот он тебе покоя-то не даёт, — вздыхает Мин, откидываясь на спинку стула. И поясняет Тэхёну: — Лиён в прошлом вокруг Намджуна вился, вот Чимин его и невзлюбил.

      — Он и вокруг Хосока вился!

      — Ну и что? Его муж и папа его волчонка — я, так чего теперь?

      — Конечно, чего уж. Хосок тебя только видел, так стоял, лупал глазами-сердечками да слюной поляну заливал. Крутись вокруг него хоть десять таких Лиёнов, он бы в их сторону даже не моргнул!

      Юнги улыбается самодовольно, мол: да, я настолько очарователен, что мой альфа с первой же нашей встречи в любви захлебнулся.

      — Чимин, просто напомню: Намджун — твой муж, и у вас на подходе второй волчонок. Тут Лиён при всем своем усердии никуда не приткнётся.

      — Да я знаю, но… А если я Джуну больше не нравлюсь? Я поправился за беременность…

      Юнги вздыхает, возводя очи к небу с немой мольбой, а Тэхён не удерживается и хихикает. Чимин очарователен, даже сейчас, когда хмурится и хочет запустить в смеющегося Юнги ложку, потом что у него тут переживания переживательные, а друг ржёт!

      — Ты такой глупый, Чимин-а, — утирает слезу от смеха омега, выдыхая.

      — Но я правда поправился… Хожу круглый, как колобок…

      — Опять глупости всякие говоришь?

      В дом заходит Намджун с розовеющими от мороза щеками. Здоровается с омегами кивком головы, подходит к мужу и оставляет поцелуй сначала на одной щеке, затем на второй и на пухлых губах с привкусом малинового варенья. Холодной ладонью живота касается, оглаживает и тоже целует. Тэхён улыбается.

      Вслед за альфой входят и Хосок с Чонгуком.

      Старший Чон улыбается при виде своего очаровательного мужа, наклоняется и целует в макушку. Юнги тоже улыбается, но ласково так, влюблённо, а Тэхён наблюдает этот яркий огонь нежности и тепла в глазах Хосока.

      Чонгук его лаской не обделяет. Наклоняется, осыпая маленькими поцелуями всю левую часть лица, там, где шрамы, и шепчет что-то ласковое только для Тэхёна. Теперь улыбаются все остальные.

      Члены стаи приняли Тэхёна, как пару вожака, по-разному. Альфы хлопали Чона по плечу, поздравляя, пожилые омеги умилялись, поймав их за объятиями или нежными поцелуями, волчата же просто были рады видеть омегу. Чимин и Юнги наблюдали за ними с широкими улыбками.

      Другие омеги стаи поначалу хмурились, шептались, не верили и отрицали, говорили о простой человеческой жалости к белому парнишке, надеялись, что неправда это всё, временно, но когда Ким спустя время появился с яркой меткой на шее, хочешь, не хочешь, а смирились, понимая, что шансов никаких.

      И удивились ещё больше, когда увидели такую же метку на шее своего вожака.

      Клеймо «чужак» давно забылось.

      «Уродец» исчезло, померкло под тысячами и тысячами нежных поцелуев и ласковых шепотков «самый красивый» от альфы в ночи.

      Отныне клеймо было новое, и не одно, но в отличие от прошлых они согревали, защищали и распускали в сердце Тэхёна цветы.

      Теперь он «пара вожака» и «самый любимый омега».