После возвращения трона Эмили прошла пара недель. Сначала горожане скептически отнеслись к сообщениям, что узурпаторша мертва и больше их не побеспокоит. Ведьмы, лишённые сил, крысами попрятались по подворотням, но рассерженные люди находили их. Следы магии не так-то просто оказалось скрыть, потому в первые дни становления законной власти Меган боялась показываться с борта «Падшего Дома». Обозлённые, напуганные и хотящие крови люди готовы сорваться на любом, кто выглядел подозрительно, а таковыми они назначали всех.

Они сбивались в стаи, в животном инстинкте рвали на клочки виновниц беспредела, устраивали чудовищные сцены самосуда, едва ли не разрывая женщин на части. Остатки стражи и выжившие смотрители применяли жёсткие меры, дабы прекратить этот беспредел. Законная императрица подмахивала суровые приговоры зачинщикам кровавых расправ, подключила газеты, чтобы об этом стало известно как можно большему количеству людей.

Ей претил такой подход, но сейчас, чтобы люди не устроили бунта, опьянённые свободой и возможностью расправиться с обидчицами, следовало напугать их ещё больше. По счастью, спустя неделю прибыла делегация из Морли, барон Виман с солдатами своего дома оказал страже поддержку, как людьми, так и финансами. И горожан удалось остановить на пороге, когда они пустились бы во все тяжкие.

И вот теперь, Меган Фостер сидела в кают-компании, глядя на пару бутылок крепкого виски, и ждала, когда из машинного отделения придёт механик. Попытавшись на днях запустить двигатель, услышала громкий «бум». Да, он и так нуждался в ремонте, но в глухой бочке корабля этот звук прозвучал особенно громко.

– Капитан, – из трюма показался мужчина, вытирающий ветошью грязные пальцы. Следы масла и ворвани, похоже, крепко въелись в его кожу, поскольку вытереть эти черные разводы не представлялось возможным, лишь слегка осветлить их. – Я подлатал немного систему сброса давления, но…

– Двигатель надо менять, – кивнула Меган, устало потирая переносицу.

– Надо менять всё машинное отделение, – невесело сказал тот. – А это всё равно, что новый корабль приобретать. Чинить там уже бесполезно, настолько всё изношено, что проще снять и выкинуть.

– Ещё одно путешествие старичок переживёт? – она оглядела задумчивым взглядом кают-компанию.

После пары месяцев оживлённых бесед, перепалок и обсуждений планов, здесь всё стало так пусто. Не слышалось бурчание Корво, не свистели клинки на палубе во время тренировочных боёв отца и дочери, даже присутствия сирены не ощущалось в необъяснимом чувстве тревоги. И это неожиданно навевало печаль, будто её все бросили, хотя на самом деле это не так.

– Милостью Чужого, может и переживёт, хотя я бы не стал рисковать, – пожал плечами механик.

– Ладно, спасибо за осмотр и ремонт.

Меган достала из кармана кошель и протянула мужчине за проделанную работу. Тот кивнул и ушёл гулко стуча сапогами. Капитан тяжело вздохнула и снова глянула на бутылки, взяла одну и пошла наверх. В порт лениво приплывали корабли, на улицах не протолкнуться от стражи Дануолла и войск Морли. Прохожие робко ходили по тротуарам, оглядывались, вздрагивали от свиста или резких звуков. Слишком мало времени прошло с тех пор, как Далилы и её ведьм не стало. Шок всё ещё не прошёл, люди ожидали ударов и боялись лишний раз поднять глаза.

Меган усмехнулась и бодро пошла к портовому кабаку. На удивление он работал все те месяцы, что Дануолл находился под пятой Далилы. Быстро миновав полутёмный зал, она поднялась на третий этаж, где были самые дорогие комнаты, и постучалась в одну из них.

– Войдите! – прозвучал скрипучий старческий голос, заставивший улыбнуться.

– Я вот пришла попрощаться, – сначала она просунула в комнату бутылку, чем изрядно подняла настроение Антона Соколова. Не рискнула соваться сама, чтобы не навлечь на себя её старческую отповедь.

Тот приоделся, купил новые вещи, сходил в цирюльню, где ему подстригли всклокоченную бороду, а вот с плешью уже поделать ничего не смогли.

– Парик не стали брать? – она откупорила бутылку и нашла в серванте пару старых стаканов, давно пылившихся на полке.

– А какой смысл? Я уже в том возрасте, когда производить впечатление несколько поздновато, – старик поправил длиннополый пиджак, расстегнул пуговицу на воротнике и буквально упал на стул.

Меган вымыла стаканы, тщательно протёрла их и разлила виски.

– Что ж, Антон, за тебя.

– И за тебя, ты мне скрасила несколько лет жизни.

Они чокнулись и выпили горячительный напиток. Приятное тепло разлилось внутри, обожгло горло и нос, затем Меган плеснула ещё порцию в стаканы.

– Ты всё-таки решил отправиться на родину?

– А почему нет? – пожал плечами Соколов, в раздумьях глядя на плещущийся алкоголь. – Открою картинную галерею, как всегда мечтал и, надеюсь, за оставшиеся мне годы ничего страшного с Империей не случится. А ты куда?

– Вернусь в Карнаку, – она отпила свою порцию и плеснула себе ещё.

– Я думал, ты останешься в столице.

– Нет, у меня с ней связаны… противоречивые воспоминания.

– У тебя или Билли Лерк?

– Вы подслушивали? – укорила она шуточно, хотя и не хотелось бы, чтобы он узнал о её прошлом.

Одному Чужому ведомо, как тяжело ей было сознаться во всём Корво с Эмили, как те смотрели на неё с желанием прирезать на месте. В тот момент она неожиданно поняла Дауда, назначившего встречу с императрицей. Она увидела тогда в их глазах всё: шок, боль, ненависть и обиду. Она столько времени была рядом, помогала, вывезла из Дануолла, и в конце оказалось, что капитан «Падшего Дома» когда-то была правой рукой того самого убийцы, разрушившего им жизнь. Тот день в Башне стал судьбоносным для них всех.

– Я давно это знал, ты как-то уснула в кают-компании за записями, и не удержался от любопытства.

– Помню, я дневник два дня не могла найти. А потом ещё удивлялась, когда это я принесла его на мостик.

– И ради чего ты хочешь вернуться? Дауд ведь до сих пор жив и он там, ведь так?

– Да, он там. И я хочу ему помочь, чтобы он ни задумал.

– Не понимаю я тебя.

– Да я сама себя не понимаю, наверное, просто хочу сделать это в знак уважения. Я когда-то его очень любила, а потом, как маленькая девочка, обиделась, что выбрал не меня, – откровение далось нелегко, больше пить она опасалась, чувствуя, что спиртное начало развязывать язык.

– Сирена… Моя лебединая песнь, величайшее творение после лекарства от крысиной чумы, – он сделал глоток виски и тут же отказался от следующей порции. – Возраст берёт своё, столько алкоголя вредно для желудка и печени, не хочу ходить с пожаром внутри.

– Смешно звучит, но все эти пятнадцать лет я вымаливала у него прощения. Представляешь, вымаливать прощения у убийцы?! А ведь он об этом даже не знал. Возможно, теперь настало время моей лебединой песни?

– Я не стану тебя отговаривать или же советовать что-то, но ответь себе на вопрос. Ты хочешь это сделать для него или для себя? И если для него, то ждёшь ли ты чего-то в ответ или же просто предоставляешь руку помощи.

– Если бы не он, я бы сгнила в канаве и никогда не стала бы тем, кто я есть или… была. И сейчас, видит Бездна, я понимаю его, почему он хотел искупить то, что натворил. Почему так отчаянно хотел спасти принцессу. Жалею только, что не поняла этого пятнадцать лет назад.

Она всё-таки сделала ещё один глоток и поднялась со стула.

– Бутылку оставляю тебе, а сейчас мне надо бы наведаться кое-куда.

Соколов только усмехнулся, закряхтел по-старчески и попрощался. А заглянуть следовало на чёрный рынок, ведь в Карнаке ей придётся вспомнить многое из прошлой жизни.

Эмили Колдуин, стоило только расчистить комнаты, тут же поспешила спрятаться в кабинете, впрочем, это не сильно помогало. Стук молотков, визг свёрел, крики бригадиров, строителей и инженеров находили её повсюду. Дворец восстанавливался и больше напоминал растревоженный улей. Хорошо, Далилу не интересовали бумаги, она просто разбросала всё по комнате, разбила лампу и витрины, где хранились памятные вещи.

Слуги быстро вычистили кабинет, и теперь Эмили с головой погрузилась в дела. Сокровищницу разграбили, большинство из золотого запаса увёз Лука Абеле, поскольку ведьме он был ни к чему. Она не собиралась править Островами, лишь хотела преобразовать их при помощи колдовства, логично рассуждая, что «там» у неё будет всё, чего она пожелает и даже больше.

Не высыпаясь уже которую ночь, девушка покосилась на остывшую чашку кофе. Как оказалось пятнадцать лет назад, она, будучи маленькой девочкой, была избавлена от всей этой бюрократии, а теперь вынуждена нести это на себе. Искать деньги, нанимать рабочих, лезть в долги, договариваться с видными семьями. По счастью, те, пережившие кровавый террор ведьм, не давили с процентами и давали в долг императорскому двору, пока все украденные средства не вернутся с Серконоса. Самым главным кредитором, конечно, оказалась Вейверли Бойл, и императрица была полна решимости расплатиться с ней, как только сможет.

– Эмили? – на пороге появился Корво, неслышно притворяя дверь. – Может, ты поспишь ради разнообразия?

– Ремонт ждать не будет, – ответила она, откидываясь на спинку кресла и потирая болящие глаза. – Сам говорил, дворец – это отражение государства.

– Не спорю, но ночь на дворе, – отец опустился в кресло напротив её стола и наставительно глянул на дочь.

– Днём тут слишком шумно, чтобы работать, потому делаю это ночью.

Корво вскинул бровь, внимательно глядя ей в глаза, которые прорезала сеточка красных воспалившихся сосудов. После того, как она убила Далилу, ей снились кошмары, и спала она от силы часа три, часто просыпалась, потому работала до изнеможения, чтобы потом просто отключиться и во снах видеть сплошную черноту.

– А тебе бы, наконец-то сесть на корабль, сам же говорил, Арамис Стилтон – не лучшая кандидатура для правления Серконосом.

– Прошёл всего месяц и…

– Папа, я справлюсь, – подалась вперёд Эмили. – Настало время каждому из нас идти своей дорогой. Я всегда буду тебе благодарна, за всё, что ты для меня сделал, но мне будет гораздо спокойнее за Юг, когда там будешь ты.

– Хорошо, действительно, глупо уже откладывать отплытие. Обещаю, завтра я сяду на корабль, но только при условии…

– Папа!

– Ты сейчас же откладываешь документы и идёшь спать!

– Может, ты мне колыбельную ещё споешь или сказку почитаешь? – возмутилась Эмили больше для виду, а не ради скандала.

– Если тебе это поможет заснуть даже укачаю.

Девушка схватила лист бумаги, смяла его в шарик, но Корво, улыбаясь, вскочил с кресла и был уже в дверях кабинета.

– Вернусь через двадцать минут, и если тебя не будет в кровати, я тебя за ухо отсюда вытащу.

– Ты невыносим!

Тихонько притворилась дверь, Эмили снова посмотрела на документы и поняла, что перестала что-либо различать из-за слезящихся глаз. Выйдя из кабинета, дёрнула мерцающую лампу, тут же загоревшуюся ровным светом. Дворец в состоянии ремонта больше напоминал огромный дом с привидениями. Раздавались зловещие трески, иногда осыпалась повреждённая штукатурка, через разбитые окна прорывался ветер с моря, неся с собой запахи соли и дыма.

Ведьмы оставили после себя большое наследство: заколдованные краски, еретические амулеты, кости, чёрный воск, обрывки волос, кучу вырванных зубов, небольшие склянки с кровью. Похоже, в случае массированного нападения, ковен готовился с помощью этого воздействовать на людей, задержать нарушителей, пока Далила рисовала проклятую картину.

Первым делом, конечно, сожгли её, оставшиеся в живых смотрители читали литании и молитвы, чтобы скверна ушла из дворца. Они чуть ли не ночевали здесь, окуривая ладаном каждую комнату и закоулок в желании прогнать из стен тёмное колдовство тётушки.

Спальню императрицы отремонтировали первой, здесь всё так же трещал камин, а огромная кровать была застелена свежим бельём. Пусть и прошло уже несколько дней, как реставрация покоев завершилась, но Эмили всё ещё было непривычно спать на мягком матраце, под шуршащим одеялом, пропитанным запахом крахмала. Не сжиматься, как на узкой кушетке каюты «Падшего Дома», а вольготно раскинуться.

Девушка потянулась, размяла шею и услышала вдруг спокойный мягкий голос:

– Я могу помочь расслабиться, – Виман стоял в дверях её покоев, улыбался только немного натянуто, но всё же подошёл ближе.

После того, как он прибыл с Морли, помог с восстановлением порядка, деньгами, заверил о лояльности императорскому дому, они почти не разговаривали. Молодой человек чувствовал исходящую от Эмили холодность, но списывал это на навалившиеся дела.

Императрица была рада, что он не давил, хотя ей до ужаса хотелось прояснить один вопрос, который так и обжигал нутро всё время, когда возлюбленный представал перед глазами.

– Эмили, давай поговорим, – он обнял её со спины, положил голову на плечо.

Девушке стало очень тепло и спокойно, но всё же буря негодования заставила через пару мгновений вырваться из кольца рук.

– Что случилось? Почему ты меня избегаешь?

– Как ты мог? – она обернулась, стараясь говорить холодно и не показать эмоций.

– Что я мог? Я не понимаю, Эмили.

– Я знаю о Лиге Защитников, знаю, что ты последние годы руководил ими и отправил по Островам на поиски Дауда.

Виман сглотнул, видимо, никак не ожидая, что это всплывёт. Конечно, его агенты были хорошо подготовлены, обучены, имели средства и связи, чтобы не попасться на глаза Эмили на Серконосе. Но всё же где-то они прокололись.

– Скажи мне для чего? Для чего ты захотел ворошить это прошлое? – её голос срывался, задрожал, но мужчина не опустил взгляд, не считая себя виноватым и не понимая, почему та злится.

– Я лишь хотел восстановить справедливость, убийца твоей матери должен быть наказан, ты сама не раз это говорила. А теперь обвиняешь меня… в чём? Что я хотел сделать так, как ты желала?

– Я просила тебя об этом? Я хотела вернуться в прошлое, которое с таким трудом похоронила? Я желала вернуться в тот ужас, с которым справилась только потому, что была ребёнком и многого ещё не понимала?

Её голос сорвался на обвинение, на глазах появились слёзы, та встреча в склепе всё ещё болью отдавалась в сердце. Может, она поступила неправильно, и до конца своих дней будет проклинать себя, но это – её выбор. И если бы не Далила с её переворотом, она бы жила себе и дальше, наплевав на то, как и когда скончался бы убийца её матери.

– Я думал, для тебя это важно. Ты столько говорила об этом, плакала, мечтала казнить его.

– Я просила тебя об этом? – с нажимом потребовала Эмили.

– Нет.

– Нет, – эхом повторила она. – Но, знаешь, что самое обидное Виман? Твоя Лига, как я узнала, нацелена на то, чтобы сохранить власть действующей императрицы, оберегать её от переворота. И что по итогу? Носясь по Островам за призраком моего прошлого, ты проворонил заговор, начавшийся три года назад. Ты бездарно растратил ресурсы своей организации ради мелочной мести, ради сомнительного подарка мне. О котором я не просила!

– Я хотел как лучше! – взъярился он. – Да, признаю, в своем желании найти Дауда, настолько ослеп, что не заметил врага, не уберёг от него, заставил пережить побег, бесчестье, а Корво пройти через это во второй раз. Но не считаю себя виноватым, потому что я это делал только из любви к тебе.

– Империя превыше всего, Виман, – холода в её голосе было сейчас столько, что мужчина вздрогнул, поскольку она никогда с ним так не разговаривала прежде. – И если ты желаешь сделать что-то мне во благо, помни, что я прежде всего – не Эмили Колдуин, а императрица Островов.

– Ты изменилась.

– Такие вещи, как предательство и государственный переворот, меняют людей, знаешь ли. И да, я встречалась с Даудом.

Лицо Вимана посерело так, что даже в оранжевых всполохах огня оно выглядело безжизненным и бледным.

– И что?

– Бездна скоро приберёт его к рукам, так что, надеюсь, впредь, ты будешь тратить ресурсы Лиги для более значимых целей. Уходи, я хочу спать.

– Эмили…

– Уходи, пожалуйста, сейчас я хочу побыть одна.

– Как пожелаете, ваше величество.

Он впервые обратился к ней столько официально, когда они остались наедине. Эмили душили слёзы, ей хотелось расплакаться, побежать следом и попросить прощения за резкие слова, но остановила себя. Она всё правильно сказала. Её долг и жизнь – это Империя, её благо и её процветание и только потом она может быть просто девушкой, которая рассказывает глупости, раскрывает душу и выговаривается тому, кому доверяет.

Надежное плечо отца долгие годы оберегало её от подобных мыслей, слов и решений. Настало время переходить на новый этап, переставать быть тенью Джессамины, а становиться собой, со своими ошибками и неудачами. Она никогда не забудет мать, но настало время наконец быть собой.