Рождество

Всё начинается в понедельник. 

Иззи просыпается и долго приходит в себя. Ему до сих пор кажется странным, что поперёк его живота лежит чужая рука. Дыхание щекочет шею, а острое колено подпирает больную ногу удобнее, чем ортопедический валик. В такие моменты Иззи лежит не шевелясь и немножко боится. Ему всё ещё кажется, что это сон.

Но проходит минута, другая. Будильник играет противную песню. За спиной слышится недовольное ворчание. Иззи нажимает кнопку сброса и старательно выпутывается из тёплых объятий. Воздух в спальне довольно свежий и после уютной постели кажется слишком бодрящим.

Пока Иззи надевает тёплый халат поверх пижамы и тянется к костылям, со стороны кровати слышится возня. Обернувшись он видит одеяльное буррито, из-под которого едва виднеются взлохмаченные кудри.

 – Спи, – говорит он. – Я позову тебя, когда всё будет готово.

В тусклом предутреннем свете, Иззи идёт на кухню и первым делом включает кофеварку. Он привык плотно завтракать, поэтому каждый раз возится с яичницей и тостами. Френчи, наоборот, не в состоянии что-либо съесть примерно до полудня, но с удовольствием пьёт кофе с совершенно неприличным количеством молока. Иззи только ради него начал держать в холодильнике сливки.

Они встречаются уже полтора месяца. Френчи всегда проводит здесь свои выходные, периодически заглядывает среди недели. Это… немного странно.

Иззи привык жить один. Нет, конечно, бывали времена, когда он делил квартиру с Эдвардом. Случалось, что к ним присоединялся Джек (воспоминания об этом периоде в топе самых неприятных). Иногда на диване в гостиной ночевал Фанг. Но Иззи никогда не оставался в одном пространстве со своим бойфрендом. Собственно, у него и отношений как таковых никогда не было. И сейчас ему всё ещё сложно смириться с чьим-то присутствием в собственном доме. 

С другой стороны, он не понимает, как умудрялся существовать без простого человеческого тепла. Без объятий, без роли «маленькой ложечки», без мимолётных поцелуев. Теперь, когда он обрёл это, Иззи понимает, каким чертовски одиноким он был.

Пока руки на автомате проделывают обычную утреннюю рутину, в его голове крутится мысль о том, что однажды ему придётся решиться на следующий шаг и предложить Френчи жить вместе. Иззи хочет этого больше всего на свете, но эта же перспектива пугает его до чёртиков.

Разливающийся по дому аромат кофе будит Френчи, и он приходит на кухню, по-совиному моргая. Его волосы помялись по форме подушки, из слишком коротких пижамных штанов (Иззи одолжил ему свои) торчат тощие лодыжки, а свитер, наоборот, настолько велик, что рукава свисают, закрывая кисти. 

– Доброго утра, – говорит Иззи, двигая в его сторону чашку капучино.

– Д’брого ‘тра, – невнятно отвечает Френчи, забираясь на высокий барный стул.

Он вообще на удивление неразговорчив с утра. Иззи это даже забавляет. Когда-то ему казалось, что этот человек просто не умеет подолгу молчать. Впрочем, тишина очень комфортная, уютная. 

Иззи наслаждается завтраком, попутно листая ленту в телефоне и слушает, как за окном набирает силу северный ветер.

– Я сегодня выдвинусь раньше, – говорит он, заметив, что Френчи перестал зевать и тереть глаза. – Нужно разобраться с бумагами, пока не началась суета.

– Угу, – отвечает тот. – Я доберусь пешком.

По какой-то непонятной для Иззи причине Френчи не обзаводится автомобилем. Раньше он был не нужен, потому что все сотрудники Боннета живут в том же здании, где работают. А сейчас он всё равно предпочитает утренний променад, в те дни, когда Иззи не может подвезти его.

Пока Френчи смакует свой кофе, Иззи успевает умыться, побриться и собраться. Он целует подставленную щёку и быстро уходит.

Начало декабря – время суматошное. Это период между праздниками, когда с каждым днём напряжение растёт. В городе исчезают последние приметы осени, дотянувшие до Дня Благодарения, и полностью облачается в красно-зелёный наряд. От обилия украшений рябит в глазах, и на каждом углу рискуешь столкнуться с Сантой из Армии Спасения.

Иззи никогда особенно не проникается пресловутым Духом Рождества, предпочитая с головой уходить в работу. В конце концов, сразу после каникул начнётся подача налоговых деклараций – событие, к которому он всегда готовится заранее. Не говоря уже о перезаключении договоров с охраной, пожарным департаментом, санитарной инспекцией и прочими организациями, без чуткого участия которых вести бизнес кажется невозможным.

Ещё до открытия они с Фангом успевают перебрать стопку бумажек и некоторое количество электронных документов. 

Пару часов назад рассвет сулил чудесный день, прогноз обещал переменную облачность, но сейчас небо нахмурилось и зарядил унылый дождь. Ветер бросает холодные капли в стёкла и гремит шифером крыш.

Иззи надеялся, что Френчи догадается поймать такси или вспомнит о существовании автобусов, но когда тот появляется на пороге, становится ясно, что ненастье застало его в пути. 

– Брр, что за погода, – сетует он, пытаясь стряхнуть воду с промокших кудрей. – Зато Роуч приготовил мне свой фирменный имбирный раф и, кажется, сэндвич.

Он ставит на администраторскую стойку чудом не раскисшую коробку с горячим кофе. Иззи мысленно улыбается тому, как трогательно Роуч показывает свою заботу о друзьях, упаковывая секретный бонус к заказу. Как правило, там оказывается еда, которую они любят больше всего. 

Френчи сразу переоделся и высушил волосы, но, несмотря на это, к вечеру он начинает оглушительно чихать. Посмотрев в его покрасневшие глаза, Иззи отправляет его домой со строгим наказом забраться под одеяло и пить побольше тёплой жидкости.

После работы Иззи поднимается в квартиру, которую Френчи делит с Крошкой Джоном, и, к огромному огорчению, понимает, что тот выглядит совершенно разбитым. Оставив на прикроватной тумбочке пакет из аптеки, Иззи отправляется домой.

 Он поднимает повыше воротник и жалеет, что не прихватил утром шарф. Зябко передёрнув плечами, торопится к дому, когда вдруг слышит жалобный писк со стороны детской площадки. 

Рефлекторно повернувшись на звук, он замечает котёнка, сидящего на картонке. Взглянув на мокрую шёрстку и жалкий тощий хвост, Иззи подходит ближе. Мяуканье напоминает плач, и это буквально разбивает его сердце. Малыш кажется настолько ослабшим, что даже не пытается спрятаться или бежать, когда Иззи осторожно поднимает его и прячет к себе за пазуху. 

Он делает пару кругов по кварталу, в надежде отыскать маму-кошку или нерадивого хозяина, но это не даёт результатов. Поэтому Иззи идёт к себе.

Первым делом он находит грелку и сворачивает поверх неё гнездо из полотенец. Достаёт из-под куртки пригревшегося котёнка и с удивлением слышит, как тот мурчит. Дома нет ничего похожего на еду для животных, но в холодильнике нашлись остатки молока. Пока Иззи греет его до приемлемой температуры, он успевает позвонить Фангу и узнать контакты хорошего ветеринара. Заодно просит освободить ему расписание на завтра.

– Ты кого-то подобрал? – тут же спрашивает Фанг.

Этот здоровяк уже не первый год сотрудничает с собачьим приютом и всё свободное время проводит в компании хвостатых.

– Кота, – кратко объясняет Иззи, не вдаваясь в подробности.

– Кота? – переспрашивает Фанг и добавляет осторожно: – Ты же знаешь, что у Френчи айлурофобия, да?

Иззи в ответ ворчит и меняет тему.

Его гость почуял запах еды и громко требует внимания. Сейчас, когда шерсть обсохла, стало понятно, что это самый обыкновенный кошак, которых полным полно по всему городу. На подбородке пятно, напоминающее бороду.

– Ты похож на одного моего приятеля, – смеётся Иззи, глядя в огромные умоляющие глаза. – Такой маленький Эд.

Он проверяет температуру молока и, найдя её подходящей, наливает в маленькую миску для соуса. И с удивлением наблюдает за тем, как быстро оно исчезает.

Весь вечер он возится с малышом, обустраивая ему удобный, тёплый уголок. Когда-то у него уже был домашний любимец, поэтому все заботы кажутся Иззи привычными. Словно руки никогда не забывали, как это – ухаживать за таким крошечным созданием.

Весна выдалась ненастная. Промозглая сырость пронизывала до костей. По общему мнению, март был холоднее января. Приближалось время экзаменов, а Иззи уже точно решил, что потратит промежуточный год на работу. В планах было накопить деньжат, освежить в памяти знания и подать документы в медицинский колледж.

Мама, конечно, гордилась его целеустремлённостью, но спуска не давала, напоминая о домашних обязанностях. Поэтому Иззи частенько приходилось бегать по поручениям. В тот день он направлялся к мусорным бакам, прокручивая в голове решение задачки об определении генотипа и фенотипа детей, рождённых от союза кареглазых гетерозиготных родителей.

С одним из представителей подобного потомства Иззи столкнулся на подходе к конечному пункту своего пути. Мальчишка-младшеклассник, слишком маленький, чтобы гулять в одиночестве. Его канареечно-жёлтая куртка ярко выделялась на фоне грязных баков, а из-под низко натянутой шапки смотрели доверчиво распахнутые глаза.

– Эй, малёк, шёл бы ты отсюда, – разговоры детьми никогда не были коньком Иззи. – Не самое подходящее место для игр.

– Я не играю, – заявил тот. – Я кормлю Тома.

У ног мальчика обнаружился серый котёнок, расправляющийся с котлетой из бургера. Судя по скорости, с которой исчезала еда, животное было довольно голодным.

– Почему бы тебе не взять его домой? – вопрос вырвался быстрее, чем Иззи успел подумать.

– Мама болеет, – ответил малыш, вздыхая не по-детски тяжело. – Нельзя приносить микробов.

– Ну, хотя бы отойдите оба с дороги. Вас тут растопчут, – проворчал Иззи.

Он выбросил мусор и ушёл, не оглядываясь, потому что нельзя пожалеть всех обездоленных мира, когда сам ты ещё ничего не решаешь в этой жизни.

Целую неделю он то и дело замечал мелькающую во дворе приметную жёлтую куртку. Пацан явно был из упрямых и делил со своим подопечным собственный обед. Иззи даже подкинул ему пару наггетсов, которые забыл съесть на перемене.

К концу недели они снова пересеклись, когда Иззи услышал горестные всхлипывания за площадкой для мусора. У него упало сердце. Он слишком хорошо себе представлял все опасности, поджидающие на улице беззащитного маленького зверька. Почти против воли он заглянул за невысокое ограждение. 

К несказанному облегчению Иззи, котёнок был жив и довольно мурлыкал, тыкаясь носом в заплаканное лицо мальчика.

– Ты зачем такую сырость развёл? – спросил Иззи, пытаясь скрыть волнение напускной суровостью.

– Маму положат в больницу, поэтому мы переезжаем, – всхлипнул тот, размазывая грязь по мокрым щекам. – Мне не разрешают брать Тома с собой, потому что на нём полно заразы.

– В больницу нельзя с животными, – посочувствовал Иззи.

Он не знал, чем тут можно помочь, но оставлять ребёнка в таком состоянии ему казалось безответственным.

– Хочешь, я буду кормить его за тебя? – предложил он.

Мальчик перестал плакать и с надеждой поднял на Иззи глаза.

– Хочу, – воскликнул он. – Томми любит стрипсы и тунца. А салат не ест.

– Конечно, он же хищник, – улыбнулся Иззи. – Обещаю, никакого салата.

– Спасибо! – малыш улыбнулся, показав неполный комплект зубов. – Тогда я пошёл, меня уже звали домой.

– Давай, топай малёк, – Иззи махнул рукой, прощаясь.

Но мальчик сделал пару шагов и замер. Он обернулся и встревоженно спросил:

– Ты обещаешь, правда?

Иззи вытащил из-под воротника крест и демонстративно коснулся его губами:

– Обещаю!

Ребёнок убежал. Иззи опустился на землю и рассеянно погладил полосатую голову. Он прекрасно понимал, что мог бы приходить сюда каждый день и приносить остатки обеда, но правда была в том, что жизнь уличной кошки удручающе коротка.

Он сам не понял, в какой момент решился и, подхватив котёнка на руки, отправился с ним домой.

Мама, конечно, сначала была в шоке. Потом немного поворчала, но сменила свой гнев на милость сразу после того, как Том освоил лоток. Спустя неделю, она уже самозабвенно играла с питомцем бантиком на верёвочке и покупала ему разнообразные вкусняшки.

Иззи был очень рад своему спонтанному решению. Мама обожала кота, а самому Иззи было спокойно знать, что рядом с ней есть хоть одна родственная душа. 

Когда его жизнь полетела под откос, когда Иззи оказался на тюремных нарах, он знал, что мама не одна. Она, в свою очередь, в своих письмах всегда оставляла пару строк на рассказ о Томми.

Несколько дней они привыкают друг к другу. Иззи успел посетить ветеринара и получить от него список рекомендаций. При кабинете врача обнаруживается зоомагазин, который на добрую половину состоит из товаров для кошек. Иззи сам не понимает, что на него нашло, но он выходит оттуда, гружёный всем необходимым.

Уже дома он удивлённо спрашивает себя, неужели такому крошечному созданию действительно нужно иметь два лотка, две лежанки, переноску, спортивный комплекс, сменный комплект посуды и целый пакет игрушек. У него самого, пожалуй, меньше вещей.

Имя Эдди прижилось котёнку моментально. Тот ещё не научился реагировать на него (зато мгновенно отзывается на звук открывающейся банки кошачьего паштета). С каждым днём он становится всё любопытнее и смелее. Если в первый вечер он боялся спрыгнуть с дивана, то сейчас уже полностью обследовал все уголки квартиры.

Иззи не знает, чем того привлекает сложенная стопкой пижама Френчи, но Эдди повадился спать именно на ней. Это чертовски мило, Иззи даже делает пару снимков на свой телефон. Но он до сих пор не знает, как сам Френчи на это отреагирует.

Они созваниваются регулярно. В течение дня Иззи прилетают какие-то мемы и репосты, на которые он отвечает этими глупыми эмодзи. Он никак не может подобрать подходящие слова. Возможно, это страх быть отверженным? Об этом точно стоит поговорить с психологом на следующем сеансе терапии.

Всё выясняется с приходом выходных. Погода совершила очередной кульбит и после нескольких тёплых солнечных дней вспомнила о дожде и ветре. Небо затянуто низкими тучами, то и дело занимается мелкий дождик. Иззи решил не выходить из дома без надобности и проводит время за уборкой.

 Из-за мрака за окном он уже включил подсветку. Он кутается в колючий плед, устраиваясь удобнее на диване. 

Френчи звонит по видеосвязи ближе к вечеру:

– Привет, детка!

Он выглядит гораздо лучше, чем пару дней назад. Правда, нос всё ещё красный, натёртый носовыми платками, но глаза уже не кажутся такими больными и несчастными. Френчи сидит в своей крошечной комнате, замотанный в шарф, и держит в руках огромную кружку с горячим травяным чаем. Иззи не понимает его любви к этому напитку, но, наученный опытом, молчит. Потому что не хочет слушать спонтанную лекцию об энергии трав и солнца.

Они болтают о делах и работе. Иззи жалуется, что у него не получилось отбрехаться от нахала Сприггса, подбившего его на участие в Тайном Санте.

– О, подарки! – Френчи радуется, как ребёнок. – Мы делаем это на каждое Рождество. В прошлом году мне достался Швед, и я подарил ему большущий пакет лакричного мармелада.

Он морщит нос, показывая своё отношение к подобным конфетам, а Иззи не может удержать смешок. Все люди делятся на тех, кто обожает лакрицу и ненавидит её. Третьего не дано, потому что нельзя быть полностью к ней равнодушным.

– Ты должен участвовать, ты обещал, – напоминает ему Френчи.

Это действительно так. Прошлое Рождество Иззи встретил на больничной койке, приходя в себя после операции. Ему было непросто смириться с потерей ноги, но ещё сложнее – с полным крахом их с Эдвардом отношений. Тогда Иззи казалось, что его жизнь разрушена до основания. От будущего он не ждал ничего хорошего, оно вообще рисовалось в самых мрачных тонах. Больше всего Иззи мечтал о том, чтобы попросту не проснуться однажды утром.

Он бы так и зачах в болоте уныния и ненависти к себе, если бы эта ненормальная шайка Боннета не начала дежурить у него в больнице. Они составили график, подстроив его под рабочее расписание, и начали приходить каждый день.

Палата Иззи наполнилась цветами, открытками и фруктами. Джим, обычно, сидели молча, читая книгу, но реагировали на каждый скрип или шорох. Арчи и Пит травили байки, пользуясь тем, что Иззи не мог от них сбежать. Крошка Джон что-то вязал. Как выяснилось, это был шарф. Тот самый, который Иззи надевает в самые холодные дни. Люциус рисовал, Роуч приносил умопомрачительно вкусную еду, а Френчи… Френчи не могли выгнать даже медики. Он ночевал там, на неудобном стуле, оставаясь рядом в самые тяжёлые ночи, когда Иззи хотелось выйти в окно от осознания собственной никчёмности.

Рождество они устроили там же. Напялили на себя колпаки эльфов и спели все гимны, что смогли вспомнить. Они натянули на Иззи халат Санты, усадили его в кресло и катали по близлежащему парку, чтобы он мог увидеть красивую подсветку и угоститься жареными каштанами и яблоком в карамели.

Тогда он расплакался, потому что не ел всего этого с самого детства. Иззи обнимали всей толпой и взяли с него клятвенное обещание, что он непременно отпразднует с ними следующее Рождество.

Иззи вспоминает те дни, и его сердце наполняется благодарностью.

– Да, – говорит он. – Конечно. Сприггс поставил меня в известность, что вся банда решила собраться в моём доме.

Френчи смеётся, едва не опрокидывая кружку. У него такой солнечный чудесный смех, что странно наблюдать, как он мгновенно гаснет. 

– Из, – говорит Френчи странно напряжённым тоном. – Что это за твоим плечом?

Иззи поворачивается и видит полосатую мордочку, принюхивающуюся к его волосам.

– О, – он пытается сделать тон максимально легкомысленным. – Это Эд. Я приютил его недавно.

– Что? – Френчи взволнованно ёрзает и подаётся вперёд, ближе к камере. – Ты приютил кота и назвал его именем своего бывшего?

– Получается, что да, – Иззи разводит руками.

Френчи долго всматривается в него, наблюдая за тем, как Эдди забирается в капюшон толстовки Иззи и сворачивается там калачиком.

– Ты же в курсе, что кошки поработили человечество? – спрашивает Френчи убийственно серьёзным тоном. – Они заражают людей токсоплазмозом и диктуют им свои правила. А царапины долго заживают, не говоря уже про укусы. В слюне кошек тьма бактерий, ты постоянно рискуешь здоровьем.

– Мы были у ветеринара и прошли все возможные тесты. Эдди абсолютно здоров, – терпеливо объясняет Иззи.

– Но кошки дерут мебель и портят полы! – голос Френчи становится выше и тревожнее. – Всем известно, что они ведьмы и крадут дыхание младенцев!

– В этом доме нет детей, – Иззи не хочет улыбаться, но тонкие вибриссы щекочут его шею. – Ну, возможно, кроме тебя.

Френчи взбрыкивает ногами, начинает что-то возмущённо отвечать, но на этом связь обрывается. Иззи озадаченно смотрит на потемневший экран. Он выжидает минуту, но мессенджер молчит.

Ещё через пару мгновений, Иззи набирает номер Френчи и с упавшим сердцем слушает вежливый механический голос, сообщающий, что «телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Иззи закрывает глаза. В желудке разливается неприятное чувство, мгновенно переходящее в тошноту, сердце ускоряет ритм. Он твердит себе, что нет поводов для беспокойства, но паника грозит захлестнуть его с головой.

Преувеличенно осторожно он перекладывает Эдди из капюшона в складки пледа и отправляется искать сигареты. Френчи как раз позабыл помятую пачку где-то на тумбочке в прихожей.

Когда руки начинают нехорошо дрожать, Иззи выбирается на пожарную лестницу, прикрывая за собой окно. Эдди тут же оказывается по другую сторону стекла и в изумлении таращится на него своими янтарными глазищами.

– Иди, спи, бестолочь, – ворчит Иззи.

Возможно, он реагирует слишком остро, но год назад он уже проходил через это. Эдвард игнорировал его, бросал трубки, обрывал контакты. С тех пор его нервы ни к чёрту. Переливчатая мелодия, оповещающая Иззи о невозможности связи, срабатывает, как мощный триггер, предвещая полноценную паническую атаку.

Но холодный воздух оказывает благотворное действие. Иззи помнит наставления терапевта о том, как заземлиться. Поэтому он сосредотачивается на дыхании и начинает считать.

– Пять вещей, – бормочет он, загибая пальцы. 

Чайка, сидящая на трубе дымохода. Она смотрит прямо на Иззи и чего-то ждёт.

– Раз.

Вывеска пекарни, где продаются французские вафли. Сейчас не надо думать о том, как на лице Френчи вспыхивает улыбка, когда он получает их на завтрак.

– Два.

Пепельница с вращающейся крышкой. На ней изображены скачущие по радуге единороги, и это самая тупая пепельница в мире. Возможно, её принёс Роуч, да так и оставил на подоконнике.

– Три.

Чей-то мокрый байк, припаркованный на улице. Свой Иззи продал и пересел на автомобиль. Иногда он скучает по свободе, которую даёт такой способ передвижения.

– Четыре.

Носки на его ногах. Толстые, шерстяные. Сквозь них начинает просачиваться холод, потому что, чёрт возьми, Иззи стоит на металле в непогожий день.

– Пять.

Он бросает окурок в пепельницу и тут же прикуривает следующую сигарету.

– Четыре поверхности, – вздыхает он и проводит ладонью по перилам, ощущая, как царапают кожу чешуйки ржавчины.

Он гладит кирпичную кладку стены, изъеденную временем оконную раму и собственные волосы, влажные от пребывания на улице.

Три звука находятся проще. Это, конечно, стук капель по козырьку крыши, рёв мотора какой-то машины, резко стартовавшей с перекрёстка, скрип крошечных коготков по стеклу и жалобное мяуканье, доносящееся из квартиры.

Два запаха: солёный ветер, несущийся над крышами, и табачный дым.

Последним должен быть вкус. 

Иззи вздыхает ещё раз и забирается домой. Оставляя цепочку мокрых следов, идёт на кухню и включает кофеварку. Возможно, не лучший выбор подстёгивать сейчас нервы кофеином, но ничего другого просто не приходит в голову.

Он как раз допивает эспрессо, когда экран оживает, высвечивая номер Крошки Джона.

– Как ты, дорогой? – спрашивает тот самым участливым тоном. – Малыш залил чаем телефон, присоединённый к зарядному устройству, и устроил небольшой пожар.

– С ним всё в порядке? – Иззи хрипит сильнее обычного, и это не остаётся без внимания.

– Не считая лёгкого испуга, всё хорошо. Но ты не ответил, дорогой. Как ты?

Иззи вздыхает. Он ополаскивает чашку, прежде чем ответить.

– Не знаю, – говорит он. – Я принёс домой кота и, похоже, мне придётся отправить его в приют.

– Что? Не принимай поспешных решений, – советует Джон. – Когда Френчи разделается с последствиями своей неуклюжести, он перезвонит тебе с моего аккаунта.

Иззи соглашается, но душа у него всё равно не на месте. Он прижимает к себе Эдди, вскарабкавшегося по пижаме, и рассеянно гладит его за ушком. Слушает громкое мурчание и думает о том, что у маленького котёнка довольно много шансов на успешное обретение дома.

Когда раздаётся мелодия мессенджера, Иззи уже почти смиряется с неизбежным.

– Прости, детка, кажется, я только что угробил свой телефон, – у Френчи виноватое лицо и новая одежда. На щеке грязное пятно, похожее на размазанную сажу.

Он явно перебрался в комнату Джона, судя по мерцающей гирлянде за спиной.

– Что ж, придётся покупать новый, – Иззи пытается усмехнуться, но, кажется, задействует не те мышцы.

Френчи сокрушённо мотает головой:

– За пару дней это будет непросто провернуть.

– Что за спешка? – уточняет Иззи.

– Я как раз собирался сказать…

Он произносит это и замолкает. Иззи тоже не издаёт ни звука, наблюдая за тем, как тот рассеянно тянет себя за волосы, распрямляя тугую спираль наугад выбранной пряди.

– Меня разыскали родственники, – наконец, говорит Френчи. – В День Благодарения я отправил им открытку, сообщив, что жив и здоров. А вчера они со мной связались.

– Это же хорошо, – осторожно говорит Иззи. – Разве нет?

– Да, мне сказали, что у Аннабель – моей тётки, болезнь Альцгеймера, и она уже не всегда узнаёт свою семью. Но она постоянно спрашивает обо мне.

– Конечно, она ведь вырастила тебя, – Иззи уже немного в курсе подробностей жизни Френчи.

– Ага, – тот выдерживает долгую паузу. – Они просят меня приехать.

Иззи улыбается. Для него стало огромным открытием, что все сотрудники Стида были набраны им в рамках благотворительной инициативы «Реабилитация и социализация бывших бездомных». Он прекрасно понимает, что многие из его друзей до сих пор остаются потерянными для своих семей.

– Значит, ты согласился, – говорит он сложив два и два.

Френчи кивает. Он мнётся, отводя глаза, и выглядит чертовски неуверенным.

– Через два дня я лечу в Бристоль, – говорит он.

Иззи знает, где это. В животе опять что-то неприятно ворочается.

– Не забудь потеплее одеться, – советует он. – Ты ещё не до конца здоров, а десятичасовой перелёт – это довольно сложное испытание для подорванного иммунитета.

Он смотрит, как Френчи кивает, и ощущает какое-то новое чувство в груди. Иззи не может пока определиться, что оно означает. Во время затянувшегося молчания Эдди снова забирается в капюшон. Похоже, это его новое любимое место для отдыха.

– Джон говорит, что ты хочешь сдать его в приют, – внезапно говорит Френчи.

Иззи сглатывает образовавшийся в горле комок:

– Возможно, так будет лучше для всех.

– Я не бывал в приютах для кошек, – тихо отвечает Френчи. – Но был в тех, что предназначены для детей. Там никому не бывает лучше, детка.

– Разве тебя не воспитала тётя? – озадаченно спрашивает Иззи.

– Скажем так, у неё не сразу получилось, – Френчи отводит глаза.

Спустя ещё одну неловкую паузу он вдруг встряхивается, поднимает голову и решительно произносит:

– Ты позволишь мне окурить твой дом полынью, я найду тебе хороший талисман и ты не дашь коту трогать мои вещи.

Иззи замирает, пытаясь не рассмеяться, но уголки губ предательски растягиваются в улыбке, как только он вспоминает, как Эдди любит спать на одежде Френчи.

– Хорошо, соглашается он.

***

Эта неделя даётся Иззи тяжело. На работе он отвлекается, полностью погружаясь в круговерть лиц и забот. Фанг, поддавшийся влиянию момента, разворачивается с украшениями на полную катушку. Входная группа теперь переливается огнями, как ворота в резиденцию Санты. Конечно, это не так бросается в глаза на фоне «Сладкой мести», чья подсветка, наверное, видна из космоса.

На администраторской стойке появляется ёлка, а под ней – корзинка с небольшими презентами для клиентов (Иззи ворчит, что для подарков от благодарных клиентов надо ставить новый шкаф).

Фанг ходит наряженный в красный халат с оторочкой. Что в сочетании с колпаком на голове и белоснежной бородой производит на окружающих сильный эффект. В один из дней Иззи застаёт Сприггса сидящим на коленях Фанга. Нахальный придурок утверждает, что вёл себя как паинька, и просит на Рождество сплошное непотребство.

Иззи фыркает, а после напускает на себя важный вид и напоминает Люциусу, что у того есть собственная работа. Люциус закатывает глаза и удаляется, напомнив, напоследок, что жеребьёвка Тайного Санты уже проведена.

Когда выдаётся свободная минутка, Иззи проверяет оповещения и давится кофе. Конечно, именно этому нахалу Сприггсу он и должен подарок.

В четверг, ближе к закрытию, когда Иззи уже подсчитывает выручку, к нему заглядывает Роуч. Он уверяет, что пришёл утвердить список продуктов к Рождественскому ужину, но, судя по пирамидке различных контейнеров с едой, снова решил, что Иззи плохо питается.

Снова, как и год назад, банда присматривает за ним. Конечно, он периодически срывается, как в былые времена, кричит и высказывает всё, что думает. Это почти неизбежно в конце года, когда все чертовски вымотались. Но теперь они не огрызаются. Просто подходят и обнимают Иззи, не разжимая рук, пока он не перестаёт кипеть.

– Ты просто устал, pendejo¹, – бормочут Джим в его ухо. – Мы справимся, правда.

И он им верит. 

Дома чуть сложнее. Постоянно накатывает грусть. Иззи прекрасно понимает, что пятичасовая разница во времени – это испытание. Он делает короткий звонок ранним утром, пока пьёт кофе. В Бристоле самый разгар дня, и ему успевают мельком показать готическое кружево Собора, Рождественские ступеньки и площадь Королевы. 

Вечером созвон длиннее. Иззи приходит домой довольно поздно, но у Френчи уже глухая ночь. Он прячется в каморке домашней прачечной и говорит вполголоса, потому что многочисленная родня уже спит. Иззи смотрит на едва подсвеченное телефоном лицо и отчаянно скучает.

Френчи рассказывает, как тётушка сперва даже узнала его. Потрепала по щеке, ворчала, что волновалась всё то время, пока он не выходил на связь. Сказала, что он унаследовал мамины глаза и руки.

– А сегодня смотрела сквозь меня, – вздыхает Френчи. – Но она и родных сыновей узнаёт через раз.

Иззи не представляет, чем его утешить. У него были знакомые со старческой деменцией, поэтому он просто не может врать, утверждая, что всё будет хорошо.

Эдди тоже участвует в разговорах. Он освоился и теперь шкодничает, как любой здоровый котёнок. Френчи вздрагивает, когда эта усатая морда бесцеремонно влезает в кадр, пытаясь выбить телефон из рук Иззи.

– Что ему надо? – подозрительно спрашивает Френчи.

– Всего лишь немного внимания, – улыбается Иззи и чешет Эдди под подбородком, слушая довольное мурчание.

Во время этих поздних разговоров Френчи начинает клевать носом и отвечать невпопад. Ему нелегко даётся адаптация. Иззи видит эти тени под глазами, осунувшееся лицо. Поэтому, как бы ему ни хотелось продолжать беседу, он отправляет Френчи спать, а сам пытается отвлечься, просматривая ролики на YouTube.

И, вроде, всё хорошо. Нет поводов для беспокойства. В течение дня в его мессенджеры всё так же прилетают мемы и фотографии. Иззи знает, что Френчи распробовал местную «Фанту» и она похожа на нектар и амброзию, зато драже «Тик-так» в Англии совершенно ужасны. Это всё чертовски мило и заставляет его улыбаться, но Иззи понимает, что начинает скатываться.

Сначала раздражают мигающие огоньки, потом – необходимость держать лицо. Всё чаще он обнаруживает себя с сигаретой в руке и всячески стремится к уединению.

Потому что только одна мысль не даёт Иззи покоя: а что, если Френчи не вернётся? Там, в Бристоле, его родня. Улица, на которой он вырос, школа, в которую ходил. После стольких лет мытарств, после бродяжничества, неужели ему не захочется остаться там, где его корни?

Он гонит эти мысли прочь, но по ночам они высвечиваются на внутренней стороне век, как «Мене, текел, фарес» на стенах дворца Валтасара. Это, конечно, не способствует крепкому и здоровому сну, но Иззи упрямо лежит в темноте, зажмурив глаза.

Без Френчи его постель кажется слишком пустой. На неделе это не так царапает сердце, но в выходные становится довольно тоскливо. Кто бы мог подумать, что Иззи будет настолько не хватать этих острых локтей и коленей, впивающихся в его рёбра.

Эдди, похоже, чувствует, что с хозяином что-то не так, и начинает шкодничать. Что, в принципе, нормально для кошачьего детёныша, но в этом словно стоит батарейка от вечного двигателя. Эдди носится по квартире на космической скорости, производя слишком много разрушений. Иззи уже приучился убирать в шкафы всё, что может оказаться на пути этой пушистой молнии.

Однако, он срывается, когда слышит, как в четвёртом часу утра с прикроватной тумбочки падает кольцо, прикреплённое к цепочке. Судя по шебуршанию, свой трофей маленький чертёнок уже утащил под кровать.

С одной ногой это почти акробатический этюд – спуститься на пол, разыскать и отвоевать украденное обратно. Это стоит Иззи исцарапанных рук, но будет ужасно, если память о его матери закатится в щель между половицами.

– Ты совсем как твой тёзка, – ворчит он, поймав Эдди. – Такая же заноза в заднице.

Котёнок начинает мурлыкать и тычется холодным носом в грудь Иззи. Это щекотно и очень смешно, поэтому поток ругательств тут же иссякает. Остаток ночи Эдди спит, свернувшись калачиком на соседней подушке.

Неделя перед Рождеством совершенно сумасшедшая. Иззи тоже сумасшедший, раз разрешил всем собраться у него. Он отчётливо понимает это, когда Крошка Джон приносит в его дом живую ель.

Дерево сладко пахнет хвоей и оно огромное. После установки, оно почти упирается макушкой в потолок.

– Ангелу придётся пригнуться, – задумчиво комментирует Джон. – У тебя же есть украшения?

Последний вопрос явно адресован Иззи, который задумчиво качает головой. На работе есть искусственная ёлка, которую раз в год достают из шкафа. Она продавалась уже наряженной, такой и остаётся последние лет двадцать.

– У моей матери были какие-то игрушки, – говорит он. – Но, боюсь, я давно сдал их на благотворительность.

Джон неодобрительно цокает языком. А на следующий день возвращается в компании Люциуса и Джима. Они приносят невообразимое количество запутанных гирлянд, разноцветных шаров и прочей ерунды. Иззи протестует только против мишуры. Он слышал, что она очень вредит кошкам.

Эдди проявляет к происходящему большой интерес и уже успел освоить еловые лапы и испачкаться в смоле. Пока Иззи отмывал кошачью шёрстку, его квартира преобразилась. Он и не подозревал, как органично это пространство будет смотреться с огоньками.

Каждый день что-то добавляется: какие-то коробки (Пит утверждает, что там посуда), разобранный, но от этого не менее огромный стол.

– Пледы! – кричит Иззи. – Зачем мне эти грёбанные пледы, женщина?

Арчи пожимает плечами, но продолжает складывать их стопкой.

– Олу сказал, что какао и плед – это главная составная праздника, – говорит она. – Я не сильна в традициях, но звучало убедительно.

Иззи открывает бутылку виски. У него полное ощущение, что дом принадлежит не только ему. Кажется, сейчас он начинает понимать выходцев из многодетных семей. 

Главным испытанием оказывается, конечно же, Стид. Днём мелькает повсюду, как чёртова фея Рождества. Там, где он прошёл, остаётся след из искрящихся снежинок, полосатых леденцов и запаха карамели.

В своём кофе Иззи обнаруживает тающих зефирных снеговиков.

– Боннет! – кричит он. – Что за хрень?

– Немного праздничного настроения никому не повредило, – улыбается Стид и исчезает из вида, чтобы возникнуть в другом месте и начать руководить размещением ящика для пожертвований.

– Это бардак, – ворчит Иззи. – Грёбаный хаос.

– Зато здесь красиво, – мечтательно отвечает Фанг. – У нас никогда не было настоящего Рождества, босс.

– У нас вообще никогда не было ничего похожего на праздник, – добавляет Эдвард.

Он присоединяется к ним в комнате отдыха персонала. И всё выглядит как в старые добрые времена, за исключением того, что Чёрная Борода раньше ни за что бы не нарядился в дурацкий свитер с оленями.

– Мы уедем в Калифорнию на все праздники, – говорит Эдвард. – Стид перед отъездом хочет убедиться, что здесь всё идеально.

– Если всё станет ещё идеальнее, я начну блевать блёстками, – предупреждает Иззи.

Эдвард хохочет и целует его в щёку. 

Перерыв почти закончен, когда в их крошечную подсобку вваливается Сприггс. По всей видимости, он начал фразу ещё милю назад, поэтому Иззи не сразу вникает в этот поток слов.

– …и в довершение всего, Пит сказал, что у тебя в доме нет ни одного телевизора! – палец Люциуса замирает в нескольких дюймах от груди Иззи.

– Что? А… да, у меня нет телевизора, – он искренне не понимает, почему эта информация вдруг стала такой важной.

– А как же «Один дома»? Или «Гарри Поттер»? – возмущённо спрашивает Люциус. – Малыш Кевин и Гриффиндорские неразлучники – это такая же примета праздника, как Санта Клаус и наряженная ёлка.

Иззи окончательно теряется. Фанг тихонько хихикает, но всё же отвечает вместо него:

– У босса есть ноутбук, он смотрит фильмы с него.

– И это меня здесь называют извращенцем, – фыркает Люциус. – Хорошо, я скажу Питу, чтобы прихватил с собой проектор. У тебя найдётся светлая стена?

– У Иззи все стены такие, – подаёт голос Эдвард.

Люциус вскрикивает, хватаясь за сердце. 

– Блядь! – от волнения его голос подскакивает на октаву. – Откуда ты взялся?!

– Эм, я уже минут пятнадцать здесь, пью кофе, видишь? – Эдвард поднимает полупустую чашку на уровень глаз.

Люциуса, впрочем, это не убеждает. Он всё ещё нервно реагирует на присутствие Эдварда, хотя уже больше года прошло с тех пор, когда тот спустил его по лестнице.

– А вы разве не помирились, малыш? – озадаченно спрашивает Фанг.

– Да! Нет! Не знаю! – Люциус странно дёргается и выскакивает за дверь.

– Бля, он так и не простил меня, – Эдвард покаянно опускает голову. – А ведь я даже дал себя побить.

– Господи, не всё решается в один момент, – шипит Иззи. – Парень просто испугался, потому что не видел тебя.

Он встаёт и отправляется к заднему входу. 

Люциус действительно оказывается там. Стоит и курит под навесом. Иззи некоторое время наблюдает, как дрожит сигарета в его пальцах.

– Какие фильмы ты собираешься смотреть? – спрашивает Иззи, присоединяясь к перекуру.

– Не знаю, – Люциус пожимает плечами. – У тебя ведь нет любимых картин, верно? Что смотрят сердитые кожаные папочки? Что-то про расчленёнку?

Иззи морщится. Шуточка получилась так себе. Обычно этот придурок хотя бы старается.

– Челюсти, – отвечает он, показывая Сприггсу средний палец. – Такая же сказка, как твои комедии.

– Это та история про акул? – кривится тот. – Н-да, ожидаемо, конечно.

– Знаешь, чем хороши акулы? – Иззи подходит ближе и вызывающе заглядывает в глаза Люциуса. – У них нет плавательного пузыря, поэтому акула никогда не стоит на месте. Если не будет двигаться дальше, она умрёт.

– И к чему эта пятиминутка зоологии?

– К тому что ты завис в своей травме, – объясняет Иззи, выдыхая дым в лицо Люциуса. – Не двигаешься вперёд.

– И, типа, умираю, – резюмирует тот и закатывает глаза. – Ясно.

Люциус делает последнюю затяжку и уходит, бросив напоследок, что «Челюсти» не принимаются.

– Вспомни хоть один приличный семейный фильм, – советует он. – Или неприличный. Так будет даже лучше.

Иззи честно пытается удержать это в голове дольше четверти часа, но на него наваливается работа. Лишь позже, дома, он вспоминает этот разговор и старается выудить в памяти фильм, не вызывающий изжогу. Выудив из памяти какое-то смутно знакомое название, он отправляет его Сприггсу. 

Обдумав дневной разговор, он забирается в кладовку. Там лежит коробка, на которой маркером написано: «хобби». Иззи завёл себе занятие после очередного сеанса терапии. Правда, с появлением в его жизни Френчи резьба по дереву незаметно отошла на задний план. Однако сейчас Иззи точно знает, что деревянная чурка и набор резаков помогут ему завершить миссию тайного Санты.

В Сочельник погода опять выкидывает фортель. Накануне было довольно тепло, шёл сильный дождь, но за ночь направление ветра сменилось, небо расчистилось и температура упала ниже ноля по Цельсию.

Город стоит, словно политый глазурью. Сверкает в солнечных лучах. Обледенело буквально всё. Иззи радуется, что решил не работать в этот день. Он попытался дойти до пекарни, но не смог сделать и шага с крыльца. Протез автоматически делал этот кордебалет невозможным.

– Не советую, viejo², – кричат Джим.

Вместе с Арчи они медленно идут по улице, держась за стенку. Их ноги безудержно разъезжаются, полностью лишённые сцепления. Иззи жалеет, что у него нет корабельного каната, чтобы бросить его в помощь ускользающим.

Ближе к полудню он видит из окна, как улицу посыпают каким-то составом, от чего прохожие перестают барахтаться, как рыбы без воды, и бодро следуют по своим делам.

В доме Иззи царит полный хаос.

Приехал Роуч, принёс с собой фаршированную яблоками утку и тут же запихнул её в духовку. Теперь увлечённо монтирует пряничный домик (Иззи не уверен, что это стандартная схема сборки). Имбирные человечки тоже вызывают массу вопросов, хотя кто сказал, что их нельзя наряжать в БДСМ стиле?

Арчи повязывает на ёлку яркие ленты, утверждая, что на Фиджи без них не обходится ни одно Рождество. Джим помогают Иззи обустроить тихий уголок для Эдди.

Котёнку непросто освоиться. Он успел привыкнуть к тому, что квартира большую часть времени пуста. Сперва он, конечно, выходит к гостям, инспектирует принесённые пакеты, особенно те, что пахнут едой. Но после пытается забиться под диван.

Иззи читал, что лучше обеспечить питомца убежищем. Поэтому он выделяет Эдди спальню, перенеся туда миски с едой, питьевой фонтанчик, лоток и, конечно же, домик-лежанку. Котёнок, кажется, совсем не ценит эти усилия, зато проворно забирается в приоткрытый шкаф, сворачиваясь там на жёлтом свитере Френчи. Иззи усмехается, но не прогоняет его.

Спрятавшись на мгновение от суеты, Иззи пытается сделать звонок, но телефон Френчи недоступен. От этого становится грустно. Они не связывались прошлым вечером, и это молчание не может не тревожить. Иззи убеждает себя, что канун Рождества никогда не бывает спокойным днём. Возможно, Френчи просто устал. Или занят. Или…

Его горькие размышления прерывает Крошка Джон. Он в великолепном наряде из алого плюша, который так чудесно сочетается с его белой бородой.

– Дорогой, ты не против, если я разведу огонь? – спрашивает он. – Я сто лет не сидел у живого пламени. В помещении, я имею в виду.

Иззи кивает. Он догадывался, что некоторые детали его гостинной произведут фурор. Сам он ни разу не пользовался камином по назначению. Какое-то время даже закрывал его, потому что Джек по пьяни мнил себя Хемингуэем и пытался помочиться туда (где он услышал подобную информацию, неизвестно, но цель была поставлена в тот же момент). 

Когда Иззи выходит в гостиную, то не сразу узнаёт её. По центру стоит большой стол, застеленный скатертью. Там всё как положено: узорчатая дорожка посередине, декор из еловых веток, подсвечники, сервировка и даже, чёрт возьми, салфетки.

Глядя на его ошеломлённое лицо, все смеются. Оказывается, Боннет проводил для сотрудников несколько мастер-классов по этикету и сервировке стола. Должно быть, его действительно внимательно слушали.

Иззи делает несколько снимков и отправляет их Эдварду. Они со Стидом уже уехали в Калифорнию и даже успели прислать пару селфи на фоне Золотых ворот. В ответ приходят восторженные эмодзи и добрый десяток поднятых вверх больших пальцев.

В камине горят настоящие дрова. Джон принёс их, полностью проигнорировав запасённые Иззи пеллеты. Наверное, оно и к лучшему, потому что тонкий, сладковатый запах древесного дыма мистическим образом добавляет дому уюта.

Джим зажигают огоньки, Крошка Джон ставит на подоконник фонарь с восковой свечой внутри. Иззи кивает: его родители тоже так делали, следуя старой ирландской традиции. Считается, что это помогает заплутавшему путнику найти дорогу домой.

Ближе к вечеру начинают подтягиваться остальные. Возникает небольшое столпотворение, когда на стол водружают принесённые с собой угощения: энчиладос, кувшин кавы, кускус, горку брюссельской капусты и прочую снедь со всех уголков земного шара. 

– Кто повесил хуи на ёлку? – задаётся вопросом Иззи, увидев среди шаров и бантов явно самодельные разноцветные фетровые «украшения».

– Это Лу, – охотно поясняет Арчи. – Он сделал нас всех, вот это – ты.

Иззи смотрит на серый член в чёрном кожаном жилете. Потом переводит взгляд на остальные… и да, он угадывает почти каждого.

– А это что, страпон? – спрашивает он, внимательно вглядываясь.

– Ага, это Джим, – улыбка Арчи становится ещё шире. – Я там тоже есть!

Она поворачивает ветку, но Иззи закрывает глаза.

– Сприггс, ты придурок, – говорит он и смеётся.

– Я – художник! Я так вижу, – с вызовом отвечает тот и подаёт Иззи бокал подогретого эгг-нога. – И что, я угадал с внешним видом? Френчи не сдаёт тебя даже под пытками.

– Ну, я точно не ношу на нём крошечную жилетку, если ты об этом, – отшучивается Иззи.

Под ёлкой вырастает городок из разномастных коробок. Иззи ставит свою и внезапно начинает сомневаться в собственном выборе. Они ни разу не участвовал в тайном Санте и теперь страшно взволнован. Вдруг Люциус, всё же, не оценит его подарок? Лишь значительным усилием воли ему удаётся сдержать беспокойство.

Крошка Джон отвлекает его, предлагая сменить привычную рубашку нелепым свитером (все прочие уже успели под шумок переодеться). Сперва Иззи намерен возмутиться, но тут же понимает, что Джон сам связал эту вещь специально для него. Шерсть тонкая, мягкая и совершенно не колючая – приятная на ощупь. Иззи разворачивает свитер и чувствует, как подкатывают слёзы. 

На угольно-чёрном фоне красуется сердитый серый зверь. Крест под левым глазом, золотистая нога (в тон рогу на голове) и надпись «Наш новый единорог» не оставляют сомнения в том, что здесь изображён сам Иззи.

 – Спасибо, – говорит он, одеваясь.

Люциус не даёт ему собраться с мыслями и спрашивает своим самым елейным голосом:

– Ооооу, это чертовски мило, разве ты не должен поцелуй нашей Калипсо?

Иззи, не глядя, показывает ему средний палец и подносит к губам запястье Джона. Тот наклоняется и подхватывает Иззи, как пёрышко, поднимая на уровень своего лица. Ещё год назад эта вольность вызвала бы у него шквал брани, но сейчас Иззи смеётся и крепко целует Джона в губы.

Банда взрывается криками и улюлюканьем.

– Тихо, придурки, – возмущается Иззи, но его никто не слушает.

Пока идут последние приготовления и распределяются места за столом, поспевает новая партия эгг-нога, начинается игра «поймай друга под омелой». Иззи не успел отследить, кто развесил её по всему дому, но она действительно повсюду. 

Первым успевает Роуч. Где-то между вопросом о приборах и комментарием о приемлемой температуре вина он разворачивается к Иззи, кладёт руки на его щёки и звонко целует.

– Счастливого рождества, человечек, – говорит он. – Теперь ты наш талисман, ты в курсе?

Иззи чувствует как горят его уши, но он возвращает Роучу улыбку и спрашивает со всем кокетством, на которое способен:

– На сладкое только это, или ты припас что-нибудь ещё?

Тот на мгновение стискивает его в объятиях и шепчет на ухо:

– Я очень люблю Френчи и только поэтому не тащу тебя в спальню, сердитый человек. Но если вы однажды решитесь на открытые отношения, знай, что я всегда готов.

Свитер внезапно начинает казаться слишком тёплым. А может, это жар от духовки во всём виноват, но Иззи понимает, что он пунцовый, как помидор.

– Эй, libertino³, хватит смущать его, – ворчат Джим и тоже чмокают Иззи в лоб.

За следующие четверть часа, его успевают поцеловать все, включая Олу и Пита. Это неожиданно приятно, хоть и смущает Иззи до чёртиков. Он сбегает ненадолго, чтобы выкурить сигарету в тишине и снова пытается дозвониться до Френчи. 

Телефон в очередной раз выдаёт фразу о недоступном или выключенном аппарате абонента. Это несколько снижает градус веселья, но Иззи решает, что не даст себе испортить этот вечер. 

Когда он возвращается, Люциус включает проектор, и стена превращается в киноэкран, совсем как в произведении Брэдбери. После короткой заставки начинают мелькать фигуры людей, и голос рассказчика говорит о том, что самые искренние встречи происходят в залах аэропорта. Фильм снимали в Хитроу, Иззи знает об этом. Он думает о трансатлантических перелётах и разнице часовых поясов…

– Это же «Реальная любовь», – говорит Фанг. 

Он прибыл последним, но уже восседает на диване, завёрнутый в плед, и держит в руках дымящуюся чашку.

– Фильм выбирал Иззи, – говорит ему Люциус и подмигивает. – Я всегда знал, что у него отличный вкус. 

И это действительно похоже на семейный праздник. Что-то из далёкого детства, просыпающееся в душе от запахов ёлки и имбирного печенья. Мерцающее в памяти, как разноцветные шары, отражающие лампочки гирлянд. 

Иззи сидит на диване, прислонившись к плечу Фанга, слушает, как потрескивает пламя в камине, смотрит полузабытый фильм. Вокруг суетится его семья – люди, со всех концов земного шара, ставшие близкими и родными. Пригревшись, он почти дремлет, когда раздаётся звонок в дверь.

– Кто ещё должен подойти? – спрашивает Иззи. – Чжэн?

– Нет, они с тётушкой улетели в Пекин, – говорит Олу. – Сказали, что в праздничную ночь самые дешёвые билеты.

– Швед? – предполагает Пит.

– Нет, детка, Джеки устраивает ужин со всеми своими мужьями, это традиция, – отвечает Люциус.

– Скорее всего, кто-то из соседей, – говорит Иззи, направляясь в сторону прихожей.

Он отпирает замок, уверенный в том, что милая леди, проживающая этажом ниже, принесла ему домашних кексов или что-то в этом роде. Поэтому не сразу понимает, что вместо приветливой миниатюрной женщины он видит Френчи.

– Привет, – улыбается тот, смахивая с плеч подтаявший снег. – Я не слишком опоздал?

Слова застревают где-то в горле, словно связки вмиг разучились воспроизводить звуки. Иззи делает шаг вперёд и обнимает Френчи так крепко, как может. Тот тихонько шипит от боли, но не предпринимает попытки освободиться. 

Позади слышится весёлый гвалт и перекрывающий его голос Арчи:

– Омела! Прямо над вами! Целуйтесь уже!

На щёки Иззи ложатся ладони в вязаных митенках (кончики пальцев просто ледяные) и Френчи целует его так нежно и сладко, как умеет только он. Иззи стаскивает с его волос шапку и зарывается руками в буйные кудри. Он слышит волчий свист и показывает средние пальцы, не переставая при этом отвечать Френчи.

Они затаскивают в дом чемодан. Глазастый Пит успевает разглядеть подтаявшие льдинки и изумлённо спрашивает:

– Там что, снег?

Френчи кивает, стряхивая капли с одежды. Крошка Джон тут же вручает ему жёлтый свитер, украшенной свирепой кошкой. Иззи с любопытством смотрит на этот узор, но не успевает ничего сказать, потому что Джим уже добрались до окна.

– Dios mío, no puedo creer lo que veo⁴, – кричат они. – Там хренов снегопад!

Все толпятся , выглядывая на улицу. Это настоящее чудо, Иззи может на пальцах пересчитать, сколько раз ему доводилось встречать белое Рождество. Немного замешкавшись в прихожей, он слышит как Джон ворчит на Френчи:

– Почему не сказал, что ты в пути? На Иззи весь день лица нет.

– Не могу понять, – сокрушённо отвечает Френчи. – На пересадке в Лиссабоне связь пропала и больше не появилась.

Иззи возвращается в комнату и видит, что эти двое внимательно смотрят на экран телефона.

– Ну конечно, детка, – басит Джон. – В режиме полёта связь не ловит. Надо было его отключить.

Френчи чешет затылок, кончики ушей начинают неудержимо краснеть:

– Божечки, я такой дурак, – говорит он.

Рядом возникает Роуч, вытаскивает телефон из рук Френчи и вручает вместо него бокал с глинтвейном. 

– Сначала согрейся, – говорит он и, заметив очередную омелу, смачно целует своего друга. – Мы все волновались за тебя и за Иззи.

Банда отлипает от созерцания кружащихся в лучах фонарей снежинок и возвращается к диванам. Роуч зовёт всех за стол.

Теперь, когда на душе спокойно, Иззи позволяет себе дрейфовать в атмосфере семейного праздника. Он пробует всего понемногу и слушает истории о том, кто и как встречал Рождество в детстве.

Фанг и Арчи рассказывают удивительные байки о зиме в Южном полушарии, и это немного похоже на то, что вспоминал о доме Эдвард. Джим разливают по бокалам горячий понче⁵ и говорят, что однажды изображали Иосифа в «Пастушьих играх» – сценках, разыгрываемых детьми.

– У меня была вот такая борода, клянусь! – восклицают они. – Нана не знала, гордиться мной за то, что я всё же участвую, или огорчаться из-за гендерного несоответствия роли. 

– А я в школе был ангелом, – Люциус закатывает глаза. – Приносил Марии благую весть.

– Ты и сейчас ангел, – Пит влюблённо смотрит на него, но тут же спохватывается и добавляет. – Суровый и прекрасный ангел возмездия, конечно.

– Я любил поджигать пудинг, – скромно признаётся Джон.

Это вызывает взрыв смеха, потому что его пироманские замашки всем давно знакомы.

– Кстати, о пудинге, – спохватывается Роуч и ставит на стол тяжёлое блюдо. – Давай, Крошка, жги.

Пары бренди сгорают красивыми синеватыми язычками. Джон завороженно смотрит на пламя. 

– Мне кажется, прежде чем приступить к десерту, нужно заняться подарками, – мудро замечает Олу.

Эта здравая мысль встречается аплодисментами. И снова начинается неразбериха. Все ищут коробку со своим именем.

Шуршит красивая обёртка, падают на пол ленты. Иногда дарителя узнать довольно просто. Арчи тут же натягивает на руки перчатки и обматывает вокруг шеи трёхметровый шарф-змею.

– Спасибо, Калипсо, – восклицает она. – Твой культ лучший из всех мне знакомых.

Роуч безошибочно угадывает того, кто завернул для него набор загадочных специй, и долго обнимает Пита, Френчи подхватывает на руки Джим, несмотря на их сопротивление, и что-то взволнованно шепчет им на ухо.

Иззи недоверчиво смотрит на нечто, завёрнутое в бумагу цвета бешеного апельсина (украшенное тонкой бирюзовой ленточкой) и не верит, что на этикетке указано его имя. Сложно предположить, что для кого-то он может вызывать ассоциации с таким буйством красок. Внутри упаковки обнаруживается фотоальбом. Сейчас мало кто использует такие штуки. Иззи раскрывает первую страницу и замирает. 

Кто-то заботливо задокументировал весь прошлый год: больничная палата в цветах и подарках, хмурый Иззи в красном колпаке, коробка для пожертвований, забитая купюрами, новый протез, купленный на вырученные деньги. 

Сотрудники «Чёрной Бороды» и «Сладкой мести». Бар Испанки Джеки и вечер драг-шоу с восхитительной Калипсо и Иззи, поющий любимую песню…

В альбом попали фотографии, о существовании которых Иззи даже не подозревал. Вот он за работой, вот кто-то подсмотрел, как они с Френчи пьют кофе на скамейке в парке… Иззи чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы. Он прижимает альбом к груди и встречается взглядом с улыбающимся Олу. 

– Спасибо, – говорит он одними губами, потому что голос в очередной раз подводит.

– Счастливого Рождества, – Олу подмигивает и заговорщицки стукает себя по носу. 

В свою очередь, Иззи внимательно следит за тем, как Люциус извлекает из коробки разноцветные баночки «Астроглайда».

– Хааа, очень смешно, – фыркает тот. – Очень практичный подарок, Санта.

 Иззи замирает. Он знает, что это не всё.

Люциус шарит пальцами по дну коробки и достаёт оттуда подарочный носок, а в нём…

– О, это ты, старик, – растроганно говорит он. – Прости, Френчи, но я должен это сделать.

Прежде чем Иззи успевает отреагировать, Люциус оказывается сидящим на его коленях. Их лбы прижаты друг к другу.

– Спасибо, – этот шёпот кажется страшно интимным. – Мне нравится.

Люциус порывисто целует Иззи в губы и поднимается на ноги, демонстрируя всем деревянную акулу, аккуратно вырезанную из бальсы. Иззи и забыл, что все в курсе его маленького хобби.

Когда восторги улеглись, Джон достаёт из угла гитару и вручает её Френчи.

– Я надеялся на твоё появление, поэтому прихватил малышку.

– Спасибо, – отвечает тот, проводя пальцами по струнам. – Ну что? «Двенадцать дней Рождества», «Тихая ночь» или начнём со «Слушай колокола»⁶?

 Этот дом не слышал живого пения ни разу за последние пятнадцать лет. И пусть не все попадают в ноты, пусть забывают слова или слишком экспрессивно повторяют припевы – это прекрасно. 

Френчи играет легко, пальцы порхают мотыльками. Он сидит спиной к камину и всю его фигуру охватывает тёплое свечение. Иззи смотрит на то, как сияют его глаза, как кончик языка облизывает губы, как непокорная кудряшка, выбившаяся из причёски, падает на лоб, и понимает, что влюблён. Глубоко и бесповоротно.

От подобных мыслей ему всегда становилось больно. Просто потому, что это чувство обычно посещало Иззи не вовремя. Но сейчас ему слишком тепло на душе.

 – Что ты там говорил про колокола? – спрашивает он, подходя ближе. – Давай-ка попробуем.

Он слушает вступление, отстукивая ритм пальцами, и начинает тихо, сперва неуверенно:

– Hark how the bells

Sweet silver bells

All seem to say

Throw cares away⁷…

Постепенно голос крепнет. Конечно, Иззи уже не может петь так же хорошо и чисто, как в церковном хоре. Но, судя по реакции окружающих, получается довольно неплохо. Сначала гимн подхватывает Френчи, затем Джим. И вскоре подключаются все.

Это давно забытое чувство единения, гармонии, когда весь мир звучит в унисон. Когда ты не один.

– Ещё, спой ещё! 

Иззи поёт. Начинает с La vie en rose⁸ – она первая приходит на ум. И продолжает свой импровизированный концерт, создавая музыку вместе с человеком, которого любит.

Всё заканчивается, когда Роуч подаёт ему чашку с тёплым напитком. Горло, не привыкшее к вокальным упражнениям, немного саднит. Френчи, умаявшийся за почти двое суток дороги, начинает осоловело моргать и выпадать из разговоров. Он вообще, когда хмелеет, становится расслабленным и словно бескостным, а сейчас и вовсе выключается из реальности. Крошка Джон подаёт Френчи диванную подушку и накрывает его пледом.

Все ретируются гораздо быстрее, чем собирались. Иззи едва успевает отследить, как исчезают со скатерти приборы и запускается посудомоечная машина, как разбирается сам стол. Остаются лишь украшения и уют.

В дверях он снова оказывается в круговороте объятий и поцелуев. Роуч говорит, что разделил остатки ужина на всех, но специально для Френчи оставил в холодильнике десерт со сливочным кремом, потому что тот от него без ума.

Иззи прощается с последним гостем и вдруг остаётся в тишине. После всей суеты последних дней это спокойствие кажется чем-то нереальным. 

Он обходит квартиру, заглядывает в спальню. Эдди встречает его, сонно щурясь от света. По всей видимости, концепция котоубежища сработала. По крайней мере, пушистый бандит выглядит вполне довольным жизнью. Иззи играет с ним метёлкой из перьев, размышляя над тем, как давно не чувствовал себя настолько умиротворённым.

Тем вечером он ложиться спать рано, оставив подсветку в гостиной на случай, если Френчи спросонья не поймёт, где находится. Уже ночью он слышит, как тот приходит к нему в постель, забирается под одеяло и оплетает своими руками. 

Утро удивительно светлое. Иззи давно не просыпался так поздно, но в праздники весь режим летит к чертям. Он лежит не очень удобно, колено Френчи фиксирует его бёдра, а на подушке свернулся калачиком Эдди.

Какое-то время он наслаждается покоем, предвкушая беззаботный ленивый день. Иззи не представлял, как сильно он скучал по Френчи. Сейчас он понимает, что ему действительно не хватало этих рук, обвивающих его при первой же возможности, этого тёплого дыхания и даже негромкого храпа.

Эдди чувствует, что хозяин проснулся, и начинает тереться о его лицо, настойчиво напоминая о том, что они уже проспали завтрак. Не желая будить Френчи (который накануне обмолвился, что провёл порядка сорока часов в дороге), Иззи встаёт, берёт костыли и отправляется на кухню.

Там он пьёт кофе, листает на удивление скудную ленту новостей и смотрит видео, присланное Эдвардом. Видимо, это фрагмент вчерашнего вечера: дети Боннета, наряженные пиратами, отважно сражаются со Стидом и Эдом. Надо отдать должное девчонке – Альме. С тех пор, как она пошла в секцию фехтования, её техника улучшилась на глазах. Малыш Луи едва поспевает за ней, размахивая пластиковой саблей во всех направлениях разом.

Эдвард веселится так, словно ему тоже десять. Это хорошо, Иззи слишком долго подавлял в нём эту ребячливость, ошибочно полагая, что так защищает его от внешнего мира. Приятно видеть, что это не помешало тому оставаться юным в душе.

Иззи успевает пересмотреть все присланные из Калифорнии фотографии, получить несколько видео от Люциуса (господи, этот дурень успел всё смонтировать и добавить спецэффекты), когда на экране высвечивается номер Френчи.

– Да? 

– Из… – из трубки слышится отчаянный шёпот. – Иззи, мне нужна твоя помощь.

Он подхватывает костыли и движется в спальню со всей скоростью, на которую способен без протеза. Однако, зайдя в двери, не может удержаться от улыбки.

Френчи лежит неподвижно, широко раскрыв глаза и, кажется, даже забыв дышать. Всё потому, что на его груди удобно расположился Эдди. Котёнок занят умыванием и, судя по всему, не собирается никуда уходить.

– Из, что он делает? – сипло спрашивает Френчи.

– Он недавно поел, поэтому приводит себя в порядок, – терпеливо поясняет Иззи и хмыкает, замечая, как Эдди, отвлекаясь на мгновение от своей лапы, пытается лизнуть одежду Френчи. – И тебя тоже.

Он подходит ближе и снимает Эдди, пересаживая его на одеяло. Тот недовольно дёргает хвостом и скачет по кровати, пытаясь найти место, где его не потревожат.

Френчи, тем временем, оттягивает ворот своей футболки, ныряет туда носом и недовольно морщится.

– Да, мне следовало помыться ещё вчера, – ворчит он.

– Ты бы разомлел прямо в душе, – отвечает Иззи. – Но ты можешь сходить туда прямо сейчас. Я пока сварю ещё кофе. 

Френчи кивает и выпутывается из кокона одеял, опасливо поглядывая на Эдди. Тот топорщит шерсть, горбит спину и боком скачет к двери.

– Ты уверен, что это не демон? – серьёзно спрашивает Френчи.

Иззи закатывает глаза. Он не может сердиться на этого придурка. Не сейчас, когда он сонный, помятый, стоит посреди комнаты в сползшей на одно плечо футболке и нелепых трусах с Санта Клаусами.

– Иди, куда собирался, – говорит Иззи. – Твой друг оставил тебе пирожное.

Как он и рассчитывал, мотивация срабатывает, и Френчи скрывается за дверями ванной. Иззи пользуется моментом, чтобы надеть протез и застелить постель. Прислушивается к звукам плещущейся воды и возвращается в гостиную, где Эдди гоняет по полу оброненный кем-то подарочный бант.

Посмотрев на золу в камине, Иззи решает развести огонь. Ему хочется повторить атмосферу праздника. Немного поразмыслив, он включает и гирлянды. Пускай на улице солнечно, но световой день слишком короткий, поэтому не пройдёт много времени до того, как подсветка понадобится.

Люциус и Пит оставили ему проектор на пару дней, поэтому можно посмотреть те фильмы, о которых так долго твердил Френчи. Иззи разбирает диван, чтобы можно было устроиться удобнее, и складывает на него оставшиеся с вечера разномастные подушки.

Он почти закончил с этим, когда слышит шаги. Френчи кутается в слишком короткий махровый халат и промокает волосы полотенцем.

– Детка, ты не видел мою одежду? – растерянно спрашивает он.

– Видишь ли, – мнётся Иззи. – Я хотел постирать её, но забыл во всей суматохе.

Он не может сказать, что Эдди спал на ней всё это время. К счастью, у него есть решение. Иззи достаёт из шкафа свой подарок.

– Вот, держи, – говорит он и чувствует, как кровь приливает к щекам. – Счастливого Рождества.

Френчи берёт коробку и начинает возиться с распаковкой. Высовывает кончик языка, отклеивая полоску скотча. На шуршание прибегает Эдди и ворует развязанную ленту. К счастью, Френчи не замечает его, увлечённый своим занятием.

– Ух ты! – восклицает он. – Пижама! Весьма кстати. Спасибо, Из.

Он наклоняется к Иззи и целует, капая на лицо остывшей водой с кончиков волос. Тот не возражает, обхватывает его и скользит ладонями по спине, сминая влажную ткань. Не сдержавшись, Иззи стискивает ягодицу Френчи и разрывает поцелуй.

– Оденься, пока снова не простыл, – ворчит он.

А после они подъедают запасы (Френчи называет это поздним завтраком, но Иззи уверен, что это ранний ланч), пьют кофе и болтают о непростой дороге с пересадками. Перебираются на диван и включают какой-то фильм, очень быстро отвлекаясь от происходящего.

Они занимаются любовью, окутанные теплом, исходящим от камина. Иззи тут же оценивает все преимущества дополнительного отопления: он не покрывается гусиной кожей, когда Френчи стаскивает с него свитер.

Во всём этом нет привычной спешки, нет срывающей предохранители страсти. Они движутся плавно, и Френчи долго придерживает Иззи на плато, не давая переступить через край. Его руки, привыкшие играть музыку на любых инструментах, теперь порхают по Иззи, извлекая из того хриплые стоны и дрожащие вздохи.

В конце концов он не выдерживает первым, ускоряет свои бёдра и что-то шепчет на ухо. Иззи не разбирает слов, просто не слышит их из-за биения пульса. Сам он лишь успевает сбивчиво позвать Френчи, скатываясь в неожиданно интенсивный оргазм.

После они лежат, завернувшись в эти невероятно мягкие флисовые пледы и размышляют, можно ли постирать их дома, или придётся краснеть в химчистке, притворяясь что им не знакома природа этих подозрительных пятен.

Посторгазменная нега нарушается Эдди, вскарабкавшимся на диван и требующим внимания. Френчи вздрагивает и невольно отодвигается от котёнка, с любопытством обнюхивающего его.

– Он весь день пытается познакомиться, – говорит Иззи, почёсывая Эдди за ухом, от чего тот начинает громко мурлыкать.

– Я привёз полынь, – серьёзно говорит Френчи и тут же вскакивает с дивана.

Иззи слышит, как он шлёпает босыми ногами по холодному полу, пробираясь в прихожую и обратно. Видимо, по пути он забегает в ванну, потому что приносит с собой два полотенца – горячее влажное, которым заботливо вытирает Иззи, и тёплое сухое. 

А после, закончив с гигиеной, Френчи демонстрирует какие-то ветки, которые тут же поджигает. В воздухе плывёт горький дым, вызывающий мысли о языческих ритуалах. Иззи лениво думает о том, что сейчас сработает пожарная сигнализация, и день перестанет быть таким томным. Но, к счастью, этого не происходит, и Френчи бросает свой тлеющий веник в камин.

– Это от злых духов, – поясняет он и достаёт из кармана маленькую коробочку. – А это амулет, который надо носить на себе.

Иззи протягивает руку и вопросительно смотрит на него, от чего Френчи вдруг теряет всю уверенность и бормочет:

– Н-ну, если ты захочешь носить его, конечно. 

Пока Иззи открывает крышку, выражение лица Френчи меняется от смущённого, до отчаянного:

– Нет, нет, это было глупо, – он тянется вперёд, чтобы выхватить подарок, но Иззи откидывается назад и извлекает на свет крошечный сиреневый кристалл. Он надёжно прикреплён к бейлу, через который пропущен добротный кожаный шнурок.

– Красиво, – говорит Иззи. – Что это за подвеска?

– Это аметист, – отвечает Френчи, дёргая себя за локон. – Он создаёт вокруг тебя барьер от любых несчастий.

– Что ж, он мне пригодится, – мягко улыбается Иззи. – На все несчастья у меня не хватит конечностей.

Френчи перестаёт терзать волосы и глядит исподлобья, словно пытаясь понять, не смеются ли над ним. Иззи не знает, что он читает в его глазах, но напряжённые плечи опускаются.

– У меня ещё один подарок, – говорит Френчи, протягивая бумажный пакет.

Там обнаруживается кошачий ошейник-бандана. Он чёрный и украшен явно самодельной вышивкой. Подобный узор Иззи видел вчера на забавном свитере самого Френчи.

– Что это за персонаж? – спрашивает он, указывая на свирепую, вставшую на дыбы кошку. – Из какого-то фильма?

– Нет, – Френчи мотает головой. – Мы с Джоном придумали его, когда жили на улице. Мне нужен был какой-то свирепый образ, и я подумал: «Кто может быть опаснее кошки?».

Иззи качает головой. Иногда он искренне не понимает, что творится в этой прекрасной и умной голове. Поэтому он просто притягивает Френчи ближе, прижимает их лбы друг к другу и говорит:

– Спасибо. Я с удовольствием буду носить твой оберег. А Эдди через несколько месяцев дорастёт до ошейника.

– Тебе правда нравится? – шепчет тот.

– Если бы всё было ужасно, я бы не стал молчать, придурок, – смеётся Иззи.

Френчи улыбается и нажимает подушечкой пальца на кончик его носа. Потом снова вскакивает и приносит потрёпанную папку.

– Ты спрашивал о выпускном альбоме, – говорит он. – Я привёз его.

Они устраиваются удобнее и рассматривают листы школьного альманаха. Судя по всему, Френчи был в числе тех, кто мастерит альбомы, ставит сценки и выступает со своей группой на вечеринках. Вот он в начале учебного года – явно вытянувшийся за лето, загорелый и свежеподстриженный. Вот пытается выглядеть серьёзным – поджал губы, затянул галстук, руки по швам – смешной. Вот ещё совсем мальчишка, а вот с гордостью демонстрирует едва проклюнувшуюся щетину.

Да, он именно такой, каким его себе представлял Иззи – рано вытянувшийся, угловатый, нескладный. Причёска топорщится, как корона чертополоха, пальцы мнут подол рубашки. На щеке след от шариковой ручки.

В папке находятся несколько корявых рисунков, грамота из музыкального кружка и россыпь разрозненных фотокарточек. Там Френчи совсем маленький.

– Это когда я только приехал к Аннабель, – поясняет тот. – Когда мамы не стало, она забрала меня в Англию.

Иззи смотрит на фотографию и никак не может понять, что его беспокоит. На фоне какой-то достопримечательности стоит пухлощёкий малыш, внимательно смотрит в камеру. На нём резиновые сапоги, канареечно-жёлтая куртка и сползающая на глаза шапка. В руках он держит игрушечную кошку.

В голове Иззи что-то щёлкает, а сердце с грохотом бухает в грудной клетке. Даже дыхание на миг прерывается.

– А где ты жил до этого? – спрашивает он.

– Здесь, – отвечает Френчи. – Я вернулся, потому что меня тянуло к маме. Понимаешь, её похоронили на кладбище при госпитале, я был слишком мал, поэтому…

– Френчи, – Иззи взволнованно прерывает его. – Мне очень нужно, чтобы ты прямо сейчас забрался на самую верхнюю полку шкафа в моей комнате.

– Да? – удивляется тот, почёсывая затылок. – Конечно, детка.

Они идут в спальню. Иззи так взволнован, что не хочет тратить время на крепление протеза. Он указывает костылём направление поисков и страхует стремянку (не то, чтобы он как-то смог предотвратить потенциальное падение Френчи, но ему так спокойнее). Там, наверху, хранятся вещи его мамы. На них всё ещё больно смотреть, но сейчас…

Сейчас он достаёт стопку цветастых альбомов. Обложки украшены цветами и прочими милыми картинками. Иззи садится на кровать и жестом приглашает Френчи сделать то же самое.

– Вот, смотри, – говорит он, расклеивая слежавшиеся страницы. – Это моя мама.

Френчи бережно берёт изображение в руки и проводит по нему кончиками пальцев.

– Ты похож на неё, – говорит он. – Такой же красивый.

Иззи фыркает, но молчит. Он перелистывает воспоминания: счастливые и не очень. Удивляется тому, как недавно, но всё же чертовски давно это было. Когда, наконец, попадается изображение кота, он произносит:

– А это Том – мамин любимец.

Френчи смотрит с интересом, но ничто не выдаёт в нём узнавания.

– Какой большущий котяра, – только и говорит он.

– Да, я принёс его с улицы, – объясняет Иззи.

Ему очень хочется рассказать о Томе всё – как он любил смотреть с мамой телевизор, как ходил за ней повсюду и будил по утрам, если вдруг она не слышала будильника. Как переживал, когда она болела, и приносил ей в кровать свои игрушки. Как прожил свою долгую, счастливую кошачью жизнь.

Френчи слушает и улыбается. Видно, что он немного озадачен всеми этими подробностями. Но этот рассказ не для взрослого, пусть и очень милого мужчины. Он для того заплаканного маленького мальчика, который так не хотел оставлять на улице беззащитное существо.

– Ты любил его, – произносит Френчи, заглядывая Иззи в глаза.

Тот согласно кивает. Его переполняют эмоции, имя которым очень сложно подобрать. Иззи может вычленить только одну, которая прожигает его насквозь.

– Ты переедешь ко мне? – спрашивает он внезапно для самого себя.

– Ч-что? Я? Я… да… конечно, – Френчи хлопает ресницами, явно пытаясь понять, как разговор свернул в эту сторону. – С удовольствием.

Иззи поднимается с кровати и отправляется на кухню. Там ещё остался виски (если Арчи не добралась до этой бутылки). Ему надо нащупать равновесие в той душевной буре, что бушует у него внутри.

Уже снова опустились сумерки, гирлянды перемигиваются огнями. В телефоне пропущенные сообщения и пара непринятых вызовов. За окном сыпятся с неба крупные белые хлопья.

– Я говорил, что люблю тебя? – спрашивает Иззи, глядя на расслабленного Френчи, который дразнит Эдди перьями на верёвочке.

– Ещё нет, – лукаво улыбается тот. – Только сейчас сказал.

Он откладывает в сторону игрушку, подходит и обхватывает Иззи руками. В его объятиях всегда хорошо и спокойно. И пускай нос Иззи оказывается прижатым где-то в районе подключичной ямки, это лучшее место на свете. Слова щекочут его макушку, когда Френчи выдыхает:

– Я тебя тоже люблю.