Амир лучше Майи знал, как проводить ритуал по призыву души: он вытаскивал ее множество раз. Но Давид был заперт в своих последних мгновениях на протяжении столетий. Амир сомневался, что тот, вернувшись, сохранит подобие рассудка.

      Лучше бы Давид сгорел. Амир корил себя за оплошность — ненароком позволив кому-то подсмотреть гибель Давида, он не до конца уничтожил его душу. Несколько поколений жили с ней бок о бок, ни о чем не догадываясь, передавая потомкам то, что они считали кошмарами.

      Учитывая, как мало осталось от Давида, Амиру и Майе пришлось отдать все силы, чтобы вернуть его душу.

      Денису не нужно было этого знать. Все, что он увидел — два странно одетых человека, пообещавших, что ему станет легче спустя несколько дней. Легче стало почти сразу, должно быть, от того, что он им доверился. Ему, правда, показалось, что из темноты смотрел кто-то третий. Но мало ли что привидится, если не высыпаться?

      «Давид», — прошептала Майя, проводив юношу из шатра.

      Словно не было десятков лет, разделивших их. Яркие, как прежде, зеленые глаза, веснушки и темные кудри. Давид.

      Она обняла его, едва пахнувшего гарью, так крепко, как могла.

      — Привет, Майя. Кажется, я очень давно не видел тебя, — он растерянно улыбнулся.

      Она объяснит все. Потом. Сейчас он — чудо, надежда, обещанное счастье.

      Майя любила то, с какой легкостью и изяществом он шел через жизнь, какое искреннее тепло он излучал. Ее желание помочь всегда соблюдало дистанцию длиною в вечность: где они, а где я? Она могла бы стать наставницей, предводительницей, даже богиней. Никогда не одной из них. Она боялась там, где он любил. Для нее жизнь оставалась ужасом, для него — стала радостью.

      Когда Майя выпустила Давида из объятий, он выглядел растерянным. Оглядев свое тело, как чужое, он произнес:

      — Я помню, как я сгорел. Я помню все до конца.

      Майю кольнуло виной. Ведь он погиб из-за нее. Амир никогда бы не поверил, что Давид не был ее любовником. Для него Майя была виновата в том, что так и не стала собственностью — но понести наказание пришлось Давиду.

      Давид прочел тревогу в ее лице.

      — Ты тут не при чем. Доверять Амиру было моей ошибкой… И я поплатился. Сполна.

      Как игрушка, у которой вырвали заводной ключ, он поник, опустив голову на руки.

      Майя не была уверена, что Давид хотел воскреснуть. Но что-то подсказывало ей, что застрять между жизнью и смертью было худшей из возможных судеб.

      Она печально села рядом. Она просидит столько, сколько понадобится, пока к нему не вернется хотя бы крупица радости.

      Давид вдохновил ее, как никто другой. Если бы не он, она бы давно приняла ядовитое очарование взглядов Амира, прекрасную крепость из слоновой кости и бескрайнее равнодушие. Именно ему, сами того не зная, должны были благодарны все те, кто приходил к ней в шатер, кого она выслушивала и наставляла. Кто изменил свою жизнь ради нее, кто вовремя понял, что ошибался.

      Амир давно испарился — было невыносимо наблюдать за драматичной сценой. Он не хотел смотреть в большие глупые глаза Давида. За ними стояло что-то, чего Амир не мог ни купить, ни украсть, ни забрать силой.

      То самое, из-за чего Майя раз за разом выбирала Давида.

      То самое, из-за чего он лишится ее на несколько сотен лет. Потом гнев угаснет, сгладившись. Амир знал, что Майя такая же, как он. Но никогда не мог понять, почему ее тянет к чему-то, чем ей никогда не стать. Сколько бы она ни пыталась.

      Ответом было вечное молчание стен дворца.

      Майя любит его, потому что только он видел ее настоящей. Как она боится, ненавидит, как тяжело ей вспоминать все прожитые страдания. Амир знает, как ее утешить. Он не опустится до лживых обещаний того, что мир когда-нибудь станет лучше. Она сама никогда в это не верила.

      В глубине души Амир понимал, что его самого тянет к тому, чего у него никогда не было. Майя была гораздо сильнее. Она продолжала жить с той болью, которая бы уже сломила его. Он слишком часто думал о том, чтобы все закончить. Она не сдавалась никогда.

      Он будет держаться. Пока она не вернется.

      Ярмарка погасила свои огни. Майе больше не нужен был шатер — он исчез так же мгновенно, как когда-то возник.

      Осторожно взяв Давида за руку, чтобы не потерять снова, она повела его домой.

      На площадь опустился первый ноябрьский снег.