Пустыня говорила с ней разными голосами. Пустыня смеялась, пустыня рыдала, пустыня выла раненым зверем — те, кто считает, что пустыни мертвы и безжизненны, никогда не видели их, кроме как на картинках и фотографиях. Здесь жизнь — везде. Здесь борются за жизнь, отчаянно выгрызая свою из чужих глоток, здесь кровь льется в пески, отчего они становятся красными, здесь даже от солнца необходимо порой защищаться, как от убийцы, но именно поэтому это место не мертво.

    Но и не живо в полной мере. Здесь — не расцвет, а борьба. Здесь — проклятые земли, иссушенные зноем, на которых ничего не растет, песчаные бури, изматывающая жара днем и холод ночью, и, что хуже всего…

    Темари невидимой тенью скользнула в приоткрытую дверь, просачиваясь внутрь, подобно порыву ветра. Так же быстро метнулась к столу, на котором лежали забытые бумаги, понадеявшись, что Канкуро хватит времени, в противном случае… отец ее не убьет, конечно. Даже не ударит. Но будет неприятно попасться.

    Нужную бумагу не пришлось искать долго — та лежала поверх остальных. Взяв ее, Темари пробежала написанное взглядом и нахмурилась. Все было так же плохо, как раньше… или хуже. Намного хуже. Все медленно катилось в пропасть, тонуло в зыбучих песках — они не убивают быстро. Они тянут внутрь медленно, со вкусом, им некуда торопиться. Они растягивают удовольствие, а если жертва сопротивляется — то погибает быстрее.

    Суна тонула в зыбучих песках после Третьей Мировой, а может, раньше. Может, с самого ее основания, когда Первому Казекаге не удалось сохранить мир, о чем Темари читала в учебниках и в архивах. Первый Казекаге, Второй, Третий — все они погибли от рук убийц. Все они были ее предками. Все они были виной тому, что сейчас переживала Суна.

    В пятнадцать лет Темари видела, знала и понимала многое — слишком многое, чтобы быть счастливым ребенком или беззаботной девушкой. Ее детство длилось три года, но, в сравнении с братьями, это было даже много. Она, по крайней мере, помнила мать.

    С фотографии на столе отца улыбалась светловолосая женщина, чью внешность унаследовала старшая дочь Казекаге — поэтому Темари никогда не распускала волосы, заплетая четыре косички, и не вела себя женственно. Карура была другой. Карура была просто… похожей. Темари помнила ее — смутно, обрывками образов, звуков, запахов, прикосновений. У Каруры был мягкий нежный голос, ее волосы пахли сладким ветром (иначе она описать не могла), она качала дочь на руках и смеялась, пела ей старые колыбельные и кормила с рук вкуснейшими сладостями.

    Лица матери Темари не помнила.

    Канкуро помнил только голос.

    Гаара не мог помнить ничего.

    На фото Карура была с дочерью и старшим сыном — держала на руках младенца-Канкуро, а двухлетняя Темари стояла рядом, сжимая в пухлом кулачке ткань маминой юбки (только ради фотографии, а не из боязни потеряться или желания приблизиться). Гаары не было. Гаары будто никогда не было среди их семьи — он был не сыном или братом. Он был оружием, демоном, чудовищем — опасностью. Эта тень монстра всю жизнь лежала на старших детях Расы.

    Узнав все, что нужно, Темари хотела так же бесшумно скользнуть обратно, но тут ее внимание привлекла другая бумага. Взяв ее, она прочитала, хмурясь: письмо из Конохи? Чуунин Шикен?

    В коридоре раздались шаги, и Темари быстро вернула документы на места в том же положении, в каком они находились, и сложила пять печатей Каварими, исчезая и оставляя вместо себя ранее выкраденную марионеткой Канкуро ручку. Отец не заметит; он давно ничего не замечал — или же разрешал им шпионить, зная, кто пробирается в его кабинет.

***

    — Ну как? — мрачно спросил Канкуро, когда сестра материализовалась рядом с ним. Полдень испепелял жарой, но в саду Резиденции Казекаге, по совместительству их дома, было относительно прохладно — особенно в тени акации.

    Темари села на скамейку возле брата, так же мрачно сжав губы, и покачала головой.

    — Паршиво. В этом месяце отец продал еще больше сакин. Его золотой песок должен использоваться для Суны, а не…

    — Формально он использует его для Суны, — Канкуро повертел в руках деревянную куколку, которой предстояло стать марионеткой.

    — Ты понимаешь, о чем я, — скривилась Темари. — Золото наших песков измеряется в рё. Это гадко.

    — Иначе никак, — вздохнул Канкуро. — И мы ничего не можем сделать. Нравится нам это или нет, мы всего лишь дети. Генины. От нас нет толку.

    — Пока генины, — подчеркнула Темари. — Я видела еще кое-что. Кажется… — она понизила голос, — …в Конохе намерены проводить Чуунин Шикен.

    — Что? — встрепенулся Канкуро. — Тогда?..

    — Девяносто девять процентов вероятности, что отец отправит на экзамен нас.

    — Нас?..

    — Конечно, Гаару тоже, — Темари скривилась. — Нравится нам это или нет, — повторила она слова Канкуро, — он наш брат. Он часть Суна но Санкьёдай.

    — Но он нестабилен, — Канкуро потер затылок. — Он может… сорваться. В любой момент.

    — Без тебя знаю, — огрызнулась Темари. — Для того мы ему и нужны.

***

    Эта деревня никогда не знала лишений, что вытерпела Суна. Коноха сияла свежей зеленью, прохладная, плодородная, спокойная, мирная — место, которое процветало за счет их родного селения. Лист, вспоенный кровью жителей Песка.

    Коноха, как и люди, живущие здесь, не были виноваты в том, что даймё Страны Ветра после Третьей мировой войны решил продавать миссии другому селению, но все равно, глядя на довольные лица прохожих, Темари ощущала жгучую неприязнь, похожую на ненависть — и зависть. Они наслаждались миром и покоем, они ни в чем не нуждались, их каге не продавал свою технику, а сын каге не носил в себе биджу… но Четвертый Хокаге погиб, защищая деревню от Девятихвостого, напомнила себе Темари. Двенадцать лет назад. Ей было три. Она ничего не помнила и не могла помнить, детей не посвящают в такие вещи, но как только Темари официально получила статус генина — стала интересоваться всем, что происходило вокруг, не только в Суне. И, если Четвертый Хокаге погиб, а Девятихвостый больше не представляет угрозы… это может значить лишь одно. Где-то в Конохе существует джинчуурики.

    Но гораздо больше Темари волновал не чужой джинчуурики, а свой собственный; Гаара был молчалив, тих и спокоен, однако за его спокойствием таилось обещание неизбежной бури. Он шагал рядом с Баки, глядя вперед, и казался полностью безразличным — Чуунин Шикен не вызывал у младшего никаких эмоций. Или Гаара их скрывал.

    Все они шли молча. Отец не сказал им ни слова — только Темари после того, как объявил, что на экзамен отправляется Суна но Санкьёдай, попросил остаться. Она ждала, что Раса скажет ей что-то важное, но отец лишь одарил долгим взглядом, изучающим и проникающим под кожу (это пугало — то, как он смотрел), поцеловал в лоб и проронил «присматривай за Канкуро». Ни упоминания о Гааре, ни пожелания удачи, и выглядел Раса уставшим, обеспокоенным и словно постаревшим на десять лет.

    — Вот и пришли, — нарушил молчание Баки у ворот. Он чувствует себя неловко, подумала Темари, и ей стало жаль сенсея — будучи взрослым, умным и опытным, имея ранг джоунина и статус старейшины, несмотря на молодой возраст, Баки без письменных доказательств понимал масштаб проблемы. К тому же, был вынужден следить за Гаарой — Темари и Канкуро были всего лишь генинами с претензией на статус чуунина, и все, что они могли сделать, если Шуукаку разбушуется — сбежать.

    — Да, — куноичи заставила себя улыбнуться в ответ. — Отец прибудет позже?

    — Думаю, да, — уклончиво ответил Баки. — Что ж, ребята, я пойду к Хокаге, доложу о нашем прибытии, а вы… — он повел рукой, что значило «погуляйте пока». Озвучивать нечто подобное вслух джоунин не решился, опасаясь разозлить детей Казекаге, каждый из которых терпеть не мог, когда его считали ребенком.

       Детей они тоже терпеть не могли.

    По иронии судьбы первым, кто встретил Суна но Санкьёдай, был ребенок, с разбегу впечатавшийся прямо в Канкуро. За ним бежали еще двое, сумевшие вовремя остановиться — мальчик в очках и девочка с двумя хвостиками.

    — Смотри, куда прешь! — моментально отреагировал марионеточник, ловко хватая мальчишку за шиворот. Глаза у всех троих детей округлились от удивления — Канкуро выглядел экзотично даже для Суны, а в Конохе тем более вряд ли часто носили такую одежду и боевой раскрас. И огромные тыквы, наполненные песком. И веера размером почти в человеческий рост… Темари мысленно усмехнулась. Из них троих она была больше всех похожа на человека.

    Внешне.

    — Сам смотри, куда прешь, жирдяй! — отойдя от первого шока, мальчишка предпринял попытку пнуть Канкуро по голени, но марионеточник ловко ушел от удара.

    — Это я жирдяй? — Темари услышала в голосе брата нехорошие интонации.

    — Да! Жирдяй! Отпусти его! — вмешалась девочка, сжимая кулачки.

    — О, еще одно говорящее существо? — сощурился Канкуро. — Кто знает, вдруг я стал жирным, потому что ем на завтрак такую шуструю мелочь? Хотя нет. Слабаки вроде вас вызывают несварение желудка.

    — Кого ты назвал слабаком? — взвыл мальчишка в захвате марионеточника, вновь пытаясь его лягнуть.

    — Эй, — сзади раздался голос. Ленивый, протяжный — говорящий вмешивался, но вмешивался неохотно. Обернувшись, Темари увидела парня возраста Гаары, но немного выше, с длинными волосами, связанными в хвост и хмурым выражением лица. Серьги в ушах, символы в виде круга с полосами на рукавах, запястье украшает протектор деревни — генин.

    Темари хотела возмутиться на «эй», но относилось это не к ним.

    — Эй, Конохамару, не груби старшим, — продолжил шиноби Конохи, приближаясь. — Что гости подумают о нас, если с ними так общается внук Хокаге?

    Внук Хокаге? Темари похолодела. Проблемы с порога им были совершенно не нужны.

    Канкуро тоже это понимал — побледнев (что было незаметно под макияжем), разжал пальцы, отпуская мальчишку. Тот тоже побледнел, услышав «гости».

    — Так вы…

    — Суна но Санкьёдай, — Темари предъявила удостоверение личности. — Мы прибыли для прохождения Чуунин Шикен.

    — А… вот как, — Конохамару в панике огляделся, и ей стало смешно — внук Третьего, узнав о личности «жирдяя» испытал тот же страх ссоры, что и они. — И-извините! — быстро поклонился он. Следом за ним поклонились его спутники.

    — И вы нас извините, — Темари склонила голову. Канкуро неохотно последовал ее примеру. Гаара не шевельнулся.

    — Вы проделали долгий путь, — попытался Конохамару изображать гостеприимного хозяина. — Быть может… эм… — он почесал затылок. — Хотите… рамена?

    — Рамена? — моргнула Темари.

    — Ну да! — просиял внук Хокаге. — Это такая лапша! В нее добавляют разные приправы, и яйца, и тясю, или цукемоно, и мэмма, и шиитаке, и бобы мунг!

    Темари с Канкуро переглянулись. Гаара закатил глаза.

    — Мы знаем, что такое рамен, — сказала Темари.

    — А… — окончательно стушевался Конохамару. — Тогда… может, поедим его?.. Или… или…

    — Конохамару, — вновь пришел ему на выручку генин Конохи, — лучше иди скажи дедушке, что прибыли Суна но Санкьёдай.

    — Точно! Идем! — сделав знак товарищам, внук Хокаге исчез с ними так быстро, словно использовал технику. Улица осталась пустой — только трое из Суны и скучающе осматривающий их шиноби Листа.

    — Меня зовут Нара Шикамару, — сказал он. — И, кстати, насчет рамена пацан не врал, у Ичираку очень вкусно готовят. Только кто же гостей раменом угощает…

    — Я Темари, — представилась песчаная куноичи. — Это Канкуро. А это…

    — Надоело тут торчать, — разлепил губы Гаара, медленно шагая вперед по улице.

    — …Гаара, — закончила Темари. — Приятно познакомиться, — совершенно не приятно, но было необходимо сохранять вежливость.

    — Ага, — махнул рукой Шикамару. Уголок губ Темари дернулся — да что он себе позволяет? Говорит с ними сквозь зубы, держится равнодушно, как будто перед ним не дети Казекаге… но это в Суне их и боялись, и одновременно уважали. Здесь они просто гости, иностранцы, с которыми лучше не ссориться, но и лебезить необязательно.

    А им было обязательно наладить с Конохой дружеские отношения. Ей, Темари — обязательно, потому что отец невесть чем занимается и невесть о чем думает, на Канкуро можно положиться только в бою, на Гаару — априори ни в чем нельзя, Баки, несмотря на звание джоунина и старейшины, всего лишь один из шиноби, а не часть клана Казекаге. В Суне у Темари не было возможностей что-то изменить, а здесь… возможно, ей удалось бы склонить чашу весов в пользу деревни. Если Третий Хокаге окажется сговорчивым. Пока что его не волнуют никакие предложения девчонки-генина, но Темари ни на миг не сомневалась, что станет чуунином, как и братья (неосознанно она сказала, что они прибыли «ради прохождения», а не «для участия»), а к шиноби уровня чуунина уже можно прислушаться. Особенно если его речи дельные.

    Нара не уходил.

    Темари сделала вдох и выдох через нос.

    — Я бы с удовольствием попробовала рамен. Канкуро, а ты?

    — Рамен? — он умел улавливать интонации сестры, как и она — его. — Да-а-а, я ужасно проголодался! — в доказательство Канкуро похлопал себя по животу.

    — Идемте, — пожал плечами Нара. — Провожу.

***

    Раменъя оказалась небольшой, но уютной. Темари уселась за стойкой рядом с Канкуро и Нара — на всякий случай подальше от Гаары, предоставив обоим братьям находиться слева от нее. Есть не хотелось ровно до тех пор, как она услышала запах — божественный аромат бульона. В Суне были раменъя, но нигде не пахло так вкусно, а из первых блюд Темари предпочитала кенчин-джури, но кенчин-джури готовился совсем не так, как рамен.

    Мужчина в костюме повара предложил им меню, и Темари выбрала порцию рамена с тясю. Канкуро заявил, что хочет то же самое. Гаара ткнул пальцем в слово «яйцо». Шикамару выбрал цукемоно, уточнив, что яиц не нужно.

    Аккуратно взяв палочками немного лапши, Темари отправила ее в рот и тщательно пережевала, пробуя на вкус. Повар следил за ней, протирая тарелку — ждал вердикта.

    — Вкусно! — пораженно выдохнула Темари. — Это правда очень вкусно!

    — Да! — закивал Канкуро, быстро поглощая еду. Куноичи незаметно пнула брата под столом, чтобы не ел, как голодающий, и тот послушно замедлился. Гаара с безразличным выражением лица вкладывал в рот пищу — будто совершал некое механическое действие.

    — Неплохо, — соизволил снизойти до комплимента даже младший сын Казекаге.

    — Я рад, — широко улыбнулся повар. — Боялся не угодить.

    — Что вы, — Темари ответила натянутой улыбкой. — Впервые пробую такой вкусный рамен. В Суне подают другие блюда.

    …в Суне подавали другие блюда, но разнообразием меню мог похвастаться не каждый. Дети Казекаге ни в чем не знали отказа, а простые граждане, особенно не шиноби — им редко выпадал случай поесть мяса. Потому отец и торговал сакин… Темари перехотелось свинины.

    — Что-то не так? — заметил ее перемену настроения Нара.

    — Просто устала с дороги, — соврала Темари. — А вы… — она лихорадочно задумалась о теме для разговора. Прежде чем расположить к себе каге — стоило начать с простых шиноби, медленно повышая планку. Как в тренировках; Баки учил ее искусству маленьких шагов, при этом уточняя, что максимума не существует.

    — Вы наследник клана Нара? — нашлась она, еще на пути к раменъя вспомнив, что означает символ на рукаве парня. Изучая информацию о Конохе, Темари много времени уделила здешним влиятельным кланам. Нара не входил в число четверки благородных, но был одним из старейших в Конохе, его представители славились владением Интона, развитым интеллектом и обладанием лесного угодья. Больше Темари не знала ничего.

    — Наследник, — кивнул Шикамару. — А вы — дочь Казекаге?

    — Старшая, — зачем-то уточнила Темари.

    — Хорошо, наверное, иметь братьев, — задумчиво сказал Нара. Темари покосилась на Канкуро, который снова забыл о манерах и с наслаждением чавкал лапшой, и на Гаару, напоминающего удава перед убийством кролика.

    — Хорошо, — усмехнулась она. — У тебя нет братьев и сестер?

    — Родных — нет, — в тон ей усмехнулся Шикамару. — Друзья. Наверное, как брат и сестра. Вы их еще увидите. Только не говорите Чоуджи, что он… в общем, то, что Конохамару вашему брату сказал. Чоуджи реагирует на это гораздо болезненнее.

    — Тоже ломает шеи? — засмеялась Темари.

    — Ваш брат намеревался ломать шеи? — поднял бровь Нара.

    — Нет, конечно, нет, — ее смех стал деланным настолько, что она сама это ощутила. Чертов Шикамару пытался получить информацию об их намерениях, и давал понять, что не доверяет. Ему не обязательно было доверять, но… все равно Темари стало неприятно. Каждый раз неприятно, могла бы привыкнуть, и все же…

    — На Чуунин Шикен бывает всякое, — заметил Шикамару. — В Кири, например… во время правления Четвертого Мизукаге…

    — Кровавый Туман, — помрачнела Темари. — Это было давно.

    — Не так уж и давно. Примерно двадцать лет назад. Чуунин Шикен временно отменили, когда Момочи Забуза убил всех участников.

    — Забуза мертв, верно? — она слышала об этом, но не вдавалась в подробности. Пока нукенины чужих деревень не угрожали непосредственно ее собственной, Темари они не интересовали, но слухи ходили, а она привыкла ничего не пропускать мимо ушей.

    Шикамару кивнул.

    — Мертв. Убит в Стране Волн.

    — Слабак, — вдруг проронил Гаара, слышавший их разговор. — Демон Кровавого Тумана… если он позволил себя убить, то он всего лишь мусор.

    — Гаара, — примирительно сказала Темари, но брат переключил внимание на вторую порцию рамена.

***

    Выйдя из Ичираку и отойдя на приличное расстояние, Шикамару остановился, расправил плечи и вздохнул с облегчением. Суна но Санкьёдай ему не понравились. Не то чтобы они прибыли с дурными намерениями… но каждый из трио выглядел опасным, и каждый мог стать проблемой.

    Возможно, кто-то из них будет его противником, и Шикамару наблюдал за ними, силясь получить как можно больше данных — даже из мелочей можно почерпнуть важную информацию, например, что человек — левша, или что старается не наступать на ногу, или что болезненно реагирует на упоминания чего-либо… Все можно использовать. Но данные, которые удалось собрать, указывали на сплошные боевые достоинства. Даже есть рамен песчаным удавалось с особой грацией прирожденных бойцов — или, скорее, прирожденных убийц. От Гаары исходила пугающая аура, а Канкуро носил свой костюм вряд ли из желания следовать моде, но только снаряжение Темари выдавало ее стиль боя — такой веер может использовать лишь шиноби, владеющий тессендзюцу.

    Она была красивой.

    Взрослой, сильной и пугающе красивой — так красив лесной пожар, зрелище, на которое лучше смотреть издалека. Не цветок, как Ино, заявляющая, что все девушки — цветы. Песчаная буря, ядовитый анчар, пустынная кобра…

    — Шика!

    Ино догнала его, больно ткнув в бок. За ней подбежал Чоуджи, раздувающий щеки — запыхался.

    — Ты где был? Асума-сенсей назначал нам тренировку! Если опять валялся и на облака смотрел — убью! — пообещала Яманака.

    Шикамару действительно сначала валялся и смотрел на облака — пока не услышал вопли Конохамару, а до того не увидел пролетевшего сокола. Так как называть «жирдяем» в Конохе было некого (разве что Акимичи, но это было опасно), то он быстро сопоставил два и два.

    — Я встретил Суна но Санкьёдай, — ответил он. — Проводил им экскурсию по деревне.

    — Да ладно! — ахнула Ино. — И какие они? Я слышала от отца, что все трое — дети Казекаге. Девушка и два парня, да?

    — Да, — наморщил нос Нара. — Ты сама на свои вопросы ответила.

    — Нет, не ответила! Ты их видел, ты с ними разговаривал, скажи, какие они! — потребовала Ино. — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду!

    Шикамару посерьезнел.

    — Опасные.

    — И все? — протянула Ино после паузы.

    — Я пока что понял только это. Девушка владеет тессендзюцу. Скорее всего, не только. Парни — непонятные. К тому же, все трое, как мне показалось, обладают навыками убийства.

    — Все ниндзя — убийцы, — фыркнула Ино.

    — Не все, — покачал головой Шикамару. — Ниндзя должны ими быть. Но, например, мы — пока ими не стали. Для убийства нужна решимость и сила духа. У нас этого нет. А у них — есть. Возможно, их учили убивать с детства, и не в теории. На практике.

    Чоуджи поежился.

    — А девушка красивая? — спросил он, жуя чипсы.

    — На тебя все равно внимания не обратит, — поддела товарища Ино.

    — Она старше нас на три года, — ответил Шикамару. — Так что точно не обратит.

    — Но красивая? — вдруг прищурилась Яманака, что-то заметившая, то, что могла заметить только она. Иногда Шикамару всерьез подозревал, что подруга умеет читать мысли.

    — Идемте по домам, — сказал он. — Завтра рано утром тренируемся с Асумой, верно? И ужин скоро. Не знаю, как насчет вас, а мне мать голову за опоздание откусит.

    С чего его должна волновать девчонка из Суны? Вся троица из Суны? Времена Кровавого Тумана давно прошли. Повторения этого не допустят. Учиха Саске тоже излучает мрачную ауру, хотя девушкам это и нравится. В Наруто, как недавно выяснилось, заключен Девятихвостый. В теле Шино живут жуки, и это тоже достаточно жутко. Все шиноби — убийцы. Почему у Шикамару дурное предчувствие? Неужели правда из-за Темари, непохожей ни на одну из его знакомых куноичи?

    Уже у дверей дома его догнал упрямый вопрос Ино:

    — Так красивая?

    Шикамару закатил глаза — вечно она вцепится, как репейник, и пока не вынет душу, не успокоится. Интересно, Темари тоже такая?

    Судя по всему, даже хуже.

    — Шика!

    Что ты будешь делать…

    — Очень, — сказал Шикамару, не оборачиваясь к друзьям. — Очень, очень красивая.