Воспитывать волчат — весьма непросто. Любых детей воспитывать это целое мучение и приключение длиной в жизнь, из которого непонятно что может получиться, даже если ты прикладываешь максимум усилий, но раз завёл — воспитывай.

Салим своего сына любит. Даже если тот иногда так не считает, а иногда самому Салиму кажется, что проще вернуться на службу, чем понять, что хочет от него это отдельное существо подросткового возраста, или уследить за ним в принципе. Волчата-подростки настоящее бедствие, шатающееся по окраинам территории и шугающее всех подряд, и, хоть оборотни не живут в стаях в силу отличий от настоящих волков, правила для них мать-природа придумала такие же; поэтому когда Зейн достиг совершеннолетия, старший Осман выдохнул спокойно, считая, что всё самое страшное осталось позади. Бессонные ночи, потом обучение, потом попытка помочь пережить перестройку организма и всего прочего... Всё самое ужасное, чем пугают родителей, осталось позади.

Ну, он так считал.

— Пап, у меня к тебе есть вопрос.

— Ммм? — Салим навостряет уши, не отрываясь от резки овощей. Сегодня должен прийти Джейсон, а значит, готовки предстоит много: два взрослых волка и один волчонок с аппетитом трёх подростков это орава, которую прокормить сложно, но можно. Ноги слегка болят от долгого стояния за плитой, однако Осман не жалуется, следя за тем, чтобы ничего не подгорело.

— Ты бы меня любил, если бы я был червяком?

Зейн смотрит на него серьёзными глазами, не моргая, Салиму приходится проморгаться самому, обрабатывая вопрос. Почему вдруг червяком? Метаморфов в мире существует огромное количество, однако насекомые встречаются очень редко*, к тому же поменять вид невозможно. Зейн волчонок и червяком не смог бы стать ни при каких обстоятельствах, только если бы вдруг прилетела фея, взмахнула волшебной палочкой и... но зачем бы фее превращать Зейна в червяка?

— Э.... — а может, у него что-то случилось, и это какой-то завуалированный молодёжный способ попросить помощи, потому что напрямую влом и стыдоба? — Тебе надо помочь с чем-то?

Сын фыркает с некоторой снисходительностью молодых волчат к старым волкам и мотает головой:

— Не надо, просто ответь на вопрос.

— Ну... Конечно, любил бы. Может быть, даже больше, потому что за червяками легче ухаживать, — Зейн смеётся, не обижается (знает, что отец говорит не всерьёз), а Салим продолжает рассуждать, — я бы менял тебе землицу и кормил бы... чем там червяки питаются? Посадил бы тебя в самый большой горшок, а может, посадил бы к тыквам, заодно ты бы мне взрыхлил почву и расти бы начало всё как следует.

Зейн кивает, вроде удовлетворённый ответом, и уходит, печатая что-то в телефоне. Может, это был какой-то челлендж? Салим до сих пор помнит, как популярна была вся эта тема году в этак две тысячи пятнадцатом, когда все словно с ума сходили, вливаясь в разного рода активности, иногда доходящие до абсурда. Как бы то ни было, но судя по всему, ответ был правильным.

У Джейсона просто потрясающая улыбка. Если бы Салим не знал о его волчьей натуре, то подумал бы, что тот принадлежит к кошачьим — настолько лукаво изгибаются уголки губ каждый раз, когда Колчек улыбается. И только виляющий при виде Османа хвост выдаёт в нём волка, а не какого-нибудь сервала или оцелота. Наверное, это так банально, любить чью-то улыбку, но Салима это не колышет, он Джейсона любит всего целиком, от кончиков ушей до самых пяток.

Наверное, Джейсон научился читать его мысли, потому что он поворачивается к Осману, хмыкает каким-то своим мыслям и спрашивает с совершенно серьёзным лицом:

— А ты будешь любить меня, если я стану тушканчиком с вишенкой?

Дежавю. Определённо. Вопрос настолько специфичный, что Салима коротит на пару секунд, как старую лампочку. Почему тушканчик? Почему с вишенкой? Это какая-то новая мода? Зейн спрашивал про червяка месяца три назад, теперь Джейсон смотрит на него, ожидая ответа на свой дурацкий вопрос. Эти двое точно сведут его с ума.

— Я не люблю вишни, — вырывается у него прежде, чем он успевает подумать о каком-нибудь более подходящем ответе. Джейсон ждёт продолжения, что уже хорошо: раньше он бы воспринял это как окончательный ответ, накрутил себя, додумывая подтексты, которых Салим не вкладывал, и расстроился бы, придумав, что Осман не любит и его тоже, вместе с вишнями. А Салим такого не говорил! Просто любителей вишни в его детстве у него в семье было больше, чем не-любителей, и из-за этого братья его часто дразнили и донимали. Ну и что с того, что он вишню не любит, разве он кому-то мешает её есть?!

— Салим?

— Если ты станешь тушканчиком с вишенкой, я тут же умру от восторга, — Осман покачивает головой, ласково проводя рукой по колчековским волосам. Наконец-то он перестал таскать кепку дома. — И буду тебя любить, конечно же. А ты собираешься стать?

— Да нет, мне и волком неплохо живётся, — Джейсон смешливо скалит зубы и устраивается поудобнее, кажется, тоже довольный ответом. Салим вздыхает, думая, что эпидемия вопросов про смену сущностей когда-нибудь придёт к концу и прекратит его пугать своей неожиданностью.

— Пап, а ты будешь меня любить, если...

Осман запрокидывает голову и начинает выть под хохот Джейсона.