Его телефон пиликает. Донателло его игнорирует.

Его телефон пиликает снова, и он переводит взгляд на экран. В семье установилось новое правило относительно отправки ему сообщений: больше двух уведомлений требуют немедленного ответа, но всё остальное может подождать. На этот раз ему одно за другим пришло два сообщения от Эйприл: не спишь? и сразу за ним кое-что нашла — ты нужен мне тут.

Сейчас поздно. Сейчас так поздно, что уже рано — а если конкретно, сейчас где-то три часа утра. Конечно, он не спит. Он не спит, пока сон не станет необходимостью. Прошла всего пара недель с тех пор, как небо разверзлось и принесло апокалипсис, который удалось свернуть в самую последнюю минуту, и после этого он был очень занят.

Все жизненные показатели Лео передаются ему на телефон; его брат восстановился чрезвычайно быстро, даже для них, и Донни знает, что не в состоянии убедить его оставаться в медотсеке дольше. Но он продержит там своего близнеца столько, сколько сможет. Ему нужно столько данных о его сердцебиении и дыхании (к слову о его панических атаках), сколько возможно получить; он должен составить из этого хоть какую-то базу, от которой можно будет отталкиваться. И когда Лео выпишется, сделать это будет уже невозможно. Он готов насылать на прошлого себя чуму и египетские казни за снисходительно-насмешливое отношение к фитнес-браслетам, когда на них в прошлом году пошел чес, — прямо сейчас они оказались бы невероятно полезны. Но теперь нет ни шанса, что Лео позволит ему создать нечто с похожими функциями, не поняв их истинной цели. Сколько бы он ни прикидывался идиотом, в реальности его брат совершенно точно не дурак, и в имплантированном ему трекере между многофункциональностью и неубиваемостью пришлось предпочесть второе, так что в итоге устройство передает лишь данные о местоположении. В данном случае трекер не поможет; ему необходимо поскорее доработать альтернативное решение проблемы.

К слову, алгоритм, выстроенный на базе данных с трекера Рафа, готов; теперь он будет работать в фоновом режиме и посылать на телефон Донни уведомления, если Раф проведет слишком много времени вдали от любого члена семьи (восемь часов сна уже исключены из учета алгоритмом). Раф, может, и держится настороже, чтобы больше никому не навредить, но оставаться на расстоянии вытянутой руки остаток своей жизни — не эффективное решение; кроме того, такое существование попросту жалко. Все знают, что именно Раф обнимается лучше всех в семье, и сейчас нужда в этих объятиях выше, чем когда-либо, даже если Донни редко о них просит. (Объятия ему не нужны, и он их не хочет. Так бывает обычно, это правило работает и сейчас, когда Раф касается братьев с такой нерешительностью, что сердце разрывается на части. Пусть с этим работают Майки и Доктор Чувства; единственное, что нужно знать Донни, — это когда именно тыкать Майки в направлении Рафа.)

Майки, похоже, наконец начал исцеляться, и по сравнению с остальными вероятность получить честные ответы о его состоянии возрастает многократно. Шрамы и ожоги на его ладонях и руках, оставленные тем отчаянным порталом ради спасения Лео, зажили и зарубцевались, огрубели на ощупь. Его руки до сих пор дрожат — тремор стал частью рутины и время от времени, от переусердствования или просто если день не задался, усиливался — но даже эта травма показывает значительные улучшения, учитывая, что в первую неделю Майки даже вилку держать не мог. Он открыт и готов работать с Донни в аспектах лечения и сбора информации, и сам факт, что хоть что-то идет хорошо, или хотя бы движется в нужном направлении, — это такое облегчение.

(Не следует оставлять без внимания вероятность, что Майки угождает ему, чтобы самому присматривать за ним, и трафит его жажде собирать информацию из понимания, что сбор информации помогает ему успокоиться. Донни готов на равноценный обмен, пока этот обмен не встает на пути ухода за братьями.)

Он загружен — он завален — но кто-то же должен принять на себя обязанности по медотсеку в миг, когда их медику досталось больше всего; кто-то должен отслеживать ситуацию в целом; кто-то должен приложить руку и удостовериться лично, что исцеление всей семьи идет своим чередом или хотя бы ползет вперед, порой делая рывки или спотыкаясь, — как это всегда происходит в его семье; кто-то должен мониторить новости на предмет новых вторжений или любых других проволочек, где упоминаются крэнги, которые нельзя оставлять без внимания; кто-то должен оценить ущерб, нанесенный структурной целостности логова, и убедиться, что оно продержится до момента, когда станет возможно провести ремонтные работы; кто-то должен держать руку на пульсе всего происходящего, и, разумеется, этим кем-то должен был он. Больше никто не мог.

(Несущественно, что он не спрашивал ни о помощниках, ни о помощи и подними бы кто такую тему, он не потерпел бы возражений. Он в состоянии это преодолеть. Он в данный момент находится в процессе преодоления. Только посмотрите, как отлично всё преодоляется.)

Эйприл — одна из немногих, кто в полной мере понимает масштабы работы, которую он принял на свои плечи, — ну, как минимум, она единственная, кто пробегал глазами по массивам данных и полупрописанным алгоритмам, — так что она в точности понимает, как он сейчас загружен. Она не попросила бы его оставить свои обязанности, если бы находка не была важной.

Так что он отвечает — пять минут. — и встает. Ничто не взорвется, если он отлучится на часок; улучшенные протоколы новой собранной на скорую руку системы безопасности должны выдержать, или как минимум уведомить братьев, если в его отсутствие какие-нибудь вторженцы надумают учудить чего-нибудь; а кофемашине нужны новые фильтры. Он уже все использовал. Снова.

Он меняет боевой панцирь на джетпак, подбирает худи в символической попытке замаскироваться и направляется наружу.

— 4:58, 4:59… ого, а ты не шутил, — Эйприл заканчивает отсчет, когда Донни выходит из предсумеречных теней — не таких длинных, как еще месяц назад, но все равно достаточных, чтобы умелый ниндзя мог скрыться.

— Разумеется, нет, — обыкновенно Донни развлекла бы идея позубоскалить или хотя бы просто отшутиться, но последние недели не были обыкновенными, а он слишком занят, чтобы добровольно оставлять свои проекты надолго. — Что ты нашла?

— Я покажу, но это немножко на том конце города. Не самый близкий путь.

— Я надел джетпак, — сообщает Донни, только в ответ получает крайне сухой взгляд.

— Сейчас три утра, а народ стал дерганый. Хочешь, чтобы тебя заметили?

Он фыркает:

— Спасибо, Эйприл, я вполне осознаю ход времени. Более важный вопрос: твоя находка находится в жилой части города или одной из множества, множества эвакуированных зон?

Несколько секунд она молчит, обдумывая ответ, потом вздыхает, — признак его победы.

— В эвакуированной зоне.

Без лишних пояснений он протягивает худи ей — она понесет худи, он понесет ее.

— Я. Надел. Джетпак.

Она снова вздыхает, в этот раз с куда большим раздражением, и утрамбовывает худи в рюкзак.

— Ладно. Только не светись. Народ до сих пор остро реагирует на все ненормальное. Кто-то чуть не сжег здание, заметив там мутантских сереброрыб.

Запустив джетпак, Донни усаживает Эйприл, а в голове у него всплывает не заслуживший свою участь киоск для возврата DVD.

— Не могу не поддержать его решение.

Всего пара минут указаний, куда поворачивать, и короткого обмена фразами, и заметно ускоренное полетом путешествие заканчивается финальным распоряжением приземлиться рядом с кучей обломков. Обломков, выглядящих крайне инопланетно. Хром и пересохшие тентакли, давно сгнившие под нью-йоркским солнцем, и…

Она замечает, как резко напрягаются его плечи, и протягивает руку, чтобы успокоить его.

— Я уже все тут проверила. Все хорошо, — с этими словами она направляется к большой плите, плоско упавшей на землю, поддевает пальцами, после чего снова смотрит на него. — Не психуй, ладно? Тут уже всё сдохло. Было дохлым, когда я сюда пришла, и я еще убедилась, что оно точно останется дохлым, так что не психуй, — она следит за ним глазами, смотрит так, будто…

Будто он Лео. Как будто серьезный шок может заставить его разум отдать швартовы из пристани реальности, отправить кубарем в личный ад, пока тело силится вобрать воздуха…

Он ненавидит такие взгляды.

Он не Лео. Он не жертвовал собой, чтобы остановить апокалипсис. Он не застревал в Тюремном измерении и не становился личной грушей Крэнг Прайма. Он не вернулся домой забитым до полусмерти и не кричал во сне. Это Лео нужны забота и внимание. Донни в порядке.

— Я не «психую», Эйприл, — пренебрежительно отвечает он. Она берется за край плиты и принимается переворачивать ее. — Я хладнокровен во всех возможных смыслах. Физически, метафорически, душевно…

Плита грохает на другой бок, когда гравитация принимает ее из рук Эйприл, и под ней оказывается Крэнг-

тентакли в его руках в его ногах под кожей в его панцире в корабле есть сила в базе данных есть знание и приходит понимание что он больше не он и если он не сможет удержать свою целостность в разуме корабля то потеряется пропадет будет поглощен но он оторван от знания от силы от корабля но тентакли корабля всё еще в его теле в его разуме в его памяти они никогда не пропадали они никуда не уходили они ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ-

Щелчком разум возвращается в реальность и обнаруживает, что вне его присутствия тело отреагировало самостоятельно: поместило себя в качестве щита между Эйприл и крэнгом, активировало техно-бо и разожгло нинпо (он так и не изобрел оружия, которое навредило бы крэнгам, но это не остановило от его попыток, долгие ночи дежурств над израненным Лео он пытался измыслить способ справиться с ними, если они вернутся), принявшую форму огромной острозубой глефы, блокирующей их от вторженца захватчика убийцы Крэнга, ожидая от него малейшего движения. Ладони Эйприл крепко сжимают его плечи, и она практически кричит, пытаясь достучаться:

— Я говорила, я проверила, оно СДОХЛО…

И только тогда мозг Донни обрабатывает информацию, предоставленную глазами, и выдает нечто кроме изначальной инстинктивной реакции на панике, и он понимает, что смотрит на половину Крэнга. Если быть точным, левую.

Ох.

Адреналин ослабляет хватку на его венах, он немного оседает, и Эйприл отпускает.

— Ты со мной, мистер Хладнокровность?

— Я не психовал, — шипит он оборонительно. Он поступает как ученый и поддевает рваные останки Крэнга кончиком глефы, как будто эта хрень может укусить (и именно факт, что может, не позволяет адреналину окончательно выйти из кровеносной системы). — Это была идеально просчитанная и оправданная реакция на внешний раздражитель.

Она смотрит на него косо, но ничего не говорит.

Он замечает данный взгляд, но ничего не говорит.

Это перемирие, насколько можно растянуть определение перемирия.

Она молчит некоторое время — достаточно, чтобы он успел взять себя в руки (если бы ему было нужно, но ему это не нужно, потому что он полностью себя контролирует, спасибо огромное) — после чего открывает свой рюкзак и протягивает ему его худи, чтобы освободить место.

— Вообще-то это только часть того, что я хотела тебе показать.

— Неужели! И что же составляет вторую? Его правая половина? — ему не нравится истеричная нота в собственном голосе, но не то чтобы он мог ее спрятать.

— Могу сказать с уверенностью, что правая половина сейчас в Тюремном измерении вместе со второй половиной Технодрома, — спокойно говорит Эйприл, давая ему минуту, чтобы вообразить все прелести перспективы быть портяпнутым, а сама продолжает рыться в рюкзаке. — Ага! Нашла, — она вытаскивает колбу, наполненную голубой жидкостью, и кладет рюкзак в сторонке от Крэнга. — А теперь смотри, — присев рядом с трупом, она откупоривает крышечку, вытягивает руку и медленно наклоняет колбу, пока жидкость не начинает капать на Крэнга. От соприкосновения с каплями труп начинает шкворчать, и субстанция разъедает мясо и тентакли, оставляя после себя лишь дымок. Капля касается бетона под трупом и остается на месте, поблескивая в послеполуденном солнце. Это не кислота — она реагирует только с трупом и исключительно с ним — но тогда что…

Слыша стук пульса в собственных ушах, он резко подымает взгляд на Эйприл и не может не заметить ее крайнюю удовлетворенность проведенной демонстрацией. Хотя бы он в состоянии подавить лавину вопросов и выдать пулеметную очередь трех наивысшей степени важности:

— Что это, откуда оно у тебя, и сколько еще есть? Ответы. В именно таком порядке.

Она указывает на колбу рукой и улыбается, будто собирается предложить ее жадно внимающей публике всего за три небольших платежа в какие-то $49.99.

— Это — гербицид, над которым за закрытыми дверями работает мой колледж. Уверена, он нарушает некоторые законы об охране окружающей среды, но кроме этого он еще и уничтожает Крэнгов. Я подарила одной из них весьма уродливую подтяжку лица, а остальные использовала, чтобы извести гадов в подземке и не позволить им раздавить вас с Майки, — от упоминания конкретно данного интимного выдоха смерти на ушко его передергивает — а это был всего один случай за те сутки, и каждый выдался исключительным и незабывающимся; она продолжает. — В колледже сейчас организовали приют для беженцев, так что войти и выйти незамеченным стало в разы сложнее, но прошлой ночью мне удалось проскользнуть туда и прихватить с собой парочку. И я сфоткала заметки, которые там лежали. Решила, что ты сможешь сделать с этим что-нибудь полезное.

Она закупоривает колбу, выуживает из своего рюкзака еще одну такую же и протягивает обе Донни.

На мгновение он обездвижен, тело не может или не хочет брать их, а дыхание прерывается. У нее есть средство для уничтожения Крэнгов. У нее есть подлинный, настоящий, прошедший тесты изничтожающий Крэнгов состав, и она просто. Отдает его. Для использования на его усмотрение.

(Если бы он знал об этом несколько недель назад… у него было бы достаточно времени, чтобы пройтись в тот район и раздобыть больше из ее колледжа, что уж говорить о возможности воспроизвести состав и синтезировать больше, но если бы он знал…)

(Ну. Он знает теперь.)

После еще одной короткой паузы из его боевого панциря появляется механический хват, берет колбы идеально откалиброванным усилием и надежно прячет, после чего сам хват складывается секциями и скрывается. Донни едва может дышать. Это ведь автоматический процесс. Это должно происходить без осложнений. В данный момент осложнения наблюдаются.

Эйприл смотрит на него, приподняв бровь, после чего переводит взгляд на инопланетный труп у своих ног. Выудив из рюкзака третью — и, видимо, последнюю, раз данный состав выпускали ограниченной партией — колбу гербицида, откупоривает и опрокидывает на Крэнга, наблюдая, как плоть трупа шипит, шкворчит и исчезает под прикосновением гербицида. Пару секунд спустя там, где покоился Крэнг, остается лишь голый асфальт. Ни единого признака, что здесь была половина маньяка с замашками на геноцид. Исключая осколки корабля. Опытным путем опробованная баночка Прощай-Крэнг-Состава.

Донни наконец берет себя в руки, когда Крэнг исчезает (здесь нет никакой причинно-следственной связи или корреляции. Совершенно никакой.)

— Во имя Оппенгеймера, — выдыхает он, — если они вернутся, мы будем к этому готовы.

— Мм-хмм, — соглашается Эйприл, застегивает рюкзак и выпрямляется. — Я перекину тебе заметки.

— Спасибо, Эйпр…

— Завтра ночью.

— Эйприл!

Предательство.

— После того, как ты хоть немного поспишь. Не думай, что я не вижу мешки у тебя под глазами, Ди. Они такие огромные, что маска ничего не прячет, а это значит, что они слишком огромные. Я перекину тебе заметки, если ты немного отдохнешь, — она упирает руки в боки. — И поверь мне. Я. Проверю.

Он смотрит ей в глаза, взвешивая варианты действий. Он могу бы взломать базу данных колледжа, определить профессоров с наибольшей вероятностью причастности к работе над гербицидом, откопать их личные файлы, отсортировать данные и отсеять самое релевантное — всё это более чем входит в границы его возможностей, работы на одну ночь.

Или же он мог бы посвятить стремительно сокращающееся окно времени таблице Частоты и Остроты Панических Атак Леонардо, убедиться, что алгоритм Оповещения О Дистанции Относительно Семьи Рафаэля работает без осечек, вложить время и силы в Алгоритм Прогноза Состояния Рук Микеланджело, проведать Папу, глянуть прогресс поисков Кейси на предмет материалов, заботы о которых можно было бы без проблем снять с плечей других, отдохнуть достаточно, чтобы Раф или Майки могли бы поручиться за него, и получить информацию от Эйприл более простым путем.

И уже потом взломать базу данных колледжа, если этого будет недостаточно. Донни в основе своей дотошен.

Он тяжело вздыхает. Простое понимание, что его переиграли, не означает, что он обязан этому радоваться.

— Ладно. Я принимаю твои условия. Я посплю немного и получу заметки завтра на заходе солнца.

— Ты получишь их, когда я получу доказательства, что ты проспал достаточно, чтобы пройти проверку. Никаких ограничений по времени.

Даже его попытку насадить свои условия бесцеремонно отпинывают. Ему никак не выиграть в этой битве.

— Вздох. Согласен. Против воли.

— Мне большего и не нужно, — она закидывает рюкзак на плечо. — Пока я не ушла — в онлайне ничего не всплыло?

— Ничего за пределами обычной болтовни. Рассказы о похищениях инопланетянами, полубредовые теории о том, что произошло на самом деле, те же восемь размытых фотографий, которые выкладываются и репостятся так же часто, как и удаляются. Ни у кого нет никакой важной информации; похоже, никто даже не знает, что они называют себя Крэнгами. Я составил список самых нелепых названий, основанных на неточности и отсутствии креативности, и опросил мнения своих братьев — и Кейси. На данный момент лидируют Большие Боулинг-Баблгамы и Злые Головы с Острова Пасхи. Хотя, полагаю, на результаты опроса повлияло очарование Рафа аллитерацией, а еще то, что Майки грезил островом Пасхи с того момента, как узнал про него.

Эйприл улыбается:

— Запиши мой голос в группу поддержки баблгамов, — и возвращается к делу. — Мне тоже мало что попадалось. Как ты уже сказал, все те же бредовые теории и несколько фотографий. Все новое или уникальное удаляется с такой же скоростью, как и постится. Такое чувство, что эту тему жестко обрубают.

— Вполне возможно, — он рассматривал этот вариант, но не слишком углублялся — слишком много ресурсов задействовано в других делах, чтобы позволить себе зарыться в это. Приоритеты. — Я учту это и подкорректирую параметры, посмотрим, что они выдадут. Лучше копнуть глубже, чем охватить шире.

— А я буду присматривать за поверхностью. Спрошу у Кейси, может, он захочет прогуляться на небольшую разведку днем.

— Знаешь, — заводит Донни, надеясь отвести огонь от себя, — Кейси живет по нашему графику, но еще и успевает помогать тебе на поверхности. Я еще не видел, чтобы он спал.

— М-мм, — она мотает головой, тут же пресекая его поползновения. — В любой момент, когда только ни будет перерыв, моргнуть не успеешь — он уже задремал. Уверена, это у него привычка после апокалипсиса, — пауза. — Но вот тебя даже на полчасика не загнать, поэтому прежде чем ты получишь от меня хоть что-нибудь, я устрою проверку.

Донни издает фрустрированный звук глубью горла. Он прекрасно понимает, что это в ней говорит Характер Хорошей Старшей Сестры, но порой она знает его слишком хорошо для его собственного удобства.

— Ладно.

Он разворачивается, чтобы идти домой. Замирает, смягчается. Они всё еще в эвакуированной зоне, до квартиры ее родителей расстояние приличное. Тут до сих пор тревожно, не знаешь, чего ждать. Народ, как она любезно напомнила, дерганый.

— Тебя подбросить домой?

— Не, я сама, — просто, как будто она только что не испарила труп Крэнга нелегальной жидкостью с таким видом, будто это была рекламная акция. Эйприл, как она есть. Она разворачивается и машет через плечо. — Когда вернусь — напишу. Дважды, чтобы ты взглянул.

Раньше она никогда не отписывалась о прибытии — разве что после особенно динамичных ночей, когда многих ранило или потрепало каким-либо иным образом. Теперь же у них существует отдельный групповой чат с постоянными уведомлениями, кто куда отправился и успешно прибыл. Это, похоже, тоже привычка после апокалипсиса, даже если, слава богам, этот апокалипсис был успешно урезан.

Он тоже подымает руку в знак прощания.

— До завтра, когда ты вышлешь мне заметки! — пауза. — А может, и раньше, если что-нибудь случится.

— Ага, уговор. До скорого, Донни.

Он дожидается, пока она завернет за угол, и только после этого сливается с тенью. Он не следует за ней напрямик — она же не стала пользоваться им как такси, в конце концов, и доказала, что более чем способна за себя постоять, — но он идет извилистым параллельным путем, перемещаясь от тени к тени, бегло сканируя окружение между кварталами. Ее путь чист; пронаблюдав, как она заходит в здание, он ждет, пока не получит два сообщения одно за другим: спокойно дошла домой и сразу за ним ПОСПИ СЕДНЯ. Он отвечает быстреньким раз ты так хочешь и снова погружается в тени, дожидается безопасности эвакуированной зоны и только там разжигает джетпак и направляется домой.

Лишь добравшись до логова и до кухни, он вспоминает: фильтры для кофемашины. С еще одним фрустрированным стоном он открывает шкафчик с пустой надеждой, что несмотря на его безукоризненную наблюдательность один фильтр там завалялся.

Вместо одного завалящего он обнаруживает новенькую пачку.

Моргнув, он снимает с полки пластиковую стяжку и инспектирует. Кто-то другой входит, он оборачивается — и его встречает улыбающееся лицо Кейси Джонса.

— Хей, ты вернулся! — в его голосе до сих пор звучит нота удивления, как будто он всё еще не привык видеть Донни рядом. Или живым.

Ну, прошла всего пара недель. Наверняка не привык.

— У тебя закончились эти штуки, а Мастер Сплинтер сказал, что без них машина не будет работать, так что я нашел пачку поблизости и принес! — поясняет Кейси с неугасающей улыбкой. В конце концов, когда восстановление города приблизится к завершению и будут сняты ограничения на проживание, им придется взять на себя труд объяснить ему принцип работы экономики, основанной на чем-то, кроме бартера. Очевидно, именно они на пару с регулярными поставками кофе первыми отдали концы в умирающем мире.

А сейчас Донни настраивает машину, чтобы она выдала ему напиток самой темной прожарки, что есть.

— Кейси Джонс, в данный момент ты на второй ступеньке пьедестала моих любимых людей, — объявляет он. После сегодняшней научной демонстрации и подарка с собой Эйприл сложно переплюнуть. Улыбка на лице Кейси снова не спадает, и снова Донни испытывает это странное, сбивающее равновесие чувство, что пацан знает его лучше, чем Донни сам понимает. Он должен быть благодарен — за то, что Кейси помог им отвратить апокалипсис, и за фильтры для кофе — и он благодарен, но некоторое неприятное понимание пятнает это чувство. Он не знает Кейси достаточно, чтобы сказать, искренняя эта улыбка, или же это маска, или чего Кейси ожидает от него — теперешнего него, а не давно погибшего будущего него, которым он, как ему хочется надеяться, никогда не станет — и эта лакуна в знаниях мучит его, как выдранный зуб.

Но недостаточно, чтобы приложить усилия к заполнению этой лакуны. У него сейчас есть куда более высокие приоритеты. Например, благосостояние братьев или постановка нелегального гербицида на вооружение.

Он не дожидается, чтобы кофемашина нагрелась достаточно — даже если к тому моменту, как он доберется до этого кофе, он будет холодный или превратится в мокрую массу — это всё еще будет кофе. Это единственный фактор, который имеет значение.

— Если буду нужен, я в лаборатории, — он направляется в сторону лаборатории, но останавливается в дверях. — Постарайтесь избежать ситуаций, в которых я буду нужен.

— Хорошо, — Кейси как будто медленно ворочает что-то в голове, и… — Я могу помочь, если хочешь, — ага, вот и оно. Кейси утверждал, что раньше помогал своему будущему «дяде Телло» в его лаборатории, но здесь это ничего не значит, и пусть эти предложения не насаждают, Донни уже бесконечно устал их отклонять.

— Ты можешь помочь нашему дорогому Анджело, когда он проснется. Ему понадобится вторая пара рук, — алгоритм прогноза готов только отчасти, но всё равно он показывал, что сегодня будет не лучшим днем. Отдав указания и решив не дожидаться ответа, он спешит к лаборатории, уже гоняя в голове россыпь возможностей для изменения гербицида и выбирая ту, что гарантирует успех. Сегодня главное — рутина, а также продолжительная дрема, на которую он согласился против воли; завтра начнется настоящая работа.