Генриху удалось бежать. Он не знал, что стало с его отрядом, но, судя по происходящей разрухе, усмирить бунтовщиков было некому. Он безжалостно сорвал с себя форму, оставшись в рубашке и брюках. Так можно было сойти за потрепанного горожанина.

Он скрылся на одной из квартир для слежки. До него доходили новости разной степени безумства: народный суд приговорил Вильгельма и Теодориха к смерти и привел наказание в исполнение, группы восставших сформировали парламент, пытаясь наделить равными правами представителей всех сословий…

На улицах стреляли, кричали, разбивали окна. Дым от пожаров заволакивал ярко-красное небо.

Генрих слышал и другое. Восставшие взяли столицу и пригороды, но все остальные области Империи разделились, провинции обособились. Некоторые поддержали революционеров, другие же собирали войска, чтобы вернуть столицу. Гражданская война обещала затянуться — если повезет, и в ослабленную Империю не вторгнутся немилосердные соседи.

С расклеенных повсюду карикатурно-ярких плакатов на Генриха смотрели черные глаза Альберта.

Он достал новый пистолет. В этот раз не промахнется.

Есть ли в этом его вина? Вероятно. Он отправлял заговорщиков на каторгу, отбирая у них будущее. Никаких амнистий. Он думал, что закон суров, но справедлив. Но он не знал меры. Люди обозлились еще сильнее.

Поздно.

Генрих вынул из пачки последнюю сигарету.

**

Альберт сидел в штабе, окруженный людьми, каждому из которых нужно было знать, как жить, куда идти, к кому обратиться. У него уже не было сил. Самое страшное — у него не было ответов.

С дежурной улыбкой он успокаивал, подбадривал, как рядовой священник. Альберт вновь чувствовал, что притворяется. Белая сутана истрепалась от крови и пыли.

Он был пророком лишь несколько мгновений: не звезда, а комета. Но его след впечатан в историю.

Он мог бы прожить обычную жизнь. Просторные покои уже сменили маленькую келью, оставалось налаживать связи, вызывать трепет и почтение, посылать неугодных на казнь…

Нет. Теперь он обещал Бога каждому, кто идет за ним.

Он почти верил, что так и есть. Все, чего он добивается, сделает мир лучше. Через пепел — к очищению. В глубине души он оставался инквизитором в высшем смысле.

Даже среди его товарищей не угасали споры по поводу самых незначительных деталей. Все труднее призывать к миру, настаивая на том, что у них общая цель — идя к ней, все погрязли в разногласиях.

Пока он жив, его фигура объединит их.

Из человека он стал символом. Надеждой, средоточием того светлого, во что хотелось бы верить.

Впереди долгий путь. Недостаточно подчинить столицу и установить в ней новый порядок, нужно объединить всю Империю под новым знаменем.

Вздохнув, Альберт закрыл лицо руками.