Как бы судьба нарочно ни вставляла палки в колёса, жизнелюбие Кассандры побеждало любые напасти и невзгоды. Она упрямо карабкалась в гору, какой бы лавиной её ни накрывало и не отправляло к подножию, какой бы камнепад ни обрушивался на её голову. В этом и заключалось всё естество смертных.

Не сдаваться до последнего вздоха — вот девиз, унаследованный от её родителей. 

И она всем трепещущим сердцем жаждала, чтобы и они следовали этому правилу не только в бою с противниками, но и в отношениях. 

После не увенчавшегося успехом позорного рождественского плана, Кэсси пресекла попытки свести родителей. Она ещё, безусловно, занималась ни к чему не приводившей ерундой — на Валентинов день она подарила маме предварительно надушенную отцовскими духами открытку и могла поклясться, что видела, как её голубые глаза заблестели бусинами слёз. Но девочка не сильно радовалась — возможно, реакция матери была обусловлена чересчур едким ароматом, исходящим от бумаги. 

По весне же Кассандра тащилась с родителями в тир, настаивая на присутствии обоих, но её просьбы будто отскакивали от глухой стены и прилетали ей обратно болезненным ударом по лбу. Джонни старательно держался поодаль по приезде Сони и уезжал, оправдываясь срочными делами — нестерпимой мукой была недоступность находившейся рядом любимой женщины. Они намеренно избегали общества друг друга! Кэсси раздражалась, и ей хотелось во всеуслышание заявить отцу: «Ну ладно мама бука, но ты-то куда!».

И так продолжалось с прохладной зимы до опаляющего зноем лета.

Девочка выжидала, в надежде проснуться однажды под весёлый двухголосый хохот и обнаружить, что мама воркует с отпускающим глупые шутки папочкой. Но девичьи мечты не исполнялись, будто кто-то нарочно вычеркнул её из списка людей, загадывавших желания.

Часто и пристально Кассандра глазела на маму, просверливая её взглядом — пытаясь нырнуть в омут её мыслей, чтобы понять, почему она так поступала с боготворившим её мужчиной. Но постичь разум Сони не удавалось.

И хоть Кэсси нравилось повышенное внимание к ней со стороны матери, навещавшей её в любое свободное время, она всё ещё ощущала себя неловко подле родителя и не спешила ей всецело доверять. Она не осмеливалась обсуждать произошедшее ни с кем из взрослых, одной лишь Джеки было известно о всех катастрофах Кейджей, и та в свою очередь делилась с подругой своими семейными проблемами. 

И не только семейными.

Иногда Кассандре казалось, что все вокруг неё спятили или по меньшей мере рехнулись, перегревшись на солнце. Все девочки-подростки вызывали у неё бурю негодования непрестанным щебетанием о мальчиках. И эта зараза распространялась и даже не думала идти на спад! Кэсси сердито нахмурилась, когда лучшая подруга — скромница и паинька дома под строгим надзором отца — решила поведать ей об очередном ухлёстывающим за ней кавалере. И это вместо того, чтобы всучить запрошенные Кэсси конспекты! Она тогда приняла это за личное оскорбление, но быстро успокоилась, ибо гормональный всплеск бушевал повсюду и ежедневно, и к нему было проще привыкнуть, чем грозно вопить на обезумевших и пытаться их вразумить — стянуть одноклассниц, вешающихся на мальчиков, было всё равно невозможной задачей. Да и не были они виноваты, что поддались такой чуши, как подростковая симпатия к очевидно не самым привлекательным представителям мужского пола.

С одной стороны Кэсси тоже захотела повышенного внимания к своей персоне и — в этом было трудно признаться даже мысленно— чуть-чуть завидовала другим: она была бы не прочь, если бы ей дарили цветочки и вкусности по поводу и без, как прочим девчонкам, но… Существовала иная сторона медали — Кассандра смирилась с отсутствием воздыхателей в зоне досягаемости, да и доступ к её сердцу был плотно закупорен, а внутри… 

Уже было занято. 

Она не питала иллюзий, что они когда-нибудь встретятся, и он взглянет на неё как на нечто большее, нежели дитя. И всё же место в качающей кровь плоти было зарезервировано для него единственного. Пока одноклассницы меняли объекты вожделения как перчатки. 

Кассандра закатывала глаза, слушая вкрадчивые рассказы хихикающей Джеки об ухажёрах, с коими она закрывалась в пустых классных комнатах или кладовках и практиковалась в поцелуях на долгих переменах. Однажды Кэсси поинтересовалась у неё в исключительно познавательных целях: каково это, целоваться? И после подробного ответа о смыкающихся губах, переплетающихся языках и постоянной влажности слюней, она с отвращением поморщилась и окрестила себя монашкой под смешки забавляющейся подруги.

Глядя на то, как девочки перебирают мальчиков и наоборот, она недоумевала, зачем они это делают. Их влюблённости были скоротечны и чахли от каких-то нелепостей вроде долгого ответа на сообщение или слишком благоговейного взора не на того мальчишку или не на ту девчонку.

Джеки говорила, что хочет истинной любви — как у её родителей, — и поскорее найти «того самого».

Как подруга узнает «того самого», Кэсси не совсем понимала, ведь симптомы потери здравого смысла всегда и у всех подростков были однотипны. После нудных расспросов она сообразила, что даже Джеки неведом ответ.

И Кассандре оставалось обратиться к единственному человеку, не страдавшему от лихорадки временного влечения. 

Лето пестрило калейдоскопом красок, долгожданные каникулы подходили к завершающей фазе — до учёбы оставалось меньше месяца. Кэсси отдыхала с пользой: углублялась в чтение взрослых книг не по школьной программе — те она успела прочитать наперёд за последующие года учёбы; приглашала к себе подругу и втайне от мистера Бриггса тренировалась с ней — лучше сказать дурачилась, ибо им была необходима дисциплина; разъезжала то с матерью, то с отцом по тирам и стрельбищам и была в них одним из постоянных гостей: ей нравилось держать оружие в руках — так она чувствовала себя увереннее, и её грёзы о будущем на миг становились явью. 

Тёплый вечер клонился к закату, светило лобызало верхушки пальм, повсюду играючи отражались солнечные блики. У кромки воды восседала в закрытом купальнике Кассандра, попивая апельсиновый сок и плеская ножки в ещё не остывшей воде бассейна. Её заметно отросшие волосы не содержали и намёка на розовый цвет — без сожаления надоевшие локоны были отстрижены. И теперь водопад мокрых русых прядей спадал по плечам, на коих возлежало полотенце.

Читая новую книгу, Кэсси украдкой наблюдала за широкой мужской спиной, мелькавшей в разных концах бассейна. Конечно, её отец был в отличной форме, подтянут и красив, одним словом — безупречен. И она порой стыдливо заглядывалась на его пресс или мускулистую грудь, за неимением в поле зрения иных идеальных мужчин. В школе смотреть было не на кого: разве что на старшеклассников, но они не торопились щеголять с голым торсом по коридорам. А тощие мальчишки из параллели и близко не могли сравниться с её накачанным папочкой.

Любопытство к устройству и наготе мужского тела пугало Кэсси и пробуждало в ней странные озабоченные видения. Воображение дорисовывало полноценный образ с божественным лицом и не совсем божественным телом — она ведь не могла знать, что конкретно находилось под бесчисленными слоями одежды у того, кого она представляла. А безудержная фантазия работала без её ведома, выходных и отпусков.

Кассандра взглянула в последний раз на скрывшуюся под водой фигуру отца и стремительно вернулась к чтению. Но снова отвлеклась, когда он вынырнул и подплыл к ней, переводя дыхание.

— Дашь глотнуть? — Джонни протянул ладонь к соку, и дочь досадливо насупилась, но уступила, неохотно передав ему наполовину полный стакан. — Спасибо! — он осушил его в два глотка, но Кэсси и бровью не пошевельнула. Ну что она, в самом деле, жадина что ли? Нальёт себе ещё! По крайней мере этим она утешалась, надавливая с силой на корешок томика и ища потерянную строчку. — Что читаешь? 

— «Поющие в терновнике», — отозвалась она. 

— Ого, — мужчина вылез из бассейна и устроился подле дочери, брызги случайно полетели на неё. Она тут же вложила в книгу бумажную закладку на нужной странице и захлопнула её, откладывая в сторону и протягивая отцу полотенце. — И как тебе? — он спросил, протирая и взлохмачивая каштановую шевелюру.

— Да никак. Одни бессмысленные страдания главной героини. Ни войнушки, ни мяса, — Кэсси тяжко вздохнула и пожала плечами. — Но надо дочитать, раз начала.

— Вот как, — Джонни усмехнулся и поглядел на неё: его тыковка откинулась назад, опираясь на локти, и задумчиво глядела на раскинувшиеся кусты сирени поодаль от бассейна, где начинался небольшой фруктовый сад. 

И почему она не могла перестать взрослеть? Будь у него возможность, он бы отмотал время вспять, чтобы вновь подержать круглолицего младенца в колыбели рук или утешить маленькую дочурку, заливающуюся слезами от неведомой вселенской несправедливости и едва выговаривающую «па-па». 

Теперь она была такой взрослой, и Джонни приходилось подстраиваться под её меняющееся по сто раз на дню настроение. 

«Женщины», — тоскливо выдохнул он и смял ткань полотенца меж ладоней. 

Дворик постепенно погружался в темень, и ночь выталкивала солнце за линию горизонта. Прозрачный полумесяц приобретал видимые очертания среди сверкающих крошек алмазной пыли на сини небосвода. Воздух, хранящий раскалённый жар дня, был свеж и чист.

— Пап, а как ты… Ну, — Кассандра вдруг произнесла и помедлила, приобретая пунцовый оттенок кожи. Отец растерянно уставился на неё, а она лишь поджала губы, отворачиваясь и собирая в кучу разбежавшиеся по закоулкам сознания мысли. — Как ты понял, что мама — та самая?

Джонни замер, вопрос застал его врасплох. На его высоком лбу залегла горестная морщина при упоминании женщины, владеющей его сердцем. Он едва перекидывался с Соней парой фраз: бывало ненароком их общение выходило за рамки бывших любовников, вынужденно коротающих пару минут вместе, но они оба быстро робели как подростки и замолкали, страшась того, куда может завести их простой диалог. 

Кейдж с ужасом отмечал, что он покорно повиновался несчастьям судьбы: он, неунывающий и жизнерадостный! Тогда мужчина впервые посетил психолога и с тех пор ездил к нему без опозданий. Любимой тыковке Джонни ничего не говорил, да и ей об этом знать было не обязательно. Они с дочерью давно не беседовали по душам, откровенные разговоры всё чаще были редкостью: Кэсси делилась девичьими тайнами с Джеки, и он не протестовал, не выпытывал из дочери никаких секретов, потому что не забыл, каково это — быть юным и желать советов неопытных, но понимающих друзей. 

— Это как-то само получилось. Как будто осознание пришло. Как гром среди ясного неба, — мужчина воззрился на звёздное полотнище, и воспоминания захлестнули его, окуная в сладкую бочку медовой неги. Печальная улыбка растеклась по его губам. 

Кассандра задумалась, мечтая о том, чтобы любовь снизошла и до неё, чтобы была очевидной, как гром среди ясного неба, но прежде всего… Взаимной. 

Ей — подростку с устроившими пляску гормонами, хотелось большего, чем слепая преданность тому, который никогда не будет её… И всё же она была верна себе, ему и своим чувствам… 

Из пучины мыслей её выдернул вздох отца, и Кэсси продолжила допрос с пристрастием:

— Мама выделялась среди других? Была особенной для тебя? — вопрошала она.

— Ещё бы! Она была неприступна, как крепость… Я ей комплимент, а она брови хмурит. Правда, я такие идиотские комплименты отвешивал ей в самом начале нашего знакомства… Стыдоба, — Джонни говорил об этом беззаботно и с толикой иронии в голосе, а дочь вслушивалась в каждое сказанное им слово. — Я был так настойчив, что она врезать мне пообещала… Обещание она, конечно, сдержала. Что за женщина! Я думал, что мне ничего не светит, как только она дала мне от ворот поворот. Пожалуй, мне тогда впервые отказали. 

— Почему ты не отступил, когда она отказала?

— Зачем довольствоваться меньшим, если можно рассчитывать на большее? — риторический вопрос слетел с его уст. — Конечно, я воспринял отказ очень остро, моё самолюбие было задето, но… Но твоя мама, сама того не зная, покорила меня, и я не был намерен оставлять нас знакомыми или друзьями. И вот результат, — он улыбнулся, глядя на дочь, а она смущённо похлопала ресницами. — Вырастешь — буду отдавать тебя замуж на вес золота! — сказал Джонни приторно-сладко, засахаривая вставшую поперёк горла горечь. 

— Папа! — Кассандра вскинулась, её негодующее личико заалело пуще прежнего, вся кровь устремилась к пухлости щёк, ноздри возмущённо то сужались, то расширялись. И это было отчётливо видно даже в сгущающихся сумерках.

— Молчу-молчу! — расхохотался мужчина.

— Да ну что ты, — она толкнула его в бок, призывая к соблюдению тишины. Набрав в грудь побольше кислорода, она смело вымолвила на выдохе: — Дам тебе совет. Ты не отступил тогда — не отступай и сейчас! — Джонни прекратил смеяться, улыбка не успела сойти с его уст, и он добродушно покосился на дочь. — Ну действуй же решительнее! С мамой так и надо, а то вы будете целую вечность порознь. И мне придётся запереть вас где-нибудь вместе, пока вы не сойдётесь! — судя по тону голоса, она была настроена всерьёз и точно привела бы в исполнение озвученную угрозу. 

— Ох-хо-хо, и когда моя пятнадцатилетняя дочь стала знатоком в отношениях? — бровь мужчины изогнулась дугой, а рот только шире расходился в улыбке.

Кэсси зарделась, но ей нашлось, что ответить:

— Я может ничего не смыслю в отношениях, но как женщина говорю тебе: не медли! А ты должен прислушиваться ко мне. Я-то уж точно лучше знаю!

— Ты у меня умница, тыковка. Я тобой горжусь,— Джонни наклонился к дочери и с причмокиванием наградил её поцелуем в висок. Её зенки чуть не вылетели из орбит, она тут же отодвинулась и подскочила.

— Ну перестань, я уже не маленькая, — забормотала Кэсси, ощущая, как воспламеняется кожа и ночная духота накрывает её одеялом, поджаривая до румяной корочки.

— Вот именно, — отец театрально нахмурился. — Так откуда моя дочь черпает знания об отношениях? Есть хорошенький парень на примете? 

— Нет! — недовольно воскликнула она, хватая книжку с земли. — Все придурки! 

— Хвала богам, если так, — Джонни одобрительно закивал, весело проводив взглядом размахивающее руками чёрное пятно, стремительно забежавшее на террасу и скрывшееся в доме.

Мужчина снова поднял взор ввысь к раскинувшейся червоточине пространства, поблёскивающей крупицами звёзд. То ли небеса были особенно прекрасны сегодняшним вечером, то ли Джонни был взбудоражен и воодушевлён напутствием дочери.

Он сожалел о прошлом, возвращаясь к нему лунными ночами без сновидений и попусту тратя время на размышления, но его нельзя было вымарать из памяти или изменить: на то оно и было прошлое, служившее либо ценным уроком, либо позорной кляксой на зигзагообразной линии жизни.

Джонни вздохнул, взглянув на окна второго этажа особняка, в которых загорелся свет и происходила какая-то суета. Улыбка тронула его губы.

Всё-таки его озорная тыковка была права: нужно было что-то предпринять, пока не стало слишком поздно. 

Ведь жалеть об упущенной возможности страшнее, чем о предпринятой попытке. 

✧ ✧ ♡ ∞ ∞ ♡ ✧ ✧

Тёплая осень распростёрла радушные объятия, принимая эстафету от запыхавшегося знойного лета, уходившего на заслуженный отдых. Школьники недовольно бурчали, пробуждаясь спозаранку и сонно плетясь на ненавистную учёбу. 

В воздухе витало праздничное настроение от приближающегося Хэллоуина, и домочадцы спешили декорировать свои жилища и дворики причудливой мишурой. На одних газонах устроились чернолапые пауки с огромными жирными брюшками, распластавшимися на искусственной паутине, на других же возвышались мрачные потрескавшиеся надгробия и кресты с черепами и скрещенными костями. Кто-то прятал в кустах тыквы, светившиеся изнутри благодаря встроенным фонарикам и нагонявшие жути после захода солнца, кто-то устанавливал стражей на крыльцо в виде угрожающих скелетов со шпагами или беззубых низеньких ведьм в лохмотьях, восседавших на тюках соломы. На почтовые ящики крепили летучих мышей или висельников, презабавно качающихся на ветру в петле.

И дети, и взрослые подбирали костюмы для ярмарок и вечеринок, и, конечно, для того, чтобы попугать соседей и получить от них конфет. 

Кассандра всей душой любила Хэллоуин — наверное, больше, чем свой день рождения или любой другой праздник, с каким бы грандиозным размахом его ни отмечали. Ей нравилось изощряться и создавать образы, в которых было не стыдно прийти на школьный маскарад и получить горсть комплиментов за оригинальность наряда.

В этом году она всё спланировала заранее, закупившись необходимыми элементами одежды, и к долгожданному последнему дню октября была во всеоружии. Кэсси пригласила к себе подругу, договорившись с ней отправиться по шумным людным кварталам, чтобы выпрашивать сласти до рассвета и забегать на тусовки к знакомым одноклассникам. 

В тускло освещённой комнате томилась в ожидании Джеки в донельзя коротких шортах с низкой талией и в топике, завязанном на груди. На её шее при малейшем движении позвякивали бусы и шелестели павлиньи перья, на голове распушилось гнездо начёсанных кудрей, а лоб венчал хайратник из бисера.

Конечно младшая Бриггс не осмелилась покинуть родной дом в таком неподобающем виде и пришла к подружке в довольно скромном облачении и поскорее переоделась, наслаждаясь свободой и вольностью, коими не могла насытиться подле строгого отца.

Джеки покрутилась и повертелась у туалетного столика, в очередной раз мазнув гигиенической помадой по губам, и как заворожённая уставилась на приоткрывшуюся дверь, ведущую в гардеробное помещение.

Оттуда, нервно спотыкаясь, вывалилась 

Кэсси, неловко поправляя отливающие синевой спутанные пряди парика и размазывая тушь по припудренным бледным щекам.

Она была облачена в помятое платье цвета слоновой кости, заляпанное грязными разводами и испещрённое мелкими дырками. Подол юбки был неровно подрезан ножницами, неряшливо пришитые к ткани ложные рёбра из пластика смешно болтались при ходьбе, а на одном запястье впопыхах была надета перекрученная кружевная перчатка в тон наряда. На видневшемся ободке, украшавшем голову, держалась фата, точно послужившая ужином для моли.

Брови Джеки взметнулись вверх, она упёрла руки в бока и не сдержалась, разразившись звонким хохотом. 

— Перестань ржать! — Кэсси подлетела к кровати и, схватив подушку, метнула её в подругу, но та успешно увернулась.

— Подруженька, мы идём на праздник, а не на похороны, — сказала она, скручиваясь пополам от смеха и хватаясь за сжимающийся от спазмов живот.

— И что тебе не нравится? — возмущённо забормотала Кассандра, подмечая, что в таких лохмотьях её бы даже на похороны не пустили. Сократив расстояние до подруги, продолжающей заливистую истерику, она слегонца пнула её носком ботинка.

— Длина твоего платья, — вытирая проступившие в уголках глаз слёзы, сказала Джеки, словно не замечая демонстративного фырканья Кэсси.

— Ну… — она покусала внутреннюю сторону щеки, глядя на развалившееся на полу тело, содрогающееся в слабеющих конвульсиях от затихающего смеха. — У меня слишком худые ноги, — с безнадёжным выражением лица вымолвила она.

— Пф! — Джеки стремглав села на колени. — Что за глупости? Кто такое сказал? Ты же шикарно выглядишь! Эта длина совсем не годится. Тем более, в мультике у невесты был вырез что сверху, что снизу.

От этих слов Кэсси смущённо отвела взор, и Бриггс, хитрецки сверкнув глазами, улучила момент, чтобы ухватиться за подол платья. Нежный материал заструился в её руках и был приятен наощупь, но подругой вопиющая наглость не была оценена, и она сделала шаг назад. 

— Отпусти, Джеки.

— Не-а! Нам надо сократить длину, — настаивала она.

— Да не хочу я! — отнекивалась Кэсси от предложенной щедрости, отступая всё дальше. 

— Да ладно тебе. Вот ещё, ведёшь себя, как ханжа! — Джеки с силой потянула за подол юбки, и та разошлась неровным швом с оглушительным треском. Сведённые вместе острые коленки Кассандры оголились, разорванная ткань открыла вид на стройные девичьи ножки. Бриггс оценивающе присвистнула. — Слушай, а неплохо. Надо с другой стороны тоже порвать, чтобы симметрично было. 

Позволяя Джеки попыхтеть над её образом, Кассандра стояла, как окоченевшая, и округлившимися глазищами изучала своё преображавшееся отражение в зеркале. Всё-таки она не привыкла выставлять напоказ свою худобу, а теперь её фигура казалась очень даже сносной. Конечно, она ведь нарядилась ожившим трупом невесты! 

Спустя пару минут всё было готово, подруга отрезала ножницами лишние кусочки ткани и сразу выкинула их в мусорное ведро, предварительно собрав улетевшие на ковролин ошмётки. 

— Я… Я… — неловко залепетала Кэсси в поисках подходящих выражений, вмещающих весь спектр переполнявших её эмоций.

— Ты, ты, — подруга похлопала её по плечу. — Потом будешь осыпать меня благодарностями. А теперь пошли уже, а?

Она вприпрыжку добралась до выхода из спальни и выскользнула в коридор, и Кассандре оставалось урезонить мозговой штурм жалоб и со вздохом послушно последовать за ней. 

Во всём доме горел яркий свет, освещавший каждый закуток, за окнами сгущались непроглядные сумерки. По комнатам витал аппетитный аромат выпечки и цитрусов, и от этого запаха живот утробно завывал голодным зверем.

Девочки спустились в просторный холл, громко топая подошвами по лестнице, и подскочили к входной двери, занимаясь последними приготовлениями перед уходом. Они обе точно прилипли к зеркалу, шутливо толкаясь и попеременно мешая друг другу поправлять макияж и причёски.

Из гостиной навстречу им вышел Джонни Кейдж, зевая и устало потирая веки. Задремав за просмотром телевизора, он не заметил, как молниеносно пробежало время и день успел смениться ночью. Он расправил свой чёрный пушистый свитер с белыми черепками, пригладил растрепавшуюся шевелюру, кое-где отливавшую редкой сединой, и вдруг замер, наконец разглядев наряды девочек.

— Ничего себе… — мужчина произнёс, и они обернулись. — Кхм. И куда вы в таком виде? — он скрестил на груди руки, с нескрываемым любопытством оценивая не очень целомудренный наряд младшей Бриггс. 

— Я же говорила — собирать конфеты, — Кэсси цокнула, открывая входную дверь и выталкивая на крыльцо застеснявшуюся подругу, пробубнившую что-то на прощанье мистеру Кейджу.

— Собирать конфеты? — недоверчиво переспросил он, и Кассандра, догадываясь, что родитель сейчас скажет, насупилась и метнула на него предосудительный взгляд. Он по-отечески тепло усмехнулся. — А кто кричал, что уже не ребёнок? 

— Это вовсе не детское занятие, и я просто люблю сладости, — оправдалась она под смешки отца и тут же добавила: — Надеюсь, что мне отсыпят засахаренных лимонных долек, — Кэсси потёрла ручки в предвкушении и хотела было выскочить на улицу, но опомнилась, стукнув себя по лбу. — Мам! 

Джонни вздрогнул, забыв в полусонном состоянии о званом госте, хлопочущем с обеда на кухне и тщетно пытающемся приготовить нечто изысканное. Соня не славилась талантом к выпечке и была невнимательна к рецептам и процессу, и мужчина даже благородно предлагал ей помощь, но после его настойчивых доводов и отправки ею очередного неправильно замешанного теста в мусорное ведро, он прекратил всякие попытки и удалился в гостиную, более не мешая и без того раздражённой женщине.

Прислонившись спиной к стене, он молча наблюдал за появившейся из кухни фигуркой, которую его дочь, теряя терпение, усердно призывала криком в третий раз.

Соня с двумя плетёнными корзинками, украшенными пожухлыми искусственными цветами, подошла к дочери и вручила их ей. На дне корзин обнаружились пирожные в форме тыковок в прозрачной блестящей обёртке. Кассандра поглядела сначала на них с недоумением, а затем на мать. 

— Это… Что? Это испекла ты?! — она воскликнула, опять недоверчиво покосившись на пухлые пирожные, будто ей подсунули отраву.

Соня смущённо улыбнулась под пристальным взором мужа, расправив заляпанный серо-буро-малиновый фартук. Она стянула перчатку — в этот момент Джонни заметил нечто маленькое, блеснувшее жёлтым металлом в свете ламп, и насторожённо прищурился, — и протянула ладонь к дочери, поправляя её съехавший набок парик.

— Не забудь угостить Джеки, — сказала она, отнимая руку. 

— Ладно. Спасибо… — Кэсси тупо поморгала и вдруг поняла, что взрослые остаются в доме совсем одни. Она, обрадованная таким удачным стечением обстоятельств, заторопилась убежать, но её остановил голос отпрянувшего от стены отца:

— Постой. Ты труп невесты? — она кивнула. — А Джеки тогда кто? — тихо уточнил он.

Кэсси взглянула на подружку, переминавшуюся у забора и подзывавшую её настойчивыми и неприличными жестами.

— Да чёрт его знает. Хиппи, наверное, — и, пожав плечами, она беспрепятственно скрылась во тьме.

Дверь затворилась, и холл погрузился в непроницаемую тишину. Судорожный вздох слетел с уст Сони, когда осознание накрыло её: она добровольно заперлась в ловушке с всё ещё мужем. Покинуть особняк вслед за дочерью она не могла: фартук требовалось вернуть на место, да и сумочка её висела на спинке стула за обеденным столом… Женщина посмотрела на Джонни, но он, казалось, был не намерен предпринимать попыток завести задушевную беседу. А может, понимание медленно доходило и до него? 

Соня крутанулась на месте, как-то криво дёрнув уголками губ, и засеменила на кухню, где её дожидался целый противень с оставшимся десятком пирожных. Она не удивилась, услышав позади себя шаги, и только приложила дрожащую ладонь к прытко вырывающемуся из груди сердцу. 

— Устала? — спросил Джонни, когда они оба вошли в светлую и просторную кухню, заставленную пакетами с мукой, мисками, венчиками, красителями и прочей кулинарной утварью. 

Соня угукнула, оперевшись на столешницу и оценивающе взирая сверху вниз на пирожные, над которыми она корпела полдня. Ей и самой не верилось, что она приготовила настолько сложное, по её меркам, изделие.

— Думаешь, Кэсс понравится? — зачем-то развеяла загустевшую тишину она. 

Мужчина взглянул на валявшийся неподалёку полупустой кондитерский мешок, в котором красовалось что-то ярко оранжевое, источавшее запах цитрусов. 

— Ну, если нюх меня не обманывает, то в них апельсиновая начинка? — Соня в подтверждение кивнула. — Значит, тыковка будет в восторге от тыковок. 

Женщина не сдержала вырвавшийся наружу смешок, и Джонни, ощутив, что ему удалось разрядить заражённую радиацией обстановку, победно усмехнулся. 

Он не мог оторвать взор от растрёпанной пшеничной косы, от распятья выпирающих сквозь одежду лопаток, от развязывающих пояс фартука шустрых пальцев, одно из коих окольцовывал до боли знакомый предмет.

Вот оно!

В Джонни закипела решительность, потекла жгучей лавой по венам. Они должны поговорить: они должны всё исправить. А существовали ли они, или Соня погребла их без права на воскрешение в тот день на кладбище? А ежели она не захочет… 

Нет, он не позволит этому вечеру закончиться иначе.

— Как дела на работе? — полюбопытствовал Джонни, когда женщина обернулась, сняла фартук и вторую перчатку, отправляя вещицы покоиться на стол и скрещивая руки. 

— Повысили, — ответила она, оттеняя безразличием свой тон. — Дослужилась до генерала…

— Генерал Соня Блейд… — произнёс Джонни, смакуя новую должность жены. — Мои поздравления, — сказал он, удивлённый тем, как высоко забралась его жена по карьерной лестнице. Куда уж было выше?

— Угум… 

— Соня, — начал было он, приблизившись к ней почти вплотную.

— Не надо, Кейдж… — пробормотала она, но не стремилась освободиться, вжимаясь всем телом в столешницу. 

Женщина взглянула на него лазурью очей, встречаясь с очевидным, выжженным на ореховых радужках намерением. Джонни осторожно коснулся её левой ладони, подушечками пальцев обхватывая её безымянный, на коем отливало золотом кольцо.

— Почему ты носишь его? — этот вопрос всплывал в его разуме бесконтрольно с той секунды, как он узрел янтарный отблеск в холле.

Соня поёжилась от прикосновения мужа, кожу облепило испариной и щекотливой волной мурашек. Конечно, у неё был небольшой отпуск, и поэтому она не снимала кольцо — на гражданке в этом не было нужды. Проклиная свою забывчивость, женщина размышляла над подходящими объяснениями, не приводящими к намеченной цели разговора. Под пристальным, оголодавшим взглядом Джонни ей удавалось думать с трудом — вернее, не удавалось вовсе. 

— Хочу… — она сглотнула подступивший к горлу ком и поняла, что ляпнула правду.

На его губах появилась улыбка — не белозубая голивудская, высеченная на глянце журналов и обложках фильмов, а искренняя и понимающая, какой он награждал лишь двоих — жену и дочь.

— Спасибо, что не подала документы на развод, — заговорил Джонни, поднимая её продрогшую ладонь с кольцом к губам. — Кэсси бы этого точно не пережила. Как и я, — он оставил на костяшках пальцев пылающий поцелуй, млея перед женой, как неопытный и неумелый мальчишка, ни разу не видавший женщины.

— Это было импульсивное обещание… Ты не должен благодарить… — внутри неё всё свело иступлённой судорогой, дышать стало нечем, лицо будто опалили струёй огня. Ежели это был её персональный ад, то она бы предпочла гореть здесь вечно… До Сони добрался аромат одеколона мужа, вскруживший ей голову похлеще когда-либо испробованного ею алкоголя.

— Ты моя законная жена и мать нашего ребёнка. Конечно, я должен благодарить тебя, и это не обсуждается, — и уверенно, и в то же время осторожно настаивал Джонни, не желая разрушить атмосферу идеального момента.

— Напрасно, — она сдвинулась чуть назад, до боли упираясь копчиком в столешницу, но сильное мужское тело не норовило отступать и освобождать ей путь. — Слишком много глупостей я натворила… 

— Что бы ты ни натворила, я всё равно буду любить тебя. 

— Кейдж… — в её глазах заблестела соль волн. 

— Можно просто «Джонни», — он бесцеремонно наконец сократил ничтожные дюймы меж ними. 

Её лицо раскололось гримасой отчаяния. Первая непрошенная капля скатилась по щеке Сони, и мужчина незамедлительно испил её печаль, размазывая влагу по горящей румянцем коже. Джонни не мог в это поверить: его жена впервые перед ним — а может и в жизни — плакала. Эта женщина даже не проронила ни единой слезинки во время родов, гоняя командирским тоном врача и медсестёр по палате, а теперь накопившийся океан эмоций хлынул из её омутов безоблачного летнего небосвода. И мужчина ловил её бескрайний водопад горечи россыпью упоительных поцелуев, от коих Соня всхлипывала громче и надрывнее, торопливо глотая покаянные слёзы. Она дрожала, когда щетинистая скула мужа потиралась о её, и подставлялась под милостивый град его ласк, обрушившихся на неё и поглотивших без остатка. Джонни давал ей нарыдаться от души, и то была непозволительная роскошь для неё — прячущейся за маской строгой и надменной леди.

— Я была ужасной женой и матерью… — осипшим голосом утверждала Соня, желая, чтобы в этот миг её покарали за ошибки все Старшие боги, испепелив на месте. 

— Вовсе нет, — разубеждал её Джонни, опаляя дыханием висок. — Ты была тем, кем могла быть…

— Кэсси было лучше с тобой… Она такая счастливая… — её пальцы мёртвой хваткой вцепились в свитер мужа, скомкали и натянули ткань до опасного треска.

— Кэсси лучше с нами двумя, — Джонни попытался отстраниться, чтобы заглянуть в зарёванное лицо жены, но она настойчиво уткнулась шмыгающим носом в его шею, — и светится она от радости, когда ты приезжаешь… А из меня верёвки вьёт… Хитрая тыковка… 

Соня не сдержала истеричный смешок, вырвавшийся у неё вместе со слезами, и чуть отодвинулась, едва коснувшись губами подбородка мужа. 

Лёгкий поворот и наклон головы, уста нашли уста, вибрация раскалённого воздуха меж ними, неопределённость и волнительное колебание, но только на миг, а дальше — слияние в единое целое. С утробным мурчанием, как нуждающаяся в заботе кошка, Соня прислонилась к мужу, цепляясь за него.

— Мне так жаль… — попеременно шептала она в его рот.

Сколько времени они потеряли? 

И как его наверстать?

— Я знаю, знаю, — лихорадочно отвечал Джонни.

— Я скучала по тебе.

Они не помнили, как пространство вокруг них перестало быть кухней, и оба переместились в окутанную сумраком комнату: будто не существовало ни холла, ни лестничного пролёта, ни коридора и не поддававшейся с первого раза дверной ручки.

Во тьме спальни, привыкшей к одному обитателю, их стало вдруг двое. Не было ясно, кто и кого тянул, и куда делся свитер Джонни и одежда Сони…

Всё это было не важно.

Она всегда была сверху, сколько Кейдж её знал — предпочитала контролировать ситуацию даже опьянённая дурманом похоти. Но сегодня она предпочла быть снизу, открываясь своему мужу с новой стороны и принимая его нежность с протяжным сладостным стоном. 

— О, боги… — Соня едва слышно выдохнула, когда слишком долгое ощущение болезненной пустоты сменилось долгожданной твёрдой заполненностью.

— Никаких богов, только я, — Джонни прохрипел ей на ухо, — и ты… 

Женщина обхватила ногами его бёдра, по-хозяйски пришпоривая и бесцеремонно впиваясь зубами в мощное плечо мужа, оставляя на загорелой коже алеющие отметины. Её пальцы намертво впутались в его густые волосы, не то поглаживая, не то оттягивая в попытке вырвать пряди вместе со скальпом. 

Мужчина прильнул губами к шее Сони, беспорядочным дыханием обжигая чувствительную кожу. Он не был груб или тороплив, растягивал минуты единения и наслаждался близостью любимой. Джонни крепко удерживал стройную талию, приковывая Соню к матрасу и мягко погружаясь в её плавящееся нутро. От плотного соприкосновения меж ними пролегла раскалённая магма, под покрывалом среброликой луны мерцали бусины пота, скатываясь в пропасти ложбинок. Низ живота распалялся томлением, удовольствие разрасталось по мере ускоряющихся скользящих движений, и вскоре Соня уже была доведена до незримой черты, за которой маячило воистину божественное блаженство, не навещавшее её зрелое тело уже пару одиноких лет.

Джонни чуть приподнял голову, мазнув затуманенным взором по преобразившемуся лицу его жены: по тому, как она приоткрывает рот, и меж губ её блестит паутинка слюны, как она зажмуривается и соблазнительно отдаётся в заветную пропасть сладостной нирваны, сжимая его в тесноте влажных объятий.

Ни с одной женщиной ему не было так хорошо, ни с одной, каким бы извращённым соитие не было, он не испытывал столь мощных и ярких экстазов, как с женой.

И после нескольких тягучих толчков, Джонни порывисто накрыл губы Сони своими и замер. На короткий миг мир перестал существовать, и тому доказательством была звенящая тишина, сменившаяся рваными вздохами. Его напряжённая спина расслабилась, а мышцы подрагивали приятной судорогой, чуть покалывая в благодарность за вожделенную разрядку. 

Едва отлипнув от жены с причмокивающим звуком, Джонни повалился рядом с ней, падая в спасительную прохладу подушки. Ощутив, как внутри неё растекается тепло, измотанная Соня возжелала лишь одного — под закрытыми веками глядеть разноцветные сны. 

Но подле был он — её муж, держащий её за руку и переводящий дыхание. И то, что они сделали… Она не могла не признать, что это было потрясающе, но ему она, пожалуй, об этом не скажет. По крайней мере пока.

Мужчина потянулся к тумбе и клацнул по ночнику, и супруги одновременно поморщились, не привыкшие к озарившему комнату яркому ослепляющему свету. И уже в следующую секунду Джонни приковал взгляд к Соне: раскрасневшейся, растрёпанной, уставшей, но такой обаятельной и красивой… Он сдвинулся к краю, без зазрения совести опоясывая талию жены и притягивая её к себе — на чистую и сухую сторону кровати. И она была даже не против наглости мужчины, подарив ему скромную улыбку.

Поёрзав от озноба, пробившего остывшее тело, она нащупала стопой скомканное в изножье одеяло, схватила его меж фалангами пальцев и потянула вверх, чтобы укрыться и перестать мёрзнуть. Джонни нашёл такой способ добычи тепла весьма оригинальным, и с радостью укутался с любимой.

— Где ты живёшь? — вдруг спросил он, и светлая бровь Сони изогнулась дугой.

Было не самое удачное и подходящее время для обсуждения её места жительства — им нужно было поговорить о более насущных вещах… 

Впрочем, какая была разница после случившегося?

— В старом родительском доме… — ответила она, робко проводя подушечками пальцев по его обнажённой груди.

— Оу… — он удивился, ведь Соня никогда прежде не упоминала, где коротает время. Он-то думал, что она, возможно, где-то снимает квартирку в центре…

— Да, развалина та ещё, — подтвердила женщина, воззрившись на Джонни: в его ореховых радужках промелькнула искра, пожарищем загорелась идея… О нет, ей был слишком хорошо известен этот задорный взгляд, и она растерянно вопрошала: — Что?

— Да так… — он усмехнулся своей задумке и нашёл её чрезвычайно гениальной, а затем решил всё обдумать ещё раз и прийти к жене уже с готовым планом и предложением. — Спасибо ещё раз, что не решилась… Подать заявление… Не представляю, сколько мороки с документами было бы… Сущий бюрократический ад, — съехидничал Джонни, и Соне захотелось его чем-нибудь стукнуть. Ну каков идиот — шутить о таком! Пожалуй, её любимый идиот. — Ты знаешь, моя постель такая холодная по ночам, — не унимался он, — и некому её согреть… — совершенно невинным тоном заявил Джонни.

— А я что сейчас по-твоему делаю? — буркнула она.

— Было бы лучше, если бы ты вернулась насовсем, а не на одну ночь… 

— Джонни… — Соня хотела что-то сказать, но умолкла, а он уже готовился ей возразить, но не смог, ведь она, наконец, без стеснения произнесла его имя. 

Женщина шумно втянула воздух, её ноздри то расширялись, то сужались. Она прикусила губу, ладонь, покоившаяся на груди мужа, непроизвольно сжалась в кулак, ноготок резко зашкрябал по кутикуле.

Как же Кэсси воспримет новость о возвращении мамы? Если ей не понравится соседствовать с матерью, едва не ставшей почти чужой… С другой стороны, пропадёт нужда таскаться из дома в дом и ломать голову над выкраиванием свободных часов, у Сони появится возможность проводить больше времени с дочерью, и они смогут наконец сблизиться, но… Ежели у неё не получится быть хорошей женой и матерью, и…

— Женщина, ты слишком громко думаешь, — произнёс Джонни, разглядывая посерьёзневшую и сосредоточенную Соню, которая будто бы не лежала с ним в постели после бурного совокупления, а засела в засаде в кустах перед нападением на врага.

— Не могу ничего с собой поделать, — она пожала плечами, спрятав лицо в мужской груди, и, чуть погодя, выпалила: — Прости меня, пожалуйста, — отчего-то он знал, что извинение было не за нынешнее, но за прошлое. 

Джонни уткнулся носом в её темечко, во взъерошенную копну русых волос, наполняя лёгкие смесью умопомрачительных ароматов, и под рёбрами его разверзлось знойное солнце, согревая утешающими лучами возлюбленную женщину.

— Прощаю, Соня, конечно прощаю.

Им предстояла долгая бессонная ночь откровений.

✧ ✧ ♡ ∞ ∞ ♡ ✧ ✧

Подёрнутый иссиня-чёрной вуалью небосвод посветлел, звёзды потерялись в бледности зари, а молочная луна растворялась в лазури небес, прячась от первых лучей солнца. Забрезжил рассвет, разгоняя мрак и нечисть, выползшую на улицы в самую жуткую ночь в году. 

Джеки утомлённо зевала и ёжилась от прохлады раннего утра, желая поскорее оказаться в радушных объятиях уютной кровати и провалиться в забытье. Кэсси же, вышагивавшая подле уставшей подруги, была бодра и весела, не растратив до конца запасы накопленной энергии. Она размахивала наполненной сладостями плетёной корзинкой, поверх которой был водружён синий парик, и что-то напевала себе под нос, пережёвывая с громким чавканьем лимонные дольки.

Правда, ей с неудовольствием пришлось притихнуть, когда ключ провернулся и щёлкнул в замочной скважине и входная дверь отворилась, пропуская девочек в особняк. Они чуть не покатились со смеху и были вынуждены зажимать ладонью рты, взглянув на свои отражения: частично стёршийся и поплывший макияж делал их страшными пугалами похлеще костюмов тех, кого они имели возможность наблюдать сегодня на празднике.

Всучив корзину с конфетами подруге и отправив её в свою спальню, Кассандра стащила с кухни несколько приготовленных мамой пирожных — она была готова поклясться, что это самое лучшее в мире лакомство, которое ей доводилось вкушать. То ли из-за спешки, то ли из-за полумрака кухни она не заметила висящей на стульчике сумочки матери, не тронутой со вчерашнего вечера, и на цыпочках отправилась по лестнице на второй этаж.

Кэсси замялась, заметив ведущую в комнату отца распахнутую дверь, и прокралась воришкой к ней, надеясь увидеть умиротворённо дремлющего отца… Девичий взгляд скользнул по ковролину, на коем обнаружилась разбросанная женская и мужская одежда, нижнее бельё… Сердце заметалось в ловушке рёбер, вены заходили ходуном, бешено пульсируя в висках, а мозг заработал с удвоенной быстротой, когда её взор достиг кровати. 

В ворохе скомканного одеяла, сладко сопящие, сплетаясь ногами и руками, лежали они.

Щёки Кассандры запылали огнём, она резко развернулась и огляделась в панике. В этот же момент Джеки, переодевшись в оставленную у подруги пижаму, вывалилась в коридор, и открыла было рот, чтобы что-то прошептать, но Кэсси настойчиво впихнула её обратно и прикрыла за ними дверь, прислонившись к дубовой поверхности и прижав пирожные-тыковки к груди. Она ошалело глядела на возмущённую до глубины души подругу, скрестившую на груди руки.

— Я хочу выйти.

— Нет, — остервенело хватая воздух ртом, прохрипела Кэсси. — Туда нельзя… 

— Ты что, заболела? — спросила Джеки, заметив, как кожа Кассандры пошла красными пятнами. Та яростно замотала головой, чёлка упала ей на лоб и щекотливо полезла в глаза.

— Они там… Спят, — взбудораженно, потусторонне зашелестела она. 

— Кто — они? — уточнила младшая Бриггс будничным тоном, но Кэсси на неё злобно цыкнула, приказав вести себя тише. — Твой отец с кем-то? — понизив голос до приемлемого шёпота, вновь вопрошала она.

— С мамой… 

Джеки не нашлось, что ответить, а Кассандра молчала, бегло оглядывая свою комнату и натужно соображая. 

Неужели у папочки получилось вернуть маму, и у неё будет полноценная семья, как раньше?

Ей предстояло это выяснить, прежде выспавшись, но сон сняло как рукой, и она беспокойно проворочалась несколько часов в постели, пока солнце не взошло на пьедестал безоблачной лазури. На соседней подушке как ни в чём не бывало путешествовала по Царству Морфея Джеки — Кэсси ей не позволила занять гостевую комнату и настояла на том, чтобы подруга осталась с ней.

Птицы весело щебетали за окном, устраивая сборища на балконе и звонко изливаясь песнопениями, упархивали в ближайшие кусты и деревья в свитые гнёзда, и заводили гомон там, приветствуя наступавший тёплый денёк.

Кассандра забывала, как дышать, прислушиваясь к происходящему в стенах дома, но всё было тихо, и ей даже подумалось, что все его нынешние обитатели поднимутся с кроватей одновременно, вылезая из комнат и создавая неловкое столкновение. Но ближе к обеденному часу до слуха Кэсси донеслись приглушённые звуки. Она подскочила к предварительно запертой двери, навострив уши. 

Кто-то тихо, едва слышно переговаривался в коридоре, и девочка испугалась, что её присутствие выдаст предательски гулко бьющее сердце. Как бы то ни было, через пару минут некто уже плескался под струями зашумевшей в душе воды. Вдохнув и выдохнув, Кассандра выбралась из спальни и пробралась тайком к отцовской, в проходе больно врезавшись носом в неожиданное препятствие.

— Ауч! — она пискнула, от лобового столкновения из ноздрей хлынула кровь, заливая её футболку багровыми лужами. Кэсси испепеляюще воззрилась на возникшую преграду и краска сошла с её лица, чтобы с новой силой наполнить веснушчатые щёки. 

Конечно, перед ней высился сонный папа, опоясавший полотенцем бёдра и выпятивший голую грудь, на плече его красовались оспы засосов… Долю секунды он смотрел на дочь в недоумении, а затем бросился извиняться:

— Тыковка… Боги! Прости, я… — Джонни засуетился, хотел было отдать своё полотенце ей, но по совершенно постыдной причине не мог этого сделать. — Чёрт, — выругался он, забежав в гардеробную и пулей выскочив оттуда с чистым полотенцем, вручил его дочери. — Я не сломал…? — встревоженно спросил он, изучая жутковатый макияж Кэсси, смазанный и растёкшийся ещё сильнее за прошедшую ночь.

— Нет, — пробурчала она, заткнув тканью поток алого водопада.

— Хвала богам… — отец провёл ладонью по лицу, отгоняя нервный морок. Он непринуждённо сказал: — Ну как, ты насобирала конфет?

— Угу, — она остервенело закивала, да так, что у неё захрустели шейные позвонки. — Пап… — Кассандра робко позвала его, не смея поддаваться желанию посмотреть на идеально высеченные мышцы мужского пресса. Джонни ласково поглядел на девочку, предоставляя ей всё своё внимание. — Пап… Вы же… Ну, с мамой… — она покосилась на собранные с пола вещи, сложенные стопочками на кровати. — Кхм… Помирились?

Проследивший за взглядом дочери, мужчина неловко почесал затылок, точно застуканный за непристойностями подросток, отчитывавшийся перед родителем. 

Всю ночь они с Соней то говорили, то тлели в поцелуях и объятиях, изнывающие друг по другу; извинялись и плакали поочерёдно, отгоняя навеянную воспоминаниями тоску; и обещали сходить вместе на приём к психологу — и не важно, будут у них ссоры или недопонимания, они просто возьмутся за руки и пойдут. Потому что для них это оказалось важным и правильным, потому что их брак держался все эти годы на дырявом, вечно тонущем плоту невысказанных проблем и чувств, но теперь… Они оба были готовы постепенно заделать все прорехи.

Джонни не смог сдержать растянувшейся на его губах глупой улыбки, без лишних речей утвердительно отвечавшей на вопрос Кэсси.

А она стояла, как громом поражённая, и не могла поверить в происходящее. 

Неужто это было явью?

✧ ✧ ♡ ∞ ∞ ♡ ✧ ✧

Воистину потрясающим выдалось начало ноября к удивлению Кассандры. Лишь несколько событий приводили её в беспробудный раж: приближающееся Рождество и вместе с тем готовящаяся свалиться на неё гора подарков, примирение родителей и переезд мамы. 

Соня не думала, что ей удастся вернуться в родные стены принадлежавшего ей особняка так скоро, но Джонни, неизменный в своей стезе ласкового мужа, был неумолим и непреклонен в стремлении воссоединиться и никогда её не отпускать. Да и разве она могла отказать этому настойчивому мужчине, подающему на блюдце весь мир к её ногам?

Кэсси напрашивалась помочь с переездом и из любопытства хотела поглядеть на жилище матери, но Джонни отнекивался и не брал её с собой. В конце концов, до девочки снизошло озарение, что родители, возможно, отправлялись вдвоём в поисках приватности, а потому, когда мама наконец переехала, Кассандра зачастила с долгими прогулками и отсутствовала дома подольше, особенно по вечерам и выходным, давая родителям заветное время на единение. 

Она лучезарно светилась, когда у неё появилась возможность чаще видеть маму, не уезжавшую поздним вечером в непроглядную ночь, а по стеленной отцом ковровой дорожке дефилирующей к нему в спальню. Нет — в их спальню. И там, Кэсси знала, на сон грядущий они бесперебойно шептались, пока кто-нибудь не утомлялся до громкой зевоты и не предлагал поспать.

Кассандра просила родителя поделиться секретом выпечки наивкуснейших пирожных, изготовленных на Хэллоуин, и получила от мамы старенькую тетрадь, исписанную разнообразными рецептами и подробными инструкциями. Как оказалось, кладезь знаний когда-то принадлежала почившей бабушке Кэсси, о которой Соня с огромной неохотой упомянула, и девочке оставалось только догадываться, из каких закромов мама достала древнюю рукопись. Кассандра позаимствовала рецепт пирожных, и под началом матери у неё первые вышло что-что сносное: кривенькие, но съедобные тыковки. Она тогда сильно перенервничала, отдавая сплюснутую тыковку маме на дегустацию, но растеклась лужицей по полу, когда хвалебные отзывы донеслись из уст родителя. 

Возможно, Кэсси была не таким уж безнадёжным кулинаром.

За обеденным столом количество человек увеличилось до идеального числа — трёх, и стало гораздо шумнее. Поражённый любовным трепетом, Джонни был пылким и задорным, и как будто даже перестали сверкать редкой сединой его волосы, и мимические морщинки разгладились, и лицо преобразилось и помолодело… 

Всё это, конечно, только казалось, ибо жизнь галопом неслась вперёд — навстречу давней угрюмой подруге-преемнице. И чем ближе была беззаботная и бьющая ключом жизнь к ней, тем больше отпечатывалась на человеке неминуемая пора зрелости.

Но Кэсси, невообразимо далёкая от неё, пышно цвела юностью. Она наслаждалась происходящими переменами, словно не было прежде непоправимых катастроф и буйственных ураганов — или были, но уж точно не с ней.

Ведь отец и мать были вместе. Не ворковали, как надоедливые утробно погуркивающие голуби в брачный период, но были рядом.

Завтракали и ужинали, спали в общей постели, ездили куда-то в выходные Сони и даже — Кэсси не знала, каким чудесным образом папа уговорил маму, — успели посмотреть последний вышедший фильм с участием отца.

— Ну… Что я могу сказать… Мой муж, как и всегда, спасает мир, — потирая затёкшие конечности, сказала в тот вечер Соня, разлёгшаяся в объятиях мужа на диване в гостиной. Джонни ответил хитрой ухмылкой на заявление жены. — Красивых тебе коллег подсовывают для поцелуев…

— Ох, — шаткий вздох вырвался у него, — Соня. Ты же знаешь, что эти поцелуи ненастоящие. Иллюзия кадра, — оправдывался мужчина, но в этом не было нужды, ведь его жена более чем была осведомлена о том, как снимают кино. — Ммм, — он протянул, — по правде говоря, как бы ни были красивы мои коллеги, я не горю желанием их целовать. Есть только одна-единственная, — Джонни с умным видом поднял указательный палец к потолку, — самая прекрасная на свете женщина, от уст которой я бы не отрывался никогда… 

— О боги, ты неисправим! — Соня тогда расхохоталась до колик в животе, сгибаясь пополам и утирая выступившие от истерики слёзы рукавом.

И Кэсси, не слышавшая искренний материнский смех так явно и громко уже несколько лет кряду, глупо улыбалась и хихикала, иногда вслух подшучивая над комичностью ситуаций, возникающих меж родителями. 

Этого было достаточно, чтобы не ощущать ни вины, ни обиды, ни прогорклой горечи. Как мало девочке нужно было для счастья. 

Она могла быть ещё счастливее, если бы удача преследовала её во всех делах, но школа, вкупе с неотъемлемой учёбой, была для Кассандры личным кипящим котлом — в коем она варилась не до красноты, а до сползающего с костей мяса, — созданным для её безжалостных мучений.

Она не была тупой и соображала молниеносно в критических ситуациях, но зубрёжка бесполезного материала, который никогда ей не понадобится и выветрится из памяти в тот же день, как она заучила его, была, по мнению девочки, бесполезной тратой невосполнимого и самого драгоценного ресурса — времени.

Но не столько километровые математические формулы донимали Кэсси, сколько незакрывающиеся помойные рты глупых девчонок, понося́щих всех и вся. А как-то раз им не понравились выкрашенные на пасхальных каникулах в нежный салатовый оттенок стены в женском туалете, и Кассандру возмутило это до глубины души!

Впрочем, и по ней девочки проходились с лихвой.

«Она опять вырядилась в это безвкусное тряпьё», «Она же дочь Джонни Кейджа! Неужели отец не может купить ей нормальные шмотки?», «Видимо чувство стиля по наследству не передаётся», — слышала Кэсси шёпотки, когда проходила мимо одноклассников.

И однажды не стерпела упрёков за спиной и от жгучего прилива ярости накупила домой стопку модных журналов. В тот же вечер сосредоточенно читала их, пытаясь понять, почему в предложенных на страницах комбинациях нарядов рекомендовали сочетать режущие яркостью кислотные цвета и до смешного пестрящие принтом вещи. Вскоре мозг Кэсси окончательно завис и начал плавиться от впитываемой информации, картинки расплывались перед взором, и она уснула, уткнувшись в разворот носом и сладко посапывая.

А наутро она решила быстро перебрать гардероб, но и это оказалось непростой задачей. В коротких топиках и шортах Кассандра тренировалась с Джеки, ибо не переносила сковывавшую движения одежду; в спортивных штанах и футболках минимум на три размера больше она ходила на занятия, а для прогулок у неё были припасены ряды гигантских худи, свитеров и джинс. 

Так и не сумев расстаться с накопленным сокровищем, Кассандра сунулась в гардеробную мамы: она не пестрила женственными вещами, но платья и юбки в ней всё же имелись.

Девочка бродила средь идеально выглаженных брючных костюмов, рубашек, парадной формы в защитном чехле, плащей и пальто. Её взгляд зацепился за одиноко висящее кремовое платье с тоненькими бретельками, и сердце её ушло в пятки. Это было то самое платье, в которое мама была разодета на отдыхе с отцом несколько лет назад…

Повинуясь спонтанному порыву, обуявшему всё естество, Кассандра схватила платье и ринулась в свою комнату. 

Она на дух не переносила облегающие вещи, подчёркивающие её недоросшие плоскости, но уже через минуту стояла перед зеркалом в пришедшемся ей по размеру мамином платье. Худобу рук она прикрыла джинсовкой, а волосы распустила, и они каскадом спадали наперёд, прикрывая вырез на груди. 

Впервые Кэсси любовалась видом, открывшимся перед нею: из отражения на неё смотрела высокая, стройная девушка, похожая осанкой, фигурой и золотом локонов на воинственную Соню Блейд, а ореховыми радужками и россыпью веснушек на знаменитого актёра Джонни Кейджа.

Конечно, она ведь была их дочерью, смесью их жгучего коктейля — и отчего-то эта мысль согревала девичье сердце.

Кэсси ещё неловко повертелась у зеркала, а потом неуверенной поступью спустилась на кухню, где суетилась мама, заплетая волосы и попутно делая кофе.

Дабы привлечь внимание родителя, Кассандра сцепила пальцы в замок и шумно выдохнула, а затем прочистила горло кашлем. 

Соня в этот миг наконец завязала резинку на конце тугой французской косы и схватила кружку с горячим напитком. Она обернулась, пробивающиеся в окна лучи утреннего солнца ласково коснулись её русой макушки, подсвечивая нимбом голову. 

— Мам… Я тут это… — застенчиво начала Кассандра, встречая растерянный взгляд матери, позабывшей о том, куда она собиралась впопыхах.

— Ты потрясающе выглядишь, — выпалила она, неотрывно изучая наряд дочери. Пожалуй, на памяти Сони её тыковка впервые демонстрировала свою женственность, и отчего-то от этой внезапной перемены на душе женщины потеплело. 

Она будто смотрела на себя, только на лет тридцать моложе. 

— Я не слишком худая? — Кэсси переминалась с ноги на ногу, пока мама неспешно подходила ближе.

— Худая? — переспросила недоверчиво она, вскидывая светлые брови. — У тебя очень хорошая фигура. Какой красивый стройный живот. А какие ровные длинные ноги! С такими только в каблуках и ходить! 

— Никогда на них не вставала и не горю желанием, — сказала девочка, на что Соня понимающе кивнула, мягко улыбаясь. — Мам, слушай, я хотела попросить… Можно я пойду в этом в школу? Это твоё платье, прости, что я утащила его без спросу…

— Забирай насовсем, тыковка, — Соня беспечно махнула рукой. — Оно тебе подходит больше, чем мне. 

— Спасибо! — в порыве нерастраченной нежности Кэсси не сдержалась и в благодарном порыве подалась вперёд. 

Женщина чуть не пролила кофе, когда она припала к её груди, и ошарашено, не веря своему счастью, возложила ладонь на затылок дочери, поглаживая пшеничную копну. Они были практически одного роста, ещё чуть-чуть — и Кассандра вымахает выше Сони. Как быстро летело время…

Они так давно не нежились в уютных объятиях друг друга, что позабыли обо всём на свете, наслаждаясь трогательным моментом, которому было суждено рано или поздно остаться лишь воспоминанием.

На кухню вальяжно подоспел Джонни в майке и джинсах, его волосы блестели от влаги, от распаренной после душа кожи исходил приятный запах гелей и масел. Он застыл в проходе, наблюдая за своими любимыми девочками, и его губы растеклись в улыбке. 

— Я могу присоединиться к своим тыковкам? — протянул весело мужчина, положив руку на плечо хихикающей дочери. Она отстранилась от мамы, смущённо улыбаясь отцу. Его взгляд пал на её платье, и он подмигнул ей. — Отличный образ!

Не успела она ничего произнести в ответ, как Соня испустила шумный вдох, с ужасом покосившись на запястье мужа, на котором были подаренные Кэсси смарт-часы. По всей видимости, женщине не понравились отображённые на них цифры, ибо через минуту она, вручив кружку с кофе Джонни и ворчливо ругаясь себе под нос, вбежала на второй этаж. 

— Опаздывает? — спросила Кэсси, прислушиваясь к топоту матери.

— Опаздывает, — забавляясь забывчивости жены, подтвердил отец. — А моя тыковка случайно не опаздывает никуда? — скептически подняв бровь, полюбопытствовал Джонни.

— Ой! — подскочила девочка и тут же под весёлый хохот папочки ретировалась. 

В этот день Кэсси осмелилась отправиться в школу в платье и, завидев у ворот учреждения поглядывающих на неё одноклассниц, успела пожалеть о выбранном прикиде. Но ощущала себя уверенне, ловя мимолётные взгляды парней из старшей школы, то и дело не без интереса изучающих её фигуру.

Значило ли это, что она была не так уж плоха? 

Кассандра не успела об этом поразмыслить как следует. За вечерним чтением журналов она совсем позабыла о пустующих страницах тетради, которые должны были быть заполнены важными конспектами. Написав Бриггс с мольбой о помощи, она условилась о встрече и отправилась на большом перерыве к неприметному тихому уголку за футбольным стадионом.

— Нихрена ж себе… — сказала подоспевшая Джеки, обнаружив робко топчущуюся подружку в платье чуть выше колена. Та смутилась, но подошла ближе, бестактно расстегнула чужой рюкзак и принялась в нём бесцеремонно рыться.

Устроив в портфеле ошеломлённой девочки кавардак, Кассандра выудила нужные конспекты и плюхнулась прямо на траву, принявшись переписывать текст размашистым почерком с молниеносной быстротой. Она пыталась нагнать подругу в учёбе, получая вполне себе сносные отметки, но ей было ещё далеко до успехов Бриггс. Порой Кэсси казалось, что Джеки не была бы отличницей без наставлений отца, постоянно твердящего дочери, что для поступления в приличный колледж ей необходимо хорошо учиться и сдать на высшие баллы все экзамены. А потому с каждым месяцем Джеки всё чаще приходилось склоняться над учебниками, чем заниматься спортом и прозябать на прогулках с друзьями.

— Слушай… Тебе, конечно, идёт… Но кто это с тобой сделал? — спросила Джеки, порывшись в кармане.

— Да ну тебя, — буркнула Кэсси, растягивая слова на бумаге до такой степени, что их можно было с трудом прочесть. 

— Будешь?

Кассандра перестала писать и подняла взгляд от тетради, с опаской всматриваясь в протянутую Джеки сигарету. Меж её губ уже залёг фильтр, и Кэсси, поколебавшись, отложила ручку в сторону. 

— Тебя разве отец не спалит? — уточнила, принимая тоненькую сигарету и поворачивая её меж пальцев. Она никогда не баловалась ничем подобным и желание попробовать у неё отсутствовало, вытесненное любопытством к более занимательным взрослым вещам…

— Не-а… Он же после смерти мамы… — Джеки осеклась, несколько бесконечно долгих секунд смотрела в пространство перед собой, а затем продолжила, как ни в чём не бывало: — Он опять стал пыхтеть как паровоз, так что у нас прокурен весь дом. И мои вещи, и я, так что… — она пожала плечами, подкуривая и затягиваясь, выпуская в воздух клубы вкуснопахнущего дыма. Кассандра проделала всё то же самое и закашлялась, раскрасневшись. — Это не сложно, просто вдохни… 

— Нашла чему меня учить, — перебила её Кэсси, на что Джеки невинно улыбнулась. Она сделала ещё пару затяжек, кашляя в кулак и ощущая, как глаза слезятся от дыма. Украдкой взглянув на погружённую в неведомые думы подругу, Кассандра сглотнула неприятный комок, образовавшийся в горле, и нерешительно задала вопрос: — Ты скучаешь по маме?

И поняла, как он глупо прозвучал. 

Разве могло быть иначе?!

Иногда вина омывала Кэсси, заполняя грохочущее от сожаления сердце: в её жизни всё налаживалось, тревоги разбегались прочь, проблемы были смешны и незначительны, а её семья вновь стала цельной, а семейство Бриггс… Попросту не могло стать цельным без одного звена. Понимая, что было неразумно винить себя в том, на что повлиять была не в силах, Кассандра не могла не ощущать стыд, радостно рассказывая о помирившихся родителях, но Джеки не могла поделиться с ней тем же непринуждённым рассказом о суровом, страдающим от одиночества отце… Общая боль и переживания объединяли и скрепляли их дружбу, позволяя обсуждать запретные темы и нырять друг к другу в душу, а теперь они предпочитали много не говорить о родителях.

Джеки не ответила сразу, помолчав какое-то время, прежде докурив сигарету и выбросив окурок в ближайшую урну. 

— Очень скучаю… — прошептала она дрогнувшим голосом, усаживаясь подле подруги в изумруд примятой травы. Вздохнув и отбросив с лица завитки кудрей, она поглядела на безоблачную лазурь небосвода и как-то неопределённо повела плечами. — Даже немного завидую тебе… — услышав это, Кассандра поникла, ведь когда-то сама тайно завидовала счастью и гармонии в семье Бриггс. Какой же непостоянной и переменчивой была жизнь, ведь теперь всё было с точностью наоборот. Завидев, как Кэсси осунулась и потускнела, Джеки добавила: — В хорошем смысле, конечно…

— Конечно, — кивнула Кассандра и захватила собеседницу в охапку, прижимая к себе. — Помни, что у тебя есть я. И я тебя очень люблю…

Джеки расслабилась, положив голову на подставленное дружеское плечо. На её пухлых губах заиграла улыбка от осознания того, что она не одинока в своей боли — всегда будут люди, готовые поддержать её. 

— Ну ладно, — она хмыкнула, отпрянув от крепких объятий. — Быстрее переписывай конспекты, неуч, пока звонок не прозвенел.

Кэсси фыркнула и закатила глаза под весёлый хохот подруги, и продолжила усердно работать ручкой. 

В тот же день Кассандра не могла ожидать, что хоть кого-то привлечёт её персона, но, по всей видимости, сидящее по фигуре платье сработало на «ура» и парнишки, с которыми она и прежде хорошо общалась на тренировках, проявляли к ней повышенный интерес, как будто бы разглядели в ней не просто товарища, но и симпатичную девушку. Такое внимание Кэсси смущало, но оно же и льстило ей, и она не отказалась прогуляться с одним из мальчиков, решивших благородно проводить одноклассницу до её жилища. Такие похождения обычно заканчивались благодарными поцелуями хотя бы в щёчку — девочка знала наверняка, припоминая что-то похожее, увиденное ею в подростковых фильмах нулевых, — но она была непреклонна в своём целомудрии и верности, и потому спешно скрылась за воротами, звонко крикнув «Спасибо» остолбеневшему мальчику на прощанье.

По возвращении домой, Кассандра шустро проскользнула мимо гостиной, в которой отец ругался с агентом по телефону, и, закинув рюкзак в спальню, отправилась в ванную комнату, чтобы скрыть возможный запах изо рта. Вымыв руки, вычистив зубы и переодевшись в более удобные домашние вещи, она со спокойной душой спустилась на первый этаж, чтобы поприветствовать родителя. Кэсси не планировала прятаться и скрываться и поведала бы обо всём папочке, если могла бы предугадать его реакцию на её сегодняшнее баловство. 

В самом деле, как взрослому было объяснить, что она попробовала курить в первый и последний раз в жизни?

«Папа не поймёт», — твердило настойчиво сознание подростка, — «Мама бы, наверное, вообще убила», — подливало оно тут же масло в огонь.

Войдя в гостиную, Кассандра приняла более расслабленное выражение лица, подходя к стоящему у окна отцу и утыкаясь в его обтянутую поло широкую спину носом. Джонни обернулся, продолжая что-то объяснять менеджеру, с его переносицы съехали очки, и он мягко улыбнулся дочери, обнимая и целуя её в темечко. Его губы задержались на золоте волос на какую-то долю секунды, ноздри расширились, он вдохнул цитрусовый аромат, смешанный с… 

Мужчина отпрянул, покосившись на дочь с изумлением, а она потопталась на месте, наблюдая за тем, как он устало заканчивает телефонный диалог и садится на диван, жестом подзывая её. Она встала, как вкопанная, не двигаясь ни на дюйм и метая взор по мебели, будто она ей могла нашептать полезных советов.

— Нам нужно поговорить, — сбросив звонок, сказал Джонни уже вслух, и у Кассандры в мгновение ока покраснели уши. 

Она села рядом с отцом и чинно сложила ладошки на коленки, как послушнейшая и примернейшая дочь — какой она не была, — и молчала как рыба. 

— От тебя пахнет, — сказал Джонни, отложив очки на заваленный кипой документов журнальный столик и проницательно уставившись на замявшуюся дочь. Было очевидно, как сильно она сейчас желала провалиться сквозь землю.

«Спалилась! Спалилась, дурная твоя башка!» — истошно вопило в её черепной коробке. Она-то думала, что проделанных ею процедур было достаточно! — «Надо было брать подробные инструкции по избавлению от запаха у Джеки», — запоздалая мысль всплыла на поверхность предательски туго сообщающего сознания.

— Ну, да, — Кассандра насупилась и кивнула с серьёзным видом, признавая свой промах, — меня угостили, и я попробовала из интереса, — невинным тоном сообщила она, не решаясь посмотреть на отца, всё так же пристально буравящего её взглядом. Она развела руки в стороны, деловито подводя итог: — Мне не понравилось.

Кейдж вздохнул. В их семье к табачным изделиям были все равнодушны, хотя для редких случаев, коими являлись приезды Джакса, стояла пепельница. И его дочь была слишком юна, чтобы прививать себе нездоровую привычку, но ежели это был единичный случай, порождённый любопытством… 

— Я не буду ругать тебя за то, что ты попробовала, — на этом изречении отца личико Кэсси вытянулось, брови взметнулись вверх по лбу и замерли. Она вытаращилась на папочку, не поверив в услышанное. — Во всяком случае, я сам попробовал в раннем возрасте, — Джонни пожал плечами. На миг ему подумалось, что воспитатель и родитель из него никакой, и что Соня бы из него всю душу высосала нравоучениями. — Читать лекции о вреде курения я не намерен, ты и так всё знаешь. Я похвалю тебя за то, что ты не стала врать и препираться. Я это ценю, — повисла пауза, в которую Кэсси корила себя за то, что сразу не доверилась отцу: и как она могла таить от него что-то, когда он был добр и благосклонен к любым её проступкам?! Он же тем временем вырвал дочь из пучины размышлений: — Я рад, что тебе не пришлась по вкусу эта гадость. Надеюсь, что это был первый и последний раз.

— Да… — промямлила Кэсси и пообещала: — Да, больше ни-ни. 

— Ну, — Джонни потёр ладони, довольствуясь разрешением зародившегося было конфликта, — с курением разобрались, — подытожил он, вглядываясь в дочь, как будто мог прочитать её мысли, — а что за мальчик тебя провожал?

— Папа! — она тут же подскочила, возмущённо вскинув подбородок. — Даже не начинай!

— Я лишь беспокоюсь за тебя, — объяснил отец, прикладывая ладонь к груди и говоря от чистого сердца. — Тебе почти шестнадцать, тыковка. Если сигареты зло, то мальчики… — он запнулся, едва не сказав «Ещё хуже». — Ты у меня умная девочка, я не сомневаюсь. Но если тебе нужна вдруг помощь… — он помедлил, подбирая подходящие выражения, а на пухлых щеках Кэсси проявился румянец. — Я имею в виду, что если тебе нужно записаться к врачу и выписать рецепт на таблетки или купить что-то в аптеке, — на этих словах отца физиономия Кассандры уже была неотличима от спелого помидора, — то я всегда поддержу тебя и не буду осуждать. 

— Замолчи немедленно! — воскликнула она, закрывая ладонями побагровевшее лицо и отворачиваясь. Ещё она не говорила об этом с отцом… С мужчиной! — Какой стыд! — выпалила Кэсси, шустро выбегая из помещения и направляясь к лестнице. 

И была такова.

Она ещё с час просидела в своей спальне, закутавшись плотнее в одеяло и краснея до того, что воздух вокруг раскалился и стал душным. Да как отец посмел так о ней думать? Неужели она хоть одним своим видом дала ему знать о том, что ей интересны эти взрослые занятия? 

«Вообще-то да», — откликалось сознание, и Кассандра попросту цепенела, пока пятна багрянца распластались по коже отметинами.

Да, у неё была книжка, но она не пестрила обильными сценами для взрослых. Да, ей было любопытно подробное устройство мужского тела, все эти привлекающие взор накачанные мышцы и…

Кэсси тряхнула головой, отгоняя прочь созданные фантазией навязчивые картинки. Она-то была девственна — и планировала таковой и остаться, — и подвергать сомнению её невинность было оскорбительно и недопустимо. По крайней мере, она так считала. 

Только к вечеру девочка угомонила бушевавшие в ней эмоции и смогла выползти из своего укрытия и проскочить на кухню. Дабы не ужинать за общим столом и не бояться, что родитель вновь поднимет щекотливую тему её интимной жизни и несостоявшийся разговор всё-таки состоится, Кэсси похватала из холодильника всё, что плохо лежало, и отправилась обратно в свою берлогу. Тогда всё прошло гладко, да и отец более не упоминал о помощи и взрослых штучках.

Но разве могло всё закончиться этим?

✧ ✧ ♡ ∞ ∞ ♡ ✧ ✧

Летний ветерок приятно холодил кожу, светило же поджаривало землю, как барбекю на гриле. Под тенью ветвистых древ, источавших цитрусовые ароматы, скользили две фигуры. Они отрабатывали приёмы по очереди, иногда прерываясь, чтобы сбегать за леденящим горло апельсиновым морсом и похохотать над глупым выражением на физиономиях друг друга или очередной шуткой, брошенной невпопад посреди боя и отвлекающей противника.

Все летние месяцы каникул младшая Бриггс практически безвылазно оставалась на ночёвках у Кейджей, проводя с подругой всё свободное время и нехотя уезжая в родное гнёздышко, чтобы проведать переживающего отца и предстать перед ним в целости и сохранности. Джеки частенько тренировалась с Кэсси, главное — вдали от её собственного дома и от грозного родителя, беспощадного к увлечениям дочери.

— Батя совсем спятил, — выпалила Джеки, вновь нанося серию ударов по недвижимым лапам, на этот раз любезно удерживаемым подругой. — Меня пригласили на соревнования по боксу, а он знаешь, что сказал? «Всё это чепуха, девушкам там не место. Одни травмы да увечья, оно тебе надо?», — передразнила его манеру речи она, сердито нахмурившись и сделав гримасу. С прошедшейся волной раздражения от завитушек на макушке до пят, Бриггс с силой занесла руку и вдарила по цели, продолжив словоизлияние: — И как он не понимает? Я уже не маленькая девочка! Я ведь могу сама выбирать, чем я хочу заниматься! И, между прочим, у меня это отлично получается, — она говорила и говорила, ожесточённо размахивая кулаками, закованными в боксёрские перчатки, которые ей подарила на Рождество подруга. 

Только та, по обыкновению внимательная к душещипательным речам, отчего-то практически не слушала Джеки, отвечая либо поддакиванием на очередное негодование, либо кивком головы, доказывающим правоту младшей Бриггс.

Кассандра откровенно зазевалась, то ли утомлённая палящим солнцем, то ли бесконечным потоком жалоб подруги. Стоило ей только отвлечься и накренить одну лапу в сторону, как в следующий миг её лицо оказалось в зоне поражения. Перчатка на полной скорости впечаталась в прохрустевший с отвратительным звуком нос, из него тут же бурным потоком хлынула кровь, и Кэсси взвизгнула, отходя на несколько безопасных шагов назад и кое-как удерживаясь на ногах.

— Прости! Прости! — залепетала Джеки извиняющимся голосом, снимая перчатки и разматывая бинты с запотевших ладоней. — Я не сломала? Дай посмотрю! — девочка полезла к подруге, но та отступила, закрывая нижнюю часть лица ладонью, а вторую же защитно выставляя перед собой.

— Де дадо, — прогундосила Кэсси, беспорядочно шаря взглядом по округе, ища какой-нибудь спасительный кусочек ткани, которым могла бы заткнуть бьющий фонтаном нос, заляпавший алыми разводами её топик. Но кроме изумруда газонной травы и деревьев поблизости не было ничего, что могло бы ей помочь. 

Джеки тоже начала оглядываться, но не обнаружив ничего полезного, предложила пойти в дом. Кассандра пробормотала что-то невнятное, и они вместе отправилась из сада по дорожке к особняку. Войдя в первое же помещение, девочки свернули к кухне и вытянули охапку бумажных полотенец, кои Кэсси принялась прикладывать к носу. Джеки о чём-то пыхтела рядом, расстроившись и тоже измазавшись в багрянце капель. Она судорожно вздыхала, поглаживая подрагивающую спину подруги успокаивающими движениями.

— Я надеюсь, что не сломала, — шептала она, шумно гоняя воздух в лёгкие и обратно и боясь даже представить, какую боль испытала Кейдж. — Прости меня, пожалуйста, я…

— Всё нормально, — перебила её Кассандра, задумываясь на тем, почему её носу уже дважды случайно досталось, — я сама виновата.

— Да ну что ты, — Джеки почесала затылок, пара вьющихся локонов упала ей на лоб.

— Да не, я правда витала в облаках, — натягивая улыбку, сказала девочка, аккуратно отнимая от раскрасневшегося носа комок смятых полотенец и вытирая ими уже засохшие ручейки крови на шее и груди. — Ну… Как? — она нервно сглотнула и воззрилась на Джеки, пристально осматривавшую её. 

— Да вроде не сломан, — констатировала та, вглядываясь во всё такой же маленький и ровный веснушчатый носик, каким он и был прежде. 

— Ну хвала богам, — Кэсси облегчённо прикрыла веки, сосредоточившись на чувствах: в области носа ощущался дискомфорт, перетекающий в бешеную пульсацию в висках и, как следствие, головную боль, особенно в лобной части. — Не представляю, что сказали бы мои родители, если бы ты реально сломала мне нос, — произнесла она, пытаясь разрядить обстановку.

— Что лучше со мной больше не тренироваться?

— Да, конечно. А кто ж ещё будет моим спарринг-партнёром?

— А ты не хочешь попросить маму обучить тебя каким-нибудь приёмчикам? — спросила Джеки, добавив потускневшим тоном: — Я была бы только рада, если бы батя тренировал меня, — она подошла к навороченному холодильнику, открыла его и вытащила охлаждённый сок в графине, из ближайшего шкафчика достала стакан и наполнила его насыщенной янтарной жидкостью, а затем протянула его подруге. Та с благодарностью приняла напиток и чуть ли не залпом осушила.

— Я об этом не думала… — нахмурила светлые брови она, осторожно прикладывая ладонь ко лбу и смахивая слипшуюся чёлку с глаз.

— Тебе сейчас противопоказано думать, — заявила собеседница.

— И то верно, — усмехнулась Кэсси.

После этого разговора она сразу же отправилась бездельничать под настойчивые возгласы подруги и всё никак не могла выкинуть из головы озвученное Джеки предложение. Кассандра долго — даже слишком долго — позволяла ему всплывать на поверхность сознания, прокручиваться заевшей пластинкой в ушах и настырно маячить перед взором, складываясь в ровные буквы.

А что, если?

Тренироваться с мамой, с настоящим военным, который может поведать обо всех секретах службы — звучало как хорошая перспектива на будущее. Когда-то давно тренировки с отцом не принесли плодов — он был прекрасным бойцом, но учитель из него вышел посредственный. Девочка с улыбкой и щемящей грудь тоской вспоминала о тех временах, когда папочка подбадривал её и отпускал задорные шутки вместо того, чтобы проводить тренировку строго по плану, абстрагируясь от всего на свете. С Джеки было тоже самое, но веселье почти не вредило процессу. Джонни Кейджу — заслуженному воину, блестящему актёру и состоявшемуся, успешному человеку — тренировки были попросту не нужны. А Кэсси и Джеки — неопытные и юные мечтательницы, грезящие о спасении мира — планировали стать военными, и поэтому не могли всё бросить и продолжали усердно идти по пути, ведущему к намеченной цели.

Но разве могла Кассандра просить маму о тренировках? Могла ли она отнимать те крохи отдыха, полагавшиеся родителю после тяжёлой работы?

Кэсси лицезрела воочию, как мама пробуждалась ранним утром с залёгшими от недосыпа мешками под глазами, как сонно она возилась на кухне, а потом — почти всегда — бурчала о том, что опаздывает, и к позднему ужину возвращалась непомерно измождённая. И всё равно Соня выкраивала часы на то, чтобы быть хорошей женой и матерью — и у неё это получалось ничем не хуже, чем командование дивизией солдат.

Но ежели с мужем было попроще, ибо он сам тянулся к любимой женщине, то с дочерью возникали сложности — потому что она неотвратимо взрослела и более не походила на маленькую девочку, распускаясь восхитительным цветком и становясь настоящей девушкой. У неё менялись увлечения и интересы — одним было суждено быть временным помешательством, другим же — остаться и приесться. Соня старалась во всём этом разбираться и принимать активное участие в жизни дочери — и Кэсси ценила каждый проведённый с матерью миг.

Но упоминать о тренировках не решалась, довольствуясь спаррингом с Джеки. Как только Кассандра отваживалась попросить маму о совместных занятиях и открывала было рот, она его тут же неловко закрывала, стыдливо замечая проблеск усталости в родной лазури очей и морщинках, отчётливо появившихся на лбу.

Кэсси откладывала затею поговорить с родителем в долгий ящик. Прожитые недели скоротечно сменялись месяцами, а на календаре уже маячил новый сезон. Сидевшая на носу осень догорела яркостью красок и эстафету переняла насыщенная буйными грозами зима. Февраль выдался самым дождливым, и, как назло, в день всех влюблённых ненастье решило разыграться представлением и вывалить на землю обильный поток жгучих слёз.  

То был выходной, и пока все подростки посещали моллы, за ручки ходили на киносеансы и в украшенные специально к празднику заведения, Кассандра сидела дома и упивалась одиночеством. Конечно, ей, как и всякому юному созданию, хотелось быть значимой и любимой, но единственное, что у неё было — понимание, что это невозможно. 

Она скрашивала часы уединения за очередной романтической книжкой, выуженной с кухни вкуснятиной, чашкой горячего шоколада и мыслями о нём — она не могла не думать о нём. Порой меж страниц мелькало фото и, прежде чем вновь его спрятать, Кассандра жадно пожирала картинку взглядом, рассматривая знакомое лицо, которое ей по стечению обстоятельств не довелось видеть за последние пару лет. 

В беспокойстве размышлений она почти не вчитывалась в текст, в коем главная героиня вновь страдала от неразделённой любви, и поднимала взор к незашторенным окнам всякий раз, когда её тревоге вторили раскаты грома.

День кренился к вечеру, заполонившие небосвод антрацитовые тучи будто напитывались чернилами, сливаясь с тьмой ночи. Кассандра слышала, как домой вернулась мама, и отец, встречая жену, безостановочно трещал, экспрессивно поведывая о последних новостях на работе; как шаги матери стали чётче на втором этаже и как они затихли у её спальни, чтобы в следующий миг раздался негромкий стук.

— Войдите! — развалившаяся на кровати Кэсси чуть приподнялась. Дверь отворилась, и в комнату дочери вошла Соня, расплетавшая туго затянутую русую косу с блаженным видом. — Привет, мам, — она быстро захлопнула книгу и нелепо засунула её под скомканное одеяло. 

— Привет, тыковка. Ты весь день дома просидела? — спросила женщина, подходя ближе и глядя на образовавшийся на прикроватном столике беспорядок. 

Подле зажжённой лампы были разбросаны фантики от конфет, на стоящей тут же тарелке ютились корки от апельсина, крошки и бортики от съеденной пиццы, рядом стоял один стакан с разводами от сока и кружка с недопитым и уже остывшим шоколадным напитком. Проследив за взглядом матери, Кэсси неловко ответила:

— Ну да, погода не ахти, — и точно в подтверждение её слов на улице загрохотало с новой силой. 

Соня закивала, присаживаясь на краешек постели, волнистые локоны упали ей на плечи — Кэсси в этот момент увидела в ней не строгого генерала, а измотанную грузом долга и ответственности женщину. Ей захотелось приобнять и приободрить родителя, но эта идея показалась ей неуместной, и она не сдвинулась ни на йоту.

— Ты не празднуешь Валентинов день? — поинтересовалась вдруг Соня.

— А чего мне его праздновать? — буркнула Кассандра, нахмурившись и уставившись на свои руки. Она на дух не переносила беседы о мальчиках, и даже когда лучшая подруга трепалась об очередном парне, Кэсси поскорее переводила тему. С мамой такой трюк не прошёл бы, да и смыться, как в прошлый раз от отца, теперь было некуда.

— Ну, я подумала, что у моей красивой дочери могут быть ухажёры, — ненавязчиво сказала Соня, на что недовольная дочь закатила глаза, театрально приставив два пальца ко рту. Женщина добродушно зашептала: — Или, может быть, тайные объекты любви…

Был, конечно был! Но Кассандра никогда не произнесёт его имя вслух, не признается матери — никому! — в том, что с самого детства, с первых лет осознанности, отпечатавшихся в её памяти, он ненамеренно проник в её сердце и остался там навсегда. Никто не поймёт её, все окружающие посмеются, посчитав глупой влюблённой дурочкой, и осудят за выбор. Ведь где он — величественное создание, и где она — простая смертная? Настолько мимо и без шансов! Нормальные девочки выбирали мальчишек-одногодок или максимум парней постарше на пару лет — какая же была разница в возрасте с её объектом воздыхания, Кэсси боялась представить.

Она сглотнула встрявший поперёк горла ком, нервно перебирая пальцами ткань пододеяльника. Её веснушчатые щёки и мочки ушей запылали румянцем, губы сжимались и разжимались, а голова под собственной тяжестью опустилась вниз и чёлка заслонила часть лица.

— Ты знаешь, что всегда можешь довериться мне… — небесные радужки Сони стали ярче, в блике на червоточине зрачка заколыхалась животворящая вера. 

Кассандра колебалась, ей нестерпимо хотелось сбежать и в то же время поделиться хотя бы с одним человеком о своих чувствах.

— Есть один… — призналась она, зардевшись пуще прежнего и робко убрав чёлку за ухо. — Он… Немного старше…

«Лгунья! Наглая врунья!» — кричал кто-то в воспалённом разуме громогласным тоном, — «Старше! Ха! Да ты ему в прапрапрапрапра…» — продолжался монотонный отсчёт, — «…прапраправнучки годишься!» — с рёвом закончил голос.

— Учитель? — деликатно уточнила Соня, и дочь неуверенно пожала плечами. 

— Это не важно, мам. Я не тупая и понимаю, что между нами ничего будет, — она активно жестикулировала, лихорадочно перетащила свой длинный растрёпанный хвостик наперёд, цепляясь за его кончик, как за спасательный круг. — Это невозможно. 

— В нашем мире всякое возможно… — утешительно начала было женщина, мягко улыбаясь и протягивая ладонь к ладошке дочери.

— Нет, мам! — взбеленилась Кэсси, яростно замотав головой и одёрнув руку. Ей до жути не нравилось, когда с ней говорили, как с маленькой девочкой, давая ей ложные надежды. — Он намного старше, и вообще! Так не бывает. Максимум, который мне положен — дружба! Но мы давно не виделись, — ляпнула случайно она, но в пылу раздражения будто проигнорировала вываленную наружу зацепку, — и я даже не знаю, на что теперь ему гожусь! А вы с папой перестаньте лезть, куда не следует! — Кассандра смолкла, исступлённо сдувая спавшие на лоб мешающие пшеничные пряди и отворачиваясь, дабы утихомирить взбунтовавшееся от безысходности возмущение.

Шестерёнки закрутились в мозгу Сони…

Учитель… Давно не виделись… Намного старше…

Почему-то перед глазами женщины возникла высокая и статная, облачённая в божественные одеяния фигура. За широкой спиной её мерно покачивалась длинная серебристая коса, а зеницы плескались аквамарином моря, в который хотелось нырнуть… Она с недоверием покосилась на дочь, но Кэсси испытующего взгляда родителя не заметила, и внезапно по груди Сони разлилось согревающее тепло. 

Ну конечно! 

Фуджин был идеальным объектом для влюблённости. Лучше, чем бестолковый одноклассник, который может воспользоваться чувствами девочки и соблазнить её, затащив в постель, или высмеять, или ещё чего похуже… Да, смертные мальчишки не шли ни в какое сравнение с мудрым, бессмертным, сострадательным богом ветра, и будь Соня на месте юной девушки, тоже влюбилась бы в него. 

Женщина престранно озарилась, ощутив себя причастной, посвящённой в сокровенную тайну, пусть дочь и не до конца раскрыла её суть.

— Я тебя понимаю, Кэсси, — Соня всё-таки добралась до руки дочери и погладила в ободряющем жесте костяшки её пальцев. — Спасибо, что поделилась этим откровением со мной, — в благоговении благодарила она. — Ты у меня очень способная и взрослая девочка, поэтому свой потенциал не растрачиваешь на кого попало и заглядываешься на достойных мужчин, — её уголки губ дрогнули в притягательной улыбке, омолодившей её на десяток лет. Кассандра посмотрела на мать с прищуром и хмуростью бровей, пытаясь вникнуть в смысл сказанного. Не могла ведь она догадаться? — Любовь мой дочери — ценнейший дар. И я хочу, чтобы ты знала, что я уважаю тебя и твои чувства, — Соня осторожно приблизилась и коснулась лба дочери в упоительном поцелуе, что заставило Кэсси обескураженно поморгать, ведь проявления нежности были редки и почти чужды им. Женщина отстранилась, её прикосновение подушечек пальцев ослабло, а после и вовсе исчезло. — Прости, если лезу не в своё дело. Обещаю впредь держать рот на замке, — с этими словами она встала с постели и молча двинулась к выходу, покончив с темой личной жизни дочери, казалось, раз и навсегда. 

Кассандра недоумённо вытаращилась матери вслед и, намереваясь что-то сказать, издала нечленораздельный звук. В бардаке, царившем в помутневшем рассудке, она выцепила нужное предложение и резко втянула воздух, наполняя кислородом лёгкие, чтобы выпалить:

— Мам, погоди! — Соня замерла в дверном проёме и внимательно воззрилась на Кэсси. Она помедлила, прежде чем осмелиться произнести: — Я хотела попросить тебя кое о чём… — она покусала губы мгновенье и защебетала: — Я знаю, что ты очень устаёшь, и я не хочу навязываться… Но я подумала, что если бы ты… Ну, знаешь, подготовила меня к поступлению и всё такое… У папы плохо получается, а ты, ну, генерал, и могла бы обучить меня каким-то приёмчикам… Я хотела сказать, что была бы счастлива, если бы ты тренировала меня… — на выдохе кончила свою отрывистую речь Кассандра, позволив смятению опутать её по рукам и ногам. 

На короткий миг в комнате было слышно лишь частое сопение девочки и шум бури за окном.

— Тогда я буду счастлива потренировать тебя, тыковка, — ответила Соня, подмигивая дочери.

Кэсси расцвела, удивлённо взирая на просиявшую маму, пока она не скрылась за дверью.

А дождь продолжал тарабанить по стёклам весёлую мелодию, трескучие молнии извивались зигзагами в пространстве меж небом и землёй, и аккомпанировал им постепенно удаляющийся за горизонт грохот.