Она была той ещё затейницей: упорно сводила тех, кто был прочно связан её нитями, сталкивала упрямцев лбами, дабы они взглянули отражавшейся в глазах напротив правде — бессмертной истине, выгравированной на обратной стороне радужек. 

Она не прекращала попыток соединить в идеальное целое две половинки, пересекая их судьбы на протяжении всей жизни, пока горячие сердца отбивали набатом в груди.

Ежели двое были суждены друг другу, они непременно будут вместе.

Так было с Джонни и Соней: как бы ни расходились их пути, они всё равно переплетались, дабы окончательно запутаться в беспорядочный клубок из узлов, который невозможно было распутать.

Каждый из них поддавался необъятному гневу, совершал оплошность за оплошностью и увязал в заблуждениях, но в конечном итоге спасенье протягивало им руки и крепко хватало, вытаскивая из пучины соблазнительного обмана. 

Соня помогала Джонни, а он — ей. 

Они учились прощать, оставляя ошибки в прошлом и шагая в ногу в светлое будущее, где самым важным было не звание лучшего родителя, а их брак и неумолимо взрослеющая дочь.

Время мчалось на всех парах вперёд и даже не думало замедлять ход. Кассандра благоухала юностью, распускающейся плодоносными цитрусовыми соцветиями. Ребячество давно потерялось позади, не поспев за пышущей свежестью молодостью. Невидимые руки будто лепили из девочки-подростка статную деву, привлекающую к себе всё большее любопытство сверстников. Ведь окружающие Кэсси люди росли вместе с нею, и глупые мальчишки, сражённые всплеском гормонов, восставали вновь в обличье привлекательных парней — они же, в свою очередь, заглядывались на самых красивых девочек поблизости. 

Кассандра таковой себя не считала: она знала, что симпатична, но не могла назваться достаточно привлекательной, чтобы кто-нибудь влюбился в неё без памяти или откровенно ухаживал. Ей не было нужды брать в оковы чьё-либо сердце, хотя Кэсси не могла не отметить, как было приятно, когда ей доставалась порция внимания от мальчиков. 

От девочек же она больше не слышала ни малейшего упрекающего шепотка в свой адрес о внешнем виде. То ли дело было в том, что в старшей школе девчонки разбивались на группы и держались ещё более обособленно, чем прежде — как будто организовывали закрытые секты, в которые принимали только избранных; то ли дело было в том, что Кассандра медленно и неуверенно открывала в себе женственность, прощаясь с пацанскими замашками и балахонами. 

Перебирая гардероб всё чаще, она забивала пустующие вешалки и полки новыми пестрящими вещами, но более элегантными и стильными, порою даже юбками и с вопиющими вырезами платьями, которые она при выборе наряда растерянно обходила стороной, делая вид, что их там нет.

Оказалось, что по мере взросления держаться подле мальчиков было чем-то неправильным и непозволительным, расценивающимся среди девочек как гнусное преступление. И Кэсси не оставалось ничего, кроме досадного тактического отступления. Но она не была одинока — её неизменным товарищем и верной, единственной подругой была Джеки. 

С ней Кассандра делила радости и невзгоды, сохраняя ту дружбу, что образовалась меж ними ещё в детские годы. Они были неразлучны, всё так же усердно продолжая совместные тренировки втайне от мистера Бриггса, казалось, становившегося жестокосерднее к дочери. 

И ежели отец Джеки был беспощадно строг — в чём Кэсси успела убедиться, совершая редкие визиты к ним в гости, — то Джонни Кейдж старался быть самым лучшим папочкой. 

И мужем.

Ранние солнечные лучи пробивались сквозь незашторенные окна, играючи скользили бликами по мебели и стенам, достигая идеально причёсанных и уложенных в косу русых волос. От покоящейся меж ладоней чашки с крепким кофе исходили ввысь клубы пара, таявшие в тёплом воздухе. Бледное лицо было оттенено задумчивостью: меж светлых бровей залегла морщина, а пересохшие губы то плотно сжимались, то разжимались, то увлажнялись мягкостью языка. 

Из кухни доносилось активное шарканье ног и звяканье посуды, а когда всё стихло, раздались звуки весело и беззаботно напеваемой мелодии, становящейся отчётливей по мере приближения чьих-то шагов, проделавших путь до дивана в гостиной.

— Ну вот, мадам, — Джонни с самодовольной ухмылкой поставил на журнальный столик тарелку с румяными, залитыми сиропом панкейками и упёр руки в бока, — по вашей тетрадке готовил. Еле почерк разобрал. По-моему, наша тыковка пишет так же заковыристо. В следующий раз буду просить её, чтобы расшифровывала мне рецепт, — сказал он, по-доброму усмехаясь и глядя на сосредоточенную, угрюмую жену.

При упоминании мужем тетради рецептов, найденной ею в старом родительском доме, Соню передёрнуло. Она и сама изредка пыталась создать по ней кулинарные шедевры, только времени — а порой и терпения — не всегда хватало на сложные блюда.

— Да, что-то в этом есть, — пролепетала она.

— Попробуешь? — сняв фартук и бросив его на подлокотник, Джонни плюхнулся подле жены, широко расправив плечи и протянув руку вдоль спинки дивана. Поглощённая тягостными мыслями и удручённо уставившаяся в пространство перед собой, Соня закивала и, отставив кружку, принялась дегустировать поданные панкейки.

— Ммм, — одобрительно протянула она, поглощая содержимое тарелки, пока всё более самоуверенная улыбка растекалась по губам мужчины. 

Каждое утро он встал спозаранку и копошился на кухне, создавая очередное лакомство для любимой жены. Обычно он готовил блюда по известным ему рецептам, но порой не гнушался прибегнуть к заветной тетради, если ему удавалось целиком понять исписанную страницу.

— Я думаю, что ваш повар очень нуждается в чаевых, — протянул как ни в чём не бывало Кейдж, с улыбкой Чеширского кота и озорным блеском в ореховых радужках.

Соня, как и полагалось, закатила глаза, едва не расхохотавшись с набитым ртом. Она потянулась за кофе, прожевала нежнейшие панкейки и утрамбовала их немного остывшим напитком.

— Принимаете наличными? — бодро поинтересовалась она, вновь поставив кружку на стол и окинув взором хитрого мужа. Полная сил и энергии, она была настроена решительно, отвечая в своей манере на флирт мужчины. 

Завидев готовность Сони, он с воодушевлением продолжал:

— Ну, — руки Джонни опоясали талию жены, притягивая её тело вплотную к его, — ваш повар берёт очень специфичной валютой…

— Бесстыдство, — прокомментировала она, грациозно перебираясь к мужу на колени и касаясь воротника его незастегнутой рубашки.

— В самом деле, — подтвердил он, опалив сбивчивым шёпотом её уста, а затем впился в них требовательным поцелуям.

Его проворные руки юркнули под её домашний халат и ночное платье, нашли аппетитные округлости и стиснули их, вырвав из женщины утробный, жалобный стон. Соня поёрзала, намеренно разжигая каждым малейшим движением пламя меж ними. Прохрипев от нахлынувшего возбуждения, от прильнувшей к промежности крови, Джонни, не разрывая контакт, нетерпеливо устремил пальцы к взмокшему клочку ткани, пока его жена уже расстёгивала пуговицу и молнию, желая освободить от тесноты джинс пульсирующую плоть мужа, чтобы взять её в пленительные объятия своего нутра. 

Она бы это сделала через пару вечно тянущихся секунд, ведь мужчина уже в ожидании приподнял её разгорячённые бёдра, дразняще ныряя подушечками пальцев в кипящее лавой жерло. 

Вот только их прервал негодующий девичий возглас:

— Вы что тут устроили?! Нашли, блин, место! 

Муж и жена с причмокивающим звуком оторвались друг от друга, ошалело глазея на вставшую с недовольным видом в проходе помещения сонную дочь в пижаме. Родители засуетились: Соня тут же слезла на диван, запахивая поплотнее халат, Джонни же схватил одну из маленьких подушек и положил себе на пах, прикрывая не успевшую размягчиться твёрдость.

— Тыковка, — он прошептал осипшим голосом, поспешив прокашляться в кулак и взглянуть на наручные часы, показывавшие полшестого утра. — А ты чего так рано проснулась? 

— Да вашей вкуснятиной на весь дом пахнет, невозможно спать, одна еда снится!  — Кассандра театрально жестикулировала, направившись на кухню и постаравшись больше не смотреть в сторону смущённых родителей, почти застуканных за неприличным занятием. 

Она признавалась себе, что её устраивали шалости взрослых, хотя она бы предпочла их не видеть и не слышать. Разве это было не счастьем, наблюдать за воркующими родителями после тех страшных лет их разлуки? Уж пусть они лобызаются средь бела дня, чем ссорятся и расстаются и, как два упёртых барана, не могут помириться. 

— Подоспели голодающие, всю ночь бегавшие к холодильнику, — пошутил Джонни, и Соня не сдержала вырвавшийся наружу смешок.

— В этом доме мне запрещено есть? — громко отозвалась Кэсси, обнаружившая рядом с плитой ещё тёпленькие панкейки под крышкой в глубокой тарелке. Взяв её в охапку, она в развалочку направилась обратно в гостиную.

— Ну что ты, — Джонни приложил ладонь к сердцу, — ешь, сколько влезет. Просто на ночь наедаться вредно. 

Кассандра, уже запихивавшая в рот еду, отчего её щёки сделались ещё более пухлыми, чем прежде, пробурчала что-то невнятное в ответ и махнула небрежно рукой, плюхаясь на диван подле мамы и включая телевизор. Соня пристально оглядела взрослую дочь, любовно приглаживая её распушившуюся копну волос, струящуюся золотым волнистым водопадом с острых плеч до самой поясницы.

— Не надо, мам, — проворчала Кэсси, отодвигаясь от родителя, — лучше руки помой… 

«А то мало ли, где ты папу трогала», — чуть было не добавила она, но предпочла промолчать.

Растерянно взглянув на дочь, а после и на мужа, обескураженно рассматривающего покрытые засохшей плёнкой подушечки пальцев, Соня со вздохом потянулась к своей кружке с кофе и подмяла под себя ноги, в то время как Джонни подскочил и отправился на кухню. Спустя пару минут шума воды в раковине и звона посуды, он вернулся со стаканом сока в руках и поставил его перед дочерью.

— Ну кто же ест всухомятку? — спросил он, сев по другую сторону от неё и поймав на себе её благодарный взгляд.

Всё семейство на какой-то миг уткнулось в экран плазмы, вешавшей новости о предстоящей погоде на целую неделю.

Солнце поднялось ещё выше, ревностно забирая с собою все лучики из гостиной и направляя их жар на прохладу земли, дабы иссушить капельки росы на траве и листьях. По тихой улице уже проезжали спешащие в центр и боящиеся встрять в утренних пробках автомобили, а пение неугомонных пернатых, скачущих под укромной тенью древ, стало звучнее и веселее. 

Объевшись панкейками и не оставив на тарелке ни одного — правда, предварительно вежливо предложив парочку отказавшемуся отцу, — Кассандра развалилась на диване, расслабленно попивая сок и вытягивая ножки вперёд.

— А ты не едешь на работу? — обратилась она к матери.

— Нет. Я взяла парочку выходных. Надо отдохнуть от этого дурдома, а то свихнуться можно, — Соня потянулась, разминая мышцы и едва не проливая содержимое кружки.

Кассандра хотела бы спросить, зачем её родители вместо того, чтобы поспать подольше встают в несусветную рань, но заключила, что ответ ей знать не обязательно после невольно увиденного сегодня.

— Что-то случилось? — полюбопытствовала она, повернувшись к маме и обратившись в слух, позволив отцу взять контроль над пультом и от безделья перелистывать каналы.

— Не знаю, — женщина пожала плечами, отхлебнув остывший кофе и поморщившись, — не понимаю… Что-то не так. То тут, то там открываются порталы во Внешний мир, но в Земном Царстве не обнаружено ни одного внешнемировца. Я уже неделю над этим ломаю голову.

— Хочешь сказать, что кто-то из наших отправляется во Внешний мир? — скучающе подал голос Джонни, опередив вопросом дочь, вздёрнувшую в возмущении носик.

— Но зачем? — вопрошала недоумённо Соня. — Покажи мне хоть одного человека, который способен… — она осеклась, вспоминая того, кто действительно мог открывать порталы. Её челюсти свело от невысказанного гнева, брови в мгновение ока подались навстречу друг другу на переносице. 

Блейд предполагала, что её заклятый враг мог совершать вылазки в другой мир — но с какой целью, ежели ему сиделось хорошо и в Земном Царстве? Неужели надоело прятаться, и он решил заявить о себе? И кому он был нужен во Внешнем мире, если военные заключили мирный договор с Каном, и тот доложил бы о внезапно загостившем неприятеле? Она подумывала обратиться с насущной проблемой к божествам, но ежели боги не пошевелились и не грянули на военную базу при первом же открывшемся портале, значило ли это, что они сами путешествовали между мирами? И что Соня зря утруждала себя ненужными заботами?

В наступившей паузе Кэсси с важным видом поинтересовалась:

— А что, — она продемонстрировала ровные ряды белых зубов и забавно поклацала ими, — принцесса ещё не объявлялась? 

— Да к чёрту эту принцессу, — выпалила Соня. — Может, она уже на том свете. Не до неё нам.

— Э-эх, — мечтательно протянула Кассандра, — как бы я хотела помогать вам.

— Сначала учёба. Тебе остался последний год, — сказала женщина нарочито деловым тоном, пресекая на корню разыгравшуюся фантазию дочери и пытаясь продвинуть грядущие экзамены на первый план.

Не без раздражения, льющегося через край, Кэсси закатила глаза и в несколько глотков допила сок, поставив опустевшую ёмкость на журнальный столик, дабы уйти подальше от родительских нравоучений. 

— Да знаю я, — отрезала она, проведя ладонью по копне пшеничных волос, — не будь, как дядя Джакс, — и подскочила, картинно зевая.

При упоминании дочерью мистера Бриггса, в грудной клетке Сони болезненно сжалось безжалостно выклёвываемое воронами сердце, а на языке появился привкус горечи вместо сладости кофе. 

Было ли стыдно ей, изредка навещавшей некогда товарища по службе и старого друга, сходившего от одиночества с ума и так и не оправившегося от потери жены?

Сконфуженно поджав губы и воззрившись на дочь, простодушно наклонившуюся к отцу и весело чмокнувшую его в щетинистую скулу, женщина вдруг представила себе юную девочку Бриггс, лишённую не только материнской любви, но и отцовской. Соня не понаслышке знала от собственной дочери, сколь строгим отцом был Джакс, и могла воочию наблюдать за раскрепощавшейся в их компании Джеки, старавшейся при этом быть примерной дочерью при отце.

Оказавшись в разверзшейся в подсознании червоточине, закружившейся вихрем безрадостных мыслей, Соня и не заметила, как Кэсси что-то пробубнила и помахала ей ладошкой, вразвалочку направившись к лестнице.

— Сегодня потренируемся! Не забудь! — крикнула она дочери вдогонку, на что та отреагировала тяжким вздохом.

✧ ✧ ♡ ∞ ∞ ♡ ✧ ✧

Пожалуй, одно-единственное обстоятельство заставляло Кэсси продолжать тренировки с мамой — её безграничная любовь к родителю. Хотя было ещё желание набраться опыта и перенять умения более старшего и мудрого человека, который может поделиться своими знаниями. Впитывая их, судорожно вбирая, как раскалённый воздух летнего дня, Кассандра старалась изо всех сил следовать заветам матери, не отличавшейся в моменты обучения строгостью от дяди Джакса, но вне уроков остававшейся всё той же — справедливой и любящей. Для Кэсси было загадкой, как у Сони Блейд получалось переключаться от домашней, добросердечной матери к суровой и жёсткой женщине-воительнице, готовой выйти на поле боя и голыми руками растерзать врагов.

Единственной радостью были маленькие путешествия с родителем на военную базу — Кассандра была уже достаточно взрослой девушкой, и в преддверии восемнадцатилетия ей позволялось многое. И мама, сделав ей пропуск, почти все каникулы брала дочь с собой, когда Кэсси могла и хотела, наглядно демонстрируя слаженную жизнь военных изнутри — помогая дочери понять, что ждёт её в будущем, если она неотступно будет следовать за мечтой.

У Кэсси разбегались от восторга глаза, желание всё потрогать и влиться в среду этих серьёзных с виду, но добрых, таких же, как она, обычных людей, возрастало в разы. Пока она была гостем на базе — дочерью самого генерала — младшие по званию в ней души не чаяли и по просьбе девушки рассказывали ей о службе всё, с удовольствием показывая, как работает то или иное устройство или программа.

Омрачало счастливые будни лишь обучение новым приёмам и применение их на практике. 

Соня Блейд придиралась ко всему — к любым мелочам, — и даже глядела на дочь с укоризной, если та вдруг неправильно разминала мышцы. Женщина принималась самостоятельно и кропотливо переучивать её, хоть и казалось сперва, что в том не было нужды. 

Джонни только наблюдал за процессом со стороны, пожимая плечами и давая молчаливое согласие на обучение дочери по личным стандартам жены, сведущей в боевых искусствах иной раз поболее его. Она же, всё-таки, военная!

Каждая тренировка — пусть они были нечастыми, но долгими и изнуряющими — давалась Кэсси тяжело: она ведь не думала, что мама займётся ею всерьёз! 

Впрочем, она сама просила тренировать её и, не привыкшая жаловаться, держала язык за зубами, снося все выходки воинственного родителя.

До поры, до времени.

Август уже был на пороге их дома, и нынешнее обещанное занятие едва ли отличалось от предыдущих: Соня настояла на подготовительной растяжке мышц, отчего невыспавшейся Кэсси пришлось неприлично покряхтеть и попотеть в спасительной тени цитрусовых древ на заднем дворике около часа под пристальным материнским взором. Затем они приступили к простеньким движениям руками, бывших по обыкновению на разогреве перед подключением к сложным выпадам ног. 

Всё перетекло в последовательный бой — так настаивала Соня, не терпевшая в обучении вольности и разнузданности. Ею было запрещено использование грязных приёмов и атак исподтишка, ударов по жизненно-важным точкам на теле — у Кэсси не всегда получалось предотвратить столкновение за секунду до, в отличие от матери, руки и ноги которой могли замереть в дюйме от кожи дочери.

Ловко уворачиваясь и прытко ныряя в образовывавшиеся меж ними карманы пространства, Кассандра не могла не замечать, как была её мать наполнена энергией и почти так же грациозна, как и она сама. Её отлично сложенное, уже немолодое поджарое стройное тело лихо изгибалось и отскакивало, маневрируя с точностью до секунды. Кэсси оставалось только завидовать молниеносной реакции родителя и взращивать, совершенствовать её в себе, оттачивая до идеала.

Сумев прошмыгнуть мимо летящего в неё кулака, запыхавшаяся, уже мокрая насквозь Кассандра победно ухмыльнулась и вознамерилась нанести ответный удар, занеся было ладонь. Но не тут-то было: Соня схватила дочь за длинный русый хвост, без конца мелькавший у неё перед носом, и намеренно потянула вниз, вынуждая дочь чертыхнуться и ненарочно окинуть позарившуюся на святое мать уничтожающим взглядом.

— Волосы, — предупредила она, хмуря светлые брови и указывая на свою туго затянутую, немного растрепавшуюся косу.

— Я не виновата, они вылезают из пучка! — пискнула Кэсси, упрямо смахивая упавшие на лоб пряди чёлки и касаясь пропитанного влагой топика. 

— Слишком длинные, — сказала Соня, отпуская, наконец, золотую девичью копну, тут же упавшую на спину, по коей струился ручьём пот.

— Не издевайся надо мной. Я что, зря отращивала? — уперев руки в бока, Кассандра встала в грозную, сквозящую недовольством позу, походя на маленькую девочку-сорванца, капризничавшую из-за отобранной конфеты.

— Значит, крепче завязывай, — подытожила женщина, дожидаясь, пока дочь вновь намотает пряди в огромное, хлипкое гнездо на затылке, и ринется в драку.

Тёплый ветерок блуждал меж крон деревьев, шумя густой зелёной растительностью, тянущейся к зениту солнца. Перевалив за полдень, светило стало поджаривать местность ещё хлеще и настойчивее, будто жаждая превратить всех людишек в хрустящие кусочки мяса. Схватке не было суждено продлиться дольше получаса, ибо выбившаяся из сил Кассандра начала допускать откровенные промахи.

— Ты невнимательна, — наградив её подножкой, проворчала Соня, в мгновенье потянувшись к падающей дочери, но та удержалась без посторонней помощи, в отместку слабо заехав ребром ладони по подколенной ямке женщины.

— Солнце печёт, — выпалила Кэсси, исправляя своё положение и судорожно выдыхая. 

Она знала, что её задачей было выпутываться из самой глупой позы и ситуации, в коей она оказывалась — таков был наказ матери, настаивавшей над самостоятельной работой над ошибками.

— Ты должна привыкать к любым погодным условиям и… — не успела Соня закончить фразу, как злодейка-судьба всё же настигла девушку.

— Ауч! — широко расставленные ноги, нашедшие крепкую опору на безжалостно вытоптанном газоне, внезапно разъехались, и Кассандра приземлилась на шпагат, морщась от пронзившего на миг промежность саднения.

— Боги! — воскликнула Соня. — Ты цела? — она бросилась к дочери, опускаясь подле на колени и обеспокоенно осматривая её выглядывающие из-под шорт бёдра на предмет травм, точно могла рентгеновским зрением увидеть внутренние повреждения.

— Ну конечно, а что ж со мной будет… — охая и ахая, Кэсси осторожно уселась на задницу, — Просто это было слишком резко…

— Вот для таких случаев разминка и нужна… Мышцы болят? — спросила женщина, недоверчиво вглядываясь в разрумянившееся личико дочери.

— Не переживай. Если бы я порвала что-нибудь, я бы уже умирала от боли, — с беззаботным смешком изрекла Кассандра, расслабленно распластавшись в изумруде травы и устало потянувшись. Прохлада тенька позволила ей разгрузить одолевавшее её буйство мыслей и разомлеть.

— Это не смешно, Кэсс.

— Тебе не хватает чувства юмора, — возразила она, всем видом демонстрировавшая нежелание подниматься, ознаменовавшее не поддающее спорам окончание вымотавшего её занятия. — Ты слишком… Ты слишком требовательна, знаешь.

— А ты думаешь, в армии с тобой кто-то будет нянчиться? — командным тоном вопрошала Соня, доныне пребывавшая в личине бескомпромиссного и дисциплинированного генерала. Девушка скучающе прикрыла веки, понимая, что деваться некуда, и ей придётся выслушать наставления матери: — Тебе продыху не дадут! А условия будут ещё более невыносимыми! Сейчас к женщинам относятся лояльнее в войсках, но это не значит, что тебе не встретится какой-нибудь вышестоящий мужла… — она осеклась. — Мужчина, который будет выжимать из тебя на подготовке все соки и давать идиотские задания!

— Да при чём тут всё это? — возмутилась Кассандра, поднимая ладони к чистой, без единого облачка синеве неба. — Ты ведь моя мама! Ты должна мягче относиться ко мне!

— Иногда мне хочется запретить тебе думать о службе к чёртовой матери, — несдержанно выругалась женщина, пытаясь угомонить бунтующее в груди сердце.

— А я всё равно пойду добровольцем, — скрещивая руки, убеждённо сообщила Кэсси, открывая глаза и глядя на блестящую в лучах листву.

— Я знаю, — выдохнула Соня, взглянув на свою своенравную дочь с грустной улыбкой, — упрямства у тебя хоть отбавляй. Поэтому я и пытаюсь тебя подготовить на этих тренировках.

— И что толку? Ты ко мне несправедлива! Самые лучшие тренировки у меня были с богами… — осмелев, небрежно вдруг ляпнула Кассандра, мгновенно ощущая укол самобичевания. 

Ну что за неблагодарной дочерью она была?!

Отворачиваясь, Соня понимающе кивнула, осознавая, как близко они оказались к щепетильной теме, а подумавшая о том, что расстроила мать, Кэсси села, выпрямляя спину и подминая под себя ноги, и с тоской покосилась на задумчивую фигуру мамы, расположившую всего в шаге от неё. 

Размышляя, какие утешающие речи подойдут, чтобы растопить заледеневшую, так и замершую на месте женщину, Кассандра прикусила губу и нервно убрала чёлку за ухо, принуждая мозги работать в ускоренном темпе. 

— Ты скучаешь по богам? — будто и не хотела спрашивать об этом вовсе, ненавязчиво поинтересовалась Соня, делая вид, что предложение непроизвольно образовалось на языке и бесконтрольно слетело с него. 

Истязавшая себя упрёками Кэсси позабыла обо всём на свете и залилась румянцем, от неожиданности округлив зенки и нервно перебирая пальцами ткань шорт. Под рёбрами неугомонный кусок плоти ускорил ритм, пускаясь в дикий пляс. Воспоминания о двух богах заполонили разум, неустанно всплывая на поверхность и не давая остыть кипящей в жилах крови. 

И как она могла не скучать по ним? 

По нему… 

Его отчётливо отпечатавшийся на обратной стороне радужек образ не желал уходить, мелькая перед взором несбывшейся фантазией, распалявшей знакомый жар внизу живота… 

— Ну… Да… — ответила она, робея, как глупая девчонка, признающаяся в любви объекту воздыхания. 

Сбив одним вопросом спесь с уже красной, как рак, дочери, женщина терпеливо продолжала: 

— Ты в детстве так тянулась к ним. Любила проводить с ними время и отправляться к ним на ночёвки, а ежели тебе запрещали, то ты закатывала истерики. Я помню, — она усмехнулась, возвращаясь на короткий миг в призрачные дебри минувшего, — но я никогда не понимала, что ты в них нашла, — Кассандра исступлённо воззрилась на престранно выражавшуюся мать, страшась, как и всякая девица, обнаружения главного секрета её сердца, но женщина деликатно успокоила переволновавшуюся дочь: — Впрочем, это твоё личное дело… — Соня намеренно помедлила, оценивая реакцию Кэсси, опустившей взгляд к своим острым коленкам. — Ты хотела снова бы наладить общение с этими божками?

— Да, — тотчас сказала она, — но я не знаю, возможно ли это… — пролепетала, интуитивно наклоняясь в сторону матери и кладя голову ей на плечо, ища этим жестом родительской ласки и поддержки.

Откликаясь на зов, Соня неуверенно приобняла дочь, любовно целуя её в растрепавшееся темечко и таинственно улыбаясь.

✧ ✧ ♡ ∞ ∞ ♡ ✧ ✧

После разговора с матерью боги наотрез отказывались вылетать у Кассандры из головы. И ежели лица лордов она помнила — благо, что было фото, — то их голоса отдалённо и глухо звучали у неё в ушах. 

С навалившейся на сердце тоской встречала Кэсси август, наполняя свою память короткометражными картинами из детства, в коем она, как смертная, имела возможность — или скорее наглость — пламенно дружить с любимыми божествами и быть лучиком солнца в их промозглой и серой обители.

Из зеркала на Кассандру смотрела высокая, стройная девушка, так достаточно не припухшая и не округлевшая в нужных местах. Она была весела и непосредственна, и жизнь била в ней неиссякаемым ключом. Она любила показывать свой характер и за словом в карман не лезла, распаляясь в речах и порой едва удерживаясь от ненужных откровений. Эта девушка не походила на то невинное миловидное дитя, которым Кэсси была. 

И иногда, в моменты, когда власть об ушедшем перенимала боль утраты, ей хотелось повернуть время вспять и никогда не взрослеть — остаться там, в мгновенье ребячества и детского озорства, когда исполнение мечт было так невероятно далеко, что ещё не мелькало на горизонте событий.

Ей приходилось мириться с тем, что она была взрослой девушкой, что мальчики могли, несмотря на недостатки в её внешности или фигуре, глазеть на неё, а родители надоедать то рассказами о молодости и их гулянках — обычно этим промышлял отец, — то непрошеными наставлениями, кои Кэсси с горем пополам усваивала, то упоминаниями о грядущем празднике.

Раздувая из мухи слона, Джонни Кейдж почти денно и нощно вопрошал, что же подарить своей любимой тыковке на её подкрадывающееся всё ближе восемнадцатилетие. Утомлённая расспросами, Кассандра махнула на всё рукой и отправилась погостить у подруги, подальше от домашней суеты. 

Земля Бриггсов встречала двух девушек аккуратно стриженной живой изгородью, за которой простирался облагороженный участок с двухэтажным домиком и отдельно стоящим гаражом. Кэсси давно здесь не бывала, привыкшая приглашать подругу к себе — потому что в особняке Кейджа им многое позволялось — или выбираться с ней в город повеселиться.

Она почти забыла, каково это: ступать по каменистой дорожке к зданию с облупившейся, кое-где потрескавшейся краской. То тут, то там была разбросана садовая утварь, включавшая в себя и топор для рубки дров, и шланг для полива кудряшек голубых гиацинтов, произраставших у забора, и секатор для подравнивания слишком длинных непослушных веточек, выбивающихся из общей гармонии кустарников, и лопата, и бог знает что ещё.

Инструментами, судя по виду, недавно орудовал мистер Бриггс, сидящий в обычных штанах на ступеньках крыльца в расслабленной позе, с широко раздвинутыми ногами и упирающимися в колени локтями. Меж его губ покоилась толстая сигара, а меж бровей залегла глубокая морщина задумчивости. Его тёмная, шоколадная кожа блестела в лучах закатного солнца бусинами пота, скатывающегося по буграм и ложбинкам накачанных мышц.

Кассандре хотелось развернуться, убежать в далёкие дали и, краснея, накричаться там от души, ибо неприкрытые мускулы этого мужчины зашевелили непристойные мысли в её голове. Неувядаемый интерес к противоположному полу продолжал одолевать несчастную девушку, и она замечала за собой, что всё больше оценивающе смотрит на мужские тела. 

Возможно, это было нормально — Кэсси не знала, но, по крайней мере, её подруга вовсю была увлечена тем же.

— Привет, — Джеки, как ни в чём не бывало, поприветствовала отца, останавливаясь напротив него в паре шагов и сцепляя в замок руки за спиной. 

Тот пристальным взором глаз цвета крепкого кофе прошёлся по скромному облачению дочери, а затем по одежде её спутницы.

— Здравствуйте, дядя Джакс, — Кэсси неловко заулыбалась, прикладывая все усилия, чтобы глядеть выше его подбородка, а не ниже.

Угрюмый мужчина кивнул, затягиваясь и выпуская в прохладный вечерний воздух клубы дыма. 

Девушки поспешили проскочить мимо него и втиснуться в сумрак холла. Они вместе потащились в спальню Джеки, где та выудила из отдела в шкафу, предназначавшегося для белья, новые юбки и кофточки, тайно расфасованные по пакетикам подальше от всевидящего ока мистера Бриггса, как и всякого мужчины, не смевшего даже открыть настолько личное хранилище хитрой дочери. Закрыв дверь на замок, заказав пиццу и включив тихую музыку, подруги звонко хохотали, примеряя наряды и нахваливая друг друга.

— О, это просто шикарно сидит на тебе! — сказала Джеки, довольная тем, как выглядела Кэсси в розовом топике с длинным рукавом и открытыми плечами и в белой плиссированной юбке, едва прикрывавшей ягодицы.

— Ну… — неуверенно начала девушка, вертясь у зеркала, как юла, и пытаясь понять, при каком движении бёдер она может засветить то, чем светить было совершенно неприемлемо. 

Разве что под низ можно было надеть короткие шорты и тогда, ежели конфуз случится, ей нечего будет страшиться… Но выглядывающие из-под юбки худые, обманчиво хрупкие ноги, которыми она, благодаря тренировкам, могла серьёзно поколотить и даже нанести увечья, всё ещё смущали Кэсси. 

И кому она будет демонстрировать эти прелести?

— Забирай, — буднично отозвалась младшая Бриггс, шустро натягивая поверх своей блузки с шокирующим вырезом длинный свитер и выглядывая в окно.

— Да куда мне в таком, — неловко пробормотала Кассандра, обернувшись на встревоженную от голода Джеки, в нетерпении покусывавшую нижнюю губу и постукивавшую банковской карточкой по подоконнику.

— Найдёшь куда, — бросила она, — на важный случай будет. Я всё равно не знаю, что дарить тебе на день рождения.

Кассандра замялась: это было неоспоримой правдой. У неё было всё или могло быть, стоило ей только пожелать. Это не избавляло её родителей и подругу от того, чтобы выкручиваться из положения и преподносить ей дорогие — прежде всего сердцу — сюрпризы, но вечно фыркавшая Кэсси усложняла задачу, ни разу не признавшись в том, какую вещицу она хотела бы получить в подарок.

Может быть потому, что материальные богатства ей были чужды? 

Вот если бы…

— Слушай, — залепетала Кэсси, потоптавшись на месте и как бы невзначай спрашивая: — А Фуджин к вам ещё приходит?

— Не знаю, — младшая Бриггс пожала плечами, омрачив этим ответом надежды подруги, — я его не вижу… О! — воскликнула она радостно. — Зато я вижу курьера!

Договорившись о том, что Кассандра возьмёт из холодильника напитки, а Джеки примет доставку, девушки спустились в темень небольшой гостиной, в которой единственным источником освещения был включённый телевизор, и разбрелись в разные стороны. 

В кромешной тьме опустившихся на землю сумерек Кэсси прошмыгнула на кухню, выудив из холодильника две коробки с соком, повозилась у раковины, ополаскивая прозрачные ёмкости, и побрела обратно, застыв у подножия лестницы и едва не выронив принадлежности из охапки рук.

Из-под отблеска стекла на неё смотрели широко улыбавшиеся три человека, счастливые и не представляющие о скорой трагедии будущего, исказившего двоих из них навсегда. Тут же рядом под рамочкой был бережно сохранённый рисунок Джеки и она сама собственной персоной, с пушистой смолью завитушек на голове в любовных объятиях мамы. 

Пропустившее удар сердце замедлило свой ход, как будто вознамерилось замереть, а встрявший поперёк горла ком не желал исчезать, как бы Кэсси яростно ни сглатывала предательски мало поступавшую в рот слюну. Обычно она быстро пролетала по лестнице, минуя не ведавшие скорби лица, словно их там не существовало — ведь так было проще. 

Она поднялась на первую ступеньку, перемещая взгляд на красивого мужчину в военной форме, оставившего торжественные чувства в том героическом и сулящем славу прошлом, в котором он и был запечатлён. Приковав взор к чернокожему мужчине в самом расцвете сил, девушка забыла, куда и зачем шла, и испуганно дёрнулась, когда узрела поползшую по стене громадную тень. Застуканная с поличным, Кассандра нервно оглянулась, сталкиваясь с массивной фигурой мистера Бриггса, уже накинувшего на себя лёгкую клетчатую рубашку. 

— Э-э-э… — промямлила Кэсси, срочно ища оправдание, почему она встала именно здесь и сейчас, позволив себе пялиться на семейные фото.

— У тебя послезавтра день рождения. Не уверен, что приду, — сказал Джакс, доставая из-за пазухи пестрящей калейдоскопом красок конверт и протягивая ей, — так что с наступающим.

Между ними произошла секундная заминка, ибо ладони девушки были заняты — одной она держала стаканы, другой прижимала соки к груди, — и она физически не могла дотянуться до подарка и взять его. Осознав это, мистер Бриггс с шумным вздохом сунул конверт меж вытянувшихся пальцев Кассандры.

— Спасибо, дядя Джакс, — она смутилась, и даже в полумраке помещения приникшая к её щекам кровь была отчётливо видна.

— Всегда пожалуйста, — он упёр руки в бока, взглянув на свой портрет за левым плечом девицы. — Ты в следующем году в армию собираешься?

— Ну, да, — подтвердила Кэсси, не подозревая, к чему ведёт этот разговор.

— Не женское это дело, — авторитетный тон его голоса не оставлял сомнений в том, что предназначавшиеся собеседнице слова должны безоговорочно быть приняты во внимание и уяснены, как единственно верная истина, имевшая право на существование.

И, пожалуй, будь на месте Кэсси кто-то другой, так бы и было. Но в ней бурлила жгучая смесь крови матери и отца, не позволявшая ей мириться с несправедливостью.

— Моя мама бы с вами не согласилась, дядя Джакс, — смело произнесла она, ощущая, как неистово тарабанило под часто вздымающейся грудной клеткой. Адреналин заструился по венам, придавая ей храбрости: — Она сражается за Земное Царство, как и вы когда-то. Разве вы не хотели бы вернуться на службу и помогать ей в этом? — кивая на снимок позади себя, спросила она.

— Я больше не хочу рисковать своей жизнью, — посуровел Джакс, вынимая портсигар из кармана рубашки, — и оставлять Джеки круглой сиротой, — его сдвинутые на переносице брови не сулили ничего хорошего, и Кэсси предпочла бы свернуть уши в трубочку, чем слушать его нравоучения. — И тебе я бы не советовал идти на службу. Вы ещё малы и неопытны, и не понимаете, как это опасно. 

«А вы даже не в курсе, что ваша дочь идёт вместе со мной в добровольцы!» — скрипя зубами, думала она, в реальности же выдавливая из себя миловидную, трещащую по швам невинную улыбку и наблюдая за тем, как мужчина мастерским движением подкуривает сигару.

— Дядя Джакс… — начала было она, но фразу он ей не дал закончить, перебив очередной тирадой:

— У вас вот тут, — он приложил бионический палец к седеющему виску, — сплошной ветер. Армия калечит юнцов не только физически, но и морально. А вы, — Джакс указал на зардевшуюся, но не от стыда, а от злости, Кэсси, — молоды и полны сил. Вам ни к чему видеть смерть и убивать, — он глубоко затянулся, приводя в успокоение расшатанные нервы и в упор глядя в глаза девушки. — Ты, Кассандра, делай со своей жизнью, что угодно. Но не впутывай в это Джеки. 

— Ммм…. — протянула она, в словесной перепалке хватаясь за любую возможность, чтобы одержать победу. — Ваша дочь вольна выбирать сама, чем… — заявила Кассандра, гордо вскидывая подбородок, но Джакс грозно посмотрел на неё исподлобья, и она умолкла, потеряв дар речи.

Воцарилось тягостное молчание, нарушаемое шумом телевизора, колышущимися у распахнутого окна шторами и слишком громким сопением — её или его, она так и не поняла. Дошедший до точки кипения мистер Бриггс выпрямился, расправив плечи и сверкнув червоточиной очей, забирая у девчонки лавры в пылу спора.

В затянувшейся тишине раздался из комнаты Джеки оглушительный оклик, вернувший Кэсси потерянные чувства.

— Ну ты где там застряла? — позвала подруга, отворив дверь в коридор и глядя в тьму лестницы. — Пицца остынет!

Услышав спасительный призыв, девушка попятилась наверх, натягивая глупую лыбу и жалея о том, что не в состоянии придержать подол короткой юбки. Мистер Бриггс проводил её красноречивым взглядом, в котором она могла прочитать беззвучную мольбу горделивой натуры, покорившуюся выпавшим на её долю тяжбам. 

Весь остаток вечера и ночи не могли скрасить ни вкусная еда, ни совместный просмотр фильмов с подругой, ни её шутки и смехотворное ворчание, когда она принялась перед сном убирать устроенный Кейдж беспорядок. 

Настоящий же балаган творился у Кассандры внутри: её мысли были всецело поглощены и заняты беседой с дядей Джаксом. Она побоялась искушать судьбу и спускаться на первый этаж в одиночестве и, ежели ей хотелось взять что-то с кухни или справить нужду, она непременно тащила за собой бурчащую Джеки, решившую, что Кэсси спятила или придуривается.

Уж лучше так, чем опасаться пребывания наедине с отцом подруги, чтобы вновь внимать его речам, не укладывающимся вровень с её картиной мира. Кассандра могла понять дядю Джакса: он потерял человечность и рассудок, умерев и обратившись на войне ревенантом; погрёб жену, овдовев слишком рано; и ныне не хотел лишиться единственного напоминания о любимой женщине, радости и смысла его жизни — его дочери.

Теряясь в размышлениях до рассвета, Кэсси под сомкнутыми плотно веками натужно представляла — или то была тревожная дрёма, — что на первой же миссии случайно погибает, оставляя безутешных родителей в безотрадном бытие, заполненном заунывными рыданиями по навсегда ушедшему за горизонт солнышку, позволившему кошмарам ночи править над землёй. Кассандра бы не вынесла их мук, она бы предпочла самые жестокие и кровожадные пытки, чем знание о преследующих до смертного одра страданиях родителей.

«И ладно бы вернуться покалеченной», — рассуждала девушка. — «С этим можно жить…»

Но обратиться хладным, бездыханным куском плоти, бесчувственным к заботам и развлечениям… Нет, она ведь хотела наслаждаться молодостью, расцветающей бутонами цитрусовых, идти на поводу своей юности и горячности, вволю отплясать положенный ей век! 

Но в то же время Кассандра хотела защищать Земное Царство и быть воином, а это значило подвергать свой ценнейший дар — жизнь — неминуемой, облачённой в траурный плащ угрозе, смыкающей костлявые клешни на шее всякого, кто бросит ей вызов.

✧ ✧ ♡ ∞ ∞ ♡ ✧ ✧

Так и не поддавшись соблазнительным объятиям сна, забрав свой небольшой подарок от Джеки и от дяди Джакса — в конверте обнаружились деньги, Кассандра поутру уехала домой, чтобы весь день проваляться обессилено в кровати в попытках сбросить с себя груз навязчивых мыслей, преследующих её даже в полудрёме.

Уже завтра ей исполнится восемнадцать, и накануне праздника она не могла не задуматься о том, достаточно ли она взрослая для принятия важных решений, которые повлияют на её дальнейшую жизнь — или вовсе отнимут её. 

И ежели так, найдётся ли у неё смелость, чтобы встретить жуткую тень в мрачном плаще, как давнюю подругу? Успеет ли она принести пользу Земному Царству до того, как состоится последнее и самое страшное свидание в её жизни? И, зная всё это, хватит ли ей ответственности, дабы сделать серьёзный шаг и не оступиться, твёрдо стоя на ногах и принимая выпадающие на её долю испытания?

О, нет, с таким характером Кэсси сама оседлает все неприятности и погонит их во всю прыть, сбивая с них спесь. Не ведомая, своевольная и свободолюбивая, она зареклась, что ей плевать, какие планы у хозяйки-судьбы — Кассандра сама будет властвовать над нею и никак иначе.

Утихомирив разбушевавшиеся тревоги, она потянулась и устало зевнула. Тех часов, что она провела в полусонном состоянии, было недостаточно для её организма, и он настаивал на полноценном отдыхе. Шумно выдохнув и взглянув на часы, отсчитывающие последние полчаса суток, Кассандра проводила время в ожидании. Уж она-то не пропустит тот миг, когда взрослость навалится на неё и подкинет больше прав и обязательств.

В комнате царил полумрак: единственная излучающая свет лампа стояла у постели, на которой в странной позе под одеялом распласталась девушка. То ли от усталости, то ли от перехватывающей бразды правления скуки, Кэсси достала заветное фото из покоящегося на книжной полке альбома и положила подле себя, прикрывая одну из фигур и мутнеющим взглядом выцепляя другую. 

Вместо окроплявших ресницы беззвучных слёз, жалобы на весь белый свет на собственную глупость, разлучившую её со статным, божественным созданием со снимка, Кассандра ощутила распространившийся с молниеносной скоростью жар по покрывавшейся испариной коже. Неудовлетворённость вдарила по низу живота знакомым жгучим спазмом, требуя участия к невыплеснутым наружу эмоциям, захватившим её ещё вчера при виде играющих в закатном солнце мужских мускул.

Вложив фото обратно в альбом и прикрыв веки, Кассандра поддалась греховным мыслям, ползущим жадными змейками в опьяняющую влагу невинного нутра. Её ладонь оказалась на уровне паха, ныряя меж тканью шорт и обжигающе горячей, точно температурящей припухлостью. Подушечка пальца проскользила по истекающей лавой поверхности, упираясь в сосредоточие удовольствия, и настойчивыми, беспорядочными движениями довела девушку до мелкой дрожи, изящного изгиба спины и широко раздвинутых бёдер, инстинктивно ёрзающих от жажды большего навстречу кому-то невидимому.

Кассандра и прежде изучала своё тело, прощупывая дарованные ей природой прелести и обнаруживая, что её грудь, пусть и не была достаточно округлой, имела две твердеющих от лёгких касаний вершины; что чуть выше ежемесячно кровоточащего лона имелась чувствительная бусина, приводящая Кэсси к блаженной неге, выкорчёвывавшей из её сознания все посторонние думы. 

Иногда в душе, иногда во тьме ночи под ворохом одеял девушка с интересом и одновременно стыдом услаждала себя, воображая, что это делает кто-то иной.

Как и теперь — она представляла вместо своих рук божественно крепкие и могучие, ласкающие её в самых непотребных местах.

Её голову украшал нимб разметавшихся по подушке золотых волос, пухлые губы пересохли и были искусаны, а ещё один палец шустро устремился в преддверие пленительных объятий, неуверенно раскачиваясь на волнах кипящего жерла и не проникая дальше вглубь. Тяжело дыша, Кассандра подошла слишком близко к манящей сладострастью грани — в предвкушении её мышцы напряглись и натянулись как струны.

Ещё бы только мгновенье и… 

Ему не суждено было нагрянуть.

Дверь в комнату распахнулась, на пороге стоял в приподнятом настроении отец с сияющей улыбкой. 

— А вот и полночь! — провозгласил он торжествующе. — Кто сегодня у нас именинница?

Кассандра повалилась с грохотом на пол, цепляясь за одеяло и укутываясь в него с головы до пят. Она выглянула из-за матраса, растрёпанная и румяная, и явно недовольная бестактному вторжению родителя в её личное пространство.

— Как ты вошёл?! — возмутилась она, сдувая липнущую ко лбу чёлку.

Недоумённо почесав затылок, Джонни окинул взглядом альбом, мокрое пятно на середине смятой белой простыни, и воззрился на возвышавшееся над всем этим рассвирепевшее и раскрасневшееся, как спелый помидор, личико его дочурки со двинутыми на переносице светлыми бровями и метающими молнии глазами. Догадываясь, в какую неловкую ситуацию он поставил свою девочку, мужчина смущённо проговорил:

— Так было открыто…

А она-то думала, что запирала дверь…

— Надо стучаться! — пискнула Кассандра, а затем запульнула в отца подушку, пролетевшую половину пути и бесшумно павшую на ковролин. — Выйди немедленно! 

— Ладно-ладно, — Кейдж попятился, извиняющимся тоном забормотав: — Прости, тыковка, — и захлопнул за собою дверь.

Пребывавшая в смятении девушка поднялась и плюхнулась на кровать, повернувшись к часам на тумбочке.

Теперь она совершеннолетняя.

Нисколько не обрадовавшись, ибо всё её счастье было вытеснено не состоявшимся, прерванным моментом экстаза, Кассандра надула губки и скрестила руки на груди, обиженно глядя в потолок. 

И как могла она забыть провернуть в замке ключ, занимаясь такими непристойностями? Наверное, недосып сказался на ней, и она была невнимательна, и её одолела низменная похоть, затуманивая разум, и отец не был учтив к своей взрослой дочери…

И все вдруг оказались виноваты, кроме неё самой. 

Успокоившись и позабыв об этой маленькой катастрофе, Кэсси нашла брошенный на тумбочке телефон и напечатала в сообщении отцу, что она хочет спать и все подарки будет принимать поутру. И, завернувшись в одеяло, разочарованная и выбитая из сил, она обняла подушку, плотно сомкнула веки и провалилась в Морфеево Царство, где видела престранные сновидения до того, как солнце взошло на небосвод и опалило добротной россыпью лучей земные просторы.

Проснувшись почти к полудню, Кэсси повертела и похрустела затёкшими конечностями, прислушиваясь к щебетанию птиц за окном и испуская вымученный стон. Кажется, этот день не отличался ничем от предыдущих, и Кассандра отчего-то не хотела, чтобы он наполнился сюрпризами и задорным празднеством. 

Но первый же сюрприз поджидал именинницу на кухне.

Всю ночь проведшая за плитой Соня Блейд, взявшая себе в помощники мамину тетрадь и взбудораженного общим делом мужа, приготовила на грядущее застолье закусок, салатов, мясных яств, и главное — торт. Не потрудившись даже купить для него коржи и ревностно выпекая их самостоятельно под пристальным надзором мужа, следящим по просьбе жены за всеми её действиями, дабы она не наделала непоправимых ошибок.

Разинув от изумления рот, Кэсси встряла в проходе кухни, глядя на невыспавшуюся маму, предводительствующую над украшающим пищу отцом. Родители замерли, поднимая на её взор, а она так и таращилась на усеянный кушаньями и напитками стол, коронованный ярко оранжевым тортиком.

— Тыковка для тыковки! — пошутил Джонни, хотя сладкая, кремовая тыковка более походила на гигантскую тыквину, и направился к дочери, сметая её в охапку.

Намертво прижатая к груди отца — впрочем, не сопротивляющаяся, — Кэсси ответила ему любовными объятиями и тихонько расплакалась, когда он начал поздравлять её, рассказывая о том, какая она у него выросла умница и красавица, и отвешивать ещё сотни комплиментов, о существовании которых она даже не подозревала. Растерявшаяся Соня неловко присоединилась к мужу и дочери, разделяя с ними интимный момент семейного единения. 

Кассандра всхлипывала всё громче, пока слёзы водопадом не хлынули из её глаз: она нарыдалась вдоволь, стискивая рубашку отца и фартук матери, шепча признания в безграничной любви, и осознавая, что она посвящает сразу обоих родителей в круг доверенных лиц, видевших её истинные чувства. И в этом, к удивлению Кэсси, не было ничего зазорного — она будто снова была маленькой девочкой, жалующейся на какую-то приключившуюся с ней проказу и требующей утешения и родительской защиты.

Когда необузданные эмоции пошли на спад, ей пришлось утереть опухший нос кухонными полотенцами, пока мама заботливо наполняла для неё стакан воды. Кассандра ещё раз взглянула на торт в форме тыковки, на аппетитные лакомства, и голод подал голос неприличным бурчанием в животе. Быстро организовав для дочери обед, родители поволокли посуду на террасу, скрытую от палящего зноя крышей.

Немного утолив жажду и насытившись едой с разноцветных шпажек, девушка ощутила прилив хорошего настроения и похватала столовые приборы, помогая родителям раскладывать тарелки и заполнять стол.

Залитый светом сад приветствовал Кассандру слабым дуновением ветерка и заполняющими лёгкие цитрусовыми ароматами, перекликающимися с благоуханием редких кустиков иных цветов, источавшими менее преобладающие запахи.

Вытащив гриль, отец в самой доброй и беззаботной манере разругался с мамой, утверждая, что мясо ещё жарить рано и вообще — мастера барбекю в его поле зрения нет. Глядя на их невинные препирания, как старых ворчливых супругов, Кэсси заговорщически улыбалась, подставляя лицо поцелуям зенита солнца, после которых на её носу проявлялись новые веснушки.

Не прошло и получаса, как к воротам особняка подъехал автомобиль, из которого вывалилась Джеки, а следом за ней, к ошеломлению Кассандры и довольству Джонни, дядя Джакс. К тому моменту девушка успела припудриться, привести в порядок соломенное гнездо на голове и переодеться в бордовый свитер и юбку с туфельками.

Хоть в свой день рождения она может выглядеть привлекательной особой?

Кассандра на крыльце встречала подругу широкой улыбкой и распростёртыми объятиями, в которые Джеки тут же влетела вместе с хитрой усмешкой и пёстрым подарочным пакетиком, забитым косметикой.

— Еле батю уговорила вылезти из дома, — она шепнула имениннице на ухо, попутно целуя её в щёку. И отпрянула, скептически оценивая одеяния подружки и вскидывая одну бровь. Уж не спятила ли Кейдж в такую жару надевать свитер? — И это твой наряд?

— Мне комфортно, — гордо заявила Кэсси и мгновенно вздрогнула от отцовского голоса:

— Ох, а в наше время! 

Она закатила глаза, когда он вновь завёл разговор о былых временах, одновременно с этим провожая мистера Бриггса на задний двор и сетуя на то, что без Джакса они бы не смогли приготовить барбекю.

— Ханжа, — Джеки ткнула подругу в бок, и они вместе захихикали, отправившись к праздничному столу.

Девушки уселись вместе, подтрунивая друг над другом и над присоединившимся к ним родителям, поднявшим первый и далеко не последний тост за здоровье тыковки, смутившейся от оказанного ей внимания. Иссушая и наполняя до краёв свой бокал вином, Кэсси давала младшей Бриггс из него отхлебывать, когда дядя Джакс отвлекался на гриль. Соня на это неодобрительно и едва заметно мотала головой, умоляя этим жестом дочь не спаивать подругу, но Кассандра хмурила брови и шикала на маму всякий раз, обещая, что от пары глоточков ничего страшного не случится. Да и опасность быть застуканными отцом Джеки повышала интерес девушек к проказам. 

Настоявшийся в холодильнике торт был позже всех изысканных блюд поставлен перед гостями, и разморённая духотой дня и алкоголем Кассандра не могла не заливаться смехом при виде глядящей на неё объёмной тыквы. И стоило ей только попробовать пропитанный кремом кусочек, как она с горящим румянцем на щеках бросилась на шею мамы, отсыпая ей горсть благодарностей за этот, воистину, кулинарный шедевр.

Погожий августовский денёк клонился к прохладе вечера: объятый маревом пурпурных облаков, пылающий огнём диск уплывал за раскинувшиеся на горизонте вечнозелёные ветви пальм, темнеющее полотнище свода окропили мириадами звёзд и бледноликая луна взошла на небесный трон. На террасе зажигались лампы, создававшие комфортную семейную атмосферу, граница сада была подсвечена парой фонарей, а в свежести воздуха витали ароматы алкоголя и съестного, жарящегося до золотистой корочки на гриле.

Все уже оттрапезничали и теперь, сытые и довольные, болтали, поднимая бесперебойный гомон и потягивая кто вино, кто коньяк, а кто всего-то пунш или апельсиновый сок. 

День рождения подходил к своему логическому завершению. Виновница торжества приняла от родителей едва не задушившие её крепкие объятия и подарки — мама вручила ей коробочку с маленьким розовым фотоаппаратом, на который Кассандра уже успела наделать с десяток снимков, как озорное дитя радуясь вылезающим из прорези непроявленным белым квадратикам. Она запечатлела и обнимающихся родителей, и себя с ними, и с Джеки, и даже с подвыпившим дядей Джаксом, сначала отнекивавшемся, а после, когда дочь сказала ему, как невежливо отказывать имениннице, всё-таки согласившемся. 

Размышляя о том, что повесит карточки обязательно над кроватью, она с тоской вспомнила о своём детском фото с богами, которое идеально бы довершило и увенчало её задумку… Тогда бы ей не пришлось прятать его в альбом и…

Кассандра густо заалела, украдкой поглядывая на собравшихся, которые ничего не заподозрили, и кивнула на нашёптываемые подругой глупости, в коих разбираться у неё не было теперь ни сил, ни настроения. В тот же момент Соня покосилась на часы мужа, который на мгновение перестал активно жестикулировать — Джонни, как и всегда, завёл с Джаксом дискуссию о какой-то исключительно мужской ерунде. Женщина поднялась из-за стола, их взгляды с Кэсси пересеклись, и она помахала ладошкой, подзывая дочь к себе. Девушка нехотя встала, оставляя подругу на произвол двух мужчин — та сразу же вставила в их спор своё женское слово, и Кассандра взмолилась всем богам, чтобы захмелевший дядя Джакс не почуял исходивший от его дочери алкогольный аромат.

Когда мать и дочь отошли на приличное расстояние к ближайшим, повторно зацветшим кустам сирени, Соня оглядела свою девочку, и к горлу её подступила мучительная тошнота, а язык предательски прилип к нёбу. 

Её тыковка повзрослела — горькая правда ранила родителя похлеще, чем боевые пули. Поселившееся в душе смирение испарялось, и в трепыхающемся под грудной клеткой отчаянье женщина была готова на всё, чтобы отмотать время вспять и стать лучшей матерью для пухлощёкой девочки, выросшей в прекрасную девицу.

Собрав всю силу духа в кулак, Соня заговорила:

— У тебя есть ещё один подарок, и он ждёт тебя в саду у беседки.

— А чего сразу не за забором? — бровь Кэсси изогнулась дугой.

— Не вредничай, — Соня деловито пригладила длинный русый хвостик и поправила чёлку дочери, словно та была девушкой на выданье, — тебе понравится.

— Вот ещё, — она фыркнула, морща веснушчатый носик.

— Кэсси… — женщина попыталась придумать мудрое наставление, но на ум, как назло, ничего не шло. Надо было звать пьяненького мужа — хотя он уже припеваючи брёл в их направлении, — уж он-то снабдил бы дочь заповедями его личного производства. Усмехнувшись собственным мыслям, Соня произнесла: — Я тебя люблю.

Поражённая откровением матери, Кассандра интуитивно сказала, ибо слова лились прямиком из её сердца:

— Я тебя тоже… 

Они обнялись, и Кэсси, озарившись улыбкой, ушла в сад, сгорая от неуёмного, жадно пожирающего её любопытства.

— И куда ты её отправила? — Джонни, наконец, добрался до жены, по-хозяйски положив ладони ей на талию и дыхнув крепостью коньяка на ухо. 

Прижимаясь к горячей груди мужа и провожая взглядом скрывшуюся за деревьями дочь, Соня с невыразимой тоскою ответила:

— Навстречу своей судьбе…

А удалившаяся Кассандра нетерпеливо ускорила шаг, отстукивая крошечными каблучками по плиточной дорожке, имевшей извилистые ответвления в разные части участка. Вдали от жаровни гриля, от уюта террасы, градуса алкоголя и веселья дорогих ей людей, девушку пробрало зябкостью прохлады ночи, но верх согревал свитер, в который она была неизменно облачена, отдавая хозяйке и мягкость, и тепло. В глубине сада сияли одинокие фонари, воткнутые в землю вдоль проходов и освещающие только пространство под ногами — впереди же ненасыщенная яркостью тёмно-зелёная листва накренившихся пальм и древ выглядела пугающе жутко. 

Кэсси остановилась у беседки, обвитой змейками лиан, включила фонарь на телефоне и заглянула внутрь, но кроме пустующей скамейки и столика не обнаружила ничего необычного. Она цокнула: и ладно бы отец с ней пошутил, но мама-то обычно такими выходками не отличалась! Посетовав на свою невнимательность, а заодно и на невезучесть, она решила пристальнее осмотреться. Двинувшись вокруг сооружения, Кассандра едва не выронила устройство, налетев на массивную фигуру в полутьме, с парой мерцающих лазуревых глаз…

— Фуджин… — не раздумывая вымолвила она, не веря своим глазам и поднимая гаджет повыше, дабы озарить светом представший пред ней силуэт.

«Это, должно быть, сон?» — первостепенная мысль пролетела в старающемся рассуждать здраво разуме.

Точно, девушка позорно уснула за праздничным столом, впервые в жизни надравшись вина, и теперь, в Царстве Морфея, его слуги подсовывали ей бредовые сны, выдающие желанные фантазии за действительное… Но вернувшаяся к ней бодрость, заставившая протрезветь окончательно и бесповоротно, твердила об обратном.

Это была явь. 

Бог ветра и вправду стоял перед ней во всей красе: в божественном облачении с перекинутой на плечо длинной серебряной косой, доходящей ему до середины бедра; с тем же, каким она его помнила, добродушным выражением лица, ничуть не изменившимся и не постаревшим ни на секунду.

Не церемонясь и не разглагольствуя, обуреваемый негой утихомирившихся на пару лет и распустившихся в одну секунду настроений, Фуджин подался вперёд и заключил онемевшую Кэсси в капкан отеческих объятий, его закованные в наручи мощные руки оказались на её спине, прижимая девичье тело вплотную к его.

— Ты так повзрослела, Кассандра, — он мягко улыбнулся ей, отодвигаясь и оценивая её юный лик, преобразившийся из детского в более привлекательный и женственный.

— Просто Кэсси, — по привычке поправила она, и улыбка лорда стала шире.

— Просто Кэсси, — согласно кивнул Фуджин.

Он был здесь по просьбе матери — в этом у девушки не было никаких сомнений, как и в том, что он питал к ней безграничную привязанность, как и раньше, когда она была глупым дитя, прекратившим их общение и установившуюся, почти родственную связь… 

Казалось, что обволакивающий благоговейным трепетом краткий миг долгожданной встречи кончился, оттенённый разрастающимся, обдающим холодом внутренности сожалением. Воспоминания ордой хлынули в мозг, отдаваясь пульсацией в висках и окрашивая стыдом щёки. Что-то невысказанное затаилось на дне её угольных зрачков, призывавшее Кассандру судорожно ловить летнюю свежесть воздуха ртом.

— Мне так жаль, что я…  — она едва не задохнулась от напора обрушившихся на неё эмоций. Разве один человек может чувствовать так много за раз? — Я виновата перед тобою…

— Не стоит извиняться, — сказал лорд безмятежно спокойно, — во всяком случае, передо мной. Но я точно знаю одного ворчливого старика, который этого заслуживает, — с толикой иронии произнёс бог, и с уст Кэсси слетел истеричный смешок, хотя ей было абсолютно не до смеха.

С Фуджином она хотя бы попрощалась, и он не сердился на неё, а с ним… О, она провалилась бы сквозь землю, если бы ей пришлось изъясняться перед повелителем ненастной стихии за свою детскую дурость, за проявленное ею непочтение к его персоне. И ежели боги могли хранить смертные обиды, она бы пала перед ним ниц и слёзно, искренне умоляла о прощении и милосердии!

— Как он? — вопрос покинул её уста прежде, чем она сообразила, что к чему. По веснушчатой глади кожи растеклись пунцовые разводы. 

Фуджин впоследствии не знал, пришло к нему понимание тогда или моментами позже, но он уверился в этой мысли, как самый ярый последователь не верует в собственноручно возведённых идолов.

— Ты можешь сама спросить у него…  — после этих слов страх сковал девичье тело, а когда лорд по-джентельменски протянул ей ладонь в приглашающем жесте, Кассандра и вовсе ощутила, что ватные ноги её не держат. — Могу ли я украсть именинницу?

— Но я… Я… — залепетала она, указывая куда-то назад, будто за раскинувшимся садом можно было разглядеть террасу. Раз мама отправила её сюда, значит, ей было ведомо, куда может исчезнуть дочь и в чьей компании. И всё же как было неприлично бросать собравшихся ради неё людей! — Там моя семья, и я…

Божественный взгляд мазнул по её заколебавшемуся лику, по мечущимся в белках ореховым радужкам, таящим несбывшиеся чаяния, хранимые ею все эти годы. Только вчера Кэсси лежала на постели, снедаемая гнусностью низменных желаний, а уже сегодня ей настойчиво предлагали узреть воочию объект её грёз. 

Да она бы отдала Старшим богам свою душу, только бы мимолётно увидеть его!

И как только Кассандра подумала об этом, её тело откликнулось на призыв: она уверенно вложила свою ладонь в его. 

И Фуджин изящно взмахнул свободной рукой, призывая уносящий их из города ангелов ветер.

✧ ✧ ♡ ∞ ∞ ♡ ✧ ✧

Каждый раз одно и то же. 

Сначала — скептицизм, ведь сколько было и будет ещё смертных — поколения сменяются, стираются из памяти лица и уникальные черты, мелочные проблемы и невзгоды. Потом — привязанность, ибо как можно не проникнуться к этим прекрасным, порхающим ничтожные мгновения бабочкам, широко расправляющим крылья и наивно надеющимся на благополучный полёт. И, в конце концов — разочарование, забивающее кулаками все мысли в самый дальний и тёмный угол и сковывающее кровоточащий кусок плоти колючей проволокой, которая обязательно сбережёт в будущем от порывов любить.

А потом всё по новой.

Свернувшаяся кольцом змея петлёй на шее, кусающая себя за хвост. Замкнутый круг удушливой боли без выхода. 

Они не могут любить — едва ли не с самого момента сотворения убеждал себя Рейден. Не должны, не имеют на то права, они не своевольные создания, их божественный долг — следить, иногда вмешиваясь, чтобы направлять и наставлять мудрыми советами людей. 

Но с каждым прожитым столетием уверенность бога грома трещала по швам, стоило ему взяться за воспитание учеников и привыкнуть к ним, выпуская на волю глубоко затаённые внутри эмоциии, мечущиеся в агонии, чтобы после пережитой утраты вновь спрятать их в закрома души — под прочнейший замок в клетку.

Он не вынес урока, оступаясь не единожды, налетая с разбега на одни и те же грабли, и слабости смертных проникали в его естество, делая его не существующим — живым. В отличие от младшего и человеколюбивого брата, Рейден не испытывал — не признавал — потребности в общении со смертными.

Он — приверженец одиночества, оно испокон веков было союзником его горделивой натуры, отрицающей неправоту и поражения, даже когда руки лорда — по локоть в чужой крови — предавали земле очередное бездыханное по его вине тело, бывшее когда-то умелым воином, молодым юношей, имевшим ещё столько неистраченных лет впереди…

Рейдену было достаточно потери Лю Канга и Кунг Лао, ставших ему почти сыновьями, ведь он взял их под свою опеку от монахов, лично взращивал и тренировал юнцов, помогая мальчишкам стать мужчинами, достойными защищать Земное Царство.

И где ныне они были? 

Даже не лежали упокоенные на шесть футов вниз: бродили по Преисподней, воскрешённые мерзостью некромантии, и служили иному богу — падшему и желавшему осквернить всё светлое, что было в их родном мире… Они были мертвы, он не нашёл способа их вернуть — и это мучительно терзало лорда, заставляя снова и снова возвращаться к безвозвратным моментам гибели учеников, выжегшим своей трагичной бесславной кончиной незаживающие раны в божественном сердце, очерствевшем, казалось, навсегда. 

Но однажды в серости небесного храма засияло маленькое лучезарное солнце, и Рейден ощутил себя нужным и нуждающимся, словно очутился в шкуре отца, опекающего своё несносное, но такое любимое и родное дитя. У неё были родители — и это существенно отличало её от других воинов, коих довелось обучать божеству. Она не была сиротой и в любой момент могла упорхнуть на тоненьких крылышках домой, разрешая грозным свинцовым тучами короновать строгую обитель, изливаясь на её местность непрерывными потоками ливней.

И так она, привязав лордов к себе, исчезла.

Он так и знал, что этим кончится.

Рейден был зол, но не на неё — на себя. За то, что вновь одурманился чувствами, долгое время не дававшими ему покоя. Позволил их путам оплести его обезображенные, изломанные и вывернутые наружу рёбра и сдавливать их в тисках, не позволявших вдыхать полной грудью. В безнадёжной скорби он зарекался не совершать тех же промахов, отдалиться ото всех и забаррикадироваться в небесном храме, сделавшись призраком собственной тени — смутной, наполненной ложью легендой, слагаемой о богах смертными, не ведавших даже толики знаний об иных мирах.

Фуджин приставал к нему с утешением, ибо сам — громовержец лицезрел воочию — не скрывал пробирающегося тайком уныния, откровенно высказываясь тихими вечерами у камина, как невыразимо он скучает по поцелованному солнцем лику. Рейден предпочёл бы запереться в своих покоях, чем слушать безжалостно струящуюся истину из уст младшего брата. 

И когда эти разговоры заходили слишком далеко, обретая оттенок сугубо личного и интимного, громовержец стискивал челюсти и уходил подышать опротивевшей сыростью воздуха. Иногда Рейден застывал каменным изваянием во дворике обители, открывающем вид на склоны затерянных вдали бледных гор, на острые верхушки тёмного лесочка, на изнывающую от отсутствия светила слякоть почвы, и, снимая шляпу, он подставлял лицо к бескрайнему небу, льющему горькие слёзы и испивающему его печали.

Лорд терялся в размышлениях до тех пор, пока, по обыкновению, не промокал насквозь или не замечал, что простоял бесчисленное множество часов, как истукан. Тогда он отправлялся расслабляться на горячие источники, надевал сухие одежды, медитативно расчёсывал седину коротких влажных волос, заплетая их в тугой хвост или пучок на макушке, — иными словами, приводил себя в порядок, словно это был какой-то ритуал. Чтобы после вернуться к распитию чая у жара камина и непременно ждущему брату. 

По собственной ли воле или принуждённо, но Рейден сидел в его компании, угрюмым, невидящим взором глядя то ли на трещащие поленья, то ли на пространство перед собой, и внимал речам Фуджина, доносившим вестником до слуха громовержца какие-то мелочные новости смертных — горькие поражения и ничтожные победы на жизненном поприще. И какое-то упоение разливалось по нежному, моложавому лицу — бог ветра был необратимо заражён людским счастьем, и его личное счастье зависело от них. 

Это неправильно.

Могли ли боги быть счастливы? Иль эта участь не для них?

В те мгновения — Рейден знал, украдкой читая в отражении лазуревых радужек сокровенные мечты — Фуджин скорбел о невозможности иметь собственных детей.

Ежели на их плечах не было бы сковывающего клятвами долга, если они не были бы сотворены для покровительства над Царством, лишились божественных обязательств, были бы свободными — смертными…

Кто-то неустанно переворачивал страницы календаря, считая ушедшие дни, месяцы спешно маршировали друг за другом от начала времён навстречу к их концу. Сезоны сменяли наряды: только тоненькие деревца набухали побегами, зацветающими и балующими земные просторы красотой изумрудных богатств, как всё злато увядало и чахло, сорванное нещадными порывами ветров, а на беспомощно обнажившихся веточках появлялись безупречные белые шубки, спасающие от морозов и холода стуж. 

Время шло, бежало, неслось галопом, и вспоротые червоточины, сочащиеся багрянцем капель, зашивались и заживали до уродливых шрамов, в любое мгновенье готовых закровоточить — лишь дайте им повод. Потревоженные болячки иссыхали и отваливались, а укрощённые на первый взгляд уязвимости уползали в самую глубь существа, откуда их нельзя было ни вытащить мольбами, ни выжечь градусом огня.

Хранилище с бесконечным количеством данных подводило хозяина, и розовощёкая пухлая девочка стиралась из его памяти, а грудь жгла золотая цепочка с лазурной ракушкой — всё, что у него осталось от неё.

«Она уже выросла и забыла», — мелькало в думах Рейдена последние годы, когда мысли сами пробивались к лорду, произрастая в его вычищенном до блеска медитациями разуме, — «И я должен забыть»

Перестав совершать ошибки.

Он сдержанно смирялся, нарекая себя глупцом — всегда смирялся за отсутствием иного выбора.

Было ли так на этот раз?

✧ ✧ ♡ ∞ ∞ ♡ ✧ ✧

Небо было затянуто антрацитом туч, то тут, то там сверкали вспышки извилистых змеек молний, громовой рёв сотрясал землю до ряби в ровной глади неиссякающих луж. Стонали со скрипом бешено качающиеся створки, не прекращали замогильный звон колокольчики с прикреплёнными к ним листочкам бумаги, на которых были выведены незнакомые символы. Промозглый ветер едва не сшибал с ног, а дождь всё лил, будто кто-то на небесах забыл выключить кран и теперь планете ничего не оставалось, кроме как ожидать второго потопа. 

Такой всегда была погода над небесным храмом — унылой и невзрачной обителью богов, тянущейся строением ввысь — выше недосягаемых облаков.

По вымощенной камнем дорожке к резным створкам дверей шагало двое: бог и смертная, сжимавшаяся от пронизывающего насквозь холода. Они телепортировались поближе к зданию, чтобы сразу нырнуть под спасительный навес, защищающий от затяжного ливня, и на мгновение замерли, окидывая взглядом мрачных терракотовых идолов и плавящиеся у их ног магические свечи. 

Спутники простояли на сквозняке недолго — то лорд давал смертной осмотреть успевшие стать чужими просторы, — и двинулись они по сумрачным залам, не произнося ни слова и погружаясь на бескрайнее океанское дно терзавших их мыслей.

Фуджин был обескуражен, когда генерал Блейд связалась с ним, обсуждая рабочие вопросы и дела Земного Царства, выуживая из него информацию о порталах и врагах, а потом, внезапно, деликатно и как бы невзначай, намекая на какую-то несуразную, непроизнесённую ею вслух чушь, попросила вернуться к тренировкам с её дочерью, поведав ему выуженное признание о том, как Кассандра скучала по божествам.

Тоскующий все ушедшие в небытие годы по златокудрой девчушке — точно его собственной дочери, — разве мог он быть против? 

Бог ветра не забыл её — не мог, ведь дитя дарила ему особенное, недоступное чувство, которого он за вечную жизнь ещё не испытывал. И пусть она была уже взрослой девушкой, его нерастраченные отцовские чувства лезли наружу: даже редкие, быстро сошедшие на нет визиты к Жаклин — доброй и несчастной девочке — не могли заменить ему задорного ребёнка Кейджа и Блейд.

С небывалой радостью приняв щедрое предложение от непривычно растерянной Сони, лорд договорился о встрече и нагрянул к Кэсси в самый подходящий день — день её совершеннолетия, подарив ей лучший подарок, на который она уже и не надеялась.

Фуджин покосился на Кассандру, вспоминая, как она вприпрыжку нарезала вокруг него круги и болтала без умолку.

Ныне же она шла смиренно и молча, точно к плахе, а не к горячо любимому ею в детстве созданию. 

«Стесняется», — заключил лорд, утихомирив взбушевавшиеся и поднявшие смертельный вихрь тревоги.

А девушка оглядывалась, едва не сворачивая себе шею, и ловила в поле зрения каждый попадавшийся по дороге предмет, будь то дрожащая от грохота ненастья оконная рама или одиноко горящий факел, освещающий маяком густую черноту коридора. Шершавые стены приветствовали её невзрачной серостью и отсутствием тепла красок, а закутки, в коих она прежде бывала, взирали на неё пугающей неизвестностью.

Ей нечего бояться — ни в храме, ни с лордом. Уж это она знала наверняка, как и то, что ей до умопомрачения хотелось тараторить, пока иссохшая до пустынных трещин слизистая не потребует увлажнения. Но неловкость сковала Кассандре язык, и шествовали они с божеством до одной из знакомых дверей в тишине недосказанностей, нарушаемой лишь их сливающейся в унисон поступью.

Жуткие домыслы хоронили всякую здравую мысль, зарождавшуюся на периферии девичьего рассудка и мгновенно падавшую ничком под градом пуль несуразного, животного страха. И вторил обуявшей Кэсси трусости утробно завывавший на улице ветер. 

Бог и смертная остановились, добравшись до конечной точки своего короткого путешествия, и по черепной коробке девушки со всего размаху вдарила трезвость: за этой дверью был он.

Их разделяло ничтожество камня и древесины, а её заколотому булавками сердцу от выпрыгивая наружу, казалось, уже ничто не мешало: преграда в виде грудной клетки трещала болезненно ломающимися костями, а мясо плоти таяло, как снег в весеннюю пору, стекая оттепелью в перевернувшийся вверх дном желудок.

Её тошнило, раздирало горло, точно она проглотила горсть битого стекла, предварительно его прожевав. Мандраж парадным строем прошёлся по низу живота, поднимая мятеж шипастых мурашек, произрастающих сквозь тонкий слой белого, как мел, покрова. 

Вдохнув полной грудью, Кассандра взглянула на бога ветра с мольбой, будто он отправлял её на верную гибель, а она просила его о пощаде.

— Ты правда не злишься на меня? — вопрошала она, не успев толком поразмыслить. То ли вопрос выдал её воспалённый от волнения мозг, то ли это было предзнаменование божественного будущего, оттягивавшее молниеносно ускользающие секунды перед его воплощением в реальность сурового мира.

— Конечно нет, — успокоил её Фуджин, протянув ладонь и ласково пригладив её растрепавшуюся от капель воды чёлку. Наверное, проделывать со взрослой девицей этот жест было чересчур двусмысленно, но лорд не мог удержаться. — Я попрощался с дитя. И ныне обрёл его улучшенную версию.

Кассандра скромно потупилась, уста её приоткрылись, чтобы испустить последний неровный, колеблющийся вздох.

Она повернулась к проходу, ведущему к заветной цели, подняла кулачок, дабы воспитанно постучать и не врываться нежданным гостем, но увидев усмешку Фуджина, девушка затормозила и удар глухим шорохом коснулся твёрдой дубовой поверхности. 

Он ведь ощущал её присутствие.

Благородно распахнув перед девушкой дверь, бог ветра пропустил её первой. Отказавшие ноги сами несли хозяйку вперёд — к её сокровенному желанию, распалявшему пунцовым пожаром тело. 

И когда Кэсси оказалась в темени комнаты, фигура в божественных одеяниях оглянулась, поднимаясь с насиженного места у марева растопленного камина.

Широкоплечий и величественный, в ореоле рыжих всполох огня и с его верным союзником, мгновенно прыгнувшим самоубийцей в губительное пламя, громовержец недоумённо вгляделся в сумрак помещения на тень брата и на какую-то юную смертную женщину, напоминавшую чертами…

Пшеничные пряди чёлки так и норовили залезть в блестящие от наводнявшихся солью волн глаза, неотрывно приковавших взгляд к нему. Рейден встрепенулся, золотая цепочка, залегшая под тканью одежд, ошпарила шею до пузырящейся красноты. 

Они шли навстречу друг другу, оставив Фуджина где-то позади, немым зрителем этой сцены. Мысли пчелиным роем разжужжались в головах, и оба оцепенели, оставив меж ними три фута пролёгшего давящего безмолвия, отскакивающего зигзагами невысказанных слов по стенам и потолку и рикошетящего обратно.

Судьба-затейница затирала браваду, ловко кружась в животворящем танце и оплетая незримыми нитями два совершенно разных существа, точно в насмешку над всем мирозданием и над гордостью и предубеждением одного, и нежными, воспрянувшими соцветиями сентиментами другой.

— Рейден, — вырвался шумный выдох у Кассандры вместе с его именем, и предательски сбоящий голос подвёл вопреки всем прикладываемым девушкой усердиям, звуча нескладно и до одури жалко: как будто она стояла перед палачом, собирающимся обезглавить её, а не перед старым другом…

— Кассандра, — произнёс Рейден, поражённый тем, как изменилась та маленькая круглолицая девочка, привязавшая его к себе однажды.

Взор его изучающе скользнул по сияющему девичьему лику, пал на россыпь канапушек и на светлые брови, на молочное полотно кожи, кажущееся бледнее на фоне бордового свитера.

В лёгкие лорда проник аромат цитрусов, нагло поселяясь в замкнутом пространстве и самолично коронуясь — обретая внутри него безоговорочную власть.

От божества повеяло благоухающей чистотой, смешавшейся со свежестью грозы и дождя — её любимым запахом.

С рьяным остервенением пульсировало в девичьих висках, кровь непрерывно наливала её веснушчатые щёки багряными пятнами, заставляя её сливаться со свитером.

Кэсси пристально, жадно вгляделась в божественный лик: его седина волос была аккуратно зачёсана назад в тугой хвост, насупившая чернота бровей чуть приподнялась, морща высокий лоб, а рот его приоткрылся в приятном изумлении. 

И вдруг, опьянённая духотой помещения и небесной лазурью его очей, Кассандра расслабилась, и невинная улыбка растеклась по пухлости её малиновых губ.

Что-то случилось.

На краткий миг их прошибло статическим электричеством.

Оспами ярчайших звёзд был проложен богу грома путь от щёчек и носика к двум охлаждаемым взмахами подкрашенных тушью вееров жарким солнцам, в которых была заключена вся жизнь. 

В бездонной червоточине зрачков, окаймлённых ореховыми радужками, Рейден узрел закованное там навеки собственное отражение, и снизошедшее до его израненной души, как гром среди ясного неба, исцеляющее чувство было столь прекрасно, что заставило уголки его губ дрогнуть в мягкой улыбке.

Впервые, спустя столько лет, громовержец улыбался — искренне и именно ей в ответ.

Сколько было у них в запасе времени на новое знакомство никто из присутствующих не знал, но весь оставшийся вечер Кассандра не могла согнать намертво въевшийся в щёки румянец.

А Рейден не мог угомонить отбивавшее по неизвестной ему причине набатом сердце, стучащее громче замолкающей за окном непогоды.