Свист пуль наполняет чувствительные уши очередным звоном. Мальчишка, лет десяти на вид, прижимает дрожащие ладони к лицу и тихо всхлипывает, забиваясь дальше в угол. Он стискивает тонкими грязными пальцами огненно-алые пряди, жмурится и душит в себе крик ужаса, когда совсем рядом с домом гремит взрыв. С потолка сыпется пыльная крошка, а в соседней комнате звенит посуда в серванте, разбиваясь в дребезги от прошедшей по комнатам вибрации. Матушка расстроится, когда увидит осколки драгоценного сервиза, который ей когда-то подарил на свадьбу её отец..

      — Мам, не бойся... Я защищу тебя.

      Тонкие руки тянутся к ладони матери. Прижимают её к дрожащим от страха коленкам, стискивают в ледяных пальцах и подносят к лицу, прильнув к такой же ледяной ладони щекой. Аргенти тихо всхлипывает, смотря из-за пелены слёз на женщину, лежащую рядом, вздрагивает от очередного взрыва и закрывает ту собой, оберегая матушку от очередной каменной крошки, ссыпающей с потолка, подобно песчинкам в стеклянных песочных часах.

      Уходя на эту войну, отец оставил защиту своей жены на сына, и тот со всем своим рвением исполнял свой долг, оберегая мать от опасностей. Он не давал неизвестным людям её забрать, когда те приходили с очередной проверкой, помогал прибраться в комнатах во время мирного затишья, и таскал воду из единственного оставшегося в их деревне колодца, готовя еду в полной тишине. Он умывал матушку прохладной водой, мыл её волосы, стирал грязную одежду и переодевал в чистую, всегда приносил тарелку горячей каши и ставил на прикроватную тумбу, чтобы женщина утолила свой голод, и лишь когда от приготовленной еды начало нести тухлым, мальчик расстроенно её уносил, причитая: “Матушка, ты снова не поела... Так ты никогда не поправишься, отец очень расстроится, если увидит тебя в таком состоянии”.

      Из-за войны руки матери были всегда ледяные, а лицо настолько бледно, что по цвету становилось схожим с когда-то белоснежными занавесками, висящими на их небольшой кухне. В моменты, когда звуки взрывов и свист пуль стихали, Аргенти долго сидел около матери, гладя её по волосам. Смотрел на её сухие губы, на впалые щёки, трогал холодные ладони и обнимал, когда ложился спать рядом. Говорил, как её любит, шептал, что защитит ту от всех опасностей, и прижимался щекой к её груди, закрывая глаза.

      “Тук-тук”, “тук-тук”. Как же медленно билось её сердце... Как отчаявшаяся птица, запертая в клетке и уже не желающая подняться высоко в небо. Оно слабо трепыхалось, заключённое под рёбрами, и дрожало от очередного крика сирен, предупреждающих о воздушной атаке.

      Вот только кто объяснит одинокому мальчику простую истину... Кто объяснит ему, что стук, который он слышит — это капли дождя, ударяющихся в грязное, чудом не разбившееся стекло, а матушка, что не ест ничего из того, что готовит Аргенти, на самом деле уже давно как умерла, оставив своего сына одного? Кто объяснит мальчику, что в его доме уже давно витает запах разлагающейся плоти? Кто объяснит ему, что его обоняние уже настолько привыкло к этой гнили, что теперь её даже не ощущает? Кто объяснит ему, что его отец погиб в этой войне почти сразу, как только тот на неё ушёл?

      Руки обнимают мать и притягивают её ближе к себе. Ребёнок прижимается к женщине, тихо всхлипывая, тычется носом в её острое плечо и жмурится, когда в дверь раздаётся настойчивый стук. Затем ещё один и ещё, ударяя по барабанным перепонкам и ломая долгожданную воцарившуюся тишину. Аргенти не двигается, сжимая матушку в своих дрожащих руках, и снова забивается в угол, когда входная дверь слетает с петель.

      Это военные? Они пришли за матушкой? Или хотят забрать его точно так же, как забрали тогда отца?

      — Дорогой, я нашла его! — совсем рядом внезапно раздаётся тихий голос женщины. Мальчик поднимает полный слёз взгляд на незнакомое лицо, дрожит сильнее и стискивает пальцами тонкое платье матери, всхлипывая, — о, Господи... Сохрани это бедное дитя...

      Женщина в ужасе прижимает ладонь ко рту. Делает пару шагов назад, отшатываясь и отворачивается, как только к ней подбегает второй человек. Мужчина, лет тридцати на вид, прикрывает нос платком, закашливаясь, придерживает незнакомку за плечи, что, того и гляди, в любой момент может осесть на пол, смотрит на Аргенти и хмурится, переводя взгляд на мёртвое тело в его руках. Сколько он здесь просидел, обнимая труп своей матери? Осознавал ли он происходящее? Осознавал ли, что его последнего родного человека больше нет? Осмеливался ли хотя бы подумать об этом?

      — Аргенти, ты помнишь меня? — наконец, спустя пару молчаливых минут, осторожно начинает незнакомец, — мы виделись с тобой, когда ты был совсем маленьким... — это было так давно. Тогда ещё не было никакой войны, тогда дороги не были усеяны трупами, а этот мальчишка умел улыбаться. Тогда они даже не могли представить, что начавшиеся между двумя народами их планеты переговоры могут привести к затяжной кровопролитной бойне, прокладывающей дорогу смерти от одного населённого пункта к другому.

      Мальчик ещё сильнее жмётся в угол. Мотает отрицательно головой, всхлипывает тихо и сипит, смотря испуганно на говорящего:

      — Не забирайте матушку, пожалуйста... Я обещал отцу, что защищу её, у неё остался только я. Пожалуйста, не забирайте её, я...

      — Мы не будем её забирать, — мужчина старается сохранять спокойствие, когда мягко перебивает дрожащую детскую речь. Он отпускает свою жену, опускается осторожно перед мальчиком на одно колено и натянуто улыбается, смотря в заплаканные глаза, — твоя мама... попросила нас отвезти тебя на другую планету. Там нет страшных людей с оружием и нет всех этих громких звуков. Она... Она приедет позже. Видишь? Сейчас она спит. Как только твоя мама проснётся, то сразу поедет к нам.

      Аргенти мотает головой. Опускает взгляд на бледное осунувшееся лицо матери, всхлипывает тихо и шепчет, боясь поднять взгляд на незнакомца:

      — Мама очень долго спит... Она не сможет поехать одна, я должен остаться с ней и дождаться отца. Я обещал ему...

      — Твой отец заберёт её. Сейчас он как раз готовит корабль, и как только закончит, то сразу прилетит вместе с ней, — такая нелепая и неказистая ложь, но её достаточно, чтобы ребёнок, наконец, перестал дрожать. Мальчик поднимает взгляд обратно, смотря с надеждой на мужчину, осторожно кладёт матушку на пол и, приподнявшись, спрашивает взволнованно:

      — Отец здесь? Вы его видели? Он не ранен?

      — С ним всё хорошо. Он прилетит к нам сразу, как только закончит... Но пока тебе придётся пойти со мной. Твоя мама очень просила нас забрать тебя с собой, Аргенти. Ну же, не бойся. Мы когда-то жили с твоей семьёй по соседству, давно это было, правда... Элеонора, пожалуйста, собери его вещи, — мужчина ненадолго поворачивается к жене и через силу ей улыбается. Та кивает, тут же уходя за сумкой, а незнакомец возвращает взгляд обратно к мальчику, — давай пока переложим твою маму на кровать? Наверное, ей неудобно спать на полу, он ведь такой холодный... Она может заболеть.

      Юноша растерянно моргает. Кивает несколько заторможено, понимая, что мужчина прав, а после, осторожно поднявшись с пола, вытирает грязным рукавом рубашки слёзы с щёк. Смотрит, как неожиданный гость поднимает женщину с пола и переносит на постель, потом тут же подходит к матушке и кутает её в пыльное одеяло, поправляя ткань на костлявых плечах.

      — Как... мне к вам обращаться? — Аргенти спрашивает это шёпотом, боясь потревожить сон матушки, — простите, я совсем вас не помню...

      — Можешь называть меня Виктором, а мою жену Элеонорой. Не бойся, мы не причиним тебе вреда, — мужчина осторожно касается чужой макушки, гладит мальчика по волосам и, выдохнув, добавляет тише:

      — Пойдём, нам пора.

      Мальчишка молчит. Смотрит на спящую маму, качает головой, а после, наклонившись, тихо шепчет:

      — Матушка, отец скоро заберёт тебя и привезёт на ту планету, про которую ты говорила... Пожалуйста, приезжай с папой как можно скорее, — сухие губы прижимаются к ледяному лбу, оставляя на белой коже поцелуй. Аргенти сипло выдыхает, сжимая худую ладонь матери в своей, а после, с трудом её отпустив, отворачивается, позволяя Виктору увести его из комнаты. У входа их уже ждала Элеонора, держа сумку со скудным комплектом вещей и растерянно переминаясь с ноги на ногу, но, как только увидела вышедших, тут же постаралась ободряюще улыбнуться, смотря на мальчика.

      — Когда мы виделись последний раз, ты был таким маленьким... А сейчас вырос в настоящего защитника, — женщина по-матерински погладила юношу по плечу, а после, протянув ему руку, добавила:

      — Пойдём?

      Взгляд мальчика недоверчиво опустился на протянутую ему ладонь. Растерянно поднялся на лицо женщины, а после, смущённо скользнув в сторону, скрылся за волосами, пока дрожащие пальцы сжались на чужих, беря Элеонору за руку.

      Они шли быстро. И с каждым шагом его дом, чудом стоявший среди ям, оставленных взрывами, удалялся, скрываясь за горизонтом. Повсюду витали облака сухой пыли, у дороги лежали люди, а в воздухе стоял стойкий запах крови и напалма. Аргенти поморщился, смотря под ноги, и постарался ускорить шаг, чтобы поспевать за семейной парой.

      На смену разрушенным домам пришёл пустырь. Деревня осталась далеко позади, а они всё шли и шли, словно не разбирая дороги. И мальчишка хотел было спросить, долго ли ещё до корабля, как металлический нос шаттла показался впереди, возвышаясь над выжженными озоном кустами. Виктор облегчённо выдохнул, как только увидел корабль и, забрав у жены сумку, тут же поспешил на борт, поторапливая Элеонору:

      — Корабль сейчас улетит, нам следует идти быстрее.

      Женщина лишь молчаливо кивнула. Сжала ладонь мальчика покрепче и тоже ускорила шаг, минуя поваленные деревья и обходя рытвины, оставленные военной техникой. Аргенти растерянно смотрел вокруг, держа женщину за руку, и лишь когда металлическая дверь за спиной закрылась, а лёгкие наполнил чистый воздух, вырабатываемый приборами на корабле, совсем тихо спросил:

      — Мы... больше не вернёмся домой?

      И в ответ ему была лишь вязкая, наполненная печалью и напряженная тишина.