Экко в прострации смотрит на место, где только что было четверо доблестных защитников галактики, и ощущает, как перебирает пальцами висящую на боку цепь. В руках нарастает нестерпимый зуд, а мысли уносит потоком слов и рифм. Экко понимает, что пытается найти ритм новой песни и уже продумывает аранжировку, клип и сочетание нот — и почти срывается с места, спешит в ближайший магазин канцелярии и покупает новый — очередной — блокнот с ручкой, чтобы все идеи записать. Иначе пожалеет. Иначе мрак попыток придумать хоть что-то позже, потому что, ну правда, я же выдал столько креатива, чья вина, что не записал? Не записал — оно и не нужно тогда, зачем тратить силы? Экко думает, что страсти к музыке у него нет, и слегка упускает тот факт, что может, конечно, без новой музыки существовать долго, однако в какой-то момент руки всё равно потянутся к пишущей принадлежности или компьютеру, потому что голова пухнет от предложений, а пальцы скучают по текстурам инструментов. Потому что Экко не может не писать совсем — ему, на самом деле, страшно даже представить о том, что через несколько лет, когда он станет ещё старше, он бросит писать, петь, выступать и застрянет в серой жизни, пусть и полной благотворительности и помощи другим. Потому что музыка в коде его души, и бросить её — значит предать себя.

Но нет, он не одарённый революционер, как Киана и Ясуо, даже если все называют его вундеркиндом. Он просто звуковой наркоман с ежегодной ломкой по собственным новым произведениям. Как странно, что про это он не помнил до встречи с Джинкс. Хотя, может, просто не замечал. Всё-таки саморефлексия — не его сильная сторона. По крайней мере саморефлексия в процессе какого-то важного дела. И раз оно закончилось — можно взять ручку, бумагу и выплеснуть все мысли из головы, пока та не лопнула.

Экко занимает всю лавочку перед магазином, не замечая этого. Он сейчас далеко-далеко, пытается не захлебнуться в волнах вдохновения, пока навязчивые мелодии перемешиваются между собой, уносят завихрениями в глубь моря творчества и оставляют путаться в водорослях слов аккурат над рифом видения. Экко глубоко вдыхает зависающие вокруг него воды и пишет, пишет, пишет. Почти что до боли в кисти и глазах исписывает весь многолистный блокнот, делая паузы, чтобы посмотреть в неправдоподобно синее небо и увидеть в нём отражение будущего наилюбимейшего клипа.

Многочисленные «А что, если?..» не дают долго сидеть сложа руки и возвращают к процессу. Раскадровка, дизайн костюмов, смешение языков — всё, что может на сто процентов выразить его чувства за этот день. Чуть больше. Даже во сне в трясущемся автобусе Экко видит себя на съёмках клипа, команду, их брейншторм перед, первое выступление в этом году с новыми композициями, которое, разумеется, проходит раньше запланированного, ведь мир должен знать эту песню, эту сжимающую сердце радость, эту девушку. Отложить хоть на день после записи кажется богохульным.

По прибытии в город Экко спросонья несётся прямо в студию: без инструментов все идеи не имеют смысла. Останутся не воплощёнными. Будут очередным упущенным шансом и «когда-то это казалось крутым, но теперь вижу, что это не так».

— Космизм, — говорит Экко, как только открывает дверь. Ожидает ли он кого-то увидеть? Нет, конечно. Но слово должно пронестись мимо всей аппаратуры, чтобы та проснулась вслед за щелчком кнопки включения и настроилась на нужный лад. Экко кладёт блокнот поверх дополнительной клавиатуры, проверяет микрофон в застеклённом кубе и продолжает как мантру повторять название течения, как никогда подходящего концепту этой песни. Может, и альбома. Хотя нет, пусть в разных мотивах будет. С разным ощущением. А это — заглавный трек.

Экко — человек, который сначала пишет слова, а затем подбирает к ним музыку. Так проще, чем написать мелодию, а потом размышлять, какие слова на неё лягут как влитые и не будут смотреться неуместно. Экко отстукивает ритм, вводит его в петлю и под монотонный метроном начинает думать о первом звуке. Самом важном. Есть люди, которые из принципа слушают всю песню. Есть те, кто доходят до припева, а затем решают, хотят ли слушать дальше. Есть гурманы, которым важно вступление, или прехорус, или бридж, и они готовы терпеть песню ради них или, наоборот, ненавидеть, если не понравилась одна деталь. Каждый из них с первой ноты интуитивно понимает, добавит он песню в плейлист или нет. Будет ли слушать ещё. Поставит ли на повтор.

Каждый.

Так что первый звук — важнейший из всего сочетания мелодии.

Экко катает в уме галактической раскраски шарик и осматривает со всех сторон. Люди должны увидеть его. Диссоциировать на молекулы, забыть о времени года, дне и всех суетных заботах, стать маленькой частью и всем космосом одновременно. Почувствовать, как отпускает гравитация земли и тянут звёзды. Понять смысл, даже говоря на другом языке.

Экко, чей режим пошёл под откос, всю ночь сидит за магическим пультом создания, нет, рождения музыки и советуется с ним. Под утро почти врастает в него. Свои плоды это даёт: мелодия готова практически полностью, остаётся только проигрыш и аутро. Первый должен вознести к небесам и заставит забыть бренную мясную оболочку, второй напомнить щелчок по носу, пробуждающий ото сна. Чтобы слушатель подумал: «как, уже всё?» с замиранием сердца и таки поставил песню еще раз. 

Открывающаяся дверь выводит Экко из туманных раздумий. Он поворачивает голову резко, будто его только что разбудили. Пульт одиноко замолкает.

— Тема? — без прелюдий спрашивает Ясуо.

— Космизм. И ты вовремя — слова я ещё не записывал.

Ясуо присоединяется, молчаливым кустом фикуса выслушивает идею, цель и имеющийся кусок (то, что он закрывает глаза при этом и вносит минимум изменений, Экко расценивает как стопроцентную победу), предлагает проигрыш и ждёт, когда буквы у Экко для описания всего происходящего кончатся либо перекуются в мягкую сталь игры слов у микрофона. Ясуо кивает и передаёт Экко бутылку воды, когда тот запинается и выкашливает очередной звук.

— Так, — восстанавливает дыхание Экко. — О чём я говорил?

— Аутро.

— Точно. Так вот. Закольцевать.

Ясуо в раздумьях молчит, постукивая по столу. Затем замирает. Значит, пришла идея.

— А если сделать эхо?

Экко набирает побольше воздуха и щёлкает пальцами несколько раз. Затем они указывают друг на друга, одновременно говорят:

— Из первых нот.

…а затем ударяют по рукам и колдуют вместе. Когда доводят до идеала без лишней нотки, Экко идёт к микрофону.

К моменту, как их находит Сенна, Экко хочет повеситься на проводах, потому что один момент — всё представить и написать на бумаге, другой — исполнить. Подобрать нужный тембр, не осипнуть по дороге и потом вытянуть вживую. Экко — рэпер, не вокалист, и впервые за не очень долгое время своей карьеры жалеет об этом. О том, что не может добраться до тех нот, до которых хочется, и приходится переделывать стиль под собственные ограниченные возможности.

— У нас последний концерт через два дня, вы охренели? — комментирует главная вокалистка бардак в виде полусонного Экко, тихо стонущего в ладони, и Ясуо, щёлкающего по клавиатуре в попытке подобрать нужную комбинацию.

— Через целых два дня, — повторяет Ясуо, не отвлекаясь от работы.

— Сенна, — игнорирует её замечание Экко. — Ты когда-нибудь теряла голос во время концертов?

— Нет. И, надеюсь, никто из нас это не проверит, — хмурится она. — Запись новых песен можно отложить.

— Не эту, — возражает Экко, поднимая голову. В глазах — непотухающий огонь решимости. Не отступит, пока не завершит задуманное, и всё остальное не имеет смысла. — Эта мне нужна. Через два дня.

— На бис? — обречённо вздыхает Сенна. Такое уже бывало. Экко спокоен, умиротворён, а затем ударяет что в голову, и он уже летит в яму песнонаписания. Оттуда его не достать, только сидеть рядом и надеяться, что сможешь ему помочь выбраться.

— Типа того. Слушай, нужна оценка.

— У тебя есть Ясуо.

— Вокала.

Сенна удивлённо наклоняет голову в бок.

— Вокала? Твоего?

— Я знаю, что обычно не пою, — отмахивается Экко. — Но здесь обязан.

Сенна слушает, прикусив язык, часть песни и медленно приподнимает голову в понимании.

— Полагаю, твоя загадочная девушка тут при всём. Неплохо, — добавляет она, замечая красноречивое выражение лица Экко («сейчас не время для этого»). — Но, думаю, тебе нужно спуститься на пару тонов. Ты кого-то пародируешь.

— Есть мысль, кого, — признаётся Экко. Он, как и было сказано ранее, редко слышал исполнителей, которых поставил бы выше себя в музыкальном поприще, однако всё-таки слышал. В первую очередь рэперов, которые могут в чистое пение с таким же успехом.

— Перестань, — советует Сенна. — Мы — единственные в своём роде, и на подражании далеко бы не забрались.

— Да, да.

Они торчат в студии до позднего обеда, пока не получается версия, которая соответствует всем ожиданиям Экко как идейного вдохновителя, Сенны как временного тренера по управлению голосом и Ясуо как продюсера. Не отполированную — считай, именно ту, что Экко исполнит на сцене до того, как сделает клип и добавит на музыкальные платформы — версию они слушают, мечтательно глядя в стены и потолок студии.

— Кажется, лучше этого я ещё у тебя не слышала, — Сенна в задумчивости перебирает пальцами край своего шарфа.

— Спасибо, — кивает Экко, хотя больше похоже на то, что он просто гоняет голову и почти засыпает.

— Отпразднуем? — предлагает Ясуо.

— Обязательно. Как только восстановим кое-кому режим, — говорит Сенна, косясь на их чудо-мальчика. — На концерте все должны быть в форме.