Тишина окутывала коридор с портретами, густая, как туман, что стекает с холмов в предрассветный час. Факелы чадили, их пламя дрожало, бросая неровные блики на камни. Тени струились вдоль стен, точно чернила, пролитые на сырой пергамент. Холодный воздух щипал ноздри запахом влажной земли и горьким эхом углей, давно остывших в заброшенном очаге. Пустые рамы тянулись вдоль прохода, их облупившиеся края обнажали древесину, почерневшую от веков, а в глубине зияющих провалов мерцали слабые сполохи — будто невидимая рука водила свечой, выводя тайные знаки.

    Гермиона шла быстро, каблуки выбивали резкий ритм по плитам, эхо отскакивало от стен, будто камни отвечали ей недовольным шорохом. Стопка книг в руках казалась живой — пергаменты шелестели, грозя выскользнуть, их острые углы впивались в ладони, оставляя тонкие красные полосы. Библиотека тянула её к себе, обещая порядок среди хаоса, но взгляд невольно зацепился за Полумну Лавгуд.

    Та стояла посреди коридора, босая, будто выросла из холодного камня. Ступни белели на серых плитах, в одной руке она сжимала палочку, в другой — горсть перьев. Светлые волосы струились по плечам, цепляясь за воротник мантии, пока она разглядывала пустую раму с выцветшей надписью: Альфред Безумный, 1347. Полумна склонила голову набок, кончик пальца провёл по кромке, оставив тонкий след.

    — Нарглы в стенах, — пропела Полумна, её слова звенели, точно стеклянный колокольчик, подвешенный на ветру. — Они нашептывают что-то печальное.

    Гермиона напрягла челюсти, сдерживая вздох, что рвался наружу. Напряжение стянуло плечи, книги в руках налились тяжестью, будто впитали её усталость.

    — Полумна, я спешу в библиотеку, — выдохнула она, стараясь удержать терпение в голосе. — Это просто ветер. Или эхо старых чар. Нарглы — сказки, и ты это знаешь.

    Полумна шагнула ближе, босые ступни прошлись по камню, подняв лёгкий вихрь пыли, что закружился в тусклом свете факела. Её глаза, большие и ясные, поймали мерцание света, и в них мелькнула странная печаль.

    — Это школа, — шепнула она, голос стал глубже, как эхо, звучащее из-под земли. — Ей больно. Ты не слышишь?

    Гермиона бросила взгляд на стену. Тень от факела качнулась, вытянувшись слишком далеко, словно чья-то рука потянулась к раме.

    — Я слышу только тебя, — отрезала она, резко мотнув головой. Прядь упала на лицо, но лёгкое движение плеча отбросило её назад. — Это просто магия, которую мы не починили.

    Полумна наклонилась, её пальцы коснулись голубого пера с золотистым отливом — мягкого, как дыхание утра. Она выпрямилась и вложила его в руку Гермионы поверх книг, её прикосновение было лёгким, почти невесомым.

    — Камни помнят, — прошептала она. Голос стал ниже, словно тень легла на её слова. — Они впитали крики и теперь отдают их обратно.

    Гермиона почувствовала, как внутри шевельнулось раздражение — она не хотела слышать, не хотела верить в то, что не могла объяснить. Ей нужны были факты, строки, доказательства, а не туманные образы, которые давили своей неопределённостью.

    — Камни не могут помнить! — бросила она и в голосе прозвучала колкая резкость. Пергамент под её пальцами смялся сильнее, оставив вмятину.

    Полумна подняла взгляд, её глаза скользнули мимо Гермионы, в пустоту за её спиной. Она подцепила упавшее перо носком босой ноги, движения были плавными, почти танцующими.

    — Могут, — голос Полумны был мягким. — Они шевелятся во сне. Четверо пели в хоре, а теперь лишь один эхом отзывается в тишине.

    Гермиона замерла, дыхание споткнулось в груди. Голоса? Чьи голоса? Мысль, смутная и колючая, царапнула разум, но тут же утонула в привычной броне логики — это бред, это немыслимо. Слова Полумны осели в ней, точно укол тонкой иглы, который не вытряхнешь из мыслей.

    — Что ты имеешь в виду? — спросила она, голос стал тише, но в нём звенела сталь. — Какие голоса?

    Полумна улыбнулась — мягко, почти ласково, её лицо озарилось отблеском факела. Она наклонилась ближе, её лёгкое дыхание коснулось щеки Гермионы.

    — Те, что были в начале, — ответила она. В голосе проступила печаль. — Их песня рвётся… И не только у них. Драко тоже потерял. Его тень дрожит вместе с их болью.

    Гермиона стиснула перо в кулаке, оно хрустнуло, золотистая пыльца осыпалась на мантию, оставив мерцающий след, словно звёзды на угасающем небе. В груди шевельнулось что-то тёмное — неясное, как тень, мелькнувшая за углом. Малфой? Потерял? Её разум споткнулся об эти слова, цепляясь за них, как за колючую нить, но тут же отшатнулся — это не имело смысла, не должно было иметь.

    — Потерял? — переспросила она, голос стал резким, но в нём мелькнула тень сомнения. — Это что, ещё одна твоя сказка?

    — Потеря не спрашивает, кого ты выбрал, — сказала она тихо. Но слова упали тяжело, как камни в воду.

    Рама за спиной Полумны скрипнула, звук полоснул по нервам, точно когти по закопчённому стеклу. Из пустоты холста вырвался шёпот — низкий, хриплый, как предсмертный выдох:

    — Тьма ближе…

    Пол качнулся под ногами, будто выдохнул вековую тяжесть. Тени сгустились, сплелись в силуэт — плащ, распахнутый незримым порывом, — и растаяли, точно дым, втянутый в щели камня. Гермиона вцепилась в пергамент, сердце ударило в рёбра. Полумна не отвела взгляда, её улыбка по-прежнему играла на губах.

    — Это их мелодия, — прошептала она, мягко. — Школа зовёт их обратно.

    — Мне нужны факты, а не мелодии, — резко сказала она, и в голосе не осталось тепла. Развернувшись, она пошла прочь, шаги отдавались гулким эхом. На стене тень дрогнула и потянулась следом, расползаясь, словно растёкшиеся чернила.

***

    В учительской стоял оживлённый гул. Споры метались меж стен, точно искры от камина, что потрескивал в углу. Воздух был тяжёлым — запах трав, сырой земли и старого пергамента смешивался с дымом, цепляясь к мантиям. Помона Спраут хлопнула чайник на стол, её зелёно-пятнистые пальцы оставили грязный след на фарфоре. Учителя теснились у огня: Минерва МакГонагалл, с руками, скрещёнными на груди, бросала колючие взгляды поверх очков; Филиус Флитвик, взмахивая палочкой, чертил что-то в воздухе, будто выхватывая аргументы из пустоты; Сивилла Трелони, кутаясь в шаль, бормотала что-то тревожное, её глаза блестели в полумраке; Гораций Слизнорт развалился в кресле, лениво постукивая перстнем по подлокотнику; Хагрид маячил у порога, от его шагов скрипели половицы, а голос гремел, перебивая всех.

    — …да говорю ж вам, это не просто слухи! — Хагрид рубанул воздух ладонью, точно топором. — Школа живая, я чую её, как зверя!

    МакГонагалл резко повернулась, её мантия хлестнула по полу.

    — Факты, Хагрид, — отрезала она. — Не твои «чуйства», а доказательства!

    Сивилла Трелони подошла к камину, шаль сползла с плеч, обнажив тонкие запястья, усыпанные кольцами, что звякнули, точно осколки хрусталя. Лицо её, бледное, с провалами теней под глазами, перекосилось — она всматривалась в пустоту, будто нити судьбы вспыхнули перед ней в огне. Голос её, тонкий, как треснувшее стекло, задрожал, набирая силу:

    — Тьма гудит внизу… — она втянула воздух, точно задыхалась, пальцы стиснули края шали. — Нити рвутся, я вижу… три тени, гневные, старые… и четвёртая, слабая, зовёт их обратно!

    МакГонагалл ухватилась за край мантии, костяшки побелели.

    — Довольно, — голос её стал твёрд, как камень. Камин вспыхнул, пламя рванулось вверх, тени на стенах дрогнули, сложившись в четыре смутных силуэта — высоких, зыбких, будто сотканных из дыма. Флитвик замер, палочка в его руке качнулась, Спраут коротко выдохнула, а Трелони попятилась, её кольца снова звякнули. Искры треснули, запах жжёной пыли ударил в ноздри, огонь сник, оставив тлеющие угли. МакГонагалл выдохнула, взгляд её стал холоднее.

    — Усилим защиту. Флитвик — чары, Спраут — корни, Слизнорт — зелья. Хагрид, проверь лес. Сивилла, держи свои видения при себе, пока не разберёмся.

    Учителя разошлись молча. Флитвик шепнул заклинание, и лёгкий звон чар растворился в воздухе.

***

    Дверь библиотеки распахнулась с треском, будто камень раскололся под напором ветра. Гермиона Грейнджер ворвалась, как буря — кудри растрепались, мантия хлопала по пяткам, глаза пылали лихорадочным огнём. В руках она сжимала стопку книг. Гермиона швырнула книги на стол — стопка рухнула, подняв облако пыли, что закружилась в тусклом свете свечей, — и замерла, наткнувшись взглядом на Драко Малфоя.

    Он маячил у шкафа с Зельями, лениво тасуя тома в издевательском порядке — пальцы небрежно совали книги на полки, корешки выстраивались то по цвету, то по размеру, наперекор её системе. Услышав её вторжение, он поднял голову, уголок рта дрогнул в привычной усмешке.

    — Грейнджер, — протянул он, ткнув очередной том куда попало, — опять спасаешь мир? Или просто решила испортить мне день?

    Гермиона стиснула зубы, пропустив его слова мимо ушей, и рванула к полкам. Пальцы забегали по корешкам: История Хогвартса, Чары Основателей, Магия камня. Названия мелькали перед глазами, пока она искала хоть что-то, что могло объяснить гул в её голове — низкий, тяжёлый шёпот: Тьма ближе… Дыхание сбивалось, сердце колотилось, словно камни под её ногами дрожали в такт.

    Драко небрежно воткнул очередной том в шкаф, сдвинув весь ряд с лёгким скрежетом, и дверца хлопнула, издав сухой щелчок.

    — Ты вечно врываешься, как на пожар, — бросил он, голос сочился холодной иронией. — МакГонагалл велела нам тут порядок навести, я свои радужные полки разбираю. А ты что? Опять свои тайны вынюхиваешь?

    — Здесь творится что-то странное, Малфой, — отрезала она, выдернув книгу так резко, что переплёт треснул. Страницы зашуршали, пыль осела на её ладони, тонкая, как пепел заклинаний, пахнущая временем и забытыми чарами. — И я это выясню, даже если ты будешь мне мешать.

    Он фыркнул, откинув голову с лёгким смешком, и лениво потянулся к следующему тому.

    — О, конечно, великая Грейнджер снова всех спасёт, — протянул он. — Может, это просто твоя голова тебе шепчет? От переутомления, знаешь ли.

    Она захлопнула книгу, шагнув к нему ближе, глаза вспыхнули.

    — А ты можешь хоть раз не стоять столбом и помочь? — бросила она, голос резкий, но с ноткой усталости. — Или твоя специальность — это только язвить и портить мне нервы?

    Драко прищурился, стукнул ладонью по полке и скрестил руки с деланной небрежностью.

    — Я тут не для твоих героических квестов, Грейнджер, — его голос стал ниже, с лёгкой хрипотцой. — Но если хочешь, могу подержать тебе свечу — вдруг в потёмках заблудишься.

    Гермиона потянула ветхий свиток, зажатый между томами. Бумага хрустнула под пальцами, но пока лишь слегка потеплела — магия внутри дремала. Гермиона стиснула его в руках, бросив взгляд на Драко.

    — Заблужусь? — фыркнула она, резко мотнув головой, так что прядь ударила по щеке. Она отбросила её резким движением, а в глазах вспыхнуло пламя. — Я хоть что-то делаю, Малфой, а ты только и умеешь, что раскладывать свою радугу да язвить.

    Драко небрежно ткнул том на полку, нарочно сдвинув ряд с лёгким скрежетом.

    — О, прости, не знал, что героизм измеряется в количестве поднятой пыли, — протянул он, насмешка сквозила в каждом слове. — Тогда ты, Грейнджер, явно впереди всех.

    Гермиона выдохнула с шумом. Она подошла к столу, опустилась на стул и бросила свиток рядом с книгами, тут же потянувшись к стопке. Вытащив другой ветхий свиток, она развернула его на столе — пальцы пробежались по выцветшим строкам, выхватывая обрывки слов. Драко лениво теребил том, прислонившись к шкафу, — страницы шелестели под его пальцами, будто шептались в ответ. Его взгляд то и дело цеплялся за её движения.

    Свиток у её локтя шевельнулся, треснув, точно сухая ветка. По краям пробежала искра. Магия проснулась. Алое пламя рванулось вверх, лизнув страницы соседенего фолианта. Гермиона вскрикнула, отшатнувшись, — стул качнулся, а палочка, лежавшая на краю стола, соскользнула в стопку книг.

    — Грейнджер, ты что, совсем спятила?! — рявкнул Драко, выхватывая палочку. — Агуаменти!

    Струя воды хлестнула из его палочки, гася огонь. Дым заклубился, обугленный свиток шлёпнулся на пол, книга потрескивала, но уцелела.

    — Что ты творишь? — выдохнула она, голос дрожал от злости и шока, кашель вырвался из груди.

    — Спасаю твою шкуру, неблагодарная, — огрызнулся он, опуская палочку. — Это что, теперь твой новый талант — поджигать всё вокруг?

    Гермиона кашлянула, дым щипал глаза.

    — Это не я, Малфой, — она шагнула к нему, но замерла, когда Драко наклонился, подняв обугленный свиток с пола. — Это свиток… он сам…

    — Сам, конечно, — перебил Драко, скрестив руки. Он повертел его в руках и сунул ей с насмешкой. — Держи свою рухлядь, пока не спалила библиотеку.

    — Спасибо, — выдохнула Гермиона, голос дрогнул от досады, но смягчился на краю. Она сжала свиток чуть сильнее, бумага смялась в её ладонях.

    — Ладно уж, без меня ты тут точно поджаришься, а я ещё и МакГонагалл объясняй, почему её драгоценная библиотека в золе.

    Он замолчал, глядя, как дым вьётся над столом. Пальцы стиснули палочку чуть сильнее, чем нужно, а в глазах мелькнула тень — не насмешка, а что-то острое, как укол старой памяти. Слишком много огня он видел в последнее время, слишком много пепла. Он мотнул головой, будто отгоняя эту мысль, и шагнул к шкафу.

    — Пойду гляну, что тут ещё можно найти, — бросил он небрежно, но голос выдал лёгкий надлом. — Не хватало, чтобы ты спалила что-то важное, а я потом отдувался.

    Драко выдернул другой том и начал листать, бросая взгляды в её сторону — уже не колкие, а цепкие, будто он сам искал что-то в этих страницах. Гермиона кашлянула и вернулась к своим книгам. Тишина натянулась, как струна, готовая лопнуть, — её рвали шорох страниц, скрипы полок и далёкий гул, будто стены шептались о прошлом. Часы тянулись — свеча догорела до половины, тени вытянулись вдоль стен, а стопка книг росла.

    Малфой перевернул очередную страницу, и его взгляд замер — выцветший символ проступил среди строк: четыре круга, тонких и плавных, словно выведенных одним движением пера, пересекались в центре мягкими, текучими линиями. Они сплетались в гармоничный узор, напоминая лепестки или волны, стекающиеся к сердцевине. Чернила, поблёкшие до серебристо-золотого оттенка, мерцали в свете свечи, будто впитали в себя тепло давно угасшего огня. Драко нахмурился — в этом символе было что-то притягательное, слишком совершенное, чтобы быть случайным. Он быстро захлопнул книгу, сунул её под мантию с деланной небрежностью и выпрямился, потянувшись с наигранным зевком.

    — Всё, Грейнджер, разбирайся сама, — бросил он, голос стал резче. — Развлекайся дальше, а я пошёл — глаза бы мои это больше не видели.

    Он двинулся к выходу, мантия качнулась, скрывая том. Плечи напряглись, шаг ускорился, шорох бумаги резанул тишину. Этот звук заставил Гермиону оторваться от своего свитка, взгляд вспыхнул, метнувшись к его спине — он утаил что-то, она знала это кожей. Тишина звенела, и в ней проступала новая нота — тайна, что ускользала из её рук.