Ярко. Море солнечного света. Снова. Да что ж такое с этим миром. Почему он такой светлый?

Рико резко открыл глаза, проморгался, борясь с окружением, и вобрал в себя воздух. Во второй раз просыпаться в такой обстановке привычнее, но ничуть не проще. Странное оно чувство: просыпаться не в гнезде, наглядно наблюдая за тем, что наступило утро.

Свежесть благоухащего ландыша пылинками рассекал ветер, входящий через форточку. На фотосессиях дело первой необходимости, чтоб никто не задохнулся и не вырвал от жары.

Взгляд автоматически нашёл часы и, отсчитав примерное время, понял, что получилось проспать целых четыре часа. «В пределах нормы», — отчитался Рико перед собой, одновременно вспоминая, что засыпал совсем в другом месте. Его, что-ли, перенесли или он был настолько сонным, что не запомнил свой путь в гостевую спальню? Такое, на самом деле, часто происходило. Рико не запоминал ничего из того, что делал в перерывах на сон. Эвермор изматывал настолько, что мозг просто-напросто отказывался работать в такие моменты и ни о чём не мог думать, кроме желанного сна, ведь отлично знал, что через определённое количество минут: ни минутой раньше, ни минутой позже, — нужно вставать и бодро идти на тренеровку. Хоть организм уже давным-давно к этому привык, когда-то такой распорядок вынудил Рико ненавидеть перерыв на сон. Проще всё-таки тренероваться, чем отрубаться и ничего не делать. Очевидно, это необходимо для здоровья и поддержания формы, чтоб стать ещё лучше, но иногда хочется обойтись и без этого: без усталости и потраченного драгоценного времени. Однако, такое волшебство человеку не подвласно, потому чёткое расписание, с большим упором как-раз на тренеровки — единственный правильный вариант.

Поводя пальцами по нежно-салатовой стене, вырисовывая цветы и обдумывая план действий, получившийся с попытки так одинадцатой, Рико с улыбкой вскочил с кровати и потопал на кухню.

Сначала он выглянул с угла, и никого не обнаружив, подбежал к столу. Пять утра: гласила микроволновка. Обычные люди в такое время не встают. Рико сменил курс к тумбочке, откопал газету и оторвал небольшой её кусочек. С полки повыше он нашёл гелевую чёрную ручку, схватил зубами и, придерживая огрызок руками, накалякал кривое «спасибо», хотя больше похоже было на какое-нибудь «упаси», но да ладно, его это совсем не волновало.

Так всё и осталось: разукрашенная газета про погоду и потепление, с выведенными буквами и сверху примостившейся ручкой, — мирно ждать человека, которому оно предназначалось.

Не то чтобы Рико испытывал безмерную благодарность, однако он мог там и умереть тогда от потери крови или заражения, поэтому хотя-бы такой маленький жест доброты она точно заслужила от него. «В других обстоятельствах я бы и не подумал!», — отстаивал свою честь Рико, в ускоренном темпе уходя отсюда.

Выход на ладони. Несколько шагов и они никогда более не встретятся... Потянувшись к дверной ручке, где-то бурлило тихое желание сберечь этот короткий, непонятный и безумный день, о котором он никому и никогда не расскажет.

Хлоп.

Перед ногами предстаёт пёстрый газон, несколько маленьких человечков с красными конусообразными шапочками, ряд горячих лепесточков, выпирающих из двух клумб напротив: ничего из этого, как Рико помнил, не было прошлой ночью. Неужели, из-за окружающей тьмы, можно столько всего не замечать?

Рико отмахнулся и шагнул вперёд. Чужое дыхание. Прям пробрало, ощутивши его у себя за спиной.

«Мяу», — отозвался силуэт, подсматривающий за парнем с порога.

— Афина? Напугала, чёртова кошка, — отвернулся он, но совсем ненадолго. Секунда шепчащего ветра и пения птиц, и Рико уже оказался возле пушка. Погладил на прощание, поднялся, готовый наконец уходить, и едва выполз из территории дома.

Написать, со своими-то руками, сообщение оказалось и то проще, и приятнее, чем оставлять тоскливо мурчащее, с глазами-алмазами, виляющее миниатюрными ушами и хвостиком создание. Эти лохматые ушки... Одно из них вопросительно дёргалось, второе вслушивалось в шаги. В упор смотрящие глазки, овальные с бликами, в которые невозможно было смотреть без грусти. Требовательное мяу раз за разом становящиеся всё более печальным. Уходить было и так настолько вязко, а она ещё и бежала следом! Но, остановилась возле самого конца территории, провожая тихим взглядом.

«Как это так?», — возмущался Рико частыми, твёрдыми шагами. Чувство, наверное, сравнимое с последним из сетки выкинутым на поле мячом, когда до конца тренеровки остаётся буквально пять минут, и всё это нужно успеть собрать и попрощаться с клюшкой до завтрашнего выездного матча. А потом нужно прощаться с чужим полем, зная, что после победы, они туда больше не вернутся. Ощущения себя на высоте, удовлетворённость и гордость определённо всегда была, но иногда всего лишь какая-то игровая площадка становится слишком уж привычной. Вот где-то среди этого прятались отголоски и того «мяу», оставшегося позади.

***

Первый знак: скорость 60, второй: перекрёсток, третий... Десятый: автомагистраль. Рико крепко держал в голове то, что сюда от больницы, они ехали пару часов так точно. И перематывал, что обрывками, по идее, помнил про несколько ярких вывесок. Ни вещей, ни воды, понятное дело он с собой не брал. И основным, на данный момент заданием, оставалось дойти до какого-нибудь магазина и не засвитеть от неудобства передвигаться не используя рук. Одними ногами, даже с безупречной выносливостью, не получалось набрать желанную скорость. Всякий раз, встречая дорожный знак, он останавливался переместить баласт в другое место, чтоб не так сильно бинты и гипс покрывались потом. Пару отборных ругательств, мечтающих от них уже избавиться и длинный путь возобновлялся с новым упёртым желанием добраться к своей цели и не откинуться хоть здесь где-нибудь на обочине от запаха гари пролетающей то с одной стороны, то с другой. Хорошо и одновременно жаль шёл не в кровавой, а постиранной одежде. Возможно, привлёк бы внимание какого-нибудь авто. Бетси временно давала ему свою одежду, когда они вернулись с больницы, весьма просторную и практичную, годящуюся даже для пробежек, но взять её он не мог, чтоб не придумывать причин, почему нужно к ней заглянуть. Собственно, запах какой-либо чистоты напрочь отбился уже давно.

Рико совершенно не вникал, найдёт ли тут где-нибудь какую-нибудь остановку, хотя сворачивал с пути, который помнил, как раз только по этой причине. Ведь был полностью уверен, что те яркие вывески: это одни клубы или бары, в которых ловить нечего. Возможно где-то там и нашёлся бы какой-то ларёк, но тратить на это время определённо не стоило. Он пошёл более коротким путём, который должен был его вывести где-то впереди тех улиц. По идее. Однако, путь по автомагистрале казался настолько бесконечным, что уже уплыла вся та уверенность в своих размышлениях о том, как поскорее добраться до Эвермора.

Шаг за шагом, шаг за шагом. Солнце бьёт в голову спереди, сзади обдувает ветром. Руки промокли и покрываются мурашками с каждым новым порывом. Глаза закатываются за орбиту и тщетно пытаются разглядеть что-то вдали, кроме зелёно-желтых полей, громоздких деревьев, кустов и машин.

Внезапно появилось пятно. Что-то красное. Яркий цвет действовал ослепляюще. Рико ускорился, однако вместе с приближением всё больше осозновал, что это лишь поляна маков. До последнего хотелось, чтоб там находилось что-то новое. Глубокий вдох. Здесь произошла небольшая остановка.

Рико опустился на корточки и стал переводить дыхание, сбившееся ещё с сотню шагов назад. Даже плавное распределение нагрузки на ноги, грудную клетку и передвижение, оказалось не таким полезным в преодолении большого расстояния. Рука потянулась к цветку, подняла верхушку, чтоб было виднее серединку и это, собственно, была единственная радость за весь пройденный путь. Кто бы мог подумать, что такая мелочь сможет вызвать улыбку? Рико вглядывался и вспоминал тёмные голые стены, поле, кровь, пролитую из-за него самого, клюшку, форму... Мак напоминал обо всем, где и как он прожил всю свою жизнь, начиная с детства. И это придало сил. Стремления идти к своей цели. Упёртость — это нескончаемый ресурс, необходимый буквально везде. Без неё — ты просто сопля, не способная добиться вершин.

Время. Рико сорвал алый кувшин и из него вихрем пробрался запах, вбивающийся в ноздри, поперёк всех остальных пропитавших всё вокруг гадостей. Тонкий, травяной запах отдавал горечью, пробившейся лёгкой головной болью. Аромата как такового не было. Очень красивые и нежные цветы. «Я бы хотел видеть такие на похоронах. Или вокруг стадиона», — всплыла внезапная мысль под их воздействием.

Чирик-чирик-чирик, исходило из кустов, будто там сидят сотни птиц и чирикают со всевозможных сторон и тонов. Вжух. Рико едва успел нагнуться, как сквозь него вперёд пролетела огромная стая неизвестных ему птиц: больших и маленьких. И тут на него снизошло озарение, как только он смог проглядеться в сторону их полёта.

Впереди была заправка. «Блять», — коротко отозвался Рико в пустоту. Здесь уже становилось всё максимально не важным: как правильно, как лучше, как нужно организму, — здесь ноги чисто сорвались с места и, не обращая внимания на любые преграды, неслись к пункту назначения. Всякие коряги, камни, упавшие деревья, гнёзда, аисты, ямы, пыль, грязь, обрывы дороги, поломанные заборы — всё, что он обходил до этого с опаской и желанием не свалиться откуда-нибудь через что-нибудь, внезапно потеряло всякий вес.

Пройдя через линию деревьев, выходящую прямо на дорогу, Рико наконец смог разглядеть место своего заветного желания. Он встряхнул, как только получилось, с себя горстку пыли и вошёл внутрь, где с самого порога Рико чуть не растаял от прохладного воздуха кондиционера. Прям там бы и остался жить. Но, Эвермор ждёт, так что он опомнился и пошёл к холодильнику за водой. И её кое-как получилось удержать, то какие-либо ещё продукты уже бы не влезли. Пришлось вернуться к корзинкам и подхватить одну. С тяжестью повесив её на руку, Рико вернулся, закинул три злаковых батончика. Вместо двух, потому что как получилось, так получилось. Однако, одними батончиками мало заткнуть урчащий живот.

Теперь Рико стоял перед огромным выбором продуктов. Он и не помнил, когда в последний раз ходил или ездил за покупками. Им всегда привозили еду и не позволяли отвлекаться на такие мелочи, лишний раз покидая гнездо. Всё, кроме тренеровок, делалось без участия Воронов. Поэтому каждый светлый, тёплый момент: мурчание Афины, запах маков, дороги, — вызывало в Рико раздраженное равнодушие, потому что в его мире, в Эверморе, такого не было — там кровь, крики и контроль. Никто не даст и секунды на слабость. Вот сейчас глаза и разбегались, улавлия крупный диссонанс. Это не сложная тренеровка, не приём, не матч с Лисами — это просто продукты.

Прежде чем на что-то решиться, Рико, впервые за всё время, обратил внимание на ценники. Деньги, точно. И как он только думал оплатить свои покупки? Не думал, очевидно. Хоть головой бейся теперь, придётся ставить всё на место.

Поворот, разворот. Рико отправился к ближайшей полке с батончиками. И достать их все из корзинки оказалось куда мучительнее, чем скинуть туда. Удерживая один, но совершенно этого не чувствуя, Рико и не понял, как этот же самый батончик упал ему под ноги. Никаких сил даже злиться уже не было, потому он молча опустился, едва ухватил его под стелажом и тут шуршаще рядом посыпались блестящие купюры. Рико оглянулся, но никого не было. Это его? Нет. Тогда откуда?

Постиранная одежда. В мыслях мелькнула аккуратно сложенная одежда, в которой из-за неудобства надевания, Рико совсем не обратил внимания на посторонние предметы в кармане. Бетси постаралась? Вопрос вставал не в том, когда она успела, а для чего туда их положила. Вариантов, помимо того, что она была полностью в курсе того, что Рико собирался уйти, больше не находилось.

«Кто же она такая?», — неустанно вертелось в мыслях, подбирая выпавшие купюры. Как только он вернётся, он не должен, а просто обязан нарыть на неё информацию. Она видела, как он уходит? Предугадала заранее? Что с ней не так... Неужели, она посчитала его слишком немощным? Нет, она бы точно что-то сказала на этот счёт. Решила дать шанс, значит, уйти? Её поступок кажется таким нелогичным. В Эверморе нет никакой простодушной заботы. В Эверморе помощь никогда не давалась просто так. За неё либо платили, либо расплачивались. Это было либо манипуляцией, либо частью игры на выживание. Он сам поступал так множество раз, чтоб разбить волю сокомандников. Бетси ничего не потребовала. Ничего! И это бесит. Как можно так просто помочь, не ожидая ничего взамен? Может, он просто не понял, когда она что-то просила? С такими людьми, которые показывают всё через призму доброты, неприятнее всего.

Рико поднялся, отпустил в корзинку упавший батончик и в полной тишине, под гудение кондиционера, отправился на кассу. Эти деньги не были его. Это был не его выбор. Не его усилия. Не его план. Это символ того, что кто-то решил за него. Будто кто-то ещё раз подчеркнул, что он не настолько силён, чтоб обойтись без подстраховки. Кто-то снова решил за него — так же, как годами решали, где он будет спать, что есть, кого тренировать и когда выходить на поле. Это было ничем не лучше клюшки, вложенной в руку ещё в детстве.

Впрочем, пусть он и не мог контролировать деньги в кармане, не мог контролировать поступки Бетси. Но, он всё ещё мог контролировать себя. И сейчас это было единственное, что имело значение. Ведь его судьба по прежнему вложена ему в руки. И сейчас он зависит только от себя самого. Ни от кого больше. Да, он возвращается в гнездо. Но только потому что сам решил туда вернуться. Его вышвырнули. Без сомнений, сожалений и указаний. Он сам идёт наперекор. Доказать, что он — сильнее. Что все они — неправы на его счёт. Доказать, что он — на вершине, и никто больше. Безумный ли это поступок против мафии и своей семьи? Определённо. Но это его законное место. Заслуженное ежедневными тренеровками и независимое ни от кого, кроме него самого. Сейчас только его поступки определяют, что будет дальше. А дальше он — движется вперёд. Прямиком по курсу к Эвермору. И плевать там на какую-то Бетси.

***

Перед самым выходом Рико прихватил себе банку тушёнки со сладкой булочкой. Были и продукты повеселее, однако диета спортсмена не позволила ему и подумать о чём-то другом. Перекусив, восстановив силы, он и направился дальше. Днём держался ещё более-менее, измотан, хотя и полон энергии.

Ближе к вечеру усталость сваливается лавиной — ноги гудят, руки болят, сознание мутнеет. Он не пытался и даже не думал словить попутку из-за своего упрямства. Шёл обратно по пути, который определил для себя. Шёл сам, а сколько он идёт? Казалось уже бесконечно. Он шёл долго, медленно и с перерывами: попить, перекусить, — ведь этот урок уже усвоил. Но даже так, когда приходит закат, он уже на грани изнеможения.

К вечеру он доходит до точки, где автомагистраль поворачивает, и там совершенно ничего не видать. Сплошная темнота. Рико до последнего идёт, не останавливаясь, держась за идею Эвермора, как за единственную точку опоры. Но сквозь неё прорезаются кругляшки света. Приближаются так быстро, будто вспыхивают над головой, оставляя после себя бледные розовые пятна с синей окантовкой, если отвернуться. Такие яркие. Такие неестественные. Это что? Включился свет на поле? Сейчас они начнут проходить стандартный набор упражнений. Совсем скоро он увидит Кевина и Жана. Правда ведь? Тренеровка скоро начнётся. Вот-вот. Осталось немного.

Знакомые лица... Только, что это? Незнакомая тату? Знакомая форма, но чужая? Почему она вся в крови? Тренеровка же ещё не началась... Откуда все эти шрамы? И такая острая боль исходит от них.

— Из-за тебя. Я больше не Ворон из-за тебя. Спа-си-бо. Я счастлив. А ты заслужил погрязнуть там в крови, которую проливаешь и по сей день. Ты виноват в том, что тебя выкинули. Сдохни.

— Кев... Почему ты так говоришь? Мы же были вместе. Выросли в этом кошмаре вместе! Мы были, как братья. Самые настоящие. Твоя щека... Это ферзь? Почему ты стёр свою двойку?

— Потому что ты всего-то мусор. Мы никогда не были близки. Ты отвратительный, невыносимый и с трудным характером. Сволочь, каких ещё поискать нужно. Угораздило же меня с самого детства быть с тобой. Стоило убить тебя раньше. Да, Жан?

— Непременно, это чудовище не может занимать первые места. Уродливость не позволяет.

Свет, направленный прямо на него, сковал на месте. Заставил выслушивать тех, кто оставил его. Кто оставил! Он не должен слушать их мнение и вовсе! Но не может перестать... Не может перестать что-то чувствовать к их словам, где не было ни капли злости или раздражения, а грудь так сдавливает, словно её прострелили и оттуда проросло целое маковое поле.

И вдруг — тишина. Ни голосов, ни криков, ни обвинений. Только он — и это проклятое, бесконечное поле внутри него, где лепестки распустились алыми вспышками боли.

Только он один.

Голоса исчезли, но их слова остались. Они разрывали его, как лезвия, медленно вонзаясь одно за другим: «Мусор»… «Чудовище»… «Сдохни».

Рико осел ниже, колени, кажется, содрались об паркет, только он этого не чувствовал.

Свет танцевал перед глазами. Вспышки прожекторов на поле моргали, окуная в ледяную тьму и высветляя свой истинный облик. Показывая правду острой стороной. Поле, привычное тёмное поле. Только поле было пустым. Без команды. Без Жана. Без Кевина.

Только он один.

Один на этой тропе. Один среди этих голосов. Один на этом троне.

Рико волочится коленями по земле, кажется оставляя порезы об камни и ветки. Откуда на паркете все эти препятствия? Только... Оседает, свет меркнет, оставляя его. Теперь в его ладонях только колкая тьма. Ничего больше. Ни Воронов. Ни Лисов. Ни Троянцев. Ни одного из этих полей.

«Я слаб! Я не могу взять и дойти обратно сам. Все эти люди так далеки. Я один. Я заслужил остаться на полпути. Заслужил. Я понимаю! Но, прошу, дайте мне шанс... Я бы хотел, чтобы всё было по-другому. Может, в следующей жизни? Может, Кевин меня бы не шугался с самого детства... Никто из нас, может, не оказался бы в Вороньих когтях. Я бы, может, поступил иначе... Может, Жан не смотрел бы сквозь меня, как через призму чистого страха... Может, может... Но нет.

Я — это я. Кевин. Жан. Я вижу кровь на них, но это не их кровь. Это моё лезвие в них. Каждый порез, каждая трещина на их коже — это я. Каждое впадание в истерику при упоминании Вороньего гнезда — мой след. Каждый раз, когда Жан падал на поле — это я его подбивал, заставлял его встать и бежать снова через боль. Каждый раз, когда Кевин срывался — это я вдавливал его в эту ярость. Каждый раз, когда они сжимали клюшку до побелевших костяшек — это я выворачивал их изнутри. Я — тень, что держала их на поводке. Я — кнут, что бил по их спинам. Я — клетка, в которой они жили. Они были птицами, которых я приучил ломать себе крылья, чтобы стать сильнее. Потому что — это Воронье гнездо, тут иначе не выжить. И теперь, когда я остался один, я наконец вижу правду: я не Ворон. Я клетка для Воронов. Я монстр в их истории. Это мои руки оставили шрамы на них. Это мои приказы залили их формы кровью. Это я разрывал их на части снова и снова, называя это тренировкой. Это я был тем препятствием, через которое они спотыкались, пытаясь выжить. Я вбивал в них страх. Я — причина их боли. И какой же я жалкий, раз осмелился подумать, что что-то могло быть иначе. Я не имею права даже заикнуться об этом. Я — демон того ада, под названием Эвермор. И потому я заслужил остаться здесь. На полпути. В этой тьме, которую сам породил, которая вылезла из моей груди»

— Гнездо, Эвермор, Дом, — из под мыслей просачивались глухие слова. Они словно сливаются в одно целое, показывая, что для него всё это неразделимо.

— Эвермор? Мы с сыном были там на матче... Ты... — прозвучал чужой голос со стороны, с неизвестным сомнением, сочувствием и подозрением? Впрочем, учитывая, как Рико измотанно с травмами выглядит, такое отношение понимаемое.

Ничего. Больше не было ничего. Один твёрдый асфальт под ногами. Камни. Ветви. Гул машин. Грохот колёс. Холод ветра.

Взрослый бородатый мужчина с лёгкостью подхватил Рико под руки и поставил на ноги.

— Тебе нужно в Эвермор?

— Эвермор... Нужно. Я дойду, — из последних упертых сил отреагировал Рико.

— Куда ты дойдёшь? С дуба рухнул? — повысил тот голос. — А, похоже... Жёсткий у вас спорт всё-таки. Давай, подкину.

Тут и думать не нужно. Автомагистраль, правда, уже и заканчивается. Машины уменьшают скорость, видимо вот и заметил кто-то. Так что, полпути он, наверное, всё же одолел.

***

Рико опрокинулся на спинку, и считал разноцветные пятна в потолке, напоминающие звёзды. Человек оказался достаточно приятным, не лез к нему в голову. Большую часть пути молчал, однако и рассказал пару историй, застрявших в голове. Рико узнал, что у него есть сын, восхищающийся Воронами, даже не смотря на проигрыш, ведь он, из-за проблем со здоровьем, не может и попытаться поиграть в экси, а Вороны такие «трудящиеся». Они с отцом были на нескольких матчах, когда не нужно было отлёживаться в больнице. Поэтому-то он и подобрал Рико, потому что видел в нём, пусть и неосознанно, что-то, что напоминает ему о сыне и их общих моментах на матчах. Рико только из-за его рассказов понял, как же далёки эти два мира — мир Воронов и мир фанатов, для которых они просто звёзды спорта. Он знал об этом, конечно, всегда видел разницу, но никогда досконально не понимал. Для кого-то обычные матчи, даже с проигрышем, это уже предел мечтаний. Рико хотел было пожелать, чтоб сын выздоровел, но мужчина его перебил: «Наверняка сын хотел бы познакомиться с тобой. Он бы прыгал от счастья, если б мог. Но, к сожалению, даже поговорить с тобой не сможет. Он умер вскоре после окончания последнего матча Лисов и Воронов. Я, конечно, разозлился, что Вороны оплошали в его последние минуты, но он... Он был счастлив, ведь понял, что и Воронам есть куда расти. Что они такие люди, как и он. Совсем не супер герои, вечно побеждающие, а ошибающиеся подростки, у которых тоже есть свои мечты, как и у него. Теперь держу это всё время в голове».

Рико долго молчал после его слов, но взгляд, сочувствующий об его утрате говорил сам за себя. Слова этого незнакомца будто заполнили ту дыру в груди. Рико и не знал. Не знал, насколько же сильно спортсмены влияют на людей. С трибун и с чьей-то личной истории — представлялись совершенно разные стороны. Бизнес и мечта — разные понятия.

Рико чувствовал, как ровно и мягко начал дышать, несмотря на то, что весь в пыли, грязи и крови. Такой неидеальный. «Пора завязывать, пока мне не начало это нравиться», — прорывалась старая мысль, но была она какая-то... Тёплая? Рико уже не осозновал, что из этого ему мерещится, а что является реальным. Пацан, который верил, что Вороны — не герои, а просто парни с мечтами? Это глупо. Наивно. Но эти слова не исчезали. «Они не супергерои. Они — ошибающиеся подростки», — и это засело в его голове, как заноза. Рико злился — на водителя, на пацана, на самого себя. Его собственная ненависть к себе или то, что кто-то видел в нём больше, чем он сам — непонятно, что хуже.

Простые фанаты ничего не знали об Эверморе. Ничего не знали о крови на тренировках, о страхе, с которым засыпали, о боли, что была частью игры. Но Рико знал. Знал, что кровь на Жане, Кевине и всей команде — его рук дело. Знал, что шрамы — его приказ. Знал, что он — монстр этой истории.

Просто оставалось лёгкое неосязаемое впечатление, что что-то в нём всё-таки щёлкнуло из-за этого путешествия размером в полдня. Негромко, не резко, просто... Осталось опустошение, не похожее на боль или ненависть.

Но что это было — он не понимал. Он просто продолжал смотреть в окно, где мимо проносилась темнота.