— Ты должна беспрекословно слушаться, ты же понимаешь? Никаких пререканий. — Первого искренне увлекла эта идея, и он хотел убедиться, что Гоуст не сдрейфит на полпути. Девушка села на кровати и робко прихватила свой левый локоть другой рукой. Она всегда делала так, когда волновалась.

— Да, но… если что-то вдруг пойдёт не так?

— А ты мне не доверяешь? — Первый сел напротив Гоуст и пытливо прищурился.

— Доверяю.

— И чего ты тогда боишься? Всё же под моим контролем. Я не буду, как ты говоришь, “жестить” на первый-то раз. — Он успокаивающе взял её за руку и мягко улыбнулся.

— Ладно. — Гоуст застенчиво улыбнулась в ответ.

Первый потянул её за указательный пальчик и махнул головой в сторону пола:

— Встань на четвереньки.

Девушка нерешительно слезла с постели, опустилась вниз и упёрлась в пол руками. Она подняла голову и выжидающе посмотрела на Первого снизу вверх. Мужчина сел на краю кровати, а затем сделал ленивое круговое движение кистью:

— Покрутись.

Гоуст начала неторопливо переставлять колени так, чтобы случайно не встать на собственные волосы, которые изумрудным водопадом спадали с оголённых плеч до самого пола. Наблюдая за ней, Первый тихо посмеялся и в этот момент почти ощутил себя ребёнком, дорвавшимся до игрушек. Всё это не было похоже на полноценную ролевую игру, скорее, на неловкую попытку. Элементы господства и подчинения так или иначе проявлялись в их сексуальной жизни и раньше, но это никогда не имело столь официального обозначения, как сейчас. Тем не менее настрой Первого был скорее шутливо-поверхностным. Он был готов к тому, что Гоуст в любой момент “сорвёт спектакль”, не выдержав непривычного эмоционального напряжения. То, что она согласилась поиграть, ещё только полдела.

— Ну-ка, погавкай. — Первый оскалился, вспомнив эту достаточно мемную фразу.

— Блять, ты угарае… — Гоуст нервно посмеялась, но не успела договорить, как Первый прервал её на полуслове:

— А-а! — Он угрожающе помахал указательным пальцем. — Ты должна обращаться ко мне “господин”.

Господин, блять, ты угараешь? — чуть более агрессивно, но настойчиво повторила Гоуст. Её улыбка стала напряжённой, а пальцы рук бессознательно поджались в кулаки. Она сама не знала до конца, шутка всё это или нет, потому внимательно смотрела на лицо Первого, в особенности в его тёмные глаза, чтобы понять уровень серьёзности происходящего. Однако мужчина протянул руку к её голове и грубо надавил на макушку:

— Мне не нравится твой тон. Смотри в пол, когда говоришь со мной. И задай свой вопрос правильно.

Гоуст напряглась всем телом, уставившись на торчащие костяшки своих пальцев. Ей не нравилась настолько приказная манера, но она ведь сама вписалась в эту авантюру? “Назвался груздем — полезай в кузов, всё-таки.” Гоуст собралась с мыслями и чуть серьёзнее начала заново:

— Господин, мне что сделать? — Её вопрос всё ещё сквозил пренебрежением к этому наигранному послушанию, но Первый пропустил это мимо ушей в качестве первичного штрафа.

— Погавкай, — спокойно повторил он и облокотился на руки, отведя плечи назад.

Гоуст слегка подняла голову и чересчур внятно протявкала:

— Гав-гав!

Первый в голос рассмеялся:

— О Господи, это что такое? Ты что, собачка из детского мультика? Это никуда не годится. Давай, постарайся как настоящая. Голос!

Его смех слегка разрядил напряжённую атмосферу, и Гоуст решила просто сосредоточиться на своей задаче, абстрагируясь от сопровождающего контекста. Она вдруг вспомнила фильмы BBC, которые часто смотрела фоном, но вместо собак подумала о волках, плетущихся по бескрайним снежным равнинам. Гоуст попыталась спародировать именно волчий вой, который и объединял всех псовых. И, на удивление, у неё вполне сносно это получилось для первой попытки.

— Вы только посмотрите, как эта сука хочет, чтоб ей отлизали! — с кривой улыбкой ехидно прокомментировал Первый.

Гоуст смутили его слова, и она отвела взгляд в сторону, чуть покраснев.

— Угум-м, — оценивающе продолжил он, — хорошая девочка.

Мужчина похлопал себя рукой по бедру:

— К ноге.

Немного колеблясь Гоуст всё же подползла ближе к его коленям. Первый нежно почесал её затылок, а затем бережно заправил прядь волос за ухо, протяжно повторив:

— Хоро-о-ошая девочка.

Он провёл рукой по линии её челюсти и, прихватив за подбородок, наклонился к ней. У Гоуст было милое и аккуратное лицо. Невысокий лоб, маленький изящный носик и большие зелёные глаза с разрезом по восточному типу. Гоуст не была очевидной азиаткой, в ней преобладали европейские черты, но кто-то в их семье однозначно украсил переплёт её образа восточным тиснением. К тому же, Гоуст придерживалась популярных нынче азиатских бьюти стандартов и покупала дорогущую корейскую косметику. Гоуст любила все эти многоступенчатые процедуры с масками и сыворотками. Для неё это был не только способ следить за своей внешностью, но и часть ежедневного ритуала для ухода внутреннего, своего рода медитация и способ собраться с мыслями. Она обычно пользовалась минимумом декоративной косметики, потому что и без этого её кожа выглядела отлично.

Первому нравилось её лицо. Наверное, Гоуст даже могла бы стать неплохой моделью, если бы подалась в эту индустрию. Но это не было тем, чего Первый желал бы для Гоуст. Модельный бизнес сожрал бы её тонкую поэтическую натуру с потрохами и камня на камне не оставил бы. Поэтому он был рад, что Гоуст сейчас сидит на полу голая перед ним, а не перед каким-нибудь разжиревшим модельным спонсором. Чего он не сможет дать ей, что сможет дать кто-то другой? “Вот именно, блять.”

Он посмотрел на чуть приоткрытые влажные губы Гоуст и хотел было поцеловать её, но вовремя вспомнил про их маленькую игру. Его ход сейчас совсем не предусматривал таких нежностей, так что мужчина отстранился и демонстративно-равнодушно скомандовал:

— Принеси мне воды.

Девушка начала подниматься, но Первый вероломно придавил её плечо ногой, заставляя снова пригнуться к полу:

— Ползком-ползком!

Гоуст ошарашенно посмотрела на него, но прикусила то, что хотело сорваться с языка. С недовольным шумным вздохом она терпеливо вновь встала на четвереньки и поползла в коридор. Первый уставился на её медленно удаляющийся голый зад и только сейчас обратил внимание на свой привставший от возбуждения член. Он мысленно вернулся к тому, с чего всё началось и ради чего всё затевалось. 

Если Гоуст продержится и отыграет роль от корки до корки, ему ведь придётся ей отлизать? “Чёрта с два.” Однако не в его стиле бросать слова на ветер. Первый редко что-либо обещал и обычно изворачивался как аспид, именно потому что был склонен выполнять то, о чём договорились. “Не хочешь быть должником — не обещай”, такое было у него правило. Он думал просто взять Гоуст на понт сегодня, но неожиданно не прокатило, и теперь ему придётся делать то, что он принципиально не делает. Первый считал куннилингус практикой, унижающей мужское достоинство. “Я же не каблук какой-нибудь.” Помимо этого он действительно никогда этого не делал и имел в этом нулевой опыт, а Первый очень не любил что-то не уметь и в чём-то не разбираться. С другой стороны, Гоуст тоже никто не лизал, и в этом плане они, вроде как, были в одних и тех же эмпирических координатах. Он не знал, как это делать, — она не знала, как это должно быть сделано. Как минимум, он в курсе, где находится клитор, а в этом и заключён весь фокус-покус. “Да что там сложного может быть?” 

Их отношения с Гоуст всё же стали серьёзнее, чем он рассчитывал. Казалось, она подошла к нему только вчера, и вот они уже как год живут вместе. Он такой срок даже не встречался ни с кем раньше, не то что совместно проживать. “Джиа выделяется среди остальных, потому что я выбрал её. Потому что Я её выбрал — она особенная. Я ведь не собираюсь лизать теперь всем, верно? Наши отношения достаточно устойчивые, а Джи не склонна трепаться об интимных подробностях всем подряд. Вряд ли она вообще с кем-либо такое обсуждает,” — продолжал мысленно торговаться с собой Первый, пока Гоуст ползала за водой.