Ох уж эти сказочки! Ох уж эти сказочники!

           «Падал прошлогодний снег»

Самое безобидное в этой истории — ее эпиграф

***

           Ночи в начале июня тянули промозглой сыростью. Туман скрывал болотистые низины, поросшие камышом и рогозом. Кривой и узкий клинок луны чертил в звездном небе свой путь до рассвета. Ровно урчал двигатель, свет фар выхватывал из темноты проблески берез, тяжелые лапы елей, придорожные пыльные кусты и полосы дорожной разметки. Редкие встречные машины ослепляли: мир на мгновение становился плоским, словно засвеченная вспышкой фотография.

           Чем ближе к городу, тем больше встречных машин. Шестой час за рулем — Сказочник устал и проголодался, а до города еще километров тридцать пять, рукой подать, но все же. Он нехотя сбросил скорость при въезде в Успеновку. Дорога рассекала село на две неравные части. Справа дома карабкались вверх по крутому песчаному склону, слева полого скатывались в поле. Фонари ярко освещали дорогу, но село тонуло во тьме — лишь где-то наверху, у самой макушки сопки, теплилось одинокое окно.

           Рекомендованная скорость — сорок километров в час. Сказочник глянул на спидометр и еще немного притормозил — это почти кощунство, когда у тебя под капотом мустанги, способные рвануть до сотни чуть более чем за три секунды. Но Сказочник играл по правилам, когда считал нужным. Словно это давало ему карт-бланш в иных ситуациях ломиться напролом и плевать на любые правила и законы.

            Между полночью и рассветом — самое темное время. На окраине села фонари заканчивались, тьма обрушилась сверху с первобытной неизбежностью. Ни бледный месяц, ни звезды не могли ее рассеять. Сказочник снова остался один на один с дорогой и отпустил мустангов на волю.

           Звучало из динамиков скерцо «Сон в летнюю ночь», трепетали тревожные скрипки. Мелькнул в свете фар идущий по обочине парень: коротко стриженый затылок, спина в белой футболке, светлые джинсы, кроссовки, широкий напористый шаг. Сказочник уже пролетел мимо, но терпкий шлейф чужих эмоций догнал его и ударил в голову.

           Сказочник ощутил, что парень на взводе. Агрессивное веселье плескалось внутри него, не находя выхода. Он продрог, но на адреналине этого не чувствовал. Саднила его разбитая губа, и Сказочник рефлекторно коснулся своей и отдернул руку.

           Пролетевший мимо автомобиль Сказочника взметнул в душе парня такой шквал едва сдерживаемой ярости, что Сказочник инстинктивно притормозил и всмотрелся в зеркало заднего вида — темно. Кроме ярости было что-то еще, но этого Сказочник не разобрал. Решил, что подарками судьбы не разбрасываются, окончательно остановился на пустой — в этот момент дороге — и сдал назад. Приглушил музыку, опустил стекло. Он еще не видел человека, но чувствовал его, как хищник чует добычу.

           Незнакомцу не понравился маневр Сказочника. Он сбавил шаг и мог бы сойти с обочины в лес, во тьму, и там скрыться, но нет. Судя по всему, у парня крепкие нервы и бегать от проблем — не его выбор. Он ждал — сжатые кулаки. Сказочник с удовольствием вдохнул его напряжение, но потом незнакомец рассмотрел автомобиль и малость расслабился. Не эту машину он ожидал увидеть. Впрочем, расслабился он едва, готовый в любую секунду собраться. Он не боялся — за пеной его эмоций крылась холодная уверенность, вот ее-то Сказочник сразу и не распознал.

           — В город? — Сказочник поравнялся с ним.

           — Да, — голос обманчиво-спокойный, даже расслабленный.

           — Садись, подброшу.

           Незнакомец склонился к окну. Коротко стриженые волосы, лица в темноте не разглядеть.

           — Не боишься подбирать незнакомцев?

           — Нет, — Сказочник усмехнулся и покачал головой. — Садись.

           Парень медлил, оглянулся назад, на село. 

           — Я шестой час за рулем, устал и хочу есть, — поторопил Сказочник. — У меня нет сил на словесные реверансы. Если тебе в город — садись. Уговаривать не стану. Аттракцион моей щедрости закончится через секунду.

           Незнакомец окинул внимательным взглядом салон и Сказочника, чье лицо в тусклом свете приборной панели напоминало маску, принял решение и сел.

           — Пристегнись, — велел Сказочник.

           — Меня Михаилом зовут, — километра три спустя сказал незнакомец. Его потряхивало, он лишь сейчас ощутил, что замерз.

           — Глеб, — представился Сказочник.

           — Классная тачка.

           — Знаю.

           Михаил смолк. И Сказочник помалкивал, не для разговоров он подобрал попутчика и не по доброте душевной, а потому болтовней развлекать не собирался. Сказочник тянул эмоции Михаила понемногу, словно коктейль через трубочку, чтобы не вырубить ненароком случайного попутчика. Приятный и будоражащий коктейль с интригой на дне придавал сил и заглушал голод.

           Очень кстати жизнь подбросила Сказочнику этот маленький дар, а с Михаила не убудет. Инга сказала бы, что это плохо — использовать людей без их ведома, без разрешения, но Инги здесь нет. Странная ее логика часто противоречила сама себе, никак не вязалась с тем, чем они занимались, как жили и чем зарабатывали. Инга, в отличие от Сказочника, не пила чужие эмоции без спросу, чтобы восполнить свои силы. Впрочем, ей и не требовалось, она не зависела от эмоций так, как Сказочник.

           Михаил украдкой рассматривал машину и Сказочника, окинул внимательным взглядом салон. Он не спросил, как многие до него, из натуральной ли кожи обшивка сидений и сколько лошадей под капотом. Внутри него тихо зрела не зависть или банальное восхищение, а уважение к чужим возможностям. Он согрелся, его ярость сменилась спокойствием, пульс и дыхание выровнялись, накатывала сонливость. То, что Сказочник почуял на дороге, стихло как отголосок бури, и во многом — благодаря тому, что Сказочник впитал чужую ярость, как губка воду. И сейчас его пассажир чувствовал тягучую, почти равнодушную опустошенность.

           — Скоро кафе. Ты же не спешишь? Те, кто торопятся, не ходят пешком от села до города. Я угощаю. Мне нужно поесть, а то подташнивает уже, — Сказочник не столько спросил, сколько объяснил, что собирается делать. — Или можешь от кафе такси вызвать, туда уже наверняка приедут, пригород.

           Сказочник оставлял пассажиру выбор: парень вызывал в нем любопытство, но не более, к тому же Сказочник уже взял что хотел и накормить случайного «донора» — просто жест вежливости.

           — Не спешу, — ответил Михаил почти сразу.

***

           Кафе называлось «Тигр» как перевод от имени владельца, и работало его волей практически круглосуточно семь дней в неделю. На ярко освещенной стоянке Сказочник закурил и беззастенчиво, как товар на витрине, рассмотрел наконец-то пассажира в подробностях.

           Не такой уж он юнец, как показалось сперва — мужик чуть за тридцать, как и Сказочник. Интересный. Высокий, едва ли ниже Сказочника и, кажется, немного удивленный этим фактом, явно привык смотреть на всех сверху вниз.

           Короткие темно-русые волосы, пушистые ресницы, серые глаза, красивое и гибкое тренированное тело: широкие плечи, узкая талия, кошачья плавность движений. Свежая ссадина на скуле, припухшая разбитая губа — Сказочник отмечал детали словно складывал пазлы, не имея под рукой картинки-подсказки, не зная, что в итоге должно получиться. Мелкие темные подсохшие брызги на футболке и джинсах: не грязь — кровь. Но это не кровь Михаила: его ссадины не могли так кровить, да и разлет не тот.

           Небольшая сумка через плечо. Лицо кажется простым, но это обманчивая простота. Такую скуластую простоту ценят на подиумах и в свете студийных софт-боксов. Из-за россыпи бледных веснушек на переносице Михаил выглядел слишком уж по-мальчишески. На первый взгляд — почти неприметный человек, которому, если понадобится, легко затеряться в толпе. Человек, который не смутился изучающего взгляда Сказочника.

           «Красивый», — подвел итог Сказочник, напоровшись на ответный изучающий взгляд, и усмехнулся.

           — Идем, — докурил, бросил сигарету в урну у входа, Михаил закурить не спросил.

           Звон колокольчика на входной двери заставил официантку за стойкой встрепенуться. Тихо играла восточная музыка. Зал был пуст, не считая парочки за дальним столом. Не удивительно — время позднее или, наоборот, слишком раннее. Мужчина мельком обернулся на вошедших, женщина окинула Михаила и Сказочника оценивающим взглядом. Сказочник отвернулся, не дожидаясь ее дежурной улыбки. Снял кожанку, бросил на спинку стула, остался в черной футболке. Михаил завис на секунду, глядя на его татуировки и шрамы.

           Официантка, увидев Сказочника, кивнула, приветствуя, и шмыгнула в кухню. Голос густой и раскатистый послышался раньше, чем хозяин кафе вышел к гостям.

           — Глеб! Мальчик мой, дорогой! — пожилой коренастый грузин, седой, но сохранивший былую стать, ухватил Сказочника двумя руками, превращая простое рукопожатие в жест, полный неподдельной радости. — Ты как знал, что у меня сегодня бессонница! Давно ко мне не заглядывал. Совсем забыл старика! Да?

           — Прости, Вепхо, дела.

           — Да я понимаю, понимаю. Друг твой? — Вепхо взглянул на Михаила, молча стоявшего за спиной Сказочника. На русском Вепхо говорил так чисто, что акцент едва угадывался.

           — Михаил, — Сказочник представил случайного пассажира без лишних пояснений.

           — Мариночка! — Вепхо махнул рукой, и официантка, застывшая было в дверях подсобки без дела, тут же принялась смахивать что-то с большого стола в центре зала, двигать стулья.

           — Хорошо, что с другом приехал, — Вепхо кивнул Михаилу. — Без друзей в жизни никак. Проходи, Мишико. Сейчас я вас накормлю! Никто не скажет, что я мальчика своего не накормил! И друга его не накормил! Мишико! Я ж его вот с такого возраста вырастил! — Вепхо изобразил руками, как качает младенца.

           Михаил почувствовал себя неловко, Сказочник ощутил это, фыркнул и рассмеялся. Вепхо, в самом деле, знал Сказочника с тех времен, когда Сказочник еще сам себя не помнил. Когда-то Вепхо служил с отцом Сказочника, потом вместе с ним приехал сюда, здесь уже женился, родился сын, жили по соседству. Жену Вепхо Сказочник помнил смутно — высокая яркая блондинка, а вот сына его — слишком хорошо. Влад погиб нелепо в уличной драке, едва школу закончил. Жена ушла к другому. Вепхо остался один. В Сказочнике он видел сына, то, каким Влад, возможно, мог бы стать…

           — Где у вас здесь можно умыться? — спросил Михаил.

           — А вон там, — Вепхо махнул рукой. — Мариночка! Покажи. И полотенце чистое принеси, нормальное, а то там только чертовы бумажные. Они же для посетителей, а не для дорогих гостей. Бумажные полотенца, удобно… но неправильно как-то, да? Вещи одноразовые, и люди тоже встречаются одноразовые.

           Последнюю фразу Вепхо изрек с интонацией древнего мудреца и соответствующим выражением лица. Сказочник снова фыркнул. Михаил ушел с Мариной. Вепхо увлек Сказочника в сторону и уже негромко по-свойски спросил:

           — Как мама?

           — Зачем спрашиваешь? — Сказочник нахмурился.

           — Ну как же, зачем?.. Звонил я ей, — Вепхо вздохнул. — Она трубку не взяла. Не перезвонила.

           — Пьяная была, наверное. Это не то, о чем стоит переживать.

           — Ты прости старика, — Вепхо крепко ухватил Сказочника за левую руку, где змеились от запястья до внутреннего сгиба локтя два неровных шрама, — что всякий раз лезу не в свое дело. Только и мне она не чужой человек. Разве она виновата, что жизнь так сложилась? А? Не суди ее. Она всего лишь слабая женщина.

           — Она сильнее, чем кажется, ты знаешь. Я не сужу, я ее ненавижу… и это ты тоже знаешь, — Сказочник злился и говорил все тише и тише.

           — Не надо, не бросайся словами, мальчик. Ненависть — сильное чувство, — Вепхо больше не удерживал Сказочника за руку.

           — Вепхо, прошу, не продолжай. Не хочу ругаться. Сил нет на это…

           — Все, все, — старый грузин всплеснул руками. — Молчу. Как сам? А, не говори. Вижу, что хорошо. Глаза только уставшие. Далеко ездил? А и это не говори! Вижу, что далеко. А куда, мне знать не надо, да? Иди, умывайся с дороги. Я накрою сейчас. Бессонница одолела, наготовил всякого, как знал, что ты заглянешь. И вина тебе с собой дам домашнего. Сладкое как поцелуй девушки, выпьешь: спать будешь словно младенец. Да? Мне не помогает уже, а ты молодой, с утра встанешь как новенький! — Вепхо поднес к губам сложенные горстью пальцы, громко причмокнул и скрылся в кухне.

           — Спасибо, — сказал Сказочник вслед грузину и ощутил всем телом чужой навязчивый взгляд и неуместные сейчас эмоции. Так музыка срывается в какофонию, рвутся струны в неумелых руках. Сказочник обернулся — Михаил словно прозрел, умывшись. Стоял, комкая в руках полотенце, смотрел на Сказочника, изучал — но совсем не так, как на стоянке, не оценивая, а с удивленным восхищением и возбуждением.

           Безусловно, смотреть было на что. Сказочник прекрасно знал, как выглядит и какое производит впечатление. Равно как на женщин, так и на мужчин. Похоть Михаила смешалась с раздражением и усталостью Сказочника. Он поморщился, стало неприятно. Не потому, что Сказочнику претило такое к себе внимание, а потому, что не вовремя.

           В городе у Сказочника сложилась репутация человека, с которым лучше не связываться, даже если очень хочется. А Михаил смотрел и явно не понимал, кто перед ним. Встретился взглядом со Сказочником — и неожиданно смутился. Нахмурился, опустил торопливо глаза, как мальчишка, пойманный на воровстве, скулы зарозовели едва заметным румянцем. Сказочник быстрым шагом пересек зал, нагромождение столов и стульев, подошел вплотную — так, чтобы Михаил ощутил тепло его тела, и сказал на ухо тихо и жестко:

           — Еще раз так на меня посмотришь, я отымею тебя прямо здесь, на столе. И знаешь, что будет самое ужасное? Тебе понравится.

           — Не много на себя берешь? — Взметнулись пушистые ресницы, колыхнулась внутри то ли ярость, то ли возмущение пополам с вожделением, но Михаил умело сдержал то и другое, только челюсти сжал, да серые глаза стали темными как речная вода поздней осенью под дождливым октябрьским небом. Вот теперь Сказочнику вкатило: и цвет глаз, и эмоции. Он усмехнулся, выдернул из рук Михаила полотенце, поднес к лицу, демонстративно вдохнул запах его тела, оттолкнул от себя замершего Михаила плечом и захлопнул за собой дверь туалета.

           Когда Сказочник вернулся в зал, Михаил уже сидел за столом. Пред ним, словно войска на параде, исходили паром тарелки, наполненные всевозможной снедью.

           — Сейчас еще шашлык будет, — грозил Вепхо так, что становилось понятно, выйти из-за этого стола живым не получится. — Мишико! Такой шашлык ты в жизни своей не пробовал, клянусь! Мариночка! Ну, что ты копаешься? Неси коньяк!

           — Не нужно коньяк, — остановил его Сказочник. — Я за рулем, а у Михаила еще дела.

           Михаил поднял на Сказочника вопросительный взгляд, но Сказочник проигнорировал его.

           — Эх, — Вепхо разочарованно махнул рукой. — Ну, мне то ты не запретишь выпить за твое здоровье?!

           — Да что же я — зверь, что ли? — Сказочник с улыбкой развел руками.

           Михаил почувствовал себя лишним, опустил взгляд и Сказочнику самую малость стало стыдно за свои слова. В конце концов, Михаил не мог знать, что Сказочник чувствует чужие эмоции, и что внезапно взыгравшая похоть Михаила пришлась не к месту.

           — Мишико! Ты ешь, не смотри, что ночь на дворе! Или ты из этих? ЗОЖников, которые голодают после шести вечера? Не из них? Вот и хорошо. Вот и славно! А то придумали, понимаешь, интервальное голодание и прочую ерунду. Нормальным людям уже и не поесть! Да? А у меня, знаешь, бессонница. Я люблю и ночью поесть. Ай, и днем тоже люблю. Лучше вкусной еды может быть только красивая женщина!

           Вепхо двигался с неожиданной для его возраста живостью, Сказочник безмятежно улыбался. Он больше не злился на Михаила и вообще не злился.

           Сказочник ел не спеша, Вепхо повар был от бога. Спешка здесь превращалась в святотатство, в ересь. Есть мясо следовало руками, отрывать небольшие кусочки, макать в соус, оборачивать в тончайшие лепешки, жевать медленно, чувствуя, как тело наполняется теплом, разливается и горит на языке острый перец, полнится специями вкус, растекается сладкий мясной сок. Сказочник облизнул пальцы. На этом фоне терялось почти все, уходило на второй план. Вепхо не ошибался, немногое могло сравниться с его вдохновенной стряпней, которая хранила вкус его эмоций, того медитативного состояния, которому отдавался Вепхо, колдуя в кухне. Сказочник ел и жмурился от удовольствия, словно кот. Вепхо то садился к столу, то убегал в кухню.

           — Мишико, а ты чем занимаешься? С Глебом работаешь? — между делом выспрашивал Вепхо, Сказочник молчал и слушал.

           — Нет. Я преподаватель.

           — Да что ты?! Вот и супруга моя тоже. Бывшая. Прекрасная женщина. Прекрасная! Учительница русского и литературы. А ты что преподаешь?

           — Физкультуру, — едва помедлив, ответил Михаил, и Сказочник учуял ложь, она словно осела кислятиной на кончике языка. Но про преподавание Михаил сказал почти правду. Что же там за секрет такой?

           — В школе? — простодушно уточнил Вепхо.

           — В училище.

           Михаил отвечал коротко и ел мало.

           — Эх, — Вепхо мечтательно вздохнул, — такой красавец и среди молодых студенток. Как я тебе завидую! Вот я бы там разгулялся!

           — И остался бы без работы, — усмехнулся Сказочник. — Со статьей за домогательства.

           — Ну, вот что ты за человек, а?! Мишико, как ты его терпишь? Выпить не дает! Такую мечту мне сломал! Ехидна, а не человек. Ешь! Может, станешь чуточку добрей. Вкусная пища делает человека добрей. Это истина. Я много лет людей кормлю, я знаю!

           Сказочник послушно кивнул и положил в рот еще кусочек. Девушки — это, безусловно, прекрасно, но Сказочник как никто другой понимал: девушки волнуют Михаила в последнюю очередь, а вот сам Сказочник волнует так, что кусок в горло не лезет. Михаилу бы в рот совсем другое, да так, чтобы стоять на коленях и смотреть на Сказочника снизу вверх потемневшими глазами... Сказочник представил и усмехнулся.

           Из кафе они вышли в шестом часу утра, когда по шоссе из города уже вовсю тянулась череда машин, а солнце выползло из-за сопок, обещая день напролет плавить асфальт. Напоследок Вепхо, как и грозился, вручил Сказочнику коробку, где таинственно позвякивали бутылки с домашним вином и торчали какие-то свертки. Сказочник откинул спинку сиденья, поставил коробку назад, туда же забросил кожанку. Закурил, взглянул на Михаила поверх крыши автомобиля. Всю его усталость как ночным дождем смыло и потянуло на приключения. Сказочник обдумал «за» и «против» и сказал:

           — Извини за мои слова.

           Михаил посмотрел на него, смерил взглядом и ответил не сразу.

           — И ты извини. Я, в самом деле, пялился на тебя как…

           — Водишь? — перебил его Сказочник, кивнув на машину.

           — Да.

           — Механику? — уточнил Сказочник.

           — Да, — Михаил почти оскорбился.

           — Отлично, — Сказочник бросил ему ключи, Михаил машинально поймал. Сказочник докурил в две торопливые затяжки, обошел машину, протиснулся мимо Михаила и сел на пассажирское сиденье. Михаил медлил, хмурился, раздумывал, но все же подчинился. Сказочник чувствовал его сомнения, но не улавливал их причину.

           Водительское кресло даже двигать не пришлось: рост практически одинаковый, хоть Михаил немного плотнее и в плечах шире.

           — Едем? — спросил Сказочник, глядя, как Михаил устраивается в машине, как не спеша кладет руки на руль, прислушивается к ощущениям. Сказочник учуял слабое движение силы и не удивился. Михаил использовал магию, но что именно он делал, Сказочник не понял.

           — Едем, — легкий кивок головы. — Просто мне не приходилось водить такую машину.

           — А какие приходилось?

           — Разные, — Михаил пожал плечами. — Легковушки и мотоциклы, тяжелую технику тоже, но за рулем такой зверюги я впервые сижу.

           — Насколько тяжелую? — уточнил Сказочник, пытаясь выловить из слов и эмоций Михаила хоть какую-то информацию.

           — Очень тяжелую…

           — «Очень»? Вы на физкультуре со студентками в танковый биатлон играете? — брякнул Сказочник первое, что пришло в голову и понял, что попал если не в десятку, то очень близко. Интересная выходила физкультура.

           Михаил промолчал.

           — Ладно, забей и заводи. Зверюга не кусается. Не напрягайся, газуй плавно, с места не рви: привод задний, — Сказочник усмехнулся двусмысленности сказанного и дальше его уже несло. — Как с неопытным любовником — не торопись, будь нежнее, пока не замурлычет. Соберись, я по ходу дела подскажу. Все будет хорошо.

           — Ты меня провоцируешь? Если что, я свободен до понедельника.

           Сказочник увидел уже знакомый темный взгляд и легкий румянец на скулах Михаила, ощутил, как возбуждение обжигающим шлейфом поднимается вдоль его позвоночника снизу вверх. Пульс и дыхание сбиваются с привычного ритма, тяжелеет в паху, и Михаилу становится тесно и неудобно и в джинсах, и даже в собственном теле, но глубоко внутри него Сказочник напоролся на стену спокойной уверенности.

           — Даже так? — игриво спросил Сказочник. — Прости за нескромный вопрос, сколько тебе лет?

           — Тридцать шесть, а что?

           — Мне нравится, как ты реагируешь, краснеешь…

           — Как умею, так и реагирую, — сказал Михаил и вспыхнул еще больше, к его смущению добавилось раздражение.

           — Ладно, не психуй.

           — Я не психую.

           — Неправда. Но ты хотя бы проснулся. Так какие у тебя планы?

           — Завести эту машину.

           — Это краткосрочная перспектива, а после?

           — Чего ты хочешь? Я вроде сказал, что свободен, — Михаил посмотрел в глаза.

           — Да что же ты такой прямолинейный-то? Никакой интриги. Хочу сделать то, за что извинился, — Сказочник развернулся и как сытый кот вальяжно потянулся к Михаилу, ощутил едва уловимый запах парфюма, пыли, пота и крови. Положил руку на его колено и провел снизу вверх по внутренней стороне бедра, чувствуя тепло тела под грубой тканью.

           Михаил замер. Глотнул воздуха как перед прыжком в воду.

           — Так, чтобы ты замурлыкал, — прошептал Сказочник, касаясь губами его уха и отпрянул, убрал руку.

           Михаил выдохнул, на Сказочника он больше не смотрел, крепко сжимал руль. От его возбуждения у Сказочника сладко заныло внутри. И все же за возбуждением Михаила таилось спокойствие. И вот это просто пиздец как заводило, подстегивало охотничий азарт Сказочника.

           — Все, очнулся? Заводи, — Сказочник как ни в чем не бывало откинулся на спинку кресла и пристегнулся.

           — Да я уже… завелся…