Парень присел на пенёк, чтобы отдохнуть. Прошёл всего-то ничего, а уже устал. Слабость была его постоянным спутником. Хотя дедушка и бабушка запрещали ему ходить за пределы участка, он не оставлял попытки выйти наружу, чтобы хоть с кем-то поговорить. На этот раз ничего не вышло, впрочем как и всегда. Парень досадливо поморщился и пошёл обратно.

— Прогулялся? — спросил старик, стоя у забора.

— Ага, — решил не говорить, что пытался выйти на дорогу.

— Дорогой, иди обедать! — позвала бабушка.

Паннакотта сел за стол, когда старая женщина принялась хлопотать вокруг него.

— Тебе надо хорошо кушать.

— Я снова говорил с Буччеллати, но ничего не запомнил, — сказал он, скривившись, — я так рассеян.

— Ничего страшного, внучок, это пройдёт.

Паннакотта страдал провалами в памяти. Буччеллати сказал, что он попал в страшную аварию и серьёзно повредил голову и живот. Потому ему категорически запрещалось поднимать тяжести. Он так же каждую неделю возил показывать врачу.

В животе что-то шевельнулось. Фуго с удивлением глянул на него.

***

— Нам придётся сказать Буччеллати.

— Но… — Джорно пытался возразить.

— И как ты собрался сохранить это в тайне?

Фуго был прав, хотелось это признавать или нет.

— Ладно, пошли сдаваться.

Джорно хотелось умереть от стыда, пока он рассказывал, что происходило с его стендом, но он продолжил рассказывать всё в мельчайших подробностях, вот числе и как Gold Experience спарился с Фуго. Буччеллати стоило титанических усилий не поменяться в лице.

— Фуго ложись на спину и подними рубашку, — произнёс он ласково. Затем он осторожно потрогал живот.

— Джорно, выйдем поговорить.

— А я… — заикнулся Паннакотта.

— А ты оставайся здесь, — в голосе зазвенел металл.

Фуго замолк. Буччеллати и Джорно пошли на кухню. Там командир дал волю своему сквернословию. Речевые обороты поражали воображение своей заковыристостью, наверняка сантехники или грузчики раскрыли бы рот в немом восхищении. Буччеллати говорил, что был о Джорно лучшего мнения и никогда не был так разочарован. Что это просто вопиющая безответственность позволять такое довольно опасному стенду. Что он вёл себя как озабоченный подросток, который думает одним местом и это точно не головной мозг. Что неизвестно какие могут быть последствия для здоровья после воздействия стенда.

— Я запрещаю тебе приближаться к Фуго!

Против воли Джорно возник Gold Experience, озлобленный тем, что кто-то смеет разлучать его с партнёром и будущим потомством. Буччеллати и ухом не повёл:

— Это ещё раз доказывает, что ты не контролируешь свой стенд.

Джорно дёрнулся, как от пощёчины. Да, поведение стенда не вписывалось в рамки нормы, если, конечно, существовало понятие нормы. Но он в жизни бы не захотел хоть как-то навредить Фуго!

Из-за двери стали слышны всхлипывания. От плача Паннакотты сердце облилось кровью, Джорно хотелось его приголубить и защитить от всех бед этого мира.

— Стоять!!! — рявкнул Буччеллати.

***

— Фуго отправился на секретное задание. На какой срок — мне неизвестно. Куда он отправился и что будет делать — тоже.

— Блин, — сказал Наранча, — а с ним можно будет связаться, чтобы узнать, как дела и всё такое?

— Нет, — ответил Буччеллати, — в целях безопасности мы не можем с ним контактировать, чтобы его не разоблачили.

— Надеюсь, с ним всё будет в порядке, — забеспокоился Миста, — я не совсем понял, но звучит очень паршиво.

«Не то слово» — подумал Джорно. Неизвестно, куда Буччеллати отправил Фуго, но оставалось надеяться, что Паннакотта придумает способ связаться с ним.

***

— Поедем к врачу.

— Не хочу, — закапризничал парень.

Буччеллати вздохнул: Фуго до жути боялся доктора Чоколатту. Да и самому Бруно он не нравился.

— Есть такое слово надо.

— А нельзя ли найти другого врача?

— К сожалению, нет, он лучший специалист по-твоему вопросу.

Паннакотта надулся.

— Я куплю тебе книги, которые ты захочешь. И мороженое.

***

— Может они хотели этого ребёнка?

— А ты уверен, что это можно называть ребёнком?

— Ну не знаю, вообще-то и при обычной беременности эмбрион на ранних стадиях мало похож на человека. Может, понаблюдать?

— Он тебе не подопытная обезьяна! Делай, что сказано.

— Ладно, — сказал Чокколата сухо, — тогда пусть с шести часов он не ест и не пьёт. Совсем. Желудок должен быть пустым.

***

Хирург вышел раздражённый донельзя и почему-то с перевязанной руку.

— Буччеллати, пойдём в операционную. Я должен кое-что показать.

— А как же стерильность…

— К чёрту стерильность! Сейчас узнаешь почему!

На столе лежал Фуго с торчащей изо рта трубкой. Живот обложен белыми простынями.

— Возьми скальпель и попробуй сделать надрез.

— Но…

— Ему не больно. Делай надрез, только не глубокий.

Буччеллати провёл лезвием по животу. На бледной коже живота не появилось и следа, зато на пальце открылся кровоточащий порез.

— Ага! Видишь, видишь?

— Твою мать! — Буччеллати швырнул скальпель и засунул палец в рот.

— Я тебя ещё предупредил, чтобы не сильно резал, а себе-то взял широкий доступ. Как мне теперь оперировать-то?! — доктор Чокколата раздосадован. Буччеллати не мог удержаться от тихого злорадства — нашла коса на камень.

— Его папаша не вытворял такие штуки?

— Джованна? Кажется, припоминаю…

— Что?

— Я расследовал дело убитого Слезливого Луки. Джорно изрядное время спустя рассказал, что с ним случилось. Оказывается Лука врезал по нему лопатой, но попал по превращённой им лягушке. И удар вернулся к нему обратно.