Кнут Тэхёна совсем маленький снова и совсем не впечатляющий. Парень с тихим вздохом завязывает его вокруг талии, чтобы не мешался. Хрустальные кроссовки Намджуна снова брелок в виде туфелек, и лидер с трудом справляется с желанием запулить их подальше в лес. Вместо этого снова цепляет на пояс, на карабин сзади, чтобы поменьше на глаза попадались. Юнги снова упихивает невесть откуда взявшуюся метёлку в карман, а сам любуется на себя без дурацких бакенбард через камеру смартфона.

Чонгук почти волшебную палочку тащит Василисе и вручает с глубоким поклоном. Даже если она стаффу обошлась в миллион, он лучше деньгами отдаст. Махать ею, конечно, прикольно было, но здоровье мемберов дороже, психическое в том числе. И так дома от Джина достанется. А архимаг себе силы когда-нибудь всё-таки вернёт, и пусть они к тому времени будут в хороших отношениях.

Джин так и стоит с привязанной на голове игрушечной альпакой. Вот уж кого свой внешний вид не смущает никогда и нигде, что угодно на него надень, и в какой угодно сугроб окуни. Красавчик, чё.

— Ладно, рассказывай теперь свою сказку, — требует Джин. Группа потихоньку очухивается от очень альтернативной версии Золушки и подбирается поближе. В конце концов, артисты они или где? И не такое отыгрывали. Тем более когда впереди маячит приз: побыстрее добраться до родной общаги.

Юнги рассеянно оборачивается. Догонялки а-ля «Золушка по-бантаньи» тормознули их всех ровно между ёлкой и странными снеговиками, и те сейчас прямо у него за спиной. Рэпер, слушая Василису, немного рассеяно перебирает по одной пластиковые финтифлюшки с их голов, рассматривает и ставит обратно, иногда прикола ради обмахивая снег с них метёлкой.

— Так, — Василиса чешет маковку палочкой. — Я взяла за основу одну из чешских сказок. Жила была девушка, у которой были губы красные, как клюква, а волосы тёмные, как вороново крыло…

— Белоснежка, что ли? — перебивает её Хосок.

— Нет, Настенька. Так вот, жила она со злобной мачехой и злобной сестрой…

— А разве у Белоснежки была сестра? — спрашивает Тэхён.

— Это НЕ Белоснежка. Это Настенька. Так вот, мачеха с родной дочкой её заставляли всю работу по дому делать и вообще извести хотели. И как-то в канун Нового года, в лютый мороз, послали они её в лес…

— И отправили за ней охотника? — с придыханием спрашивает Чонгук, потому что Крис Хэмсворт актёр, сыгравший охотника в фильме «Белоснежка и охотник» с топором ещё как его впечатлил, и роль охотника макнэ точно намерен отжать себе.

— На хрена там ещё просить кого-то? — с капелькой превосходства спрашивает Намджун. — Сибирь вам не Корея, тут на Новый год минус тридцатка на улице, нормальный охотник сам носа не высунет за порог, всё мороз сделает.

Бантаны все дружно тянут понимающее «Аааааа», а баба-яга думает, что надо версию срочно сокращать.

— … в лес они её послали не просто так, а за подснежниками…

— За белоснежниками? — из-за треска костра плохо слышит и потому переспрашивает Чимин.

Василиса взгляд переводит на почти волшебную палочку в руке, и с некоторым чувством вины думает, что каретой он ей нравился больше. На шевеление усиков и скрип колёс можно было не обращать внимания. А при неработающей магии его этой палочкой если только стукнуть. Но, по рассказам Джина, Чимин хорошо и много тренируется, и точно просто так стукнуть себя не даст. Уклонится, зараза.

Тёплые руки обнимают талию. Джин прижимает её спину к своей груди, очень сильно надеясь, что с обнимашками его девушка будет нервничать меньше. У той актрисочки через пару дней всё лицо было в прыщах, вот ровно как от порчи, и хотя быстро прошло, роль она всё-таки не получила. Василиса в упор всё отрицала, делая невинный вид на любые его каверзные вопросы. А Чимин группе, в том числе и Джину, нужен красивый и не прыщавый, да и пообниматься лишний повод есть.

— Он злой из-за кареты, вот и вредничает, — шепчет он едва слышно на ухо, успокаивая девушку. Чонгук с Тэхёном тем временем показывают Чимину исподтишка кулаки — напросится же, потом всем хуже будет. — Дальше рассказывай.

— Это цветы такие, первые из-под снега показываются и расцветают, — объясняет всё-таки Василиса. — На Новый год их точно не бывает. В общем, Настенька добралась до огонька в лесу, а это оказался огромный костёр и двенадцать мужчин вокруг него.

— Ехо? — немедленно уточняет Тэхён.

— Какое эхо зимой в лесу? — теряется от вопроса Василиса.

— Двенадцать много даже для сказки, за всеми не уследишь, — качает головой Намджун.

— Ага, — вот совсем неожиданно поддакивает ему над ухом у девушки Джин. — Семь — самый идеальный вариант.

— Вам домой надо или где? — уже чуточку начинает злиться архимаг, догадываясь, что мемберы опять отвлеклись на что-то своё айдольское.

— Молчим, молчим!

— Это оказались двенадцать месяцев, которые провожали старый год и встречали новый. Там было трое старых мужчин, трое пожилых, трое в самом расцвете лет и три молодых парня…

— И кого Белоснежка выбрала? — спрашивает Юнги, рассеяно крутя в руках тыкву размером с яблоко.

Василиса делает глубокий вздох и закрывает глаза. Ей бы ещё и уши закрыть, чтобы их не слышать, но это уже точно будет странно.

— Она рассказывает про свою проблему и братья месяцы договариваются помочь девушке. По очереди передают друг другу в руки волшебный посох, колдуют и на опушке время движется в несколько раз быстрее. Очень быстро проходят декабрь, январь и февраль, а братец март заставляет снег растаять и из-под земли показываются первые цветы.

— Это как они так с полянкой угадали, что прямо под ними под снегом семена подснежников были? — интересуется Намджун, но Василиса, собрав остатки терпения, вопрос игнорирует.

— А потом Белоснежка, тьфу! Настенька приносит цветы мачехе и рассказывает, откуда они взялись. Мачеха не верит и выгоняет её в лес ещё раз, на этот раз за земляникой. ЗА ЗЕМЛЯНИКОЙ, Я СКАЗАЛА! — повышает голос Василиса, видя, как рот открывают для очередного вопроса сразу Чимин, Намджун и Хосок. Джин, у которого вопросов не меньше, корчит им из-за спины девушки странные рожи, чтоб молчали, и с игрушечной альпакой, привязанной к голове, это смотрится просто жесть как смешно.

— В общем, Настенька в лесу три раза побывала — за подснежниками, за земляникой и за яблоками. Каждый раз братья месяцы играли с временными рамками на одной конкретно взятой опушке, и девушка получала желаемое. Вот этот момент меня и привлёк для эксперимента — я запрограммировала заклинание так, чтобы оно снеговиков превратило в НЁХов, и те бы экспериментировали с ростом и развитием растений…

— А сказка-то чем кончилась? — не сдерживает вопроса на это раз и Джин.

Василиса рассеянно смотрит на него. Магического эколога тире экспериментатора конец сказки интересовал постольку-поскольку, и чем оно там всё завершилось в древней Чехии, её волновало мало.

— А… ну, мачеха с дочкой не выдержали, и пошли в лес сами — типа, мало им было по корзинке, захотели набрать всего и побольше. Но братья-месяцы им помогать не стали, и они замёрзли.

— А с Белосне… с Настенькой что случилось?

— Да ничего, дальше себе жила одна и была счастлива…

— А замуж-то за кого вышла?

— Какое замуж! Это просто сказка о том, что не надо жадничать, а надо много работать! В сказке вообще мужчин не было!

— А месяцы?

— Это не мужчины, это НЁХи! Братья-месяцы помогли Настеньке, потому что та много работала, а они её всё время видели за каким-нибудь занятием то в поле, то в лесу!

— Так, стоп, — Джин Василису к себе разворачивает, потому что знает он эти сказочки и знает он этих сказочников. — Я перефразирую вопрос. Если бы до этой чудной сказки добрался Дисней, то кого бы после премьеры шипперили с Настенькой все тринадцатилетние девочки планеты?

— Эээ… братца Апреля?

— Чонгук! Колдуй из меня Апрель! — немедленно разворачивается Джин к макнэ, повышая голос.

— А ведь сам декабрьский, чистый дед, прям как в сказке, — подначивает Чимин и тут же любуется на поднесённый к самому его носу Джинов кулачище. Выглядит внушительно, особенно по сравнению с его.

Чонгук растерянно смотрит на палочку, которую так и держит Василиса, и разводит руками.

— Джин, во имя Санты и всех его оленей, в этой сказке он уже не фея! — устало произносит девушка, безропотно отдав палочку Джину. Тот ею машет сам, заставляет помахать Чонгука, но на поляне ничего не меняется.

— А кто тогда в ней главный по магичеству? — грозно вопрошает Джин, твёрдо намеренный отжать эту роль себе. Во-первых, он и так главная недоведьма группы, во-вторых Василису, то есть Белоснежку, тьфу ты! Настеньку он никакому Намджуну в этот раз не отдаст!

— Ну, технически… — начинает Василиса, но её снова перебивают.

— А можно, в этот раз феячьей матерью буду я? — спрашивает Юнги, от самого первого снеговика в шеренге поворачиваясь к Василисе и взмахивая попутно рукой со снежным шаром.

Вот это он зря.

— НЕТ! — орёт Василиса, чуть не подскакивая в руках Джина. Все остальные вздрагивают и дёргаются в сторону, инстинктивно прикрывая головы. Правда, орёт архимаг не Юнги, а криво-косо работающему собственному заклинанию.

Шар в руках рэпера лопается, стекло разлетается звёздочками, пластиковый снег из шара — снежинками, а вода — серебристыми капельками. Всё это разрастается до маленького вихря, плотным коконом окутывая Юнги.

— Да еб… — начинает баба-яга, но в очередной раз припечатанная ко рту ладонь Джина не даёт закончить очень даже весомое проклятие.

Вихрь-кокон распадается. На Юнги расшитый серебром голубой утеплённый то ли халат, то ли пальто в пол, с белой опушкой. Солидный посох вместо метёлки с изящно застывшими прозрачными перьями, будто прихваченными морозом. Стрижка под горшок и пышная борода примерно до пупка, белая, как снег.

— … ись оно всё Хосоком, — бормочет про себя Джин, заканчивая начатое Василисой.

Юнги шикарен и импозантен, как самый настоящий Дед Мороз. Если бы не чисто азиатский разрез тёмных глаз, да чёрные брови — вот точно был бы он.

— Ёбаные ёжи… — начинает он длинную, вкусную и сочную, обильно пересыпанную матюками тираду, но баба-яга тоже не дремлет, подскакивая к нему и закрывая рот. Джин поддерживает, припечатывая ладонь Василисы к лицу рэпера с другой стороны.

— Ща ты мне поматюкаешься, — ласково, но твёрдо говорит Джин. — Вот конкретно сейчас рот раскрывать будешь только с её разрешения, — кивает он на архимага.

— Точнее и не скажешь, — поддакивает ему с другой стороны Василиса. Девушка как-то внезапно успокаивается, припомнив постулат Магической Академии: «Если не можешь упорядочить хаос — возглавь его». — Мин Юнги, говорить вы будете только то, что скажу я, и повторяя за мной слово в слово. Ферштейн?

Юнги, зажатый между хёном и его очень грозной девушкой, медленно кивает. Василиса вытаскивает у него из рук на всякий случай посох.

Мемберы, застывшие до этого секунд эдак на десять от появления на поляне Деда Юнги, уже гиенисто ржут и не забывают снимать на камеру. Чимин, слегка отошедший от своего превращения в карету, вспоминает, что он, вообще-то, добрый и заботливый, и утягивает из кармана халата смартфон Юнги, чтобы и у самого рэпера сии чудные кадры в памяти остались.

Юнги дёргает себя за бороду. Та настоящая, и он поспешно отмахивается от всех остальных, которые тоже хотят за неё подёргать. Тэхён без малейшего стеснения распахивает полы его халата и тупо пялится на тощие ноги Юнги, почему-то в панталонах и всё тех же концертных ботинках.

— Ну почему он-то? — хмуро спрашивает тем временем Джин.

— Ну какбэ главным в этой сказке был братец Декабрь, которого я и обозначила с помощью этого чудного снежного шарика, — с тихим вздохом говорит Василиса, рассматривая метёлку ака волшебный посох. — Я рассчитывала тебя им сделать, потому что ты главный по магии в группе и лучше всех в ней разбираешься…

Джин делает виноватое лицо. Хаос в стиле бантан соньёндан — их фирменная фишка, куда ж без неё даже в аномальной магической зоне и без камер.

— А дальше что? — таким же виноватым голосам спрашивает он.

— Дальше нужно из вас двенадцать месяцев нафеячить. Или хотя бы… — Василиса задумывается на секундочку, просчитывая вехи сказки, — … десять, с декабря по сентябрь.

— Нас тут семь, как из нас получится двенадцать? — Намджун отвлекается и от съёмки и от попыток дёрнуть за бороду Юнги.

— Восемь, если считать Василису… — вклинивается в разговор Чимин.

— Ща тебе я как посчитаю Василису! Василиса будет Белоснежкой, то есть Настенькой! И чтоб мне больше никаких гендерных пертурбаций в сказках! — Джин ведётся на провокацию мгновенно, а Чимин очень старается с ревнивого хёна не ржать в голосину, крепко сжимая губы.

— То есть, я уже могу феячить? Василиса-сонбэнним, отдайте посох и расскажите, как это делать… — открывает рот Юнги, но группа, кажется, прониклась, и рот ему на этот раз закрывают аж пять ладоней. Юнги такого напора не выдерживает, отшатываясь и опираясь на снеговика-Декабрь. Тот раскатывается на шары.

— Не-не, погодите, давайте сначала определимся, кто какой месяц! И где недостающих возьмём?

— Эх, жалко, с нами стаффа нет…

— Апрелем меня сначала сделаешь, потом уже по остальным феячить будешь!

— Я два месяца потяну! А то и три!

— Может, сначала сонбэннима Белоснежкой, чтоб не попутать?

— Какой ещё тебе белоснежкой?

— Ну, Василисой тогда…

— Я тоже хочу бороду! Сделайте меня январём!

— ТИХА! — Василиса вклинивается в бантан, дружно поднимающих на ноги Юнги, и отряхивающих его аж в десять заботливых рук, от которых рэперу скорее больно, чем опрятно, и он очень сильно отмахивается и орёт, несмотря на все попытки его заткнуть. — Настеньку я уже сама из себя прекрасно сделала, — задумчиво произносит она.

Заклинание и без посторонних недоведьм отлично справляется, делая из архимага наблюдателя-Настеньку. Без вихрей, снежинок и звёздочек коса девушки уже стала почти чёрной, глаза из необычно-василькового стали просто светло-серыми, и пропали веснушки с носа, отчего Джину немного обидно.

— Мин Юнги, сюда идите, — зовёт архимаг главного фея этой серии, чу-уточку подальше отпихивая Джина, чтобы всё-таки не мешался. Издалека пускай контролирует, пока остальные пятеро дошли до камень-ножницы-бумага, азартно решая, кто каким месяцем будет. — У нас выхода другого нет, кроме как каждого из ваших парней сделать двумя месяцами сразу…

— А им это не повредит?

— Нет, это всего лишь что-то вроде передать очередь… ну, представьте, что они в салочки с мячиком играют. Вы передаёте мяч, например, Намджуну, а тот просто перебрасывает его из одной руки в другую, и только потом — следующему игроку. Поэтому распределяем по два месяца на каждого мембера, кроме вас, и одного из них делаем замыкающим. Нам последний, скорее всего, вообще не пригодится, потому что последнюю веху сказка проходит в сентябре и до ноября не добирается. Можно, например, так: Намджун — январь и февраль, Джин — март и апрель, Хосок — май и июнь, Чимин — июль и август, Тэхён — сентябрь и октябрь, Чонгук — ноябрь и вообще на подхвате. По идее, должно сработать.

— И что я для этого должен делать?

— Примерно то же, что и Чонгук, когда превратил меня в принца. Коснитесь одного из них посохом и прикажите стать братцем Январём и братцем Февралём, и когда будете это делать, вам надо думать о том, что это один и тот же человек, который мячик из одной руки в другую перебрасывает, а не разные люди. Для этого нужно просто немного сосредоточиться. У вас же получится?

— Фигня вопрос, — кивает Юнги с твёрдым желанием сделать для архимага тире девушки Джина всё в наилучшем виде. — С кого начнём? С Намдужна?

— Хер там! — перебивает его Джин. — Сначала меня апрелем!

— Но… —

— ТИХХА! — шипит Джин, зажимая рот своей девушке, чтоб не возражала. — Можешь мартом и апрелем, можешь апрелем и маем, да хоть апрелем и октябрём, но чтоб апрелем я был обязательно! Давай, стучи по мне!

Юнги дважды просить не надо. Баба-яга временно нейтрализована — из Джиновых внушительных ладоней так просто не выкарабкаться, можно и помагичить. Рэпер от души стукает посохом-метёлкой по Джину, колко попадая в плечо, и торжественно произносит:

— Нарекаю тебя братцем Апрелем и братцем… братцем… Мартом? Маем? Напомни, какой там месяц был?

Баба-яга сквозь ладонь недовольно и расстроенно что-то мычит. А затем волшебный вихрь отшвыривает Джина от Василисы, а в ряду снеговиков один из них рассыпается вдруг снежной пылью. От него остаётся только здоровущий, воткнутый в снег посох, будто бы отломанная свежая ветка с проклюнувшимся синим цветком на верхушке. На поляне к морозному воздуху прибавляется откуда-то едва уловимый свежий цветочный запах.

Василиса, присев от внезапной отдачи заклинания на пятую точку, смотрит на возлюбленного снизу вверх.

На Джине шикарный кафтан, нежно-зелёный и расшитый серебристой вязью, будто первые листики и цветы на деревьях. Лихо заломленная шапочка с пышным пером и штаны тёмно-зелёного цвета. Концертные ботинки всё те же, но с нарядом смотрятся, как родные.

Братец Апрель из Джина хоть куда.

— Так ты один месяц или два? — озадаченно пытается понять Юнги своё первое в жизни колдовство, кругами ходя вокруг Джина и покорно отдав посох вскакивающей на ноги Василисе.

— Одно он, блин, одно! — рыкает на него архимаг, злясь и мигом переходя на ты. — Рэпер, блин, два слова запомнить не можешь! Март и апрель!

— Откуда ты знаешь, что одно? — уточняет Джин. Ему свой смартфон даже вытаскивать не надо, пятеро остальных, бросив спор, мигом ему под нос свои суют с включёнными камерами — на, полюбуйся, дорогой хён, в очередной раз на себя красивого. Тот любуется.

— Из дюжины моих НЁХов только два исчезло, Декабрь и Апрель, — кивает Василиса на снеговиков. Их и правда осталось только десять, зато они стоят как каменные в соответствии с матрицей заклинания.

Джин, углядев среди рассыпавшегося ветку-посох, радостно хватает его. Первым ему попадается на глаза Чонгук, и недоведьма, стопудово уверенный, что ничего не случится, радостно лупит палкой в бочину мускулистого макнэ, выпаливая что-то типа:

— Ах ты ж вредный кролик!..

Не готового к подлому удару Чонгука накрывает — только теперь почему-то не снежинками, а ворохом мелких голубых листочков.

Василиса уже даже не кричит — беспомощно оглядывается по сторонам в надежде найти хоть какую-то поддержку. Но вокруг, кроме них, необъятная ширь сибирской тайги и морозная звёздная ночь с зарождающимся северным сиянием высоко в небе.

Идеальные условия для любого магического беспредела.

Лиственный водоворот распадается и на месте Чонгука сидит кролик. Ростом примерно с хорошего дога, но тем не менее кролик. Чёрно-белый, с премилыми розовыми ушками и с трогательным розовым носом. Поляна застывает. Костёр привычно, для трагичности момента, снижает треск поленьев на минимум и старается поменьше искрить.

Кролик нервно икает, показывая нефиговые зубы.

— Это не я, — ошалело произносит Юнги.

— Думаю, что это я, — самодовольно произносит братец Джин-апрель. Раскаивается он примерно нисколько, помахивая посохом-веточкой.

— Да ты вообще колдовать не должен, по идее! — с отчаянием в голосе произносит архимаг. — Ты должен просто смену передать!

— Ну видишь, на мелкого магии хватило, однако. Сама же говорила, сегодня самая перенасыщенная магией ночь на планете. Да и мастерство не пропьёшь, не всё ж Чимину страдать.

Кролик рычит и кидается на Джина. Джин орёт, разворачивается и убегает. Хаотик-дуо своё звание оправдывает в любом облике, носясь вокруг костра с воплями, фырками и рычанием.

Василиса хватается за голову.

Этот хаос возглавить невозможно.