Утро понедельника никаких особых впечатлений не принесло: не слишком раннее пробуждение, несколько минут печальных воспоминаний о прошлом, чистка зубов, завтрак.

И вот наконец Ежевика сидит на диване тетиной комнаты, раздумывая, чем бы заняться, а сама Коралия привычно устраивается в кресле перед монитором.

Усаживается, ожидая загрузки системы и машинально покусывая обратный кончик рисовального стилуса, а затем вдруг поворачивается к племяннице.

– Хм, племяш, ты не занята?

Запустившая было браузер смартфона, Ежевика вопросительно глянула на нее.

– Да нет, а что?

– Хочешь посмотреть третью комнату?

Девушка машинально кивнула, и только затем до нее дошел смысл предложения.

– Третью комнату? Хм, ну, мне любопытно, но… ты ж, вроде, просила меня туда не ходить?

– Ну да, просила. Но… – стилус задумчиво прокрутился в ее пальцах и лег обратно в крепление планшета. – Считай, мне вожжа под хвост попала! Так как?

Хихикнув, Ежевика пожала плечами и поднялась на ноги.

– А пойдем!

Минута – и они уже перед дверью: такой же белой, деревянной и непритязательной, как и остальные внутренние двери дома. Вот, разве что, замка в других дверях не было. 

Однако Коралия вставила туда ключ и замок, щелкнув, перестал быть преградой. Дверь открылась, и в лицо Ежевике пахнуло причудливой смесью запахов пыли и картона, с нотками чего-то травяного, землистого и даже лекарственного.

За дверью, вроде бы, ничего такого и не открылось: третья комната была почти пустой, не считая чуть покосившегося шкафа да двух кучек ящиков и свертков, сложенных по две стороны от окна. Серо-зеленый линолеум на голом полу, незатейливо побеленный потолок с одинокой лампочкой без какого-либо намека на плафон или абажур, стены с потрепанными бежевыми обоями, местами слезшими со стен…

– Ой, это что, мох?! – удивилась девушка, подходя к зеленому пятну на ближайшей проплешине в обоях и недоуменно приглядываясь к нему. 

– Ага, тип того! – Коралия как-то криво ухмыльнулась. – Не помню, как это правильно называется, кажется, вертикальное декоративное озеленение.

– Ого! Необычненько!

– Тебе нравится?

– Хм-м… очень непривычно! И чуть неряшливо, пожалуй, из-за обоев… Но в целом, скорее прикольно – такие забавные островки домашней зелени! Он такой пушистенький на вид! Можно потрогать?

– Конечно, только аккуратно – он не на гвозди прибит.

На ощупь мох оказался еще пушистее, чем на вид – Ежевика, приблизившись еще больше, с удовольствием несколько раз провела по ближайшему островку кончиками пальцев. Пахло украшение тоже достаточно приятно: травянисто-земляные нотки, которые она почувствовала еще от двери, теперь стали куда ощутимее, дополненные чем-то едва заметным пряным.

– Миленько! 

– Рада, что тебе пришлось по вкусу, – улыбка тети вновь стала сердечной. – Признаться, это одна из трех причин, почему я просила тебя не ходить сюда – не знала, как ты отнесешься.

– Да чего там плохо относиться, Лия, не наркотики же ты здесь выращиваешь! Только погоди-ка. Первую причину ты мне сразу сказала – комната и правда не очень обжитой смотрится, вторая мох – а третья? Ой, а это…

Переходя от одного островка мха на стене к другому, девушка наконец заметила чуть в стороне, почти возле самого окна полку (а сложенные здесь коробки и ящики как раз были распределены так, что оставляли небольшой проход к ней). Небольшая (чуть шире сложенных вместе ладоней), трапециевидная, из какого-то темного дерева, закрепленная где-то на уровне ее пояса.

Как раз примерно так, чтобы оказаться на уровне глаз человека, опустившегося на колени, или немного выше – усевшегося на пол.

Но куда более странно выглядело ее наполнение. Возле самой стены была установлена полукруглая конструкция из плотного картона с напечатанным на ней пейзажем какого-то укромного лесного уголка; перед конструкцией возвышались три некрупных (с ладонь) фигурки; и, наконец, на переднем плане покоился на подставке небольшой зеленовато-черный двадцатигранник, напоминающий, не смотря на почти матовую поверхность, ограненную драгоценность.

“Ой, что это? Похоже на какой-то алтарь…”

– Э-э… тетя Лия? Что это?

– А как по-твоему? – Коралия тоже подошла ближе, остановившись в шаге от нее, обхватив плечи руками и чуть склонив голову на бок.

Обернувшись, Ежевика подметила, что тетина улыбка куда-то пропала, сменившись выжидающим выражением… возможно даже чуть напряженным.

– Э-эм-м… Мне оно, почему-то, алтарь напоминает. Или небольшую коллекцию. У меня сперва вообще промелькнула мысль о киоте, но оно и не в углу, и икон со свечами нет. 

– Да, это что-то вроде алтаря, – говорила тетя теперь тоже куда тише и, кажется, даже неувереннее, но вместе с тем ее голос звучал куда более доверительно. – Это… пожалуй, основная причина того, почему наши с тобой родные называли меня еретичкой.

– А?! – вернувшаяся было к рассматриванию композиции, Ежевика вновь обернулась к ней, изумленно распахивая глаза.

Тетя до этого момента почти не говорила с ней о вопросах Веры, и от того ее откровение звучало вдвойне удивительно.

– Присядем? 

И, не дожидаясь ответа, Лия опустилась прямо на пол. Ежевика, с сомнением поведя плечами, опустилась на один из ящиков, показавшийся ей наиболее прочным.

– Ты уже в общих чертах представляешь себе мое отношение к тем взглядам, которых придерживались моя и твоя матери, – тетя чуть поморщилась, а уголки ее губ печально дернулись на мгновения. – Они (и в первую очередь моя мать) умудрились сделать религию просто потрясающе непривлекательной, действительно. Но это не значит, что я совсем ни во что не верю.

Ежевика осторожно кивнула, гадая, о чем же таком ей хотят поведать.

– Вот это, – ладонь Лии указала на левую из трех фигурок: чуть кривоватое женское изваяние из серовато-белого материала, со стилизованной птичьей маской вместо лица, с карикатурно большой грудью и четырьмя извивающимися отростками за спиной, больше всего напоминающими щупальца, и кажется, обнаженное, – Лика, мой первый… идол, наверно? Я никогда не задумывалась, как оно зовется правильно. Не скажу, что она объект поклонения – я слепила ее назло твоей бабушке, как назло и делала вид, что поклоняюсь ей. Я всегда громко говорила, что она символизирует свободную жизнь, сексуальность, изменчивость, распущенность и то, что ее поклонники предаются разнузданным оргиям…

– Представляю, как у бабушки с этого подгорало, – не удержалась Ежевика.

– О ДА! – лицо тети вновь озарила улыбка. – Она уничтожала Лику… раз шесть? Или восемь?.. И каждый раз это был знатный скандал. Но на самом деле она скорее символ нежелания мириться с домашним диктатом. А когда я представляла ее живым существом - это просто была гостья из другого мира, необычная, возможно со странными взглядами, с которой любопытно было бы подружиться, но не более того. А теперь она мирно стоит здесь с остальными, символизируя мое прошлое… в котором были и светлые минуты. Даже с твоей бабушкой.

Ежевика только и нашлась, что неловко улыбнуться.

– Вторая фигурка – это Айсулу.

Второе изваяние тоже оказалось безликой фигурой, тоже явно женственных очертаний, но на сей раз завернутое в мантию, на капюшоне которой красовался месяц. Да и сделано оно было явно из какого-то материала поприличнее – полимерной глины, пластика, или чего-то подобного.

– Мне про нее рассказал один из школьных приятелей, когда я показывала восстановленную после четвертого раза Лику. Он говорил, Айсулу - богиня Луны, что олицетворяет лунный свет, покровительствуя ищущим чувственные наслаждения во тьме; освещает путь ищущим приключений во мраке; ведет за собою вдаль к мечте, давая надежду, ощущение причастности, и погружает душу в мягкий уют, – Лия усмехнулась. – У меня было подозрение, что он что-то недоговаривает или перевирает, но в целом – она меня очаровала.

– И ты стала верить в нее?

– М-м… н-не совсем. Скорее, я видела в ней кого-то, в кого могла бы поверить. За кем пошла бы. М-м-м… можно ли верить и не верить одновременно? Я не знаю. Но она привлекала меня. Да и привлекает. Не могу сказать, что она символизирует именно мое настоящее. Ощущение ее близкой понемногу отходит для меня в прошлое. В прошлое, где мать и сестра (да и отец, в сущности, хотя его довольно рано не стало) не были мне так близки, как могли бы, и мне… было одиноко. Хоть у меня и были друзья. Я до сих пор не знаю, чего во мне больше: злости на их упорство, или досады, что все сложилось так.

– Оу, сочувствую…

– Жаль, что я совсем не знала тебе раньше, – приподнявшись, Лия на несколько мгновений приобняла колени племянницы. – Ты настоящее солнышко, племяшка. Возможно, меня и послала к тебе Айсулу сквозь мрак, хм?

“Я бы лучше к ней сама приехала, чем быть посланной через Такой мрак…”

– Или это уже промысел третьей? – тетя уселась обратно, вновь указывая на алтарь.

Третья фигурка выглядела странно. 

Если в половой принадлежности Айсулу еще и можно было посомневаться, или счесть Лику неумело вылепленным мужчиной в причудливом доспехе, то третья фигурка принадлежала женщине уже совершенно точно: по сравнению с двумя другими фигурками она была невысокой, с очень искусно проработанным внешним видом - простое милое лицо с чуть резкими чертами, собранные в незатейливый хвост русые волосы, простое сине-зеленое закрытое платье, будто чуть всколыхнувшееся от ветренного порыва, сложенные за спиной руки, выжидающий взгляд, мягкая понимающая улыбка… Но несмотря на явное мастерство скульптора (и, кажется, это была уже не Лия), было в этом образе что-то обезличенное. Казалось, что это могла быть кто угодно, что лицо могло принадлежать любой из множества и множества девушек (а про наряд и говорить нечего)... Ежевика не чувствовала ее знакомой, но, как будто бы, улыбка изваяния могла бы принадлежать ее матери. А оживи эта незнакомка и засмейся – она, Вика, мигом бы узнала этот смех.

Странная. Заставляющая одновременно замереть сердце в тоске по ушедшим родным, и при этом – отталкивающая и чужая.

– Ашера, – негромко выдохнула Коралия. – А вот это уже изображение того, как могла бы выглядеть Та, кто творила наш Мир.

Ежевика озадаченно моргнула, чуть нахмуриваясь.

– Та, кто?.. Но-о, разве мир творил не?..

– Да, племяш, я неплохо помню “уроки” твоей бабушки. Это довольно непопулярный факт для того Писания, по которому учили нас, однако наш мир Творили двое.

Ежевика открыла было рот, да так и осталась сидеть, ничего не сказав.

– Я… не хочу дискутировать на эту тему, – Лия подняла руки, будто бы сдаваясь. – И я плохо расскажу тебе ту версию, которую знаю сама. Если я найду добротное изложение – обязательно дам тебе прочесть, но я сейчас не о том. Просто я некоторое время назад поняла, что Ашера все больше символизирует то, что я жду от будущего. Как-то так. Не знаю, что тебе пришло сейчас в голову, но вообще я не поклоняюсь ни одной из трех так, как об этом думала твоя бабушка. Я не провожу ритуалов, не возношу молитв, скорее, просто прихожу порой сюда посидеть – подумать, помолчать, повспоминать, иногда задаться каким-нибудь вопросом, на который не вижу ответа. Это не религия и не культ (по крайне мере для меня), лишь то, что делает мою жизнь немного… глубже?

Она замолчала, задумчиво глядя на алтарь, который сложила. Молчала и Ежевика, ожидая продолжения, однако пауза затягивалась.

– Мне очень… тепло от того, что ты мне все это рассказываешь, тетя Лия, – решилась девушка наконец. – Но… почему вдруг?

– Не знаю, – отмерла тетя. – Мне… отчего-то захотелось поделиться этим с тобой. Хотя, когда проснулась, я задумалась, что теперь вижу в своем будущем еще и тебя. Наверно, это меня подтолкнуло.

Улыбнувшись, она поднялась на ноги и, отряхнувшись, шагнула к племяннице, вновь приобнимая ее за плечи. Ежевика и сама подумывала поступить так же, так что она охотно прильнула, тоже обвивая обретенную недавно родственницу руками.

Однако вдруг ее мысль уцепилась за еще одну деталь, которая, как ей показалось, отсутствовала на своем месте в доверительном повествовании.

– Прости, можно еще вопрос?

– Да, Вика?

– А вот этот… двадцатигранник, кажется… это что? Что он символизирует? Если это не секрет.

Спросила – и непроизвольно повела плечами, чувствуя, как тетя вдруг напрягается в ее объятиях.

– Сфера? Ты… ее видишь?

Чуть отстранившись, Ежевика недоуменно воззрилась на тетю – встречая исполненный бескрайнего недоумения взгляд.

– Э-э-э… н-ну, да-а… а что, не должна? Она, вроде бы, на самом видном месте лежит, не?

Серо-зеленые глаза еще с полминуты недоверчиво рассматривали ее, однако наконец смягчились.

– Д-да нет, думаю, должна, – Коралия чуть принужденно улыбнулась. – Просто из всех немногих, кому доводилось видеть мой “алтарь”, ты, кажется, вторая, кто вообще обратил на сферу внимание.

– Хм, н-ну, она конечно, довольно удачно оттеняет фигурки, но и сама выглядит вполне интересно, – Ежевика пожала плечами. – Только, прости пожалуйста, но разве это сфера?

– Геометрически – нет, – еще миг-другой, и тетя уже улыбается по-прежнему, подавая ей руку и помогая подняться. – Но я ее… чувствую именно такой. Можешь считать это именем собственным, ха-ха!.. 

– Хи, забавно! Но мне, в сущности, и не важно, как она зовется по-правильному! – девушка отчего-то развеселилась. – Хм… А будет сильно плохо, если я ее возьму и осмотрю?

На этот раз Лия задумчиво – и вновь чуть напряженно? – молчала куда дольше.

– М-м-м… Я даже не знаю, – растерянно протянула она наконец. – Обычно я ее никому не даю, но… Хм, а почему, в сущности, и нет? В конце концов, ты явно обещаешь стать особенной в моей жизни…

Шаг в сторону – и вот сфера в руках своей владелицы, а та, чуть покачав в ладонях и слегка подышав на нее, протягивает ее племяннице.

Благодарно кивнув, Ежевика осторожно взяла ее, сразу перехватывая так, чтобы та покоилась у нее в ладонях и точно не упала. 

Украшение алтаря оказалось довольно легким, совсем не оттягивая руки. Из чего оно было сделано, сказать было сложно – не то оргстекло, не то пластик, не то что-то еще, – но материал был приятным на ощупь: чуть шершавым, твердым, и совсем не казался хрупким. 

Однако – вот диво! – если в тот момент, когда сфера только оказалась в девичьих ладонях, она выглядела тусклой и почти безжизненной, то теперь где-то в глубине ее точно пробуждался крупный светлячок, мягко озаряя ее изнутри мазками золотистых отблесков.

– Ух ты, как краси-иво! – завороженно протянула Ежевика, во все глаза разглядывая доверенное ей чудо. – Вот это да!

Оторвав наконец взгляд и улыбнувшись, она бросила восторженный взгляд на тетю – и даже озадачилась немного. Коралия глядела на нее как бы не куда более удивленно, чем она сама разглядывала сферу, приоткрыв рот и точно застыв в неуверенности – забирать ли украшение своего алтаря обратно.

– Тетя? 

– А? – Лия чуть вздрогнула и несколько раз быстро моргнула. – А… Прости, племяш, я засмотрелась. Ты-ы… просто так художественно и очаровательно выглядела с ней! 

– Да? Хи, спасибо! Хотя мне показалось, что ты скорее удивлена!

– Удивлена?.. Ну да, конечно я удивлена – ты первая, кроме меня, в чьих руках она засветилась. Это… всегда было довольно интимным зрелищем для меня и доверять ее тебе… Весьма необычный опыт. Хотя и не неприятный.

– Ого! – Ежевика даже немного смутилась. – Не думала, что мне выпала настолько большая честь! Но мне очень приятно, что ты мне так доверяешь.

– Я тоже рада, что доверила ее тебе, – улыбка вновь вернулась на лицо Коралии. Осторожно взяв сферу, она вернула ее (мигом угасшую) обратно на алтарь, а затем сделала шаг к дверям. – Ладно, Вик, пойдем в мою комнату, ага? С тобой очень здорово проводить время, но мне бы, все же, еще поработать сегодня.

– Конечно-конечно! Еще раз спасибо, что показала и рассказала!

Счастливо прижмурившись, Ежевика еще раз обняла Лию и направилась следом за ней. Однако шагая, не могла отделаться от мыслей о произошедшем.

“Почему меня не оставляет чувство какой-то незавершенности? Будто бы передо мной положили паззл без нескольких кусочков, и сказали, что так и было? У меня… нет какого-то обостренного чувства правды, и я не думаю, что Лия меня обманывает, но… словно она хотела сказать что-то еще, но не сказала.

Хотя, может, скажет после? Ведь и про алтарь она мне рассказала не сразу. Наверно, мама с бабушкой ее, все-таки, крепко достали в свое время, и она меня все еще немного изучает…

Пожалуй, так оно и есть”.