Тусклый свет отбрасывал на них неяркие блики, выхватывая из полумрака его тёмные ресницы и её оголённые плечи. Гоуст невольно затаила дыхание, чувствуя, как его прикосновения отдавались в теле сладкой истомой. Она выгнула шею, прикрыв глаза, и Первый начал осыпать её поцелуями. Его ладони, всё ещё прохладные, скользили по тонкому капрону, сжимая бёдра и задирая юбку. Мимо по трассе неподалёку промчалась одинокая машина, мелодично просигналив им — то ли в укор, то ли в поддержку. Гоуст вздрогнула и оглянулась, будто незримые стражи порядка застукали их на месте преступления, а её вид с задранной юбкой немедленно показали бы по всем новостям. Первый тихо хмыкнул, заметив её испуг. Он мягко взял её за подбородок и притянул к себе, заглушив тревогу страстным поцелуем. Влажное тепло его губ растопило смятение, и вскоре она обмякла, прильнув к нему. Он обхватил Гоуст крепче, ловко забравшись пальцами под лифчик, и сжал чувствительный сосок, вызвав у неё короткий, сдавленный стон.

Пульс участился, а в груди разлилось томительное предвкушение. Он облизал пальцы и медленно запустил их за пояс колготок в её бельё. Ноги Гоуст невольно раздвинулись, когда он коснулся лобка и продвинулся глубже, утопая в горячей влажности.

— Вы только посмотрите, — посмеялся Первый. — Прямо незамерзающий Ниагарский водопад.

Его слова обожгли её стыдом и тут же подлили масла в огонь возбуждения. Она ничего не ответила, только приглушённое мычание сорвалось с её губ. Пальцы едва нырнули внутрь неё и тут же выскользнули обратно, словно Первый всё ещё продолжал играть и дразниться. Но в следующее мгновение он нащупал клитор и аккуратно надавил на него, так что Гоуст с придыханием ахнула.

— Ах-ах, — передразнил он её. — А что это у нас тут такое интересное?

Она выгнулась и запрокинула голову на спинку сиденья. Её взгляд встретил полосатое заднее стекло машины, за которым уже раскинулась звёздная чернота. Внутри надрывной трелью звенело желание, будто все эти звёздочки с неба собрались в её теле, мерцая холодными вспышками под кожей. Первый хищно кусал её, переключаясь с шеи на ключицы, словно пытался поймать каждую искорку и навсегда заключить в темноте своего космоса. Он продолжал активно массировать клитор, и от таза до кончиков ногтей растягивалось тягучее густое вожделение, а внизу живота всё пульсировало и наливалось теплом. Гоуст с вздохом раздвинула ноги ещё шире, и пальцы Первого снова проникли внутрь, находя точки удовольствия, о которых она даже не подозревала.

У неё не было секса с кем-либо, но и мастурбировала она редко. Гоуст никогда не заталкивала что-то внутрь, потому что ей было стыдно трогать саму себя. Попытки эти были неловкими, неумелыми и ни разу не принесли ей заветного оргазма. Это был просто очень странный, смущающий, хоть и приятный процесс, не имеющий какой-то утвердительной финальной точки. Гоуст часто задумывалась, насколько целесообразно вообще этим заниматься, если в конце концов она чувствовала только невысвободившееся напряжение. Сейчас было иначе.

Уровень возбуждения от того, что это делал кто-то другой, был несравним с одиночным полётом. Движения Первого были мягкими, не слишком интенсивными или глубокими, но уверенными. Это было совсем не похоже на то, как это делала она. Казалось, он знал её тело лучше неё самой, хотя впервые касался там. Постанывая, она подалась навстречу его руке и сползла ниже по спинке. Его тяжёлое дыхание, пропитанное терпким вином и табаком, обволакивало её. Она схватилась за его бедро и сжала ткань штанов, но ладонь соскользнула к паху, упираясь в твёрдость. Первый замедлил темп, и его глаза блеснули в сумраке салона, когда он понизил голос до шёпота:

— Потрогай, если хочешь.

Гоуст замерла, сидя вплотную рядом с ним, и от волнения её кисть невольно сжалась в кулак на краю кожаной обшивки. Она бросила на Первого быстрый, боязливый взгляд, а затем медленно вытянула руку, коснувшись его сквозь брюки. Прикосновение было робким, почти невесомым, и она тут же отдёрнула ладонь, словно обожглась. Его губы растянулись в широкой снисходительной улыбке:

— Да не бойся ты так. Не кусается. — В его голосе мелькнула тень насмешки, смягчённая теплотой. Гоуст сглотнула, чувствуя, как комок в горле постепенно растворяется. Она снова протянула руку, на этот раз надавив чуть смелее, но плотная одежда мешала ощупать тщательнее.

— Подожди, дай-ка я его достану, — сказал он, потянувшись к поясу. Пока Гоуст пыталась унять сбившееся дыхание, Первый ловко щёлкнул пряжкой ремня. Он быстро расстегнул ширинку и, немного приспустив пояс брюк, оттянул резинку белья, освобождая член.

— Вот так точно удобнее будет, — добавил он с довольной ноткой.

Гоуст смутилась, и её щёки вспыхнули жаром. Она отвела глаза, уставившись на подголовник кресла спереди. Первый негромко рассмеялся, заметив её реакцию:

— Страшно? — запальчиво спросил он. — Если боишься, уберу обратно.

Неуверенность обезоруживала изнутри, и, устав от собственной скованности, Гоуст поддалась импульсу любопытства и возбуждения. Она глянула вниз, но в темноте сложно было что-то рассмотреть, поэтому она медленно нащупала рукой горячий подрагивающий орган. В какой-то степени она была даже рада, что на задних сиденьях было отключено освещение. Темнота успокаивала: изучать его тело на ощупь было романтично и не так стыдно. Первый же облокотился на спинку и лишь внимательно следил за действиями Гоуст. Он не хотел её торопить. Пока Гоуст была занята своими интимными исследованиями, Первый был занят исследованиями эмоциональными, пристально вглядываясь в её лицо.

Она невесомо провела пальцами по упругому стволу, удивляясь, насколько кожа там нежная и мягкая. Гоуст ощутила, как он напрягся ещё сильнее от её касания. Кончики пальцев прошлись по выступающим бархатным венам, а, дойдя до вершины, слегка сдавили головку. В этот момент Первый шумно выдохнул, и она встревожилась:

— Больно?

— Не-е-ет, — он насмешливо фыркнул. — Не больно…

Гоуст продолжила аккуратно ощупывать его член и, сжав крепче, просто держала в руке, не зная, что следует делать дальше:

— И что с ним делать?

Первый улыбнулся с тяжёлым вздохом и обхватил её ладонь своей. Он слабо сжал член через руку Гоуст и плавным движением повёл вниз. Крайняя плоть обнажила влажную блестящую головку. Кожа под её пальцами пульсировала, а предэякулят оставлял на подушечках липкий след. Их руки вновь синхронно двинулись вверх, а потом медленно вниз к основанию. Гоуст облизала пересохшие губы и застенчиво посмотрела Первому в глаза. «Он так реагирует… на меня?» — подумала она. Он ответил ей улыбающимся взглядом, а потом хитро подмигнул, вызвав ожидаемую волну смущения. Продолжая двигать её рукой, он заставлял член набухать всё сильнее.

— Такой большой… — прошептала Гоуст.

— В самый раз, — довольно протянул он.

— В самый раз… куда? — спросила она, ощущая, что жар под ладонью растекался по её собственным венам.

— Куда захочешь, душа моя, — сказал Первый.

Его намёк повис в воздухе, предполагая сразу несколько сценариев. Гоуст была девственницей, но не глупой — она слышала о разных сексуальных практиках. Как минимум, было три варианта продолжения, и, если честно, её пугал каждый. Вернее, с одной стороны хотелось всего и сразу, а с другой — хотелось только замереть и ждать, что события будут происходить сами по себе, как бы без её участия. Первый спрашивал и предлагал, и ей нравилось, что он предоставляет ей выбор. Это давало ощущение контроля и чувство сознательности происходящего. «Хорошо, что у меня не так, как у других. Я контролирую ситуацию».

— Ну, так куда? — нетерпеливо спросил он. — Тебе решать.

Гоуст не хотела в глазах Первого выглядеть заурядной и скучной, остановившись на банальной классике. Ей хотелось его впечатлить, доказать, что она особенная, выделяется из толпы. «Я не такая, как остальные. Я круче», — решила она.

— В рот, — выпалила Гоуст и с вызовом посмотрела на него.

— Ты меня удивляешь… — Он оскалился и слабо развёл руки в стороны. — Welcome.

Гоуст волновалась, и неловкость всё ещё сковывала её движения. Она забралась на сиденье целиком, сбросила кеды и подогнула ноги под себя. Ей вдруг захотелось затянуть момент, оттянуть неизбежное — и она решила снять блузку. Свет спереди падал на неё, будто театральный прожектор, яркой полоской выхватывая изгиб шеи и подчёркивая контур груди. Первый же утопал в тенях, наблюдая за ней, как молчаливый зритель в тёмном зале. Она медленно расстёгивала пуговицы, растягивая время.

Гоуст вдруг почувствовала себя примой, вышедшей на сцену. На показательной премьере глаза слепили софиты, а она даже не знала, каким должно быть первое движение. В какой-то момент она пожалела о своей браваде и хотела было сказать: «Нет, давай лучше по-обычному. Давай ты будешь вести. Я не знаю. Я не умею». Она закусила губу и нервно оторвала от неё кусочек влажной кожи, мысленно отругав себя за малодушие: «Не перед ним, не перед ним». Спустив блузку с плеч, Гоуст почувствовала, как её сердце сжалось от смеси страха и предвкушения. Она невольно глянула на Первого в ожидании незримой поддержки. Он улыбнулся уголком губ и максимально медленно моргнул, как бы кивая взглядом:

— Это необязательно, если что.

Его слова звучали так, словно Гоуст спокойно могла отказаться, но в интонации сквозила провокация: «Что, дезертирщица, струсила, да?»

Гоуст осталась в ажурном белье, колготках и юбке: ей не хотелось раздеваться до конца и задерживать момент нерешительности. Развернувшись к Первому, она наклонилась к его паху и схватилась резче, чем раньше, как будто быстрые движения могли скрыть её неуверенность. 

— Тш, полегче. — Первый чуть напрягся и схватился за спинку кресла.

Вблизи орган казался ещё внушительнее, и губы Гоуст задрожали, когда она осторожно коснулась его. Жаркое дыхание окутало Первого снизу, заставив громко выдохнуть и расслабиться. Она легонько облизала уздечку кончиком языка — член слегка качнулся в ответ. Придержав его у основания, она робко накрыла головку ртом, и Первый сдержанно хмыкнул. Он одновременно ощутил тепло мокрой слизистой и остаточный ментоловый холодок, отчего закусил губу.

Гоуст же почувствовала слабый солоновато-кислый привкус и поморщилась. Естественно, она не ждала, что встретит в его штанах банан и маракуйю, но всё же это оказалось неприятнее, чем она представляла. Слюна разбавляла вкус его телесности, и со временем она перестала обращать на это внимание. Изучая текстуру, она неторопливо проходилась языком по стволу и облизывала головку. Вздохи Первого стали частыми и шумными, и он непроизвольно дёрнулся, когда Гоуст стянула щёки, сократив давление полости рта. Она встревоженно покосилась наверх, но не видела его лица и не могла понять, нравилось ли ему. Первый положил тёплую руку на её голую спину и заботливо погладил:

— Да, хорошо… — произнёс он, отвечая на её невысказанный вопрос. — Возьми глубже.

Пока она нежно посасывала, проводя языком по чувствительным поверхностям, он собрал её длинные волосы в кулак, чтобы не мешались. Несмотря на его наставление, Гоуст брала неглубоко — движения были стыдливыми и робкими, больше похожими на игру с леденцом, чем на что-то серьёзное. Очевидно, сказывались стеснительность и неопытность. Такая застенчивость, скорее, раздражала, как щекотка, чем доставляла качественное удовольствие. Первому хотелось сильнее надавить ей на голову и помочь уже набрать глубину посолиднее, но на первый раз он решил поумерить свои аппетиты и только нетерпеливо щёлкнул суставами пальцев, деликатно придерживая её хвост.

— Умница, — он мягко провёл по её волосам. — Ты ж моя умница…

Минет Гоуст отнюдь не блистал мастерством, но Первый понимал, что похвалить сейчас было важно. Он вообще не рассчитывал, что она решится отсосать ему сегодня, так что такое рвение заслуживало его одобрения.

— Джи, прогнись-ка чуть-чуть, — всё же добавил он, чтобы как-то себя занять.

Гоуст прервалась и недоумённо подняла голову:

— Тебе не нра… — не успела она договорить, как Первый тут же прервал её:

— Не-не-не! Не останавливайся.

Она неуверенно вернулась к своему занятию, и Первый надавил свободной рукой ей на поясницу, заставив выгнуться. Протянув ладонь, он сильно сжал её зад сквозь плотные складки юбки, затем отодвинул ткань в сторону, приспустил колготки и залез под кружево. Он слегка наклонился вперёд и немного придавил её голову торсом, войдя глубже и упираясь в нежное нёбо. Гоуст напряглась и почувствовала, как узловатые пальцы прошлись между ягодиц и пригладили её анус. Анальный секс, конечно, требовал куда более тщательной подготовки, и это не было тем, чем он был готов заняться в машине прямо сейчас. Однако Первому стало интересно потрогать Гоуст везде, где получится: «Как отреагирует, интересно? Насколько далеко она вообще готова зайти сегодня?» На расширенную программу он не надеялся, но любопытство ему всегда было сложно унять.

Лёгкими движениями массируя её сфинктер, Первый внимательно присмотрелся к макушке девушки, чьи движения замедлились. Гоуст теперь едва касалась его губами, втянула плечи, прижала локти, напрягла ягодицы. Такие его прикосновения, в и без того непривычной и смущающей обстановке, лишь усиливали её напряжение. Она не издала ни звука, но язык её тела кричал о том, что это был перебор. «Ожидаемо, ожидаемо. Ну, ничего. Иначе было бы слишком просто, не так ли?» — удовлетворённо подумал Первый и широким жестом погладил её задницу под одеждой.

— Расслабься, Джи, расслабься. Если не нравится, я не буду там трогать, — успокаивающе сказал он. — Я спущусь ниже, да?

До клитора он в таком положении не дотягивался, но до других мест — вполне. Не дождавшись ответа, его пальцы скользнули по половым губам и плавно протиснулись в мягкую вульву. Он стал медленно елозить внутри, надавливая на упругие и горячие стенки влагалища. Его рука оставляла в ней обжигающий след, от чего бёдра невольно задрожали.

— Продолжай, сладкая моя. Мне очень нравится, когда ты… Да…

У Гоуст были смешанные чувства. Минет для неё был чем-то странным. Она уже свыклась с некоторыми нюансами процесса, но всё ещё не понимала смысла происходящего. Ей, скорее, было неприятно это делать, но в большей степени просто непонятно. «Но если ему нравится…» — подумала она и провела языком по чувствительной головке. Пальцы Первого продолжали ласкать её всё интенсивнее, и в какой-то момент Гоуст почувствовала, будто захотела в туалет. Но это странное ощущение всё же было другим, несколько отличалось, щекотало её живот изнутри, сопровождая невнятным желанием насадиться на его руку целиком. Её ноги подрагивали от новых, но приятных ощущений. Густая капля с её бёдер медленно стекла на гладкую кожу сиденья. Касания её губ стали прерывистыми, неравномерными, но она продолжила обильно смазывать член слюной, сдавленно постанывая.

— Вот так повеселее, правда? — спросил Первый, но вопрос, разумеется, был риторический.

Ему хотелось резче толкнуться бёдрами, прижать её голову руками и погрузиться в рот глубже, но он сдерживался, лишь напрягая мышцы ягодиц, чтобы слегка приподняться над сиденьем. Он предпочитал куда более агрессивный стиль, но пугать столь юную особу сейчас было бы опрометчиво и даже невежливо: «Это же всё-таки её первый раз. Блаженны милостивые, ибо помилованы будут».*

Гоуст вздрагивала от его настойчивых пальцев внутри, и её тело, судя по реакции, откликалось удовольствием, но ей было трудно сконцентрироваться, чтобы в это время ещё и сосредоточиться на качестве своей работы. Разбухший член изнывал от невыносимого желания вжаться уже куда-нибудь, а не просто ловить лёгкие влажные касания. Первого порядком утомили эти едва осязаемые заигрывания, поэтому он осторожно оттянул её назад, ухватив за волосы:

— Не наигралась там ещё, м? — спросил он с лёгким нетерпением.

— А я… Да… Наверное… — запыхавшись, ответила Гоуст.

Её губы блестели от слюны, а тонкая прядь волос вензелем прилипла к раскрасневшейся щеке, выдавая смятение.

— Вот и отлично, — торопливо прошептал Первый и припал к её шее.

Его поцелуи стали резкими, переходили в откровенные укусы, свирепые, почти звериные, оставляя на её коже насыщенные алые следы. Она отклонилась назад и упёрлась руками в сиденье, пока Первый, не теряя времени, щёлкнул застёжкой её бюстгальтера, который давно съехал набок, и тот с шорохом исчез в темноте под креслом. Юбка смялась и задралась к талии, обнажая бёдра. Гоуст потянулась к его рубашке, неловко расстёгивая пуговицы, но Первый нетерпеливо стянул одежду через голову и швырнул в угол салона.

Их движения были суетливыми, скованными теснотой: локти цеплялись за соседние кресла, ноги упирались в дверные панели, а головы то и дело задевали потолок. Гоуст отодвинулась ближе к окну, и они принялись стаскивать её тонкие колготки. Те зацепились за резной перстень на его пальце, и, когда мужчина резко отвёл ладонь в сторону, послышался звонкий треск капрона. Одним махом он порвал колготки до конца, и Гоуст сбросила эти обрывки, как старую кожу. Она приподняла бёдра, и он, не медля, сдёрнул с неё и кружевное бельё. Гоуст опустилась на локти и выгнулась дугой, а холодная обшивка коснулась вспотевшей спины, заставив невольно вздрогнуть. Первый обхватил её и скользнул липкими пальцами вдоль позвоночника. Алчно кусая мягкие соски, он слегка тянул их зубами, так что острая, сладкая боль пронзила Гоуст, отозвавшись дрожью под рёбрами. Она приобняла его коленями и запрокинула голову, поскуливая от возбуждения.

Её дрожь будила в нём нечто давно забытое. Нечто скрытое и запечатанное, словно древнее проклятие, похороненное под слоями времени. Большее, чем слияние плоти. Большее, чем связь крови. Большее, чем страсть сердец. За её шумным дыханием ему вдруг почудился шорох — тихий, как шаги призрака в забытом запертом склепе. Он замер, вслушиваясь, но то был лишь ветер, протяжно завывавший за стеклом. Первый склонился над Гоуст и внезапно произнёс:

— Я хочу тебя, Джи. Хочу твоё тело, твоё сердце, твою душу. Всю. — Он выдержал короткую паузу, всматриваясь в её лицо. — Ты… хочешь меня?

~Can you contain my love?~

Гоуст лежала под ним, ощущая, как сердце стучало в горле. Она прикрыла веки, сбивчиво пробормотав:

— Д-да…

Ладони, всё ещё лежавшие на её спине, стиснули сильнее, оставляя красноватые следы. Внезапно тон его голоса стал предельно строгим и властным, когда он серьёзно сказал:

— Тогда скажи это. Скажи, что ты моя.

Она медленно приподняла голову, и локти глубже вдавились в кожаную обшивку. Капелька пота прокатилась по её напряжённой шее. Глаза Первого в полумраке салона казались бездонными, чёрными, как небо за стеклом. В груди закрутился горячий узел из желания и страха, и обжигающая волна пробежалась от кончиков пальцев к низу живота, разлетаясь ночными мотыльками.

Её грудь вздымалась в такт учащённому дыханию, когда мысль внезапно пронзила её сознание: «Поэтому он». Поэтому он. Первый говорил с ней и хотел, чтобы Гоуст говорила с ним. И в действительности, именно поэтому им не нужны были слова. Она уже любила его, любила от вороной макушки до шершавых пяток. Каждый жёсткий волосок на теле. Каждый грубый шрам на сердце. Каждый острый осколок души. Она принимала его целиком, как будто уже была прикована к нему тысячу лет.

— Я… Я твоя, Ви. Твоя, — ответила она, словно подписывая незримый договор.

~Branded, baptized

By your love and by your hunger

And I would give you my life

One sin leads to another~

Первый молча сглотнул, и кадык дёрнулся на его шее. Он приподнялся сгорбленной тенью, упираясь ладонями в спинки кресел. Уткнувшись коленом в стык заднего сиденья, он чуть выпрямился, и его голова упёрлась в низкую крышу машины, заставив слегка согнуться. Просвет бликом перекатился с его плеча на рёбра, очертив стройный, оголённый торс и контур его лица. Сверкающая гильотина над Марией Антуанеттой. Глянец презерватива мелькнул в руке, как лезвие, и он аккуратно надорвал упаковку зубами. Ткань брюк с шорохом сползла по его бёдрам, обнажая напряжённые мышцы. Гоуст с трепетом наблюдала за ним какое-то время, но, когда Первый бросил на неё взгляд, стыдливо отвернулась. Усмехнувшись её смущению, он опустил глаза и аккуратно растянул пальцами тонкую, скользкую резинку.

Гоуст, всё ещё борясь с собой, украдкой покосилась на него, и её ресницы дрогнули от любопытства. Наконец, она беспокойно заметила:

— Он что, ещё больше стал?

— Последняя стадия покемона, — тихо посмеялся Первый.

— А если… не влезет? — спросила она, и в её голосе проступила нотка паники.

— Впихнём, — фыркнул он, насмешливо прищурившись.

Гоуст встревоженно улыбнулась, и Первый медленно наклонился к ней. Его ладони легли на её колени, плавно раздвигая их в стороны. Пульс ускорился, отдаваясь гулом в висках, а грудь заколыхалась от коротких, неровных вдохов. Это был тот самый момент. Воздух в салоне сгустился, став почти осязаемым. Несмотря на их весьма насыщенную и нескромную прелюдию, в силу неопытности Гоуст не воспринимала это серьёзно, как полноценный секс или даже как его самостоятельную часть. Сакральное значение для неё имело только то, что происходило сейчас. И Первый это знал.

Упираясь одной рукой в обшивку рядом с её головой, другой он нащупал влажные складки. Твёрдый и горячий член коснулся её входа, и мужчина осторожно двинул бёдра вперёд. Гоуст напряглась, чувствуя, как тело сопротивлялось новизне ощущений. Первый наклонился так близко, что их дыхания смешались. Он навалился на неё, его вес прижал Гоуст к сиденью, и она обхватила его шею, чувствуя напряжённые мышцы.

— Туго… — прошептал он хриплым голосом и придавил ладонью её плечо, чтобы удержать её на месте.

Он с усилием вошёл почти до упора, встретив сопротивление упругих внутренних стенок. Глубокий вдох Гоуст сопроводил его плавное движение, и она ощутила, что снизу всё заполнилось тесным давлением. Последовали лёгкая боль и жжение, смешанное с тянущим удовольствием. Первый на мгновение замер, давая ей привыкнуть к ощущениям. Жар внутри неё был ошеломляющим, он с наслаждением прикрыл веки и шумно выдохнул. Холодная цепочка, свисающая с его шеи, качнулась и неудобно легла на нос девушки, заставив её повернуть голову в сторону. Первый чуть отвёл таз, но, не вытащив член даже на треть, снова вдавился в Гоуст, и та с придыханием распахнула глаза от переполняющих чувств.

Довольно улыбнувшись, он склонился к её лицу. Его губы мягко прижались к раскосому уголку её глаза, а кончик носа скользнул вдоль виска, едва касаясь. Первый слабо прикусил её за мягкую мочку уха, оттолкнув хромированный крестик, и провёл языком по изящному барельефу хряща. Затем он прильнул к её щеке, словно растрёпанный чёрный кот, ищущий тепла. Гоуст повернулась и посмотрела в тёмные полуприкрытые глаза. И провалилась в них. Заблудилась в чащобах ресниц. Пропала без вести за перевалом зрачка. И в тот же момент ощутила ещё один глубинный медленный толчок, как предзнаменование природной катастрофы. Первый невесомо коснулся её губ своими, и Гоуст приоткрыла рот, будто пыталась уловить редкие благословенные капли его нежности в безжизненной пустыне.

~Angels, vampires

One breathes life unto the other~

Едва она успела ощутить эти касания, которые были куда интимнее и сокровеннее того, что происходило ниже, как он толкнулся в неё снова и начал медленно набирать темп. Движения выталкивали из мыслей Гоуст все её страхи и сомнения, а его жар пульсировал внутри. «Я люблю тебя», — вдруг подумала она, но ничего не сказала. «Кто же признаётся в любви в первую ночь? Я влюблённая по уши дурочка, но пусть он не знает об этом». 

Вязкая смазка обволакивала всё внутри, равномерно распределяясь с каждым толчком, и жжение вскоре утихло. Он удобнее упёрся руками в кресло и стал входить глубоко, размашисто, с нарастающей силой. Гоуст чувствовала, как внизу всё горело и тянуло, но с каждым мгновением это всё отчётливее отдавалось тающим блаженством. Постепенно она начала подаваться тазом ему навстречу, плотнее насаживаясь на член и обхватив Первого. Ткань брюк натянулась на его бёдрах, а свисающая пряжка ремня ритмично звякала, ударяясь об кресло. Гоуст обвила его торс ногами, пятки вдавились в его поясницу, а пальцы на ногах сжались от волнения. 

Их тела пружинили от сидений, только увеличивая размах. Запрокинув голову, она испустила сдавленный стон, больше похожий на поскуливание, а длинные волосы разметались, цепляясь за швы обивки. Первый всё сильнее толкался в Гоуст, прижав её к стенке, и она закинула руки назад, упираясь в дверную ручку, чтобы не биться головой. Периодически он оттаскивал её назад, а потом придавливал снова. Влажные пряди прилипли к затылку, пропитанному тонким слоем пота. Плотные телесные запахи, духота интерьера и стылый винный шлейф сплелись в воздухе. За окном сипло свистел ветер, заглушая тихие стоны, и салон казался крохотным островком тепла в безмолвной холодной ночи.

~Don't give me up

Don't let me go

And I will go through the fire

And I will go through the fire~

Первый наклонился к Гоуст и втянул с её кожи тонкую мелодию из неярких ноток пота, солоновато-сладкой смазки, цветочного миста и вишнёвого табака. Он шумно выдохнул ртом, и в этот миг ощутил себя самым последним наркоманом в городе. Пропащий. «Первая доза бесплатно», — промелькнуло в его голове. Ему хотелось впиться в неё, разорвать на части, жадно проглатывая рваные ошмётки. Извалять её в своей крови, поте и сперме, загребая когтистыми лапами, как ненасытный зверь. Он сдавленно промычал, ощущая рельефность скользких стенок, и стиснул зубы, чтобы не взвыть и не заскулить, как собака, а толчки стали особенно яростными, словно он собирался пробурить её насквозь.

~And I would go through fire to get to you~

Тесное пространство сковывало свободу движений, и в страстном порыве они то напоминали любовников, сплетённых в объятиях, то врагов, сражающихся насмерть. Гоуст вдруг вспомнила о полосатой пчеле и чёрном пауке, которых как-то поймала в детстве. Она посадила их в один маленький спичечный коробок и оставила на ночь, чтобы посмотреть, кто из них выживет. На рассвете от пчелы остались лишь лапки да крылья, разбросанные по углам.

Гоуст постанывала под ним с мучительно-сладостным выражением, и он вцепился в её шею, глухо прорычав. По его спине пробежались мурашки, и волосы на руках встали дыбом от её жалобного прерывистого вскрикивания. Тонкие пальцы сильнее вцепились в его плечи, оставляя красные следы от ногтей. Свет из передней части машины ронял на них густые тени, а лихорадочное дыхание сливалось в сырой ритм. От этого окна запотели, покрыв стёкла матовой плёнкой, и только беспорядочные и неосторожные касания пассажиров нарушали её интимную целостность.

Серебряная подвеска Первого танцевала перед глазами Гоуст, то и дело задевая кончик носа и цепляясь за подбородок. В неистовом порыве она поймала тонкую цепочку зубами и со всей силы дёрнула головой в сторону. На языке осел резкий металлический привкус. Украшение натянулось у него на затылке, и Первый мотнул головой в ответ — через миг звенья лопнули, разлетевшись в темноте мелкими стальными брызгами. Внезапно на приборной панели ожил телефон Гоуст, и по уникальной мелодии стало ясно, что звонят родители. От вибрации и покачивания машины смартфон скатился на пол, глухо стукнувшись о коврик. Гоуст обернулась на звук, но Первый, не сбавляя ритма, прихватил её за лицо и развернул к себе, сжав щёки пальцами:

— Только ты и я, Джи. Только ты и я, — шепнул он, и его голос, низкий, свистящий, прокатился по её нервам песчаной бурей.

От мощных толчков «Ауди» раскачивалась, как на подвеске, и забытые снаружи бокалы плавно скользили по отполированному капоту. Сначала с покатого края сорвалась почти полная бутылка, с шумным всплеском окатив бампер красным вином, а за ней раскололись вдребезги и хрупкие стаканы. Над гладкой крышей машины расстилалось бескрайнее ночное небо, и звёзды казались осколками разбитого стекла — зыбкие, но вечные, мерцающие в ночи, как последние аккорды их страсти.

~Cracked and fractured 

Held anew and whole again~

Так закончилось 9 марта 2023 года. Гоуст исполнилось восемнадцать.