Чёрная «Ауди» стояла на краю покатого склона, а впереди расстилался вечерний вид на неглубокий каньон. Затенённую землю внизу плотно укрывали деревья, и весна уже окутала их густой, свежей зеленью. В этом климате март казался необыкновенно тёплым, хотя отголоски зимнего шёпота всё ещё звучали по вечерам. Место это было знакомым и обкатанным — Первый бывал здесь не раз. Правда, не просто бывал, а привозил сюда кого-то. На капоте высилась бутылка красного вина и два высоких, полупустых бокала. Гоуст и Первый стояли у обрыва, опираясь на машину, и наблюдали, как рыжее солнце лениво скатывалось по зубчатому горному хребту. Закат заливал их золотисто-медным заревом, а за спинами простёрлась холодная бархатистая синева. Этот контраст цветов превращал их в фигуры с полотен Анри Матисса, где страсть красок и простота форм сплетались в чувственной гармонии.
— Как сходила на фильм с ребятами? — поинтересовался Первый, слегка постукивая ногой по земле, будто отмеряя ритм их разговора. Гоуст отвела взгляд от горизонта и пожала плечами:
— Мне не понравилось.
— Мелодрамы не любишь?
— Да наоборот. Там просто билеты такие попались… — Гоуст замялась, переступив с ноги на ногу. — Типа на предпоследний ряд.
— Оу… — понимающе кивнул Первый и лукаво улыбнулся. Гоуст считала его реакцию и не сдержала короткого, застенчивого смешка, тут же попытавшись спрятать это за наигранным возмущением:
— Да-а… — протянула она и закатила глаза. — И там эти парочки сидели сзади, которые постоянно, ну… — Она сделала паузу, подбирая слова. — Шушукались, чмокались… Ещё что-то.
— Завидовала? — Первый скрестил руки на животе и хитро покосился на неё, проверяя, клюнет ли она на его удочку. Гоуст не поддалась на провокацию. Она фыркнула, скрестив руки в ответ, и недовольно хмыкнула, упрямо задрав подбородок:
— Нет, они мне фильм мешали смотреть!
Первый ухмыльнулся, позабавленный её реакцией, а затем наклонился к Гоуст, понизив голос до доверительного шёпота:
— Хочешь, тоже в киношку сходим на выходных? — Он выпрямился с артистичной лёгкостью и саркастично добавил: — На нормальный ряд, где не будут мешать всякие извращенцы, и ты сможешь спокойно насладиться кинематографическим шедевром, конечно же!
Гоуст отвела прядь изумрудных волос за ухо и задумчиво потёрла шею, оценивая его предложение, после чего наконец кивнула, стараясь не показывать, как её рассмешило его кичливое уточнение.
— Можно, — ответила она коротко и просто, но в её голосе прозвучала тёплая нотка, выдающая, что идея ей по душе.
Первый слегка поёжился от вечерней прохлады — пара уже почти час стояла на открытом ветреном склоне. Он учтиво отдал свой пиджак Гоуст, оставшись в тонкой льняной рубашке. Подхватив стеклянный стакан, мужчина залпом допил остатки вина, чтобы немного согреться. Первый и Гоуст выпили не больше пары бокалов: он всё-таки был за рулём, а ей предстояло вернуться в родительский дом в адекватном состоянии. Несмотря на дату, сегодня напиваться никто из них не планировал. Гоуст плотнее закуталась в его пиджак, но ноги в тонких капроновых колготках всё равно покрылись колючими мурашками от холода.
— Курить хочешь? — спросил Первый.
Гоуст сморщила нос и бросила на него быстрый, осуждающий взгляд, будто он предложил ей что-то совсем уж отвратительное. Она откинула волосы с лица и упёрла одну руку в бок, всем видом показывая своё недовольство.
— У тебя сиги вонючие и горькие, — отрезала она, скривив губы. Первый, не впечатлённый её протестом, продолжил искушать:
— В бардачке «Чапман» вишнёвый есть, — кивнул он в сторону машины. Гоуст прищурилась с игривым подозрением. Она шагнула ближе и склонила голову набок, словно детектив, поймавший подозреваемого по горячим следам:
— Откуда это у тебя вишнёвый «Чапман», а? — спросила она, чуть растягивая слова. — Их же только девчонки курят.
— Коллега оставила, — с нарочитой небрежностью бросил он, но на его лице мелькнула тень виноватой улыбки, которую он не потрудился скрыть. Гоуст задумчиво прикусила губу, оценивая его ответ. Она постояла секунду, а потом смягчилась, качнувшись на пятках:
— Ну, давай, — согласилась она.
Открытие двери машины сопроводил сигнал безопасности. Над зеркалом заднего вида зажглись LED-лампы, и только тогда Гоуст заметила, что сумерки уже раскинули свои синие сети, заглушая последние отголоски заката. Из динамиков салона доносилась тихая мелодия — ненавязчивый саундтрек этого вечера. Первый вернулся и протянул ей сигарету, завёрнутую в тёмно-коричневую бумагу с золотистым фильтром. Гоуст дождалась, пока он щёлкнет своей «Зиппо» и поднесёт огонёк, чтобы густой дым наполнил её лёгкие.
— Чё, постоянно девок катаешь, да? — съехидничала Гоуст, пихнув Первого локтем. Он, прислонившийся к машине с расслабленной уверенностью, медленно повернул голову к ней. Губы его почти улыбнулись, но он тут же принял наигранно серьёзный вид и театрально приложил руку к сердцу на манер клятвы:
— Только по работе, — ответил он с лёгкой иронией.
— Смотрите, какой работяга, — Гоуст выдохнула облачко дыма и слегка закашлялась, от чего серебряные кресты под её ушами поймали последний отблеск заката.
Они были знакомы уже год. Первые полгода после их мимолётной встречи они лишь переписывались, а активно видеться начали только последние несколько месяцев. Их отношения с самого начала имели романтический оттенок, но ни один из них не обозначал, кем они были друг для друга. Первый не называл её своей девушкой и не претендовал на статус бойфренда, хотя его интерес, флирт и ухаживания были очевидны. Гоуст не могла точно сказать, встречались они или нет, но боялась поднимать эту тему. Зная свободолюбивый нрав Первого, она опасалась, что попытка «расставить точки над i» оттолкнёт его, потому ждала более явных действий именно с его стороны. Она не знала, общался ли он с кем-то ещё так же тесно, как с ней, но в глубине сердца надеялась, что нет. Стоило ей представить, что он подвозит коллег-женщин или смеётся с другими девушками, как внутри закипало жгучее, незнакомое чувство. Она хотела, чтобы его улыбка принадлежала ей одной.
— Мама дома вынюхивать не будет одежду? — Первый кивнул на сигарету в её руках.
— Бли-ин, всё-всё… — спохватилась Гоуст.
За размышлениями она забыла, как сильно запах табака въедался в одежду и волосы. Девушка бросила недокуренную сигарету под ноги и затушила её подошвой потрёпанных кед. Первый оттолкнулся от капота, подошёл к ней и мягко обнял за талию:
— Не замёрзла ещё тут стоять? Может, в машину сядем?
Он придвинулся ближе, и Гоуст уловила его запах: тёплый мускусный аромат тела, смешанный с пряными нотками винограда и выветрившимся одеколоном. Его губы — тонкие, приоткрытые, слегка окрашенные бордовым вином у центра слабо улыбались. Взгляд Гоуст скользнул ниже, к его оголённым ключицам, выглядывающим из-под уголков расстёгнутой рубашки. Тонкая цепочка, лежавшая в ложбинке вздымающейся груди, блеснула, завлекая распалившуюся фантазию под его строгую одежду. Ветер развевал зачёсанные назад волосы, выбивая непослушные пряди, а тёмные, как ночь, глаза с лёгким азартом смотрели на неё сверху вниз. Тело Гоуст вдруг пробило током, закрутившись стихийным разрядом где-то внизу живота.
Она невольно глубоко вздохнула и прильнула к нему, не в силах сопротивляться его внутреннему магнетизму. Будто бы она была одинокой звездой, а он — сверхмассивной чёрной дырой на пути её бесконечного странствия. Айсберг на курсе «Титаника», лавина на склонах Монблана, ларец в руках Пандоры. Ей захотелось броситься на Первого и прижаться к его губам, растворяясь без остатка, но усилием воли она сдержалась. Он отвёл дрожащую от ветра прядь с её лица и провёл по щеке ледяными пальцами. Гоуст взбудоражило его прикосновение, и она развернула внутреннюю энергию, чтобы притворно возмутиться его вопросу, о котором уже чуть было не забыла.
— Я замёрзла?! — воскликнула Гоуст, повысив голос. — Ты, вон, весь продрог, джентльмен хренов. И стоит, делает вид, как будто ему нормально!
— Да мне нормально! — Он откинул голову назад и в голос рассмеялся. Его смех эхом прокатился по ущелью, тёплый и искренний, перебивая завывания ветра.
— Пошли! — скомандовала она и, решительно схватив его холодную руку, потянула к машине. Гоуст и сама озябла стоять на улице, поэтому с радостью нырнула на переднее сиденье тёплого салона. Она стянула с себя пиджак и швырнула назад. Первый плюхнулся в водительское кресло и повернулся к ней, лениво потирая ладони, чтобы согреться.
— Ну что, везти тебя домой? — спросил он и повернул ключ зажигания. Двигатель гулко зарычал, пробудив железного коня от дрёмы.
Гоуст не хотела возвращаться домой. Там её ждали надоедливые родительские нотации о том, что она снова неприлично задержалась. Она всё равно уже опоздала, а если и нет, то наверняка заслуживала упрёк за что-нибудь другое. Рядом с Первым она чувствовала свободу от семейных условностей, нависающих экзаменов и скучных сверстников. Гоуст наклонилась чуть ближе, положив руку ему на локоть. Она слегка сжала ткань его чёрной рубашки, а её голос вдруг стал тише:
— Давай… Ещё немного посидим, — сказала она, глядя на него из-под ресниц.
— Ну, давай, — ухмыльнулся он.
В салоне повисла тишина, нарушаемая лишь слабым гудением мотора и тихой музыкой. Первый повернул зеркало заднего вида к себе и пригладил волосы. Заметив винный след на губах, он недовольно цокнул, после чего откинулся на спинку и выжидающе посмотрел на Гоуст. Она не знала, что сказать. Ей просто хотелось побыть с ним подольше, обнять и поцеловать его, но она стеснялась сделать первый шаг. Гоуст сидела, скрестив ноги, и нервно теребила край юбки, пока тепло в машине прогоняло холод с её коленок. Протянув руку к ладони Первого, лежавшей на подлокотнике, она сжала её с лёгким удивлением:
— Капец ваще, у тебя руки холодные, как у мертвеца.
— А ты так много мертвецов щупала? — съязвил Первый и наклонил голову.
— Нет, ты первый, — съехидничала Гоуст.
— Какая честь, — вкрадчиво улыбнулся он. — Быть первым.
~Watch this empire as it burns and dissipates
Haunted, on fire, on the wings that we create~
Его слова замерли в воздухе, а из динамиков разлился протяжный вокал Chelsea Wolfe, вплетая в их разговор символические строчки. Тягучие гитарные рифы окутывали салон неторопливым ритмом, словно замедляя ход мирового времени. Первый выпрямился и негромко кашлянул, прервав неловкую тишину:
— Конфетку мятную будешь?
Он взял с приборной панели упаковку мятных леденцов, потряс, проверяя содержимое, и вопросительно посмотрел на Гоуст. Та откинула волосы за плечо и протянула ладонь, как ребёнок, ждущий угощения:
— Давай.
Первый выудил единственную и последнюю тёмно-зелёную карамель и закинул её себе в рот.
— А у меня последняя осталась. Не брезгуешь? — Он хвастливо высунул язык, показывая конфету, и хитро прищурился, проверяя реакцию Гоуст. Она замерла на секунду, глядя на него с изумлением, но потом кокетливо улыбнулась, и её глаза блеснули, отражая слабый свет.
— Нет, — ответила она тихо, почти шёпотом, и её пульс ускорился, выдавая, что этот момент был для неё чем-то большим.
Гоуст наклонилась к нему, упираясь рукой в сиденье, и только тогда он ответно потянулся к ней. Приобняв её за затылок, Первый жадно припал к её губам. Они слились во влажном поцелуе, а мятная конфетка перекатывалась между их языками, разжигая пламя желания и тут же холодя морозным ментолом. Это был не первый их поцелуй, но обычно всё ограничивалось объятиями — пусть и совсем не скромными. Однако Гоуст казалось, что сегодня всё будет по-другому. Она чувствовала его горячее дыхание и сладость губ, от чего сердце билось ядром нейтронной звезды. «Он так близко, так реально — и это наконец случится? Но что, если я всё испорчу?» — подумала она.
Несмотря на явный сексуальный интерес Первого к Гоуст — ночные переписки, флирт, откровенные фотографии, — они до сих пор не занимались сексом. Когда поцелуи становились слишком жаркими, а её охватывала страсть, Первый вдруг останавливался, ссылаясь на её возраст: «Ты маленькая, маленькая малышка. Как я могу? Вот исполнится тебе восемнадцать, тогда и поговорим…» Это сбивало Гоуст с толку: он мог целовать её, лапать за грудь и задницу, но прерывался, когда она уже была готова на всё. Иногда ей казалось, что он просто дразнил её, прикидываясь таким уж добропорядочным гражданином. Они оба хотели друг друга, но Первый продолжал играть в эту игру, провоцируя интимные сценарии и тут же отступая, витиевато лавируя между их общими желаниями. В такие моменты он её ужасно бесил, и она возвращалась домой возбуждённая, злая и неудовлетворённая. «Здесь он от меня никуда не денется», — решила она и запустила руку под его рубашку.
— М-м! — воскликнул Первый и прервал поцелуй.
На секунду Гоуст вскипела и уже была готова взорваться: «Опять?! Серьёзно?»
— Может… назад пересядем? — вдруг спросил он и кивнул на задние сиденья.
Этим вопросом он сразу погасил всё её вскипающее раздражение, и в ней смешался калейдоскоп других чувств и ощущений. С одной стороны, чувственные поцелуи и прикосновения распаляли, ей хотелось продолжения банкета, и это было то, чего она давно ждала. Первый ей нравился, заводил, и ей отчаянно хотелось переспать с ним. С другой стороны, у неё никогда не было интимных контактов раньше, и это просто пугало самим фактом неизвестности. «А если я не пойму, что делать? Покажусь глупой? У него много раз был секс, есть с чем сравнивать. Если ему не понравится со мной? Будет скучно или неприятно?» — думала она. Внутри всё дрожало — от вожделения, страха или их сплетения. Первый пригладил её бедро и заглянул в взволнованные зелёные глаза:
— Пойдём?
Немного помедлив, Гоуст всё же неуверенно кивнула, после чего открыла дверь и вышла на улицу. Холодный ветер обдал её неприветливым ознобом, и девушка поспешила вернуться в машину. Первый же неторопливо провернул ключ в замке, чтобы не прожигать аккумулятор вхолостую. Салон погрузился в мертвенную тишину, нарушаемую лишь завыванием ветра снаружи, так что он решил щёлкнуть кнопку аудиосистемы, чтобы разбавить атмосферу. Выйдя на улицу, он лениво потянулся, чувствуя, как по телу растекалось тепло лёгкого возбуждения.
Прыгнув на заднее сиденье, Гоуст нырнула в его объятия и обхватила руками. Она так сильно этого хотела, но, когда дошло до дела, вдруг замешкалась — хотя минуту назад была готова кричать на него за очередное отступление. «Почему я такая? Хочу его до чёртиков, а сама трясусь, как дура», — подумала она. Первый развернулся к ней, сел удобнее и прихватил её лицо:
— А чего это ты такая тихонькая стала? Стесняешься?
— Нет, просто… — засмущалась Гоуст.
— Просто? — лукаво переспросил Первый с насмешливой хрипотцой. — Неделю назад не стеснялась меня за жопу лапать и сидеть на мне прям, ну, вообще не по-детски, а сейчас стесняешься?
Гоуст поджала губы, и свет из передней части салона предательски пролился на её лицо, высветив зардевшиеся щёки:
— Чуть-чуть, — ответила она, и её голос дрогнул, а уголки губ невольно дёрнулись в слабой улыбке.
Первый прижался губами к её плечу, оставив лёгкий, тёплый поцелуй, а его ладонь невзначай сжала маленькую грудь сквозь тонкую ткань блузки. Он задержал руку, ощущая тепло её тела, и слегка надавил, словно подчёркивая свои слова.
— Не стесняйся, — прошептал он. — Сегодня уже можно. Я ведь обещал.