Шэнь Цинцю очень сильно хотелось что-нибудь разбить. Хоть бы и вон ту чудесную чайную чашку, стоящую от него на расстоянии вытянутой руки. Или собственный лоб — тоже вполне неплохой вариант.

Его буквально трясло от злости и отчаяния.

Что вообще произошло с сюжетом романа?! Почему Ло Бинхэ послушным щеночком льнет к его связанным рукам и смотрит на него сияющими глазами? Почему со слезами рассказывает, как тяжело и плохо было в Бесконечной Бездне и как тосковал ученик по своему учителю?

Почему Нин Инъин пришла в Водную Тюрьму? Как уговорила Гунъи Сяо? Почему — и как?! — понимает его мысли и сдает их Бинхэ? Почему вьется вокруг него, как курица вокруг цыпленка, и, разве что не кудахча, хотя ее щебет и был похож отдаленно на кудахтанье, заворачивает его в притащенные одеяла, расчесывает его волосы и протирает маслами лицо и руки?!

Это было невыносимо. Его ученики явно вознамерились свести его в могилу. Да Ло Бинхэ его за такую заботу от его будущей женушки...! Вон как улыбается ей, как тянется зарыться пальцами в шелковые пряди.

А девушка в ответ заливисто смеялась, льнула к нему, как котенок, и тут же выворачивалась, снова волчком закручиваясь, бегая по островку. То одеяло на его плече поправляла, то чай над озером кислоты заваривала — а так вообще можно?! — то доставала еду, которой тут же норовила накормить всех, то начинала трясти Гунъи Сяо с просьбами рассказать что-нибудь… И глазами сверкала так, что и не понять — делала ли она все это из детской наивности или из женского коварства.

Система присылала лукаво щурящиеся смайлики и поздравляла его, начисляя баллы крутости Нин Инъин за глубину персонажа и независимость.

Юань почти сошел с ума за те дни, которые провел в пещере в компании троицы учеников. Даже сидеть без дела в одиночестве, накрепко связанном вервием бессмертных, и то было не так плохо, как получать тучу чужого внимания, слушать перепалки Ло Бинхэ с Гунъи Сяо и наблюдать за воркованием Ло Бинхэ и Нин Инъин, замаскированным под споры о том, у кого еда вкуснее.

Будто можно было сомневаться, что кто-то может быть лучше Ло Бинхэ! Он же главный герой!

Посещения главы дворца, старейшин и Шан Цинхуа (этот вообще только заглянул, окинул взглядом творящийся беспредел, предательски поржал и свалил, пожелав удачи и утащив предложенную ему булочку) должны были давать передышку от всего этого безумия, но были лишь очередным кругом испытаний. Крики и ругань усиливались эхом и больно били по ушам, а слушать оскорбления в свой адрес надоело уже сильнее, чем уверения в его невиновности от Нин Инъин. Девушка настолько преисполнилась смелости и решимости, что закрывала его от чужих взглядов собственным телом и с яростью тигрицы отстаивала его честь и достоинство.

В такие моменты Юань вспоминал свою матушку, так же защищавшую его в школе после разборок с одноклассниками. И понимал вдруг — а ведь Нин Инъин уже не маленькая девочка, которой он ее воспринимает. Ло Бинхэ сейчас должно быть уже двадцать, а значит ей… Юань поперхнулся воздухом, когда осознал, что милой маленькой Инъин уже двадцать два. Обычно она была настолько мила, прелестна, неловка и непосредственна, что он все еще считал ее маленьким ребенком, но она им уже давненько не была.

Крутилось что-то смутное в воспоминаниях еще, из-за чего внутренний голос нашептывал, что еще в самом начале, когда он только очнулся в теле Шэнь Цинцю, она уже не была ребенком. Что-то такое маленькое, но важное, связанное с именем…

Имя. А ведь, сколь бы не был абсурден созданный Самолетом мир, но и здесь были привычные традиции нескольких имен. Юноши получали свое взрослое имя в двадцать лет, а девушки — в пятнадцать. И если Бинхэ все еще был Бинхэ, потому что некому было дать ему взрослое имя, а Мин Фань должен был получить сразу имя поколения, как старший ученик пика Цинцзин и наследник, то Инъин… Если подумать, то с Бинхэ он встретился, когда тому было четырнадцать, значит, девчушке уже было шестнадцать, и «Инъин» и было ее взрослым именем.

Это для выросшего в современном мире Юаня она была ребенком, но для местных она давно уже взрослая и самостоятельная девушка. Даже если обычно ведет себя совсем иначе.

С трудом Шэнь Цинцю удалось успокоиться и смириться с тем балаганом, что в Водной Тюрьме и сюжете устроили ученики. Все еще было тревожно, но Бинхэ, вроде как, не горел жаждой сделать из него палку, да и молодая госпожа дворца больше кнутом не махала — кнут благополучно растворился в озере, а молодую госпожу в пещеру вообще не пускали его личные церберы. Круглые сутки они сторожили его. И если Нин, к счастью, возвращалась на Цинцзин хотя бы по ночам, то Гунъи Сяо, как изначально назначенный его тюремщиком, оставался рядом. В такие моменты Юань наслаждался тишиной и спокойствием. Бинхэ и Инъин были слишком шумными, их было слишком много. Пытающийся слиться с тенями Гунъи Сяо на их фоне выглядел милосердной Гуаньинь, берегущей его бедные нервы.

Гунъи Сяо же и помог ему, когда жизнь в лице незабвенных учеников с ехидством еще более незабвенной Системы обрушила на него новое испытание.

Изначально, по словам старого главы дворца, над ним должны были провести суд. Но в итоге его вытащили на свет и перед всем честным народом в лице дворца Хуаньхуа, глав пиков Цанцюн и представителей вершины Тяньи и храма Чжаохуа объявили доказательства его невиновности, раскрыв такие подробности прошлого, которых в романе не было и в помине!

Даже Шан Цинхуа выглядел пораженным и восхищенным — Юань не сомневался, что восхищался он собственным сомнительным гением, продумавшим такую историю, даже если не внес ее в роман.

Шэнь Цинцю чувствовал себя отвратительно, словно на него вылили целую тонну позора. Эти… благодетели вытащили наружу чуть ли не все грязное белье оригинального Шэнь Цинцю. Здравый смысл оправдывал их попыткой обелить его честь, но слушать все это и понимать, что говорят о тебе, видеть все эти ужасающиеся, сочувствующие, откровенно жалостливые взгляды…

Когда этот цирк, по недоразумению названный судом, закончился, и Юэ Цинъюань — оказавшийся давним близким другом Шэнь Цзю, кто бы мог подумать! — увел признавшего свою вину в издевательствах над Бинхэ Мин Фаня, Юань оплевал всех подошедших к нему ядом и попытался скрыться.

Происходившее больно било по самолюбию и гордости.

Хотелось, как в старые времена, высказать все Самолету за его буйную сумасшедшую фантазию и идиотские решения, в самых лучших издевательских формулировках на грани уважения и унижения, но это могло подождать.

— Бессмертный мастер Шэнь, — Гунъи Сяо появился рядом тихо и почти незаметно.

Юань отмахнулся от него, буркнув что-то невнятное про тишину, покой и отдых. Никаких сил на вежливость и изящество не было. Ситуация была отвратной, и заварили всю эту кашу Самолет и его собственные ученики, а разгребать было ему.

Система что-то укоризненно пиликнула про сваливание ответственности на чужие плечи и козла отпущения, но он проигнорировал.

— Я как раз об этом, — облегченно выдохнул ученик дворца Хуаньхуа и аккуратно потянул его за собой, ведя по теням и безлюдным переходам.

Шэнь Юань почти не следил, куда его ведут, погрязнув в собственном раздражении и грызне с отчего-то защищающей его учеников Системой, называющей его бедовым. Покорно шел за Гунъи Сяо, пока тот не остановился.

Перед заклинателем предстала уютная купальня из обустроенной пещеры с небольшим островком посередине, на котором росли нежные прекрасные цветы.

Подозрительно знакомые цветы. Подозрительно похожие на цветы росы луны и солнца…

Это что, озеро Лушуй[1]?!

Гунъи Сяо, заметив ошарашенный взгляд, расстелил перед спуском в озеро бамбуковый коврик и приглашающе провел рукой.

— Я немного облагородил это место. Тут тихо и спокойно, вода в озере лечебная, а поскольку почти никто не знает об этой пещере, то Вас никто не побеспокоит. Прошу, отдыхайте. Я буду снаружи, позовите, если понадоблюсь, — с этими словами он уважительно склонился и скрылся в темном зёве пещеры.

Шэнь Цинцю не сдержал обреченного стона. Что вообще происходит с этим миром?!.

Сбросив одежду, он вошел в озеро и расслабился, усевшись на вырубленную ступеньку. По телу разливалось блаженство, меридианы прочищались, по ним текла чистая природная ци, восстанавливая тело после вервия бессмертных и наполняя душу счастьем.

Стало так хорошо. В углу медленно тлели расслабляющие благовония, которые Гунъи Сяо незаметно для него успел зажечь. Сверху падал мягкий свет. Впереди услаждал взор прекрасный цветок — такие же росли под руководством Шан Цинхуа, выращивая для него запасное тело…

Озеро Лушуй очистило мысли, оттаскать своих учеников за уши больше не хотелось. Пока. Появились даже силы обдумать услышанное прошлое Цзю, с которым ему теперь предстояло жить. О чем-то пиликала Система, что-то про «скрытые ветви сюжета», «дополнительные баллы» и «пройденные квесты». Сейчас Шэнь Цинцю ничто не угрожало и он не хотел думать о неприятном.

Просто растекся по ступеньке, получая удовольствие.

Проораться на учеников за их необдуманные действия и ушат позора на его голову он успеет позже. И наказать их. И узнать, какое наказание Мин Фаню вынес Юэ Цинъюань. И допросить Шан Цинхуа на тему скрытых подробностей сюжета. И узнать, правда ли Ло Бинхэ, его белый лотос, не почернел и не обижен на него…

Но продемонстрировать всем, от Юэ до Нин, свое недовольство надо будет обязательно.

И поблагодарить Гунъи Сяо за посещение такой чудесной купальни. Как только додумался превратить в нее озеро Лушуй?

Где-то в другом углу, незаметно для закрывшего глаза Шэнь Цинцю, мелькнул недовольный золотистый взгляд, тут же скрывшись. К сожалению, сегодня не получится привести цзюньшана[2] в целебную купальню, занятую заклинателем. Но это ничего, можно тогда проникнуть во дворец Хуаньхуа и вернуть им старый должок…

…вернувшегося во дворец Гунъи Сяо ждали траурные лица соучеников и наставников и новость о том, что кто-то отравил более двух десятков учеников дворца и самого старого хозяин дворца. Ученики не выжили, а старый хозяин получил проблемы с меридианами и хромоту, но выжил.

Где-то под горой Байлу раздавался громогласный демонический хохот.

[1] Лушуй — «роса», название озера, водой которого питается цветок росы луны и солнца и вода в котором является той самой росой

[2] в переводе — что-то вроде «верховного повелителя»