День был пасмурный и серый, промозглый ветер доставал до тела даже через куртку, а воздух пах чем-то горьким. Дождь не должен был пойти, но на улицах царила сырость, и это холодило ещё больше. Чигири ненавидел период осенних дождей со всей их слякотью и холодом, но так вышло, что именно в него он и приехал домой.
В его возвращении не было ничего триумфального, наоборот – оно было слегка позорным и обидным, ведь он не смог стать лучшим. Он не сдался, он просто проиграл. Не давало скатиться в пучину злости лишь то, что он вымотал своего противника до изнеможения.
Хёма остановился и выдохнул едва заметное облачко пара. На улице стало ещё холоднее, чем было во время его прибытия на остановку. Он, конечно, мог взять такси до дома, но, несмотря на всю свою нелюбовь к подобной погоде, хотел дойти пешком и привести мысли в порядок, чтобы мать и сестра не сильно переживали за него. Внезапный порыв ветра сорвал капюшон и взметнул длинные волосы, создавая осущение, будто языки пламени поднялись к небу. «Холодина», – поёжился Чигири и, придерживая капюшон рукой, чтобы ветер снова не сдул его с головы, продолжил идти.
Листья пестрели яркими красками, и при солнечной погоде могло казаться, что на улице десятки фонарей, но при плотном слое тёмных туч деревья были просто деревьями. Хёма глянул на жёлтый клён, и его губы тронула лёгкая улыбка: ему вспомнилась почти такая же жёлтая и колючая копна волос человека, которого он считал своим другом. Кунигами Ренскэ. Он выбыл раньше, и внезапная разлука стала для них болезненным ударом, однако…
Чигири подождал, пока на светофоре загорится зелёный свет для пешеходов, и поспешил пересечь последний перекрёсток на пути к дому. Он заглянул в окна кафе, в котором всегда собирались местные жители, но не увидел никого знакомого. Тронувшая сердце надежда отступила, но разочарования не было. В самом деле, было бы глупостью думать, что кто-то ждёт его в кафе, однако подобная внезапная встреча была бы радостной.
Ещё в общежитии Хёма сказал Ренскэ свой адрес, чтобы они могли встретиться после того, как кто-то из них вылетит из проекта. Он думал, что и Кунигами ему скажет свой адрес, но тому, видимо, было всё равно, что если первым вылетит Чигири, то ему, победившему в их дуэте, придётся ехать в другой город, а не ждать дома. Мысль о скором воссоединении с другом была единственным источником тепла для Хёмы в этот промозглый день.
Мать и сестра его встретили радостно, но, узнав, что младший Чигири покинул проект, заметно загрустили. Они не пытались никак его ободрить, и Хёма был им за это благодарен. Это вам не просто вылететь из школьной футбольной команды – это потерпеть поражение в борьбе за место лучшего форварда в японской Сборной, какое тут может быть утешение?
– Мама, – позвал парень, когда семейный обед закончился, – а меня никто не искал? Кто-нибудь приходил ко мне?
Мать и сестра переглянулись. «Наверное, думают, что я жду какого-нибудь заинтересовавшегося в моей игре тренера», – подумал сын.
– Нет, Хёма-кун, никто о тебе не спрашивал, – ответила госпожа Чигири и понесла тарелки к раковине.
По стеклу забарабанили капли начавшегося дождя. Тихий шелест на улице вскоре перекрылся шипением воды из крана и звоном посуды, а свет в столовой стал будто ярче из-за спускающихся сумерек за окном. Ветром к стеклу прибило лист клёна, он прилип к нему, будто смотрел на происходящее в доме, а потом был сорван новым порывом и унёсся в неизвестном направлении.
Чигири Хёма чувствовал разочарование и досаду. Они ведь договорились, что встретятся, они ведь решили это чётко… Почему же Кунигами так ни разу и не спросил о нём? Наверное, ему было тяжело видеться с надолго оставшимся в проекте другом после своего обидного ухода, и, вероятно, сам Хёма, вылетев на таком низком этапе, не смог бы смотреть в глаза товарищу, забравшемуся настолько высоко. Но ему всё равно было горько от того, что Ренскэ ни разу не спросил про него. Для Чигири он был другом, но… возможно, сам Кунигами считал его просто временным товарищем по команде, и их договорённость на самом деле ничего не значила для него. Не потому ли он не сказал свой адрес? Такое неожиданное нарушение ожиданий было похоже на пропущенный гол, ужасно обидный и сокрушительный.
– Спасибо, я буду у себя. Мне нужно отдохнуть, – сказал Хёма и вышел из столовой под встревоженные взгляды матери и сестры.
Со злости он дёрнул себя за волосы. Ему пришла мысль сбрить их все до корней, словно ознаменовать начало новой жизни, но потом он подумал, что менять образ сейчас не хочет. Уж его волосы-то не были виноваты в том, что Ренскэ нарушил обещание. За окном мерно лил дождь, будто погода плакала от обиды вместо Чигири, и его настроение становилось всё более подавленным. От тепла, что грело его весь день, не осталось и следа. Точно так же в дом придёт холод, если сломается обогреватель.
Дождь лил несколько дней. Тяжёлые тёмные тучи угнетали одним только своим видом, а свет приходилось включать уже в два часа дня, так что казалось, что царил вечный вечер. Настроение у Хёмы в эти дни было подавленное, он просто валялся на своей кровати и смотрел выданные записи матчей, анализируя свою игру, либо читал позаимствованные у сестры манги про бойцов.
Из головы всё не выходили мысли о том, что в общежитии у них с Кунигами сложились весьма дружеские отношения, и ему не хотелось верить, что они что-то значили лишь для него одного. Чигири помнил, какую боль испытал, когда узнал, что Ренскэ выбыл, и радовался, что заранее договорился о месте встречи. Теперь же он чувствовал себя ещё более опустошённым, чем в тот момент, когда был вынужден покинуть проект.
В выходные наконец выглянуло солнце, небо очистилось, а оставшиеся на ветках листья горели как фонари. Погода была довольно тёплой и настраивала на радостный лад, но Хёма радости не испытывал, будучи практически выпнутым из комнаты на улицу – нужно было сходить в магазин и пополнить запасы еды.
Парень был благодарен, что его не заставили идти в магазин в дождливую погоду, но всё равно такой резкий выход из своего безопасного тихого кокона ему не нравился. Солнце отражалось в лужах, пуская блики в глаза, словно смеялось солнечными зайчиками, и от этого Чигири чувствовал ещё большее раздражение. За эти дни он перестал обижаться и старался перестать думать о Кунигами как о друге, хотя это плохо получалось.
Луж оказалось много, и некоторые из них были большими. На противоположной стороне улицы дети прыгали в них, наверняка представляя, что это – бассейн. Хёма помнил, как и сам в детстве плескался в лужах, а потом получал нагоняй от матери за мокрые ноги. Сейчас же ему приходилось их перепрыгивать, и такие прыжки были похожи на тренировку точности.
Однако точность приземления была не всем, важно было следить и за окружающей обстановкой, о чём Чигири позабыл, а потому, прыгнув в последний раз, врезался в чью-то большую фигуру. Из-за резкой остановки он покачнулся и едва не упал на спину, но был быстро пойман и возвращён в устойчивое положение.
– Прощу прощения, – он быстро поклонился, и его волосы упали на лицо подобно потокам водопада.
– Ты в порядке? – прозвучал в ответ знакомый голос.
Волосы Хёмы вновь взметнулись, как огонь, на этот раз вверх – от резкого выпрямления тела.
– Ренскэ…
Кунигами возвышался над ним подобно ещё одному могучему клёну с золотой вершиной и мягко улыбался. Таким его и запомнил Чигири, со светлой улыбкой и ясным взглядом. Наверняка он был сломлен в первое время, но теперь выглядел так же уверенно, как и прежде.
– Что ты тут делаешь? – холодно спросил Хёма, когда удивление отступило. Он не знал, что выглядел откровенно обиженным, особенно когда перевёл взгляд с товарища на противоположную сторону улицы.
– Для воссоединившихся друзей ты слишком злой, – хмыкнул Ренскэ, всё так же улыбаясь.
– Ты даже не спрашивал обо мне всё это время, так почему вдруг сейчас появился?
Это действительно злило. Сколько уже времени прошло с их разлуки, неужели для визита к другу требовалась такая долгая реабилитация? Почему приехал именно сейчас, после возвращения Чигири домой? Он наградил Кунигами колким взглядом, и тот будто прочитал его настроение.
– Я ждал тебя ещё позже, вот и не приезжал, – объяснил Ренскэ.
– Я мог приехать гораздо раньше, а ты бы всё ждал и ждал, – заметил Хёма, чувствуя, что через показную холодность наружу пытается вырваться обида. Он не хотел, чтобы друг поселился в его городе, но надеялся, что тот хоть раз в месяц будет приезжать сюда или звонить его матери. Возможно, это было эгоистично, но он сам бы сделал именно так.
– На самом деле… один раз я был у тебя дома, – улыбка Кунигами стала ещё мягче, будто он говорил с капризничающим ребёнком. – Я условился с твоими матерью и сестрой, что они позвонят мне, когда ты приедешь. Мне хотелось сделать некий сюрприз, поэтому я попросил их ничего тебе не говорить.
Встревоженные взгляды матери и сестры внезапно приобрели новый смысл, и Чигири надулся ещё больше. Он так переживал, что его дружба была самообманом, а на самом деле все от него скрывали такой нелепый план.
– Ты же не думаешь, что наша встреча на твоём пути в магазин – случайность? – добавил Ренскэ, желая окончательно убедить друга в правдивости своего плана.
Хёма с минуту смотрел в его глаза, на солнце светящиеся как два кусочка янтаря, а потом ответил, поправляя шарф:
– Сюрприз не получился, я обиделся.
– Да ладно тебе, я такой план придумал, – хмыкнул Кунигами.
Чигири обошёл его и направился в магазин. Еда закончилась, поэтому закупаться было нужно в любом случае, как бы ни сложился день. Солнце согревало и ярко освещало всё вокруг, зажигая каждый листик, каждую травинку, весело плескалось в лужах, а ветерок был ласковым и почти не развевал волосы. Детский смех всё ещё доносился с другой стороны улицы, а редкие машины проезжали тихо, не нарушая мягкий покой этого дня.
– Ты чего на месте застыл? – Хёма обернулся к Ренскэ, не услышав его шагов за собой.
Кунигами, задумчиво смотревший ему вслед, сразу улыбнулся и мигом нагнал друга, вставая чуть позади него. Может быть, он вспомнил тот день, когда Чигири вот так же ушёл вперёд, не оборачиваясь, что стало первой ступенью их долгой разлуки. Воспоминания об этом всё ещё были болезненными – для них обоих.
– Так ты тут ещё ничего не знаешь? – спросил Хёма, возвращаясь в реальность. В реальность, в которой они наконец-то встретились.
– Не-а, – пожал плечами Ренскэ, давая понять, что готов к новым открытиям.
– Тогда я тебе всё покажу, – засмеялся Чигири, радуясь привычному присутствию друга, и потянул его вперёд за локоть, когда на дороге показался сухой участок. Они бежали вместе, не по полю, без мяча, но окрылённые радостью воссоединения друг с другом. Хёма вновь обернулся, чтобы убедиться, что Кунигами следует за ним, что это не иллюзия, и спросил:
– Останешься с ночёвкой?
И Ренскэ, грустивший из-за разлуки не менее сильно, с улыбкой кивнул.