Хотя Глэдис родилась и выросла в Саутленде, северная кровь родителей давала о себе знать. Зной утолял ее и делал раздражительной; она любила прохладу и потому особенно ценила утро и вечер, когда жара отступала. Глэдис привыкла просыпаться рано и идтина работу не спеша, наблюдая, как просыпается город: хлопают створки окон, двери, стучат копыта, шуршат колеса...

В Джастисглори по сравнению с Джозефвиллем было тихо, он пробуждался нехотя, точно ленивый недоросль. Но все же удица, по которой Глэдис шла, уже оживилась. Выходили на веранды отцы семейств в небрежно нахлобученных кепках и рабочих куртках, выскакивали торопливо дети, матери махали им вслед... После дорога свернула и потянулась вдоль реки, гладкой, как зеркало. Дома на другом берегу были окутаны утренней дымкой, листья кустарника у воды серебрились. На душе царил удивительный покой.

Вдруг она услышала, как шуршит песок под колесами. Обернулась и отступила, пропуская вишневый автомобиль, но тот неожиданно притормозил рядом с ней. С пассажирского места ее поприветствовал мистер Брэнуэлл Чемберс — брат мэр города. Это был рослый мужчина лет сорока, в дорогом сером костюме, ладно сидевшем на крупной фигуре; из-под шляпы поблескивали черные, как смоль, волосы. Он в упор посмотрел на Глэдис, под тонкими усиками мелькнула белозубая улыбка, на смуглом лице влажно замерцали разные глаза — зеленый и голубой.

— Здравствуйте, мисс. Не хотите, чтобы я вас подвез?

— Благодарю, я уже почти пришла.

Глэдис стало смунто не по себе, она продолжида путь, не задумавшись, что это выглядит невежливо. Машина брата мэра тоже тронулась с места — очень тихо.

— И кроме того, вы не садитесь к незнакомым мжчинам? Это похвально.

— Вы не незнакомый, мистер Чемберс. Заочно мне вас давно представили.

Глэдис продолжала идти, инстинктивно стараясь держаться на тако, расстоянии, чтобы Чемберс не мог до нее дотянуться. Хотелось прижать локти к телу. "Но ведь он просто решил слегка пофлиртовать... Чего я испугалась?"

— Мне вас тоже уже представили — увы, заочно, мисс Эллиот. Может быть, настало время познакомиться ближе?

"Нет-нет, не вздрагивай, будь вежлива. Oн не причинит тебе зла. Oн всего лишь хочет пофлиртовать. Сильно ты ему нужна — у него с братом в Сеймуртоне целая фабрика... Надеюсь, покидать ее он может нечасто".

— Нет, простите, я спешу. Урок вот-вот нужно будет начать, иначе маленькие чудовища перевернут все вверх дном.

— O, тогда поспешите к своим чудовищам, милая укротительница. Не смею задерживать.

Чемберс, смеясь, откинулся на спинку сиденья и слегка тронул шофера за плечо. Машина наконец разогналась, оставив Глэдис позади. Девушка повела плечами, подавляя безотчетный страх,темные смутные воспоминания, который вызвал в памяти мурлыкающий тон Чемберса. "Прекрати, неженка. Знаешь же, страх мешает думать. Да и чего бояться? Не убьет же он тебя". Но неясная боязнь уже прилипла к душе болотной грязью.

Войдя в школу, Глэдис заметила Рейли, покидавшего кабинет директора. Тот приветственно махнул ей рукой и быстро подошел.

— Как успехи? В ближайшее время школу ждет ремонт?

— Мистер Джагсон уверен, что вся мебель в отличном состоянии, — вздохнул Рейли и с недоверием оглядел обшарпанные стены. — Но если честно, мисс Эллиот, я сильно сомневаюсь в этом. Не могли бы вы... Словом... Впустить меня на пару минут в пустой класс? Хотелось бы убедиться лично...

Глэдис вскинула брови и едва удержалась от того, чтобы присвистнуть, но не рассмеяться не могла.

— Иными словами, совсем расшатать какую-нибудь парту, чтобы она поскорее рухнула и вы получили работу? Ну уж нет, знаете ли, если пострадают ученики, мне будет потом непросто найти другое место!

Рейли непонимающе посмотрел на нее.

— Но я вовсе не собирался...

— Простите, я совершенно не умею верить людям. И знаете ли, одна-две парты не убедят Джагсона, что нужно потратиться. Вам придется ночью влезть в окно и переломать всю мебель.

Между тем они дошли до класса, где Глэдис предстояло провести урок. Дверь была закрыта, и из-за нее доносились странные звуки. Приложив палец к губам, Глэдис выразительно посмотрела на Рейли и осторожно приоткрыла дверь.

Долговязый Алек Кингсли, кучерявый парень с пробивавшимися уже в пятнадцать лет усиками, взобрался на одну из парт и теперь, сунув руки в карманы, отплясывал джигу. Топал он, как молодой конь, парта вся тряслась, но выдерживала.

— Вот видите, а вы сомневались, — прошептала Глэдис. — Иногда и мистеру Джагсону можно верить.

Рейли только руками развел. Между тем Алек, разошедшись, подпрыгнул, и случилось наконец то, что и должно было: крышка парты хрустнула, ножки подломились, и танцор ко всеобщей радости рухнул на пол.

Глэдис хотела было сказать, что один случай все равно погоды не сделает, но Рейли уже сунулся в класс и подал Алеку руку.

— Кости целы, парень?

При виде него класс замер, как должен был бы замирать при виде учителя. Глэдис стало завидно, и она вошла следом, демонстративно-громко здороваясь.

— Мистер Кингсли, перестаньте изображать смертельно раненого. Садитесь к девочкам и пишите сто раз: "Я не должен танцевать джигу на парте, для этого есть пол". Кстати, дробь выбивают вот так.

Чуть приподняв подол, Глэдис уверенно отбила дробь маленькими каблучками. Не удержалась-таки: очень любила этот танец, когда вбиваешь в пол все страхи, обиды, прошлое и настоящее, да весь свет! И она готова была поклясться, что взгляд Рейли скользнул по ее ногам, ловко обтянутым черными чулками и обутым в аккуратные туфли, и по всей фигуре. Мужчины!

— Запомнили? Не благодарите. Мистер Рейли, покиньте класс, на вас дети отвлекаются. Или вы хотите писать строчки вместе с мистером Кингсли?

Он растерялся на миг — видно, впрямь на нее засмотрелся — потом вежливо попрощался и ушел. Следовало бы заставить учеников попрощаться с ним тоже, да еще кто из родителей побогаче возмутиться, что детей заставили быть вежливыми с убийцей. Или до Фарелла либо доктора дойдет — ссориться с ними Глэдис не хотела.

<empty-line>

Два урока — классом Алека Кингсли и с тем, где учились Джим Робинсон и Пэгги Уэст — прошли спокойно, так что Глэдис совершенно забыла об утренних происшествиях. Но в конце второго урока Пэгги вдруг подошла к ней.

— Мисс Эллиот, я хотела попросить... Можно, я сама буду учиться, а раз в месяц приходить и отчитываться вам? С мистером Фареллом я уже договорилась.

Несказать, чтобы Глэдис была удивлена. Видимо, дома у бедняги стало совсем туго.

- А что случилось? — уточнила она больше из вежливости.

— Мама заболела, не может пока прибираться в лавках. Она, знаете, моет полы у Клуни, бакалейщика, и у колбасника, и в одном пабе... А у нее спина разболелась, доктор Куинси сказал, ей пока нельзя наклоняться, а на что нам тогда жить?

— Да, я вас понимаю... — согласилась Глэдис, слегка потерявшись, потому что ей стало непривычно жаль семью Пэгги. — Но вам будет очень тяжело... Вы не хотите совсем оставить школу?

Пэгги помотала головой. Ее острый подбородок упрямо выставился вперед, маленькие серые глазки сверкнули.

— Я хочу учиться, мисс, правда. Хочу стать образованной женщиной, как вы, жить в большом городе, помогать семье... И много всего знать и видеть.

Глэдис усмехнулась про себя. Может быть, однажды эта девочка пожалеет о своем решении... Хотя зачем себе врать? Сама Глэдис, пусть порой приходилось непросто, не променяла бы своей жизни на даже золотую клетку.

— Что ж, давайте попробуем.

***

Вернувшись домой, Глэдис застала нежданного гостя: у подломившихся ступенек веранды возился мистер Рейли. "Надеюсь, он не полясал на них джигу, чтобы сломать", — пошутила она про себя. Впрочем, ступеньки давно уже подозрительно трещали, если на них вступить.

— Возвращалась с рынка, а она прямо у меня под ногами подломилась! — возмутилась миссис Хайди, сидевшая у окна. — Пошла мистера Клуни просить, да он в лавке, зато вот мистер Рейли был дома. Придется тебе войти через дверь в твоей комнате.

Рейли, торопливо обернувшийся,чтобы поздроватья с Глэдис, снова склонился над крыльцом. Его рубашка, выбившаяся из брюк, задралась, обнажая поясницу, и стал заметен пересекавший ее толстый багровый шрам. Почувствовав, что на него смотрят, он тут же одернул одежду.

Не успела Глэдис доесть жаркое, как Рейли закончил с крыльцом. Миссис Хайди позвала его выпить с ними чаю, и он согласился.

К некоторому удивлению Глэдис, за столом Рейли держался совершенно свободно и спокойно, хотя и очень вежливо. Избегая говорить о себе — да миссис Хайди его ни о чем и не спрашивала — он расспрашивал о Джастисглори, о том, есть ли тут хоть какая-то связь с морем, куда требуются раоботники, да и вообще, что за люди живут... Видимо, он был из тех, кого ничто — ни страшная вина, ни публичное истязание, ни потеря положения и разлука с семьей, ведь, кажется, ему навсегда запретили видеться с родственниками и даже переписываться — не могло вынудить поставить крест на себе. Глэдис не знала, нравится ли ей это. Кто-то назвал бы Рейли бессовестным, и пожлуй, можно было бы согласиться, но Глэдис была убеждена: нет ничего проще, чем заткнуть совести рот. Что бы ни сделал человек, он не станет себя винить, если не захочет. Так что все люди на самом деле бессовестны одинаково.

Тем временем миссис Хайди выскочила на улицу поболтать с проезжавшим мимо на велосипеде почтальоном. Рейли чуть неловко улыбнулся Глэдис:

— Как поживает наш танцор?

— И наши парты, вы хотите сказать? — рассмеялась она. — Ничего, пока стоят. Кингсли тоже в порядке. Я надеялась, он хоть немного засомневается в себе, но похоже, зря.

— Наверное, вам нравится ваша работа, мисс Эллиот?

Скорее всего, он спросил, только чтобы поддержать разговор, но на Глэдис порой нападала ненужная откровенность с теми, кого она мало знает. Вот и сейчас захотелось ответить искренне:

— Порой они забавные, а чаще держат в напряжении, и это заставляет чувствовать себя живой. Но нравится ли мне… Может ли нравиться всегда воевать?

— А вы с ними разве воюете? С детьми? Как они могут быть врагами?

— Мне приходится воевать, ведь они видят врага во мне. Во всех нас.

Лицо Рейли удивленно вытянулось. Глэдис пояснила:

— Мы заставляем их учить ненужные в жизни правила и делать пустые, бессмысленные вещи. Заставляем слушаться нас, хотя у них нет ни малейшего повода нас уважать. В их годы я тоже ненавидела это. Ненавидела, что у меня отбирают даже крупицы свободы.

— Но ведь в жизни всегда приходится кому-то подчиняться. Вы всего лишь приучаете их к дисциплине. Без нее, без иерархии, без слаженной работы ничего не создать, поверьте.

— Ну и пусть! — Глэдис азартно сверкнула глазами. — Пусть бы весь мир погиб, только бы моя душа была абсолютно свободна! Я так считаю и думаю, так считает в глубине души любой, кто себя уважает.

Уж Эшли при всей доброте наверняка считал именно так, да и его мать тоже.

Рейли посмотрел ей в лицо. Взгляд у него почему-то наполнился болью, точно он думал о чем-то, его касающемся.

— Ваша душа задыхалась бы от тоски и одиночества, мисс Эллиот, если бы мир погиб. Человек в одиночестве жить не может.

— А когда люди вместе, они вечно грызутся, одни стремятся подчинить других. Не говорите, будто это не так. Я слышала, как такие, как вы, обращались с рабочими.

Не то, чтобы Глэдис собиралась обличать его, как обличал бы Фарелл, но слышать от Рейли нравоучения было очень странно.

— Я уже говорил, мисс Эллиот: это всего лишь дисциплина. Но лично я не считаю, что нарочно вредил им. В конце концов, у нас была общая цель.

Глэдис захотелось хлопнуть себя по лбу.

— Не смешите меня, пожалуйста: какая общая цель может быть у волка и овец, пусть и умеющих бодаться! Похожие цели — это другое дело. И они, и вы стремились заработать денег. Им это определенно нужнее, чем вам, потому что они выживали, а вы роскошествовали. Но чтобы им жить поприличнее, вам пришлось бы слегка умерить аппетиты. Не настолько выжимать из них все соки. Какая же тут может быть общая цель?

Он определенно рассердился.

— Вы наслушались каких-то... Социалистов, возмутителей спокойствия! Это они малюют нас самой черной краской...

— Кто им поверил бы, если бы рабочие действительно были всем довольны? Если бы общая цель у вас действительно была? Нет, мистер Рейли. Вы так же, как и я, заставляли других выполнять бессмысленные правила, больше похожие на издевательства. И так как за нами власть, мы можем карать за неподчинение... Ну то есть вы карать могли когда-то, в прошлом. За это, думаю, вас и не любят теперь, когда у вас вырваны когти и зубы. Ну, кроме того, что осуждают за гибель "Горделивого".

— То есть вы хотите сказать, теперь мне не боятся показывать, что меня не любят, — он поставил чашку с чуть более громким звуком, чем следовало бы. — но знаете, это больше говорит о местно обществе, чем обо мне. Спасибо за чай, но кажется, я засиделся. Не провожайте, я сам попрощаюсь с миссис Хайди.

Может быть, так просто совпало, когда Рейли вышел из комнаты, а Глэдис обернулась к окну, она заметила миссис Клуни, наблюдающую за их дмом из своего сада.