Я вошла в класс, и воздух будто сгустился, стал тяжёлым, вязким, как сироп, прилипший к рукам. Стоя перед классом, я чувствовала, как взгляд каждого человека впивается в меня, словно иглы. Ладони вспотели, но я упрямо держала руки в карманах. Это было похоже на маленький суд, но я так и не могла пока понять, в чем виновата, но знала, что должна показать себя максимально положительно. Оправдаться за то, чего не пока знаю.

— Представься, — вальяжно протянула учительница, лениво пережёвывая жвачку.

Я сглотнула. Все смотрели. Они всегда смотрят. Эти дети отличались он моих старых одноклассников. Никаких наследников с фамилиями, которые можно было бы печатать в заголовках статей. Никаких отглаженных униформ, блестящих часов и дорогих телефонов, лежащих на партах. Обычные люди.

Они не позируют. Не выстраивают образ идеальных детей своих идеальных родителей.

Кто-то небрежно сидел, вытянув ноги. Кто-то барабанил пальцами по столу. Парень в капюшоне в углу лениво жевал сухарик, оставляя крошки на столе, отчего меня немного передернуло. Девочка с короткими черными волосами и кожей, покрытой перламутровыми чешуйками, зевнула, прикрывая рот рукой с облупившимся лаком, чьи рыбьи глаза немного приподнялись, когда я заговорила.

— Фурукава Шизука. Пятнадцать лет. Пожалуйста, позаботьтесь обо мне! — слова слетели с губ ровно, без эмоций, будто я прогоняла очередной заезженный сценарий. Поклон.

Тишина.

Я медленно подняла глаза, осматривая класс.

И сразу почувствовала это.

В последние годы я слишком часто вынуждена была сканировать людей, угадывать их состояние, предугадывать намерения, и незаметно для себя развила свой квирк, плюс способности обычно в принципе имели свойство усиливаться с возрастом. Теперь мне даже не нужно вслушиваться — достаточно находиться в комнате, и я уже знаю.

Сейчас напряжение густым смогом висит под потолком, клубится в уголках кабинета. Занудство, лень и расплывчатая апатия сменились любопытством, легким презрением и волнением.

Они знали. Знали кто я. Знали, кто моя мать. Неудивительно, ведь весь процесс против моей матери был публичным, да и даже до суда наша компания и фамилия были довольно известны, как крупные производители гаджетов для героев, которые здесь были популярнее даже, чем многие певцы и актеры. Одноклассники разглядывали меня, словно какую-то диковинку или дикое животное.

— Фурукава? —шёпотом, но так, чтобы услышали все, проговорил рогатый парень в уголке класса, лениво крутивший в пальцах карандаш с острыми, словно клыки, зубами.

— А это не та, чья мать…

— Точно-точно! Она!

Я замерла.

Треск в ушах.

Где-то в груди натянулась тонкая нить, опасно дрожащая от натяжения. Поступила тошнота.

Учительница цокнула языком. Не строго, нет. Скорее… с ленивым раздражением. Как если бы её утомляли подобные сцены, но не настолько, чтобы вмешиваться.

Но всё же, когда она посмотрела на меня снова… Я увидела это.

Любопытство.

Плохо скрытое, но такое живое, как у кошки, нашедшей новую игрушку.

Она тоже хотела узнать, как выглядит дочь нашумевшей преступницы.

Я сузила глаза.

Учительница… выглядела странно.

Слишком молодая. Слишком небрежная. Как студентка, которая забыла смыть вчерашний макияж. Волосы — чёрно-красные, собраны кое-как, розовые тени нарочито размазаны, словно она намеренно портила себе образ. Очки спущены на нос, взгляд исподлобья, пирсинг в ухе, блестит серьга — реалистичное сердце, маленькое, но почему-то до жути натуралистичное, выглядевшее почти издевательской деталью. Контрастируя с общей небрежностью и от того еще более нелепая, строгая рубашка, аккуратно заправленная в юбку… и выражение быстро вернувшегося абсолютного пофигизма.

Она подпёрла щёку рукой и лениво сказала:

— У кого есть вопросы к новенькой?

Треск.

Леска в груди натянулась сильнее.

— Это правда, что ты дочь той мошенницы, которая откупилась от суда?!

Я застыла.

Внутри всё скрутило, как мокрое бельё в руках.

Голова сама опустилась вниз, словно под гнетущей тяжестью.

— …Да.

Гул.

Я чувствовала их взгляды. Пульсирующие. Исследующие. Пронзающие.

Каждый из них, как маленькое лезвие, царапал кожу, оставляя невидимые порезы.

— А какая у тебя причуда?

Я знала, что вопрос неизбежен. Я знала, что лучше не говорить правду. Отношение, итак, ко мне было уже не лучшее и квирк вроде моего лишь прочнее закрепил бы в их головах мой образ дочери злодейки. Нельзя было это допустить.

— Беспричудная, — пробормотала тихим, немного трясущимся, хрипловатым голосом.

Лучше уж так. Лучше быть слабой, чем…

— Ложь.

Мир дрогнул.

Воздух в лёгких застрял куском льда, жгуще холодно льда.

Я резко подняла голову.

Учительница слегка улыбалась.

Её глаза светились ядовитой насмешкой, как у хищника, который намеренно выпускает добычу, чтобы потом поймать её снова.

— В твоём личном деле всё написано, детка, зачем врать? — протянула она, лениво склонив голову к плечу. — Контроль разума, верно?

Черт! Черт! Черт! Конечно, я знала, что в моем личном деле все есть, но я надеялась, что преподавателю хватит такта и профессионализма промолчать. Я сжала руки в кулаки, ногти впились в кожу, оставляя болезненные полумесяцы. Бестактная стерва.

Треск. Но теперь уже не от лески, а от огня, пробежавшего по классу, сжигающего воздух. Я чувствовала, что задыхаюсь. Хотелось выйти, выбежать на улицу, сбежать от этих чувств, взглядов, людей.

Я мимолетно уловила рокот мыслей и голосов, слившихся в моей голове в единую липкую массу.

"Что?"

"Она нас заставит подчиняться?"

"Что, если она уже использовала свою силу?"

"Жуть."

“Злодейский квирк”

Я их чувствовала. Их эмоции.

Этот страх.

Этот оттенок отвращения в тёмных уголках их разумов.

"Вот теперь точно конец." – пронеслось в моей голове.

— Садись за последнюю парту, — бросила учительница небрежно, как будто я была не человеком, а вещью, которая валяется не на своём месте.

Я сделала шаг вперёд.

Рюкзак, стоящий на пути, резко отдёрнули, будто я была чумной.

Мир на секунду пошатнулся, сделался постным, горьким.

На автомате я дошла до указанного места и плюхнулась на стул.

Ай!

Острая боль вспыхнула в бедре и ладони, словно меня ужалили десятки ос. Я вскочила, стукнувшись коленями о парту, и резко обернулась.

Кнопки.

Маленькие, металлические, раскиданные по сиденью, некоторые теперь валялись на полу.

Тонкий укол боли сменился ледяным комом в груди.

Так сразу? Даже без слов, без прелюдии?

Я сжала кулаки. Внутри все скрутило узлом. Это было так по-детски, так банально. Как будто я персонаж дешёвой кинодрамы, в которую никто не верил, но все следили за ней, затаив дыхание.

Они даже не попытались узнать меня. Ни одного вопроса, ни одной попытки разобраться. Просто сразу решили: ты – чужая. Ты – враг.

В классе послышался короткий смешок.

Я вскинула голову и наткнулась на ухмылку девчонки с чешуйчатой кожей. Она тут же отвернулась, будто ничего не было, но я уже знала – это она. Или, по крайней мере, она была в доле.

— Фурукава! — раздражённо окликнула учительница. — Что за цирк? Сядь на место.

Я медленно повернулась к ней.

Она даже не смотрела на меня.

— Но… — слова застряли в горле.

— Место! — рявкнула учительница, наконец удостоив меня взгляда поверх очков.

Я стиснула зубы.

Внутри всё клокотало.

Встать перед всеми и сказать: «Посмотрите! Видите, что они сделали?!»

Но что это изменит?

Я снова почувствовала их эмоции, их жгучее напряжение, их колючий страх вперемешку с презрением.

Если я сейчас начну спорить – они скажут, что я истеричка.

Если я заплачу – что я слабая.

Если начну угрожать – что я монстр.

Выбора не было.

Я наклонилась, покорно смахнула кнопки на пол и села, словно ничего не случилось.

На секунду воцарилась тишина.

Кто-то тихо хмыкнул.

Кто-то сдавленно фыркнул, едва сдержав смешок.

Я уставилась в стол.

Бедра жгло от боли и от злости, с небольшой ранки на руке капала кровь, пришлось приложить салфетку, но я не дала себе даже вздохнуть, отвернулась, стараясь ни на кого не смотреть.

Урок тянулся, как густая смола. Я не слышала половины сказанного учительницей — ее монотонный голос сливался с фоновым шумом мыслей, что роились в моей голове, как зловонные мухи. Я изо всех сил старалась выглядеть незаметной, не поднимать взгляд, не встревать. Просто слиться с мебелью. Просто дождаться конца.

Звонок на перемену ударил, как выстрел.

Я знала. Я чувствовала, как их эмоции завихрились, как стая голодных пираний. Они ждали момента, и вот он.

— Эй, Фурукава, — голос, пропитанный фальшивым дружелюбием, раздался слишком близко. Я подняла голову. Девочка с чешуйками ухмылялась, облокотившись на парту, ее рыбьи глаза скользили по мне, словно разглядывали мусор на дороге. — А каково это, а? Быть дочерью преступницы?

Сердце ёкнуло. Я сжала руки под столом.

— Должно быть, приятно было жить на краденые деньги, да? — встрял рогатый, усмехаясь. — Но, ой, что-то я слышал, ваша семейка обанкротилась? — он скорчил притворно сочувственное лицо. — Небось теперь приходится жить в трущобах?

— И всё равно ведёт себя, как аристократка! — хихикнула другая девчонка. — Сидит, молчит, как будто мы не достойны её ответа! Принцесса, ха-ха!

— Эй ребят, может не надо с ней так? — бросил кто-то с задних парт, и в голосе скользнула нервозность. — Она же… умеет заставлять людей делать, что хочет.

Гул. Напряжение, как грозовой заряд, пронеслось по классу.

— Да ну брось. Если бы она правда могла, она бы уже давно это сделала, а она вон, сидит, молчит. Ни черта она не может! Просто слабачка! Свалившаяся с небес элита, — голос с нажимом, но в нем чувствовалось и немного страха.

Их взгляды. Эти проклятые взгляды. Одни с презрением, другие с откровенной опаской, как будто я взрывное устройство с ржавым таймером. Грудь сжалась. Леска в груди вот-вот оборвется.

Я молчала. Они ждали реакции, искали слабости. Я лишь слушала, как меня рвут на части, слово за словом.

"Злодейский квирк."

"Она может нас всех сломать, если захочет."

"Просто мерзость."

"Жалкая. Сидит, терпит. Ха. Может, и правда тряпка."

Тряпка.

Я ведь действительно тряпка, да? Если бы я была сильной, я бы ответила. Я бы что-то сделала. Я бы…

Но нет.

Я просто глотала это. Проглатывала, давилась, чувствовала, как оно застревает в горле комками ваты. В чём моя вина? В том, что я оказалась в этом мире? В том, кем была моя мать? В том, что у меня квирк, который я и не выбирала? Почему я должна оправдываться? Пожалуйста, прекратите, оставьте меня в покое.

Сердце глухо стучало в груди. Я сжалась, старалась дышать тише. Учительница? Она просто листала смартфон, будто ничего не замечая.

Ей плевать.

Всем плевать.

А мне оставалось только сидеть. Сидеть и ждать, когда прозвенит звонок, когда эта чертова перемена закончится.

Неожиданно в сумке звякнул удачно купленный год назад телефон. Я на автомате потянулась за ним, но стоило ему оказаться у меня в руках, как его бесцеремонно выхватили.

— Ну-ка, что тут у нас? — Чешуйчатая осмотрела мой телефон. — Фу! Дешёвка! Я-то думала, у такой богачки будет трубка покруче…

Мой телефон и правда был простеньким. Мать вообще была против наличия у меня телефона, но, когда оказалось, что без него никак, купила мне дешёвенькую, но крепкую модель. Меня устраивало — я была рада получить хоть какой-то доступ к связи и интернету.

Теперь же мой телефон был зажат между кончиками пальцев моей одноклассницы, которая смотрела на него с притворным отвращением.

— Его даже не продать за нормальные бабки. Тогда… — прежде чем я успела её остановить, девушка бросила трубку на пол и придавила каблуком.

Раздался неприятный хруст.

— Но... Но... — слова застряли в горле, никак не желая выйти наружу. Раздался спасительный звонок на урок, и толпа разошлась. Свобода.

Дождавшись, пока все уйдут, я подняла разбитый телефон и судорожно попыталась его включить. Работает! Слава Богу!

На экране высветилось уведомление из мессенджера — Хатсуме. Ура! Это было то, что мне тогда нужно. Мне просто жизненно необходимо было поговорить с кем-то, кто меня не осудит, с кем я могу расслабиться, кому я могу выговориться.

Я спрятала телефон за учебник и нажала на иконку мессенджера.

"Хатсуме: Привет!👋

Шизука: Привет.

Хатсуме: О, новенькая вышла на связь! Как там в логове гиен? 😏

Шизука: Не очень…

Хатсуме: Что, уже бесят? Кто? Где? Давай, сливай инфу, я готовлю огнемёт! 🔥

Шизука: Ничего особенного. Просто… одноклассники не слишком рады видеть меня.

Хатсуме: О, да ну? ШОК, СЕНСАЦИЯ! Люди любят посплетничать о скандальных фамилиях! Кто бы мог подумать?! 🙄

Шизука: Они спрашивали про маму…

Хатсуме: Прямо в лоб? Или шёпотом за спиной?

Шизука: И так, и так.

Хатсуме: Терпимо или хочешь, чтобы я кого-нибудь случайно сбила своим новым дроном?

Шизука: Хатсуме…

Хатсуме: Ладно-ладно.😏 Просто знай, если что, я рядом. Ладно, они ляпнули пару гадостей, и? Зная тебя, ты их игноришь, да?

Шизука: Я… не знаю, как себя вести. Что бы я ни сделала, всё будет воспринято неправильно.

Хатсуме: Эм, а зачем им угождать? Они же уже сделали о тебе выводы, так? Хуже уже точно не будет.

Шизука: Да, но… если я буду спорить – я дерзкая. Если молчать – надменная. Если пытаться дружить – манипуляторша…

Хатсуме: Ууу! Сколько загонов! Лол, людям никогда не угодишь! Так зачем пытаться?

Шизука: Но…

Хатсуме: Но-но-но! Шизука, стоп! Ты вообще себя слышишь? Ты сидишь и жалеешь себя, ворчишь, что тебя шпыняют, но не делаешь НИ-ЧЕ-ГО.👿 👿 👿Вот просто сидишь и глотаешь это, как будто так и надо. 🤦‍♀️

Шизука: А что я должна делать?!

Хатсуме: Да хоть что-то, ё-моё!🤦‍♀️ Сказать, что их слова тебе до лампочки! Встать и уйти! Дать им понять, что они тебе не указ! А не сидеть, поджав хвост, и ждать, когда они закончат по тебе топтаться!

Шизука: Это не так просто…

Хатсуме: А кто сказал, что будет просто? Это тебе не милое сёнен-аниме, детка, тут не будет момента, когда эти придурки вдруг такие: «О, ты оказывается крутая и хорошая, давай дружить!» 🙄 Ты сама же не глупая, наверняка понимаешь, что, если дашь им повод думать, что ты жертва – они и будут тебя жертвой считать. Тебе это надо?

Шизука: Нет…

Хатсуме: А помнишь, как когда-то ты встала на МОЮ защиту?

Шизука:  Скажешь тоже… Это было сто лет назад. Неужели все еще помнишь?

Хатсуме: Помню, Горгона. Помню, как ты тогда шагнула вперёд, когда эти уроды пытались прицепиться ко мне из-за моих "чудных" изобретений. Как ты смотрела на них, будто готова снести им головы силой мысли! А? Как это было?

Шизука: Я просто… тогда не могла поступить иначе.

Хатсуме: Ну так и сейчас не будь тряпкой! В тебе есть Горгона, которая знала, когда надо сказать "Хватит", только почему-то ты ее прячешь и предпочитаешь быть тряпкой, который все вытирают пол. Они хотят видеть тебя слабой? Пфф, да пошли они! Не давай им этого кайфа. Ты лучше, чем они думают, поняла? 😎Но, знаешь, что меня больше всего бесит? Ты же МОЖЕШЬ дать им сдачи! Ты не какая-то забитая девочка, которая никогда не дралась! Ты тхэквондо с шести лет занимаешься, алё!🤨

Шизука:Это не для того, чтобы бить людей без причины…

Хатсуме:Ой, Шиз, не гони. Эти уроды сами дают тебе причину! Ты ждёшь, когда тебя до ручки доведут? Достаточно ОДНОГО удара, чтобы они поняли, что с тобой так нельзя. Ты ведь можешь, да?

Шизука:…Могу.

Хатсуме:Ну вот и отлично. Не говорю, что надо сразу всем раздавать люлей, но если они реально перегнут палку – пусть хоть узнают, что такое хорошенький удар в печень!😆 🤜💪

Шизука: Спасибо… Ты, наверное, права. Я подумаю над этим.

Хатсуме: Ну конечно, права! Я же гениальна!🧠😆 И вообще, если тебе опять захочется сидеть и молча глотать этот цирк🤡 – ПИШИ МНЕ. Я тебе ещё один разнос устрою, будешь ходить, как королева! 👑

Шизука: Хорошо. Спасибо… Это правда немного помогает.😊

Хатсуме: Ну ещё бы! Ладно, если что – зови, я всегда тут. Помни, у тебя есть я, а это уже сильно облегчает жизнь, ага? 😉

Шизука: Да… Спасибо, Хатсуме."

Я выключила телефон, сжала кулаки, и закусила губу. Тёплое ощущение внутри сменилось на злость. Зачем она давала такие советы? Неужели она не понимала, что я просто не могла? Неужели она не видела, как всё сложно? Легко быть умной со стороны, когда не стоишь на краю, не чувствуешь этот вес внутри, который всё тянет вниз.

Стоп!

Почему я вообще злилась на неё? Она ведь правда пыталась помочь. Она не враг. Она хотела, чтобы мне стало легче, чтобы я… справилась. Но почему её слова не спасали меня? Почему я не могла просто принять их, как нормальный человек? Почему я злилась всё сильнее?

И вот в голове — тишина. Я вдруг поняла, что не злилась на неё. Нет, я злилась на себя. На свою беспомощность. На свою слабость, что не могла хотя бы попытаться сделать шаг, поверить, что всё можно изменить. Вот оно, моё настоящее «я» — застывшее, цепляющееся за свою беспомощность. Отвратительно.