Земля вибрирует от топота тяжелых лап. Альфа рычит, выжимая из себя все силы, и ускоряется, вырываясь вперед.

      Сегодня охота удачная. Лось им встретился крупный, упитанный. Волки гнали его к замерзшей реке — оттуда животному некуда будет деться: провалится под лед, только ступив.

      Чонгук рычит еще громче, призывая остальных ускориться. Уйдет ведь!

      Намджун вырывается вперед, с хрипом выдыхает воздух из легких и, оттолкнувшись лапами, прыгает вперед на свой страх и риск, вонзаясь зубами в копыто жертвы. Лось запинается, падает, и альфы спешат накинуться на него, прежде чем он забьет друга здоровыми ногами.

      Зима вступает в свои права. Альфы все силы бросают на то, чтобы заготовить на период морозов как можно больше мяса: выходят на охоту каждые несколько дней. Омеги шьют теплую одежду и занимаются заготовками вроде варенья и компотов.

      Только троим не сидится на месте…

      Чонгук обходит по кругу лося. Крупный, мяса будет много. Альфы восстанавливают дыхание, собираясь оттащить тушу в поселение, когда в запах свежей крови вплетается сладкая морошка с тонкими нотками ирисов и яблок.

      У альфы все ухает куда-то в лапы, сердце сжимается до немыслимых размеров. Он судорожно оглядывается, пытаясь понять, откуда доносится родной аромат, и по нарастающей суете Хосока и Намджуна понимает, что ему не чудится.

      Альфы не удивляются, когда трое из их компании срываются с места и мчат куда-то вглубь леса.

      Чем ярче запах феромонов, тем сильнее ощущается едкая кровь. Чонгук и сам не замечает, как начинает скулить. Только бы не… Только бы…

      Неприятные воспоминания одолевают, вспышками проносясь перед глазами. Если с Тэхёном что-то случилось, если он… Чонгук этого просто не переживет.

      Они выскакивают на поляну, двигаясь дальше по следам крови на припорошенной тонким слоем снега земле.

      Им навстречу выходит белый волк. Идет медленно, тяжело дыша. Чон выдыхает, видя его живым здоровым, но замирает тут же, когда омега поворачивает в его сторону голову. Его морда испачкана в крови.

      Тэхён оживляется, заметив мужа. Хвостом машет как собачка, шаг ускоряет, но альфа практически влетает в него, чудом не снеся с ног. Ким так и плюхается на задницу.

      Чонгук как умалишенный тычется носом в его морду, шею, бока и лапы, осматривает, вынюхивает, пытается найти рану, царапину, да хотя бы ссадину. И скулит при этом, как щенок. Не находит ничего, возвращается к любимой морде, трется, облизывает, в глаза заглядывает. Так и просит признаться честно: где поранился, где болит?

      Тэхён сидит спокойно, только наблюдает, ничего не понимая.

      Тычет носом в его нос, спрашивает:

      «Ты чего, Чонгук-а?»

      «У тебя кровь» — судорожно, боязливо, и снова теплый язык проходится по морде. Тэхён глаза прикрывает.

      «Это не моя»

      Вожак замирает. Смотрит ему в глаза с подозрением, словно на лжи поймать пытается.

      Ким вдруг подскакивает на лапы и, чуть ли не припрыгивая и виляя хвостом, горделиво сообщает:

      «Я кабана поймал!»

      Взгляд альфы медленно скользит ему за спину. На снегу действительно лежит туша кабана.

      Рядом с ней сидит Юнги, лениво наблюдая за Хосоком, что крутится вокруг него так же, как и Чонгук минутой раннее. Тычется носом в его бока, лапы, морду, хочет убедиться, что муж в порядке. И, ничего не найдя, принимается вылизывать его морду и кусать за уши: и ругает, и показывает, как сильно за него испугался.

      Намджун недалеко ушел. Правда со стороны это выглядит так, словно это он пытается успокоить Чимина, а не наоборот. Омега порыкивает на него и так и норовит откусить мужу ухо. Там разворачивается привычная драма в жанре «Думаешь, если я маленький, то сразу слабый и ни на что не способный?! Я духом силен!». Намджун, наверное, выдает в ответ что-то по типу «Нет, ты что, ты у меня самый сильный! Лучше тебя никто куропаток ловить не умеет», потому что Чимин срывается, собираясь оттяпать ему хвост.

      Тэхён тихо фыркает, словно усмехается. Юнги зарывается мордой в шерсть на шее Хосока и выдыхает. Устал.

      Чонгук же, осознавая ситуацию, выдыхает с кислородом все свои силы и нервозность, и упирается лбом в шею омеги, чувствуя невыносимую слабость в лапах. Он почти умер от страха за самую главную свою ценность. Учуяв кровь и морошку, в голове не было ни единой мысли о том, что Тэхён мог просто…

      Охотиться.

      Это осознание вмиг вытесняет страх и приводит на его место нарастающую злость.

Тэхён это чувствует и видит во взгляде черных глаз. И сам заводится. Даже рычит тихо.

      Друзья смотрят удивленно.

      Чонгук обходит его, кивая альфам взять тушу кабана, и, оборачиваясь, прикусывает омегу за бедро. И один лишь взгляд сообщает — дома им предстоит серьезный разговор.

***

      Тэхён оборачивается на пороге дома, в который влетает разъяренным маленьким ураганом. Шлепает гневно босыми ногами по полу, фыркая в ответ на просьбу Чонгука надеть теплые носки, и поднимается на второй этаж. Альфа с тихой усмешкой шагает за ним.

      Омега не выглядит злобно. Он, скорее, напоминает маленького вредного ребенка, который вот-вот порвет футболку по швам, потому что та ни в какую не хочет выворачиваться на лицевую сторону и бесит его еще сильнее. Чонгук не сдерживает улыбки, когда подходит и помогает справиться с вещью. Даже натягивает ее на Тэхёна, пока он упрямо отворачивается.

      — Ну чего ты дуешься, снежок? — оглаживает его бока, пробираясь ладонями под ткань.

      — Отстань от меня, противный альфа, — бухтит, отпихивая его. Чон смеется, сгребая обратно в объятия. — Не хочу с тобой разговаривать, — ворчит ему в грудь.

      — А я с тобой хочу, — целует его в макушку.

      — Перехоти.

      Вожак снова смеется.

      Тэхён стал вредным, как ребенок. И вредность его не раздражающая, а забавная. Милая по-своему.

      Муж тянет его за руку к кровати и валится на нее, притягивая в объятия. Зацеловывает левую часть лица, и омега млеет, расслабляется. Обнимает в ответ, но вид недовольный все еще изображает.

      — Ты же знаешь, почему я буду ругаться, — произносит тихо и целует кончик носа.

      — Да, я понимаю, что ты переживаешь за меня, но Чонгук!..

      — За вас, — поправляет его муж. — Я переживаю за вас.

      Кладет теплую ладонь на маленький живот омеги, поглаживая. И взгляд у него становится нежный-нежный, щенячий почти.

      Тэхён беременный.

      Омега выдыхает, больше не в силах вредничать, хоть поведение мужа порой и переходит все границы. Чонгук, как узнал, стал синонимом слов «гиперопека» и «чрезмерная забота».

      Тэхён чувствует его безграничную любовь и нежность постоянно, но когда вожак узнал о беременности, стал трястись над ним, следя за каждым шагом, каждым тяжелым вздохом, каждым изменением в лице. И омега понимает все, но, черт возьми…

      — Чонгук, мы просто пошли гулять. Нам встретился кабан, и мы воспользовались случаем. В конце концов, волки мы или нет?

      — Волки, — улыбается, смотря в голубой глаз. — Большие и страшные волки.

      Ким смотрит на него так, словно сейчас придушит подушкой.

      — Но для нас, для меня, Хосока и Намджуна, вы маленькие, нежные и беззащитные, — теплая ладонь возвращается с живота на щеку. — Ты даже не представляешь, как я испугался, когда увидел кровь на твоей морде…

      Голос опускается до шепота, в глазах проскальзывает страх и боль.

      — Со мной все хорошо. С нами все хорошо, — успокаивает мужа, накрывая его ладонь своей. Чонгук пододвигается, мягко целуя в губы, клюет в уголок губ, кончик носа, щеку и лоб.

      — Я вас очень-очень люблю, — окольцовывает омегу руками, прижимает к себе, желая от всего мира скрыть.

      — Мы тебя тоже, — Тэхён обнимает его в ответ, поглаживая по спине. — А еще мы голодные.

      Чон на секунду сжимает его в объятиях еще крепче, целует в макушку и садится.

      — Я принесу.

***

      Они узнали о беременности Тэхёна полтора месяца назад. Чонгук стал замечать неладное, непривычное в поведении своей пары.

      Первое, что бросилось в глаза — выросший в разы аппетит Тэхёна. Если раньше он мог выпить кружку чая с вареньем и заявить, что наелся, то теперь каждый его прием пищи стал полноценным. Ким даже просыпался ночью, спускался на первый этаж дома и шуршал на кухне, стараясь найти что-нибудь съедобное.

      Омегу также потянуло на мясо: ни один прием пищи без него не обходился. Овощи и рис стали интересовать его куда меньше.

      Тэхён стал требовать много внимания. Нет, Чонгук всегда уделял ему каждую свободную минутку, но теперь омега сам приходил, садился на колени или ложился рядом, оплетал его конечностями, утыкался носом в пахучую железу и мог провести в таком положении не один час, прося обнять крепче, погладить спинку или поцеловать.

      Он стал ходить в вещах Чонгука, окутывая себя его запахом. Это его успокаивало. Если альфы и его запаха не было рядом, омега нервничал.

      Однажды Чон обнаружил Тэхёна спящего в куче его вещей. Омега вывернул весь шкаф, обложился его одеждой и мирно сопел. Вожак гнездо трогать не посмел, да и особого значения в тот момент этому не придал — смахнул все на приближающуюся течку.

      Однако она не пришла.

      Сложив все слагаемые, Чонгук почти взорвался ярким фейерверком от радости от собственной догадки, но быстро погас, потому что мысль действительно была всего лишь догадкой.

      Вожак стал спрашивать, не чувствует ли Тэхён ничего необычного, но омега только смотрел на него, как на дурачка, и повторял раз за разом, что он в полном порядке.

      Тогда Чонгук пришел к Хосоку и Намджуну. У них в этом опыт был, у Кима весьма богатый.

      — У Чимина тоже аппетит вырос в беременность, что в первую, что во вторую, — рассказывал с улыбкой Намджун, поглаживая по спинке маленького Джунхека, сопящего на его руках. — На мясо его не тянуло, а вот на сладкое — да.

      — У Юнги аппетит не сильно менялся, да и пристрастий никаких не было, — пожал плечами Хосок, следя глазами за бегающими волчатами на поляне. — А вот потребность в моем присутствии и запахе правда усилилась. Он ревнивым тогда стал. Стоило мне рядом с омегой постоять и принести на себе хоть малейший отголосок чужого феромона, Юнги закатывал скандал, обижался, отсылая меня на все четыре стороны, а потом плакал, что я его больше не люблю, — посмеивается по-доброму, вспоминая.

      — Но в любом случае, тебе стоит обратиться к Джину. Он скажет точно.

      — Да, — согласился старший Чон. — Чего гадать?

      Чонгук выслушал, головой покивал, и все равно пришел к омегам, чтобы поспрашивать. Однако Юнги пресек все на корню, советуя сразу обратиться к Джину и не мучиться. А то наслушается сейчас, обнадежит сам себя, а потом расстроится, когда течка с задержкой, но придет.

      Чонгук и пришел. Правда… Встретил его лекарь странно.

      Он переступил порог, прислушиваясь к тишине, и громко позвал:

      — Сокджин?

      — Нет меня, — донеслось бурчание где-то рядом.

      Вожак глазами по комнате забегал, находя омегу лежа на диване лицом в подушку. Вид у него был… страдальческий какой-то.

      — Я тебя вижу.

      — Это мой хладный труп, — также пробурчали в ответ.

      — Трупы не разговаривают.

      — Это мой призрак. Поздравляю, ты прозрел и открыл в себе шестой глаз.

      — Может, шестое чувство?

      — И это тоже.

      Чонгук так и стоял посреди гостиной, недоуменно смотря на Джина и не понимая, что происходит.

      — Джин, ты себя плохо чувствуешь?

      — Нормально он себя чувствует, — с тяжелым вздохом спустился со второго этажа Тэюн. — Просто лежит и страдает.

      — Я не просто так страдаю! — возмутился Ким, вскинув голову. — У меня причина есть.

      — Какая? Недотрах? — Тэюн оперся бедрами на стол, держа в руках стакан с водой.

      — Чего? — альфа переводил взгляд с одного на другого.

      — Пригрел змею на груди, — прошипел лекарь, садясь со стоном полного негодования.

      — У тебя есть альфа?

      — Представь себе, — огрызнулся Джин. — Я вообще-то тоже омега!

      — Я и не отрицаю, просто…

      — Просто что?

      Сокджин опасно сощурил глаза.

      — Просто тебя с альфой-то никто никогда не видел…

      — Почему это, интересно? — вскипел, всплескивая руками. — Может потому что мой дом — проходной двор? Каждый приходит сюда со своими глупыми вопросами и криками о помощи, если сопли текут не с той ноздри или живот урчит не в той тональности!

      Чонгук поморщился. Подробности обращений оборотней к лекарю ему знать не очень хотелось.

      — От меня-то ты чего хочешь? — недоумевал вожак.

      — У меня скоро течка, и мне есть с кем ее провести, — Чон скривился пуще прежнего: такие подробности ему были абсолютно не нужны, — но я не могу этого сделать, потому что в мой дом постоянно кто-то приходит! Будь добр, сообщи стае, что следующую неделю я буду отсутствовать. Говори, что хочешь, но если я не смогу потрахаться в свою течку, ты больше никогда в жизни не сможешь этого сделать. Усек?

      Чонгук только закивал болванчиком. Тэюн усмехнулся.

      — Ты чего пришел-то? — опомнился Джин, со вздохом падая обратно на диван.

      — Мне кажется, что Тэхён беременный.

      — Тебе кажется? — нахмурился Тэюн.

      Альфа еще раз пересказал лекарю и его помощнику все свои наблюдения: о питании Тэхёна, о его поведении и об отсутствующей течке.

      Джин внимательно выслушал и пообещал зайти.

***

      — Поздравляю, — улыбнулся Сокджин, закончив осматривать омегу. — У вас будет волчонок.

      Тэхён, услышав, глупо захлопал ресницами. Невольно коснулся ладонями своего живота, выглядя каким-то растерянным.

      Он беременный? У них получилось? Так… быстро?

      Ким вскинул голову, когда вожак, проводив лекаря, вернулся в комнату. Чонгук замер у дверей, рассматривая свою пару, а после на ватных ногах подошел к постели, на которой муж сидел. Опустился перед ним на пол, не сводя глаз с ладоней на еще маленьком животе, и обнял, роняя голову на его колени с шумным выдохом.

      Тэхён растерялся. Плечи альфы дрожали, он дышал прерывисто, сжимая его в своих руках крепче.

      — Чонгук? — омега коснулся его волос, погладив по голове. — Ты не…

      — Я так сильно тебя люблю, — прошептал сдавленно в его колени. — Я так сильно люблю вас. Я…

      — Эй, — ласково позвал, обхватывая его лицо ладонями и заглядывая в глаза. — Ты чего?

      Чонгук смотрел на него полными слез глазами, то поглаживая по бокам, то сжимая.

      — Мне кажется, я сейчас умру от счастья, — прошептал, смаргивая слезы, и улыбаясь.

      — Не надо, как мы без тебя будем, — улыбнулся в ответ Тэхён, не сдерживая и своих слез.

      Альфа перебрался к нему на постель, лег рядом, положив голову на его грудь. Задрал футболку, поглаживая теплой ладонью его живот, где росла маленькая жизнь, маленькое чудо, плод их любви. Сынок.

      Шептал ему что-то тихо-тихо, целовал под пупком с периодичностью десяток раз в минуту. А омега по голове его гладил, чувствуя себя самым счастливым.

      — Я буду хорошим отцом, — обещал Тэхёну перед сном, — я буду беречь вас, защищать, ни за что не дам вас в обиду… Я всё-всё для вас сделаю, всё, что угодно. Ты не пожалеешь…

      — А мы будем гордиться тем, что у нас такой прекрасный отец и муж, — оборвал его омега, поглаживая по щеке. — Я уже горжусь.

      Стая, узнав о скором пополнении в семье вожака, гуляла громко и долго. Каждый подходил, чтобы поздравить будущих родителей, пожелать счастья, легкой беременности и здоровья малышу. Чимин долго-долго обнимал Тэхёна и даже прослезился. Юнги сказал, что всегда окажет любую помощь, какая только потребуется.

***

      Сколько Чонгук уже так лежит? Час? Второй? Неизвестно, но он бы так и всю жизнь пролежал.

      Тэхён спит, отбросив одеяло. На улице солнце в зените и присущий июню зной. Легкий ветерок треплет ситцевые шторки на окнах, гуляя по комнате и принося с собою сладкий аромат цветов.

      Омега лежит на боку, обнимая рукой свой большой живот. Иногда можно заметить, как маленький альфочка перекатывается туда-сюда, пинается и в принципе активно шевелится, норовя разбудить папу. Вожак кладет ладонь, мягко поглаживая, стараясь успокоить малыша и дать мужу еще полчасика поспать.

      Тэхён морщится во сне и просыпается, тяжело вздыхая, словно устал сразу же, как только открыл глаза.

      — Разбудил? — Чонгук ласково целует его в щеку.

      — В туалет хочу. И не хочу вставать, — хнычет, накрывая руку мужа своей.

      Чонгук улыбается и садится.

      — Пойдем, отнесу тебя. А потом позавтракаем.

      Тэхён на последнем месяце беременности очарователен. Ходит вразвалочку, как маленький пингвин, носит вещи альфы, потому что только они налезают на большой живот. Омега стал еще мягче, еще нежнее; теперь прикасаться к нему хотелось все чаще и намного бережнее.

      Тэхён сидит на диване, обнимая подушку, и так и норовит вновь задремать, пока Чонгук готовит завтрак. Мужчина ставит на стол кружку с чаем, когда от мужа доносится громкое «ох».

      — Тэхён? — Чон в секунду оказывается рядом, испуганно наблюдая за скривившимся лицом и лужей под омегой.

      — Кажется, я рожаю, — произносит омега, начиная дышать глубже.

      — Как рожаешь? — опешивает альфа. — Я… Я сбегаю за Джином, никуда не уходи!

      И, спотыкаясь, выбегает из дома. Тэхён не сдерживает смешок: куда он пойдет-то?

***

      Хосок вздыхает, размешивая сахар в кружке. Намджун внимательно следит за вожаком: он то ходит вокруг дивана, то мельтешит туда-сюда, то просто встает у стены, как сейчас, и, кажется, бьется об нее лбом. И скулит после каждого громкого вскрика Тэхёна, доносящегося со второго этажа.

      — На, — Хосок протягивает ему кружку чая. — Сядь, выпей и выдохни. Все будет хорошо. Тэхён молодец, он справится.

      Чонгук кивает болванчиком, дрожащими руками забирает кружку и садится за стол. Вздрагивает от очередного вскрика, чуть не облившись чаем.

      Как бы странно не звучало, но слова Хосока вселяют в вожака больше уверенности и спокойствия, чем слова Намджуна. Потому что старший Чон тоже так переживал, тоже сходил с ума, пока Юнги рождал на свет их маленькое чудо. Потому что Юнги был слаб, ему было тяжело, и Юнсок — действительно чудо.

      Чонгук понимает, что Тэхён крепче, его здоровье лучше, и он у него вообще умничка и справится со всем, но не может ничего с собой поделать. Он должен быть там, должен держать его за руку, целовать в лоб, поддерживать, но Джин был категоричен, когда выпихнул его за дверь.

      Омеги справятся сами.

      Когда все стихает, Чонгука охватывает не облегчение, а новая волна паники. В голове нет мысли, что Тэхён родил, и скоро Джин его окликнет, чтобы посмотреть на их малыша. Там бегающие в панике тараканы с возгласами, один безумнее другого. А если что-то пошло не так? А если что-то с ребенком? А если с Тэхёном?

      Становится совсем дурно.

      Хосок садится рядом и сжимает ободряюще его плечо. Знает, что тут нужно всего лишь терпение.

      Со второго этажа спускаются Юнги и Чимин. Последний что-то щебечет, попискивает, кажется, говоря, какой же красивый волчонок родился у вожака и его любимого омеги. Юнги легко улыбается.

      — Выдыхай, — Мин становится рядом с мужем. — Всё хорошо. Тэхён молодец.

      — Ох, вырастет же из вашего альфы сердцеед, — вздыхает Чимин. — Всех омежек с ума сведет!

      Чонгук выдавливает из себя улыбку.

      А после его окликает Джин.

      Он не чувствует собственные шаги, не слышит ничего, что говорит ему лекарь. В голове набатом стучит «сын и Тэхён, сын и Тэхён».

      Сокджин оставляет их наедине, закрывая за собой дверь.

      Тэхён бледный, на лбу испарина, и кажется, капилляры в глазу полопались от напряжения. Губы сухие, да и весь вид — безумно уставший, но улыбка легкая и счастливая. Он осматривает маленький черный комочек на своей груди, касается маленьких ушек чуть дрожащими пальцами, проводит по мордочке и маленькому носику-кнопочке.

      Судорожный вздох вожака кажется оглушительным в тишине комнаты. Он стоит у двери, не решаясь пройти дальше.

      Тэхён поднимает на него взгляд и улыбается сухими губами:

      — Иди к нам.

      И он идет. Медленно, неуверенно. Обходит постель и оседает на пол, не сводя глаз с маленького волчонка на груди мужа. Руку к нему тянет, но так и не касается — боится потревожить и навредить. Малыш крошечный.

      Тэхён мягко обхватывает его запястье и тянет на себя, опуская большую ладонь на спину сына. Сам Чонгук, кажется, в его сторону даже дышать боится.

      Альфа поглаживает его едва ощутимо, больше рукой по воздуху водит, но малыш, учуяв новый феромон, шевелит носиком и открывает глазки, пытаясь найти обладателя запаха морозной хвои.

      А Чонгук пропадает в тот же миг. Глаза… Глаза у сына голубые, кристально-чистые. Как у Тэхёна.

      — Ханёль, — шепчет мужчина, не обращая внимания на ручьи слез на щеках. Имя они выбрали еще два месяца назад. — Спасибо, — поворачивается к Тэхёну, — спасибо, — целует его щеки и сухие губы, — спасибо…

      Омега улыбается. Гладит его по щеке, стирая слезы.

      — Ты с возрастом совсем расклеился, — усмехается Ким. — Хочешь его подержать?

      — А если я сделаю ему больно?

      — Не сделаешь.

      Чон с опаской берет волчонка на руки. Ханёль немного ерзает, находя удобное положение, и засыпает снова, тихо посапывая.

      — У вас все в порядке? — в комнату заглядывает Джин. Видит вожака в слезах и усмехается: — И этот сломался.

      — Иди в пень, — шмыгает носом Чонгук, не сводя глаз с сына.

      Лекарь с улыбкой переглядывается с Тэхёном и разрешает войти всем остальным. Друзья долго рассматривают малыша, охают и ахают с ярких голубых глаз, а волчонок только смотрит на всех новых людей, привыкая к обилию запахов.

***

      Не то чтобы Чонгук сломался, но какие-то его внутренние настройки определенно сбились с появлением ребенка.

      Он не отходил от мужа и сына ни на шаг в первые месяцы. Даже если его помощь не требовалась, он просто сидел рядом и наблюдал. Всегда ложился вместе с ними днем. Не спал, охранял сон, поглаживая одной рукой сына по спине, а второй перебирая мягкие пушистые волосы мужа. И все еще с опаской брал Ханёля на руки.

      Когда сын немного подрос и окреп, Тэхён предложил познакомить его с Юнсоком, Хёнджуном и Джунхёком. Омега до сих пор с легким смехом вспоминает, какой напряженной статуей сидел вожак, держа на коленях Ханёля, когда мальчики рассматривали его и пытались погладить. Было видно, как Чонгук сдерживает себя, чтобы не сгрести сына в объятия, укрыть ото всех и унести куда подальше. Да что уж тут, смеялись тогда все.

      Стая стала видеть вожака гораздо реже, потому что теперь у него было нечто гораздо важнее и ценнее.

      Чонгук любил с сыном гулять. Брал его на руки, в холодное время прятал за пазуху куртки и просто ходил по поселению, решая дела и общаясь с оборотнями. Никто не упускал возможность рассмотреть маленького альфочку, заглянуть в красивые голубые глазки. Омеги умилялись не только с малыша, но и с вожака. Непривычно было видеть его таким нежным, заботливым и любящим.

      Чон проводил много времени с сыном. Они играли, гуляли, вели какие-то беседы. Точнее, разговаривал Чонгук, а малышу оставалось только внимательно слушать, лежа у него на груди, и изредка дергать маленькими ушками.

      Но, несмотря на то, как много времени они проводили вместе, у вожака складывалось ощущение, что папу Ханёль любит гораздо больше, чем отца. И он его понимал. Как Тэхёна вообще можно не любить? У них с сыном самый прекрасный папа и муж.

      Даже сейчас, разговаривая с Хосоком и держа на руках Ханёля, Чонгук знает, что малыш спокоен просто потому, что еще не успел заметить подходящего к ним Тэхёна.

      Сначала альфочка чувствует родной феромон и начинает суетиться. Ерзает, вертит головой, пытается найти папу. А уж когда замечает, едва ли не вырывается из рук отца, попискивая и виляя маленьким хвостиком. Тянется всем тельцем к омеге.

      — Ну, привет, привет, мой маленький, — улыбается Тэхён, протягивая руки к сыну. — Меня не было всего пару часов, а ты так соскучился?

      Ханёль облизывает папину щеку и крутится, не зная, то ли улечься спокойно, то ли ткнуться носиком в шею, ощутив родной феромон, то ли лизнуть его руки. Успокаивается спустя несколько минут, затихает и начинает засыпать, уложив голову на плечо папы и млея под ласковыми поглаживаниями по спине.

      Чонгуку в такие моменты хочется показать шутливую ревность или поворчать о том, что он, вообще-то, тоже скучал в эти два часа, но все на что он способен — смотреть взглядом, полным любви, и глупо улыбаться.

      Раньше он не понимал этой резкой смены в настроях Хосока и Намджуна, стоило тем увидеть на горизонте мужей и детей. Альфы становились мягкими, как пластилин, растекались непонятной розовой лужицей, мигая глазами-сердечками и с виду походя на самых преданных в мире щенков. А сейчас, имея любимого мужа и их маленькое чудо, он понимает в полной мере, где-то на подкорке подозревая, что со стороны выглядит куда забавнее, чем они.

      И Хосок с Намджуном не упускают возможности вернуть ему все те шуточки и усмешки.

      А он и не отбивается, не сопротивляется и не обижается. Он, признаться честно, даже не слышит, над чем они в очередной раз там смеются.

      Перед глазами только Тэхён и Ханёль — его сердце, его душа и его величайшая ценность в жизни.

Конец.