Ноябрь. Первый год. Чидзуру и Аджисай - 14 л. Кимимару - 14 л.

Оказалось, что все обучение, которое может предоставить Изуру - это четырехмесячный курс бойца в его отряде. За это время новичку выдавался шин-гунто, короткий меч из прочакренной стали, и деревянный синай для тренировок. Вот им-то и полагалось лупить сначала мешок с опилками, а потом своих товарищей на спаррингах. Навык владения мечом для наскоро набранных самураев был основным. Потом, натренировавшись с синаем, считалось, что новобранец может применять и настоящий клинок. У Чидзуру такой подход вызывал двоякое чувство: с одной стороны, ей это нравилось. У Хьюг меч был редкостью, он оставался у тех, кто проходил когда-то государственную военную службу, но в клане не было принято носить катаны. С другой стороны, человек, который принес ее саму и ее сестру когда-то в свою родовую деревню как диковинку из дальних земель закололся потом именно таким мечом, оставшимся у него после армии. Чидзуру никогда не знала своего благодетеля, но вышло так, что и она получила сейчас такой же меч, что и он в свое время. Такие совпадения пугали. Кроме того им с сестрами полагались особые "усиленные тренировки" с мечом. И вовсе не потому, что второй офицер Изуру их любил. Три четверти его отряда не умели читать, а Кира Изуру считал, что самурай должен быть образованным, поэтому, когда всех отправляли изучать программу начальной школы, оставшихся грамотных гоняли на фехтование, чтобы те не расслаблялись. Для Чидзуру это казалось лицемерием, потому что из уроков истории она знала, что настоящих самураев лишили привилегий шестьдесят лет назад, да и не осталось уже никого из них. Ну, кроме таких людей, как Изуру, у которых, может, и сохранился чудом и передаваемый из поколения в поколение особенный дедушкин меч, и, наверное, оставалось наследное золотишко. В то, что сделанная на заводе сабля, может, даже из вторично обработанного чакрометалла, того самого, который сестрица Ханаби за миску сытного бульона помогала искать Ируке в горах железного хлама, была так же хороша, как старинный фамильный меч, Чидзуру не верила. Просто теперь "понадобились" самураи, и их стали набирать из кого попало. Вот даже и ее сделали "онна бугейся", сделав вид, что забыли о том, что много лет назад ликвидировали это сословие, а заодно и почти устранили разницу между самураями и шиноби.

Спустя две недели такого обучения и тренировочных боев ребят стали обучать пропускать чакру через чакрометалл. Это и была единственная и главная техника новых самураев. Никаких рассказов и фантазий о том, что с мечом нужно помедитировать, понять то оружие, которое тебе служит, настроиться с клинком на одну волну и узнать его имя, и в помине не было. Это были не фамильные мечи, а куски штампованного железа, которые нужно было прочакрить, а потом эту сконцентрированную чакру выпустить по мишени. Выполнила? Повторить. И так до автоматизма. Сконцентировала чакру? На при - цел! Огонь. Потом еще десятки долбанных раз.

Чидзуру иногда спрашивала Ханаби, как та справляется с этим гребанным прочакриванием сабли. Выяснилось, что у сводной сестры выходит, только не совсем так, как положено, просто инструктор отчаялся и забил на неспособную курсантку. Она, действительно, пропускала чакру через железо, но по привычке всю силу вкладывала в острие, как когда-то в кончики пальцев. Хьюга выполняла технику неправильно, но колола врагов острым концом. Переучиться она не могла, хоть ей и объясняли, что при таком способе меч скоро даст трещину, и случится это в самый неподходящий момент. Не сказать, чтобы Ханаби сильно из-за этого переживала: удары-то ей все-таки засчитывали. Хуже было с другими дисциплинами.

До службы во взводе Киры Чидзуру подозревала, что Хьюга - клан своеобразный, но еще не знала, насколько. Оказалось, что всех будущих шиноби учат мерцающему шагу, а ее приемная родня этому не уделяла никакого внимания, и из-за специфики образования близняшки в этой области отставали. У Ханаби при попытке использования шуншина получался только болезненного вида бег на цыпочках, и инструктор, проржавшись от вида новобранца, забил на нее.

С одной стороны, Чидзуру хотелось в чем-то обойти клановых детей, и теперь рыжая поняла, почему ей никогда не преподавали мерцающий шаг: все образование было подстроено под специфику клана Хьюга. С другой стороны, за Ханаби было обидно. И не только из-за мерцающего шага, но и из-за так называемого "кидо". Для кидо, этих "самурайских техник", нужно было совсем уж много условий: во-первых, чтобы чакрососуды, проходящие возле горла, были здоровы и правильно работали. Чидзуру и Аджисай по этому критерию проходили, а Ханаби нет. Второе условие вызывало трудности уже у всех, кого Кира Изуру своим обучением решил за пару месяцев превратить в самураев. Большая часть заклинаний хадо была связана со стихиями. Техники так и назывались: "выстрел красного огня", "двойной залп синего пламени", "белая молния". Только не вышло у Киры из наспех набранных крестьян, которые шли в армию из-за того, что там платили больше, чем на фермах, сделать настоящих бойцов, и даже успехи у отдельных людей, обладающих родством с огненной стихией, были весьма скромными.

Несмотря на то, что на тренировках кидо "заклинания" у всех получались через раз, Ханаби все равно чувствовала себя поисковой собакой при отряде Киры. От четвероногого помощника ведь не требуют, чтобы она умела все то же, что и человеческие оперативники? Хана знала, что ее вербуют в отряд и кормят, чтобы она искала мины. Как девочка бегает шуншином и насколько бездарна в кидо, никого не волнует. Не затем ее брали. Белоглазая должна искать взрывные печати, разряжать ловушки и еще принести много денег на чунинском экзамене для своего господина Изуру-самы.

Вторым "настоящим самураем" считала Чидзуру юношу-альбиноса из их отряда. Иногда она задумывалась: отчего же можно так поседеть? Стихийных способностей у него тоже не было, поэтому его, как и Чидзуру, было почти бесполезно учить кидо. У Кимимару мечей было два, что роднило его с историческими самураями, а не вновь набранными. Первый клинок был стальной, такой же как у всех, а второй был из кости, странный даже для этих мест. Необычный костяной меч и оказался тем, благодаря чему молодые люди познакомились.

- Это ведь кость, да? - Спросила она, показав пальцем на меч.

Кимимару заинтересованно посмотрел на нее в ответ а затем сказал:

- Да, наш род когда-то славился этим искусством. - Что случилось с его родом потом, он не объяснил.

- У нас в старинные времена очень много охотились, больше, чем сейчас, и мы добывали много кости. - Произнесла девчонка.

Взгляд альбиноса потеплел, будто он вспомнил что-то родное.

- А откуда ты? - Поинтересовался он. Чидзуру почему-то решила сказать правду.

- Мы с сестрой вообще-то не знаем. Один господин привез нас к себе в родное село, когда мы были совсем маленькие. Это ... из-за глаз. - Призналась она и сдвинула очки на лоб.

- Вот оно что... - Понял Кимимару. - Значит тебя тоже сажали в клетку, как редкого зверя, да?

- Что? - Ответила девушка вопросом на вопрос, совсем растерявшись.

- Ну, в такую, с деревянными прутьями и отверстием, чтобы давать еду. - Объяснил Кагуя.

Чидзуру не поверила своим ушам, замолчала.

- Нет. - Ответила она. - Меня свозили в город, там выяснилось, что у глаз просто цвет необычный и ничего больше. Родня даже расстроилась. Я думаю, они ждали от меня каких-то баснословных техник и талантов, а ничего не вышло. Меня, конечно, наказывали, только в клетку не совали. Я все-таки не зверь... да и они тоже. - Сказала девушка и тут же, осунувшись, вспомнила свое настоящее имя.

Кимимару посмотрел на нее недоверчиво и произнес: "Счастливая ты".

Он завидовал Чидзуру, что те, кто ее воспитывал, один раз отвезли ее куда-то и поверили городским врачам, что ничего необычного в ребенке нет.

- Мне просто объясняли с детства, что ничего, кроме печатей и призывов мне не светит. - Рассказала рыжая о своих обидах на родственников, чтобы Кимимару не думалось, что жизнь ее была одна сплошная радость. - А по клановой деревне я свободно ходила.

Только вот Кимимару скромные способности его новой знакомой вовсе не казались большой проблемой.

Чидзуру обещала после тренировок показать юноше, как выделывают кость у них в племени. А Кимимару решил, что встретил клан кострезов, которые не сажали людей в клетки за то, что у них особые техники. Любопытство взяло над юношей верх, и Кимимару пришел на встречу, а Чидзуру притащила здоровый свиток, в котором по виду было запечатано что-то тяжелое.

- Ну, открывай, - нетерпеливо попросил он. Свиток был распечатан, и там Кагуя увидел доспех из костей чакроживотных. Соединенные в несколько рядов прочакренные кости должны были хорошо защищать и от стрел, и от сабельных ударов. Чидзуру перехватила взволнованный взгляд товарища.

- Что, хочешь увидеть, как они смотрятся на воине? - Спросила девушка. Кимимару хотел. Место, из которого прибыла его новая подруга, ему все больше и больше нравилось. Родственники Чидзуру искусственным образом догадались использовать прочакренные кости для защиты, то есть делали то, что с ним происходило совершенно естественно. И доспех был хорош. Особенно, когда Чидзуру в него облачалась. У Кагуи в племени не было никого, кроме него, кто бы мог так управлять костями, изменять их рост... Рыжая девушка в костяных доспехах казалась ему такой, какой могла бы быть его сестра, если б людей с проявленным улученным геномом в его племени было больше.

- Мне не слишком-то жаль моего клана, - признался Кимимару. - То, что они были хорошие мастера, вовсе не самое главное.

- Мне, наверное, сильно повезло, что в моем племени много людей с необычными глазами. Для них я просто странненькая. - Ответила девушка.

Слова Кимимару "посадили меня в клетку, как зверя", обожгли Чидзуру воспоминанием о том, как к ней относилась ее настоящая семья из-за суеверия, что в паре близнецов старший - демон. Несмотря на то, что какое-то время приемная родня обходила тяжелые вопросы стороной, рыжая девочка все равно узнала правду, что от своих родителей она получила только одно имя: "Чикушо", что значило "животное, скотина". А уже в клане, который принял ее к себе на воспитание, ребенка переименовали по созвучию во что-то более красивое.

Чидзуру-Чикушо романтизировала свое прошлое, и ей не хотелось вспоминать, как непросто было приживаться в семье, в которой все знают, что ты чужая. Раздражало ее и то, что ей часто напоминали: она должна быть благодарна за то, что после самоубийства главы клана ее с сестрой не вышвырнули.

"Напоминать о таком двенадцатилетним девочкам было, пожалуй, жесткостью, только все равно не такой, как запереть на много лет в клетке", - подумала Чидзуру.

Молчать, когда Кимимару-сан рассказывает о себе, становилось совсем уж неприлично.

- Меня они даже учили, хотя были не должны. Говорили, что я должна приносить пользу, а без учебы это невозможно. Хотя не сказать, чтобы я уж очень способная... Скорее, это от меня ждали очень много. - Вспоминала девушка о своем прошлом.

Кимимару завистливо цокнул языком и посчитал, что держали "улучшенно-геномную" и в общем-то бесполезную для племени девчонку как-то уж слишком вольно. Хотела того Чидзуру или нет, но она возвращала Кагую в те времена, когда его собственный клан был жив.

- А пошли удить чакро-черепах! - Позвал ее Кимимару. - Разделаем их, добудем прочакренные панцири...

У Чидзуру загорелись глаза от предвкушения и азарта. Девушка такого романтичного предложения еще не получала! Что может быть увлекательней, чем поохотиться вместе с интересным юношей, искать вместе с ним добычу, потом разделать ее... А из черепахового панциря потом вполне можно сделать по рукоятке для хорошего ножа для них обоих или палочки для еды, мечту любой куноичи, и вовсе не из-за дороговизны материала, а из-за того, что такие палочки сохраняли чакропроводимость и были незаметным оружием. Конечно, как девушка вспомнила Чидзуру и об изящной работы черепаховых гребнях, вспомнила и сразу расстроилась: ее ведь обрили, как она сюда приехала, из-за того, что здесь везде, куда взгляд не кинь, грязь непролазная, так, что крепить черепаховый гребень мечтательной девчонке еще долго будет не к чему.

- А вдруг мы поймаем говорящую чакро-черепаху, здоровую такую? - Уже фантазировала о будущей рыбалке девчонка.

- Как же! С нашими-то снастями! - Сомневался Кагуя. - А ты веришь в говорящих черепах?

Чидзуру кивнула и подумала, что в говорящих журавлей ей поверить пришлось.

Они устроились на пирсе, сильно холодало ноябрьским поздним вечером, когда только ребята и могли отправиться на свою шинобскую рыбалку. До двух подростков на речке никому не было дела.

"А может ну их, эти прочакренные кости да панцири?" - Думала постепенно дрогнущая от холода Чидзуру и вспомнила, что ее ждали дома у наставника, где было спокойно и относительно тепло, а у нее было место у очага и ее миска каши, которую наверняка уже слопали ее сестры. Но ведь она уже согласилась на ночную рыбалку!

Ребятам после смены еще надо было достать приманки да и снастей: своих у них тоже не было, поэтому пришлось бежать к "придурочному" Ируке и просить у него, потому что подростки знали, что у него легко разжиться нужными вещами хотя бы на время. Кагуя ни к какой рыбалке заранее не готовился, это было ясно. Просто он встретил человека, который тоже прется от обработки костей чакро-животных. А такую девушку, решил альбинос, упускать нельзя. Вот и пришлось ему доставать все необходимое для рыбной ловли у гребанного Ируки.

Ночь надвигалась, Чидзуру все сильнее мерзла и клевала носом, но просто так уходить без добычи не собиралась. Кагуя думал о том, что бы могли значить ее слова о том, что она хочет наловить говорящих чакро-черепах? Ей что, мало собственных призывов? Ее не научили гордиться собственными техниками? Или она так сильно комплексует из-за слабости, несмотря на то, что эта девчонка - опытный призыватель?

Кимимару не мог этого понять. Своими техниками он был доволен и не знал ответа на вопрос: зачем Чидзуру травит себя несбыточными ожиданиями и ждет, что на обычной рыбалке с первого раза им попадется чакро-черепаха, которая захочет не съесть их сама, а заключить с ними призыв? Кимимару хватало дзюцу его улучшенного генома, и он считал призывы уделом трусоватых и слабых шиноби, а значит ему знания об этом искусстве было не нужно. Незачем ему о них мечтать и о них читать.

Здесь, в стране Воды, никто из приемных родственников Чидзуру за ее развитием как шиноби не следил, и поэтому она "искала силы" у незнакомых призывов. А Кагуя думал, что рыженькая вечно недовольна тем, что досталось ей от клана, где она воспитывалась.

Девушка приникла к Кимимару, согревалась от тепла его одежды этой ноябрьской ночью, когда они затеяли свою рыбалку. Ее рука, чтобы не сковывать движения юного рыбака обняла его за пояс и спрятала свою ладонь под его куртку хаори - от холода. Кимимару, почувствовав объятье, разнежено улыбнулся, что вообще не соответствовало серьезности момента, потому что именно от сосредоточенности Кагуи зависело, поймают они что-нибудь сегодня или нет. Пока не клевало, и прильнувшая к юноше дикарка сильно отвлекала Кагую от рыбалки: Кимимару невольно поворачивал голову и нескромно задерживал взгляд на необычных фиолетовых глазах Чидзуру, на лице, покрытом плохо зажившими ранками, что казалось юноше трогательным, на ее очень коротко стриженных рыжих волосах. Хорошо ему было с новой подругой, спокойно, вот так порыбачишь с такой девочкой-екаем, и все забудешь... А забывать Кимимару было что.

Маленькие шрамики на лице у Чидзуру появились оттого, что, когда она приехала в Страну Воды, девочка носила по три пирсинговых лабрета на каждой щеке, а еще одна бусина была закреплена на переносице. В Стране Огня такие украшения воспринимались просто как яркий способ выделиться, что было важно для подростка, но в Стране Воды был другой климат: влажность делала проколы на лице Чидзуру потенциальными воротами инфекции, а с антисептикой в этих краях было трудно. Когда в поселковом медпункте Чидзуру попыталась попросить перекись для промывания, ее просто не поняли: антисептики были нужны настоящим больным, а тратить их на уход за проколами казалось медикам расточительным. Так, что все украшения пришлось снять, но и тут не обошлось без приключений. Чидзуру видела, что медсестра, которая отказала ей в перекиси, смотрит на нее не то с жалостью, не то с опаской и говорит, чтобы та шла за антисептиками к тому, кто проколол ей лицо и вставил куройбо из чакровосприимчивого металла. Тут Чидзуру не поняла: ее бусины были совершенно обычные. А еще больший ужас отразился на лице медсестры, когда Чидзуру спокойно сняла украшения.

- Я сделала что-то не так? - Спросила она, заметив реакцию медика. Той пришлось объяснять непонятливой рыжеволосой девчонке очевидные для жителя Страны Воды истины.

Оказалось, что из прочакренного металла делают не только сабли и кунаи, но и страшные украшения, похожие на пирсинг. Чакрометалл способен поглотить энергию какого-то сильного джонина. Из такого металла делают жуткие украшения и насильно вставляют в тело жертвы, а та под воздействием чужой чакры становится похожа на пострадавшего от гендзюцу.

Чидзуру поняла: "Значит, меня воспринимали как ребенка, которого подчинили несколько лет назад этими самыми куройбо!". А по ее виду люди могли подумать, что эта "операция" могла пройти в совсем детском возрасте. Девушка догадалась, что люди с вставленными прочакренными кусочками железа сами освободиться от них не могут, если эти "украшения" не извлечет кто-то другой. Больше бусин для пирсинга девушка уже не надевала, только в таком виде ее уже заметили, просто считали, что кто-то спас девчонку, отбив ее у каких-то негодяев, а она пережила крайне болезненное извлечение куройбо. И об этом уже ползли слухи по всему поселку...

***

Наконец, снасть потянуло ко дну. Чидзуру почувствовала это движение, и с нее мигом слетел сон. Она увидела, что ее друг что-то вытягивает из воды.

- Неужто и правда чакро-черепаха? - В недоумении спросила девчонка.

- Нет, - насмешливым голосом ответил Кимимару, доставая поблескивающую чешуей рыбу. - Лучше. Это - наш ужин.