Цокот каблуков по чистому мраморному полу эхом раздавался вокруг, нарушая абсолютную тишину. Тусклый, едва различимый свет магических сфер, парящих под сводчатым потолком, стены, увешанные эпическими сюжетами о монстрах древности и героях, но ни единой души.

Это был один из множества коридоров дворца, в котором запрещено находиться даже прислуге. Каждая картина и ваза — всё это ценности прошлого. Такие больше нигде не найти.

Крыло с тронным залом и личными покоями Катерины всегда пребывало в траурной тишине. После магической войны чуть больше ста лет назад первая из рода Аркур запретила большей части прислуги даже приближаться к этой части дворца без острой необходимости.

Невысокий юноша с белыми волосами шёл от тронного зала, с силой сжимая руки в кулаки. Каждый шаг Константина нарушал не только тишину, но и покой среди многочисленных эпических сюжетов. Картины раскачивались в разные стороны, как маятники, трепетали вместе с тончайшими нитями манны вокруг и с грохотом срывались с креплений, обнажая каменные стены.

— Как же всё бесит! — Константин кричал, обращаясь к кому-то невидимому, на выдохе вскидывая руки вверх. Вслед за этим жестом вазы, стоящие у окон перед ним, сорвались с места и полетели куда-то далеко-далеко.

Чей-то едва уловимый смех раздавался то тут, то там.

Звон разбивающегося фарфора ничуть не смущал Косту. Он только смотрел исподлобья куда-то вдаль никак не заканчивающегося коридора и прикусывал нижнюю губу.

Культурное наследие быстро скуднело.

Разочарование и тягучая обида, поглощающая душу, — всё это словно растекалось по округе. Как ребёнок, которому не дали лакричный леденец, Константин выплёскивал чувства на ни в чём не повинный декор.

Для горничных, которых в обычные дни не пускали в крыло королевы, такие всплески агрессии были прекрасным поводом, чтобы хотя бы глазком взглянуть на величественную Катерину.

— Как весело, — хриплый, завораживающий мужской голос раздался в голове Константина. — Вон та мерзкая ваза – она просится в окно. Её давай. Её!

Геканоту вообще не нравились в этом коридоре ни картины, ни вазы, потому что, по его словам, на них не передать всё его великолепие. Каждый сюжет элементаль связывал с собой, даже если его там не было. Уже шестьдесят лет после заключения контракта он то и дело подначивал Константина безжалостно уничтожать «никчёмные потуги жалких бездарностей».

Коста попытался собраться с духом, но не смог, и, следуя чужой воле, указал пальцем на вазу в нескольких метрах впереди. Ярко-зелёный шарик изумрудной манны стрелой вылетел в направлении вазы и разбил ту вдребезги. Осколки разлетелись в разные стороны, впиваясь в стены и щели в каменном полу.

Манна, выпущенная из тела, имела поразительное свойство — разить даже без чёткой структуры заклинания, чем и пользовался Константин во время истерик, разрушая всё, что под руку попадётся.

— Так в окно же… — разочарованно простонал Геканот.

Проходя мимо окна, рядом с которым стояла ваза, к тому времени уже разбитая в пух и прах, юный наследник сжал ладонь, насыщенную полупрозрачной зелёной субстанцией, в кулак, и некогда целое стекло покрылось трещинами.

Через несколько оконных пролётов Константин свернул направо и быстро побежал по винтовой лестнице наверх. Каменные ступени хрустели под ногами, а металлические перила гнулись.

За несколько минут юный, по меркам долгоживущих лимбийцев, наследник одарил прислугу несколькими днями кропотливой работы.

Он ворвался в комнату на самой вершине башни, с ноги открывая тяжёлую деревянную дверь. Этого было более чем достаточно, чтобы замок на ней разлетелся в труху. Наличие ключа от этого самого замка ни капли не мешало Косте бесчинствовать.

Красивая комната, захламлённая бесчисленными книгами и разбросанной одеждой, встретила своего хозяина. Она была просторной и хорошо освещённой, но на первый взгляд ни одно существо не сказало бы, что в этой разрухе кто-то может жить. Как ни старались слуги — прибраться не могли. Порядок не казался принцу важным, поэтому хаос воцарялся вновь уже на следующий день.

Коричневые длинные шторы задёрнулись, подчиняясь воле Константина, когда он с полной ярости физиономией плюхнулся на кровать лицом вниз.

— Хе-хе, а вот это седьмой!

Полупрозрачный Геканот парил над своим сосудом, лёжа на спине. Он игриво болтал ногами и смотрел на куполообразный потолок; на нём была изображена великолепная фреска: непроходимые горы Инфенантро, торговые городки Сэнтрума, висячие сады Хора. Только Лимбо на прекрасной фреске отсутствовало несмотря на то, что не уступало в красоте. Константину претили приевшиеся виды.

— Что седьмой? — поворачиваясь к окну, пробурчал Коста.

Геканот сменил положение и повис перед своим господином вниз головой, игриво улыбаясь.

Элементаль был по-своему красив, что неудивительно для божественной сущности. Длинные растрёпанные волосы, большие зелёные глаза и грубые, но не совсем лишённые утончённости черты лица, огромные рога на голове — всё делало его привлекательным, уникальным; а заострённые уши придавали странной схожести с давно вымершими эльфами.

Геканота нельзя было сравнить ни с чем, ведь ничто не могло описать его внешность: даже в полупрозрачном силуэте без труда высматривались рельефные мышцы, подчёркнутые кожаными ремешками.

Хозяин всей магии не стыдился показывать себя, гордился своим телом, витиеватыми узорами-татуировками, а посему в последнее мгновение перед запечатыванием облачился в распахнутый жилет и обтягивающие брюки всё из той же кожи.

Любая девица поддалась бы чарам такого мужчины, вот только, увы, вся его сущность была нематериальна уже как шестьдесят лет. То лишь образ, неосязаемый и видимый лишь Константину.

— Седьмой сломанный карниз, — прыснув в кулак констатировал элементаль.

— Он це… — не успел Коста договорить, как карниз рухнул на пол вместе со шторами, — …лый.

То был далеко не первый эмоциональный взрыв. Пожалуй, последнее десятилетие выдалось для принца очень тяжёлым. Не из-за тренировок или неудач в учёбе, а из-за постоянных отказов королевы Катерины, которая каждый раз уверенно ставила на пропускной талисман метку «нет». Почему она это делала — оставалось загадкой.

— Чего ты тогда прицепился к такой бездарности, а? — с лёгкой дрожью в голосе крикнул Константин.

Геканот покосился на расстроенного парнишку. Элементаль хотел не обидеть своего носителя, а вывести того из себя, но не для того, чтобы он бросился в слёзы. Всё пошло немного не по плану.

Седьмой раз королева отказала в единственном за все сто с лишним лет желании — отправиться в Сэнтрум. Константин искренне не понимал, почему женщина, нарёкшая преемником одинокое дитя, противится безобидному путешествию.

Три мира, в отличие от Лимбо, давно открыли врата для перехода. Последствия магической войны уже как пятьдесят лет окончательно сошли на нет. Отношения в Кварте нормализовались. Даже Пересечение,Синоним, используемый жителями других миров для обозначения Сэнтрума. пострадавшее больше всех от политической борьбы Инфернантро, Хора и Лимбо, не было столь радикально в пропускной политике. А ведь там решения принимало не единое государство, а десятки…

Даже после войны врата остались доступными для всех, но шестьдесят лет назад королева Катерина лично возвела вокруг перехода барьеры.

— Да сдался тебе больно этот Сэнтрум, — протяжно начал элементаль, играясь с прядью. — Там ужасно скучно: бесконечные фестивали, работорговцы, шлюхи и куча мелких государств. Больно оно надо — бардак!

Константин снова упал лицом на кровать с истошным стоном.

— Ну а если уж так сильно хочешь… — томно прошептал Геканот.

Коста пробубнил что-то невнятное и ударил кулаком по белой подушке.

— Что-что? — с лисьей ухмылкой спросил элементаль, подлетая ближе к наследному принцу.

— Сильно хочу! — чуть подняв голову, крикнул тот.

— Тогда почему бы тебе не… — Геканот замолчал и покачал головой, зависнув над носителем. — Нет, ну нет, так нельзя.

Перевернувшись на спину, Аркур посмотрел на парящего над ним элементаля, который тут же изменил положение на аналогичное, словно какой-то подражатель.

— Ну как я могу такое сказать? Это же кощунство по отношению к бедняжке Катерине, — он театрально вздохнул, выражая напускное волнение. — Она же умрёт от сердечного приступа — ну, умерла бы, будь у неё сердце.

Геканот выжидающе смотрел на Косту, который, облизнув губы, на мгновение задумался, а после без запинки отчеканил слова, словно мантру:

— Я тупой, я никогда не старался, не блистал умом, и мне нужна гениальная мысль всезнающего, великого и всемогущего хозяина магии и магических тварей, не олуха, не ленивого паразита и позорной псины, а очень разумного и полезного элементаля.

Целых шестьдесят лет, после заключения контракта с Гекой, как Константин ласково его называл, то и дело приходилось повторять одно и то же, когда требовалась помощь.

Вообще принц не так представлял себе жизнь сосуда для божественной сущности… В книгах писали, что многие тысячелетия назад кто-то обрёк всех элементалей кроме Геканота на переселение в живые человеческие сосуды — элементалионы, а те, как на подбор, все сплошь знаменитости и герои. А что Константин? Ему даже нельзя было рассказать об этом матери!

Умом Коста явно не дотягивал до королевы, но глупцом не был. Несмотря на свою лень, он упорно учился последние сто лет, чтобы оправдать её ожидания. Всем сердцем желал отблагодарить за то, что она дала ему вторую жизнь. Были взлёты и падения, но Константин имел то, что имел.

— Эта печатка не такая уж и редкость, — элементаль перешёл на шёпот. — Вот будь у тебя такая же, как у малыша Дооса…

— У учителя? — боязливо спросил Константин.

Это было подстрекательство. Чистой воды провокация. Такая мысль проскочила в голове Константина, но, увы, мимо совести. Геканот часто провоцировал своего носителя на необдуманные поступки, которые, конечно, не угрожали жизни, но всегда имели специфические последствия. Элементалю очень нравилось наблюдать за результатами очередного смешного представления.

— Можно взять! Если ты вернёшь её потом, то это даже не кража, — прошептал Геканот, опустившись к уху принца.

— Да содрогнётся северный лес, мы гении! — захихикал Константин, поджимая колени к груди.

— Умница, — улыбнулся Геканот, довольный начатой заварушкой.

Гека улыбнулся и растворился в воздухе, оставляя своего господина в одиночестве с очередной блестящей идеей. Пройдёт несколько дней, и принц забудет, что она зародилась не в его воспалённой черепной коробке, а там ищи-свищи настоящего виновника всей суматохи.

˗ˏˋ ´ˎ˗

В Лимбо никогда не правила династия. Короли и королевы из разных семей сменялись один за другим после смерти своих предшественников. Была ли это насильственная смерть, открытый переворот или коварное отравление — не важно, ведь если ты сильнее, умнее или хитрее — трон твой. С одобрения абсолютного хозяина этих земель, Геканота, конечно.

Жителям Лимбо всё равно, кто стоит у власти — законный король или же нет, ведь чем могущественнее их правитель, тем влиятельнее королевство. Это мир жестокости, живущий по первобытным законам, отличный даже от мира демонов — Инфенантро.

Катерина из рода Аркур не была худшей из всех господ этих земель. Она не держала огромный гарем из сотен женщин и мужчин, как Джером Юрианский, не убивала подданных без причины, как Сорен из Дофината, в общем, занимала законное место на обсидиановом троне.

Негласное правило Лимбо: «Сильный всегда пишет правила игры».

Именно поэтому абсолютная власть, сосредоточенная в руках Катерины, позволила ей сделать шаг к созданию первой династии. Приняв в свой род ребёнка с потенциально большой силой, она уже сто лет как укрепила род Аркуров. Из-за огромных запасов магической энергии никто не оспаривал того, что следующим королём сможет стать законный наследник — Константин.

Прошлые правители тоже предпринимали шаги к укреплению своего рода. Попыток было много, но дети не оказывались достаточно способными, чтобы сменить своего предшественника — их убивали в борьбе за обсидиановый трон.

Катерина была уже стара и впервые за всю историю официально назначила преемника, но изо всех сил держалась за пост и страну — единственное, что делало её по-настоящему живой, помимо взбалмошного сына. Тот был не готов к правлению, слишком юн и неопытен, а аристократы, возомнив о себе невесть что, решили начать своевольничать. Как знала Катерина, в высшем свете поговаривали, что она ослабла.

Аристократы утомляли похлеще ежемесячной зачистки приграничных территорий. Монстры плодились с неимоверной скоростью.

Высокая златовласая женщина с раскидистыми оленьими рогами сидела в просторном кабинете за длинным столом, устало оглядывая толстые стопки из бумаг. Комната в кроваво-красных тонах с огромными окнами — лучшее место для работы, по её мнению.

Катерина старалась облегчить груз на своих плечах хотя бы приятной обстановкой. Кабинет — отдушина в огромном дворце, где не нужно быть для всех идеальной королевой. Непоколебимой в прокрестьянской политике, решительной и неотвратимой в сражениях на границе.

Войти сюда мог далеко не каждый; это позволялось лишь трём персонам во всём дворце — существам, которые удостоились высочайшей степени доверия: Доосу, дворцовому учёному и ставленнику в Конклаве, личной служанке Анне и самому проблемному лимбийцу во всём дворце.

Королева откинулась на спинку стула и посмотрела в потолок — хотела передохнуть от бумажной волокиты. Воевать и каждый вечер смывать кровь с аккуратного лица ей нравилось куда больше, чем вечно заполнять бумаги и рассматривать законопроекты. Для всех во дворце Катерина всемогущая правительница, но вот для Константина она — мать.

— Этот глупый малец сгонит меня в гроб, — она вздохнула, обращаясь к своей служанке, которая неподвижно стояла рядом. — Что я сделала не так в его воспитании?

Катерина тонкими пальцами коснулась рогов и задумалась. Она никогда не доверяла его воспитание служанкам: всегда брала малыша на переговоры, аудиенции и совещания. Дарила каждую свободную минуту времени, предоставила лучшего учителя — в общем, окружила роскошью, любовью и заботой. Ей было невдомёк, почему он такой, но выросло, что выросло.

Многие работники дворца, видевшие Катерину ещё юной, впрочем, считали, что принц пошёл в мать.

Служанка взяла красную вязаную шаль, упавшую на пол, и накинула её на плечи госпожи.

— Я его понимаю, — сказала девушка, не поведя и бровью.

— И я того же мнения, — Катерина округлила свои чёрные, бездонные глаза. — ЧёртИмя правителя Инфернантро, часто применяется другими существами как ругательство. тебя подери, что?

Анна всегда плевала на нормы приличия и говорила то, что думала. Именно из-за этой черты королева так ценила её. В отличие от подхалима Дооса и вечно обиженного Константина, та высказывала своё мнение как на духу. Честность в приближённых Катерина любила больше всего.

— Вторая сотня лет — тяжёлый возраст. Ему всего сто восемнадцать, дайте ему волю. Вам нужно потерпеть всего годков пятьдесят-шестьдесят.

— Ты ведь знаешь, что уже шестьдесят лет мы не можем найти Геканота — ни я, ни твои Вороны, — Катерина прикрыла глаза рукой. — Как в таких условиях я могу не бояться за этого проблемного ребёнка?

Несмотря на то, что Геканот до заключения контракта крайне редко появлялся перед жителями Лимбо, его всегда можно было найти, используя королевскую печать, которую элементаль передавал каждому новому властителю. Катерина использовала её всего трижды за всё время правления и только два раза удачно, что сеяло панику среди магов Конклава и приближённых.

Элементаль, не покидавший Лимбо с момента запечатывания своих братьев и сестёр, пропал… Учёные полагали, быть беде.

— Госпожа, его остаточные следы всё ещё есть в Дофимовой долине, — Анна посмотрела в окно, от которого отстранилось несколько чёрных фигур. — Поймите, он обижен, не делайте из него птицу в клетке.

— Знаешь, иногда я думаю, а была бы она такой же? — ложась на холодный деревянный стол, прошептала королева.

В глазах её промелькнула искра сожаления. Лицо несколько омрачилось, то ли из-за осознания своей неправоты, то ли от чего-то совершенно иного. Анна быстро уловила изменение в настроении своей госпожи и направилась к двери.

— Уже поздно. Я принесу вам немного зелёного вина. Вы хорошо поработали сегодня.

Служанка неспешно покинула комнату, оглядываясь на уставшую Катерину. В конце концов, бередить старые раны разговорами о том, что было или могло бы быть, не стоило. Жизнь сама расставила всё по местам без участия актёров.