POV Дейдара
День. Ночь. День. Одна смена, вторая, пятая. Рутина делается совсем обычной. И разбавляет её только мой дорогой друг, с которым не могу поделиться своими чувствами. Такое впервые. Ведь он знает многое: начиная с того, как жалко могу выть от боли в расстроенных чувствах, и заканчивая тем, как глушу негативные эмоции хоррор-фильмами. Но что могу сказать? «Эй, ты знаешь… я скучаю по человеку, которого видел два раза в жизни», — такое — слишком, даже для меня.
И всё же правда колет глаза: мне от чего-то невыносимо от мысли, что не попросил тогда его номер. Он оставил мне четыре любовных бумажки и стал моим призраком. Личным и сильно болезненным. Занят? Бросил курить? Или больше не придёт? Не знаю, но жвачки я больше не трогаю.
***
POV Сасори
Останавливаюсь посреди дороги, стараясь успокоить сердце. Неприятная липкость кофейного напитка мешает пальцам. Оглядевшись, ставлю стакан на землю, достаю мокрые салфетки из кармана и вытираю ладони. Мысли понемногу приходят в некое подобие нормы.
«Вот же дурень — писатель, вечно обжигающий себе руки», — именно так бы сказал сейчас Дей, ведь это действительно моя дурная способность. А этот парнишка всегда обо мне так беспокоится, словно он старше, мудрее и знает лучше. Смотрю на экран телефона — два ночи. Тихо. Середина весны. Только ветер гоняет листву высаженных вдоль улиц деревьев. Настроение ни к чёрту, так что будет славно, если ни с кем не столкнусь по дороге. Поднимаю свой кофе. Хорошо, что не успевает остыть, иначе пришлось бы вылить в ближайшую клумбу. «Со вкусом привязанности», — хмыкнув прямо в стакан, отпиваю глоток. Это же надо такое придумать. Даже в самых слащавых ромкомах режиссёры не настолько дуреют. Или да? Когда в последний раз вообще смотрел или читал хоть что-то смешное?
Погряз в своей редактуре и вычитке научных статей с такой силой, что позабыл о том, как сам когда-то писал. Мне нравилась драма со счастливым концом — нравилось глотать стекло, но в итоге выбираться из текста живым. Нравился хороший юмор сквозь строки. Однако вот уже целый год не могу прикоснуться к листу. Целый чёртовый год я чувствую себя так, будто не имею права больше писать хэппи-энды. С тех самых пор, как в моих комментариях появился малец-оленёнок, посвятив целую оду тому, как я его вдохновил.
Он явился внезапно, среди ночи, даже ближе к утру. Сказал, что моя работа — его глоток воздуха. И без разрешения влез в мою жизнь безумной волной, без устали лелея меня и боготворя каждый день — очень аккуратно и тонко, прощупывая все возможные грани. Но настолько ли он верующий, чтобы всю жизнь любить того, кого невозможно обнять?
Я не имею права писать о любви, когда меня так любят, а я позволяю себя так любить, хотя должен был это ещё давно прекратить.
***
Прошло две недели с моего последнего визита в круглосутку. Теперь выбираю «правильные дни» для сигарет. Я, конечно, жуткая бестолочь, но иногда всё же думаю. Хоть и с трудом. В некоторые из последних дней до зуда хотелось, чтобы меня прибили к стулу гвоздями — появлялось чувство, будто сижу на иголках и вот-вот сорвусь. Нервы ни к чёрту, совсем расшатались.
Ещё, как на зло, Дейдара отчего-то притих, пишет редко и сухо, совсем отстранёно. И юлит в ответах, пытаясь от меня отмахнуться.
«Акасуна»: Как твои поиски соседа? Может, присмотрел кого?
«Дейдара»: Думаешь, умолчал бы такое? Не искал даже.
«Господи, как же бесит... Эти короткие ответы — убить бы засранца!».
«Акасуна»: Именно так я и думаю. Ты в последнее время странный, сам на себя не похож. Не хочешь объясниться или что-то мне рассказать? Он печатает долго и вымученно. Не отрываясь от экрана, я нервно прикуриваю. И не выдерживая, беру ситуацию под свой личный контроль: «Акасуна»: Хватит стирать то, что печатаешь! Говори уже, как есть.
Ответ приходит практически сразу. Видимо, он решается, наконец, отправить текст таким и больше ничего не придумывать, не исправлять и не подбирать нужных слов.
«Дейдара»: Просто не знаю, что сказать. Тот парень, что был моим первым покупателем, ну, я говорил тебе… Не выходит из моей головы. Надо было попросить его номер, да? Чувствую себя так, будто упустил что-то важное.
«Акасуна»: Что такого произошло между вами?
«Дейдара»: В том и проблема, что ничего.
Решительно не понимаю. Я тогда сбежал как подлый трус, а он до сих пор обо мне думает? С чего бы вообще?
«Дейдара»: Мало того, что красивый, но это что! Такой интересный. Забавный. С ебанцой, точно тебе говорю. Так что жаль, что не удалось подружиться.
Поперхнувшись сигаретным дымом, тушу сигарету об пепельницу (единственный элемент декора на кухне) и пытаюсь откашляться. Лёгкие сводит небольшим напряжением, а по лицу горячей волной разливается смесь чего-то приятного, неловкого и раздражающего.
«Акасуна»: Вот оно как. Понятно. Так у тебя уже в планах любовь до гроба, свадьба и дети?
«Заткнись… Вот же идиот несчастный! Зачем сам провоцируешь?» — с надрывом стонет мозг, который вышел из чата. Сейчас бы ревновать парня к самому себе… Точно крыша поехала.
«Дейдара»: Что? Ничего подобного! Ладно, просто забудь. Мне надо работать.
«Акасуна»: Да-да, беги, жди своего прекрасного принца. И привет передай от меня.
«Дейдара»: Ой, да пошёл ты!
Хах. Представляю, как он прямо сейчас хмурит брови и дуется. С одной стороны — стыдно, что я на него так давлю, учитывая все обстоятельства. Но с другой… Он так лестно отзывается обо мне, что никак не сдержаться.
«Дейдара»: Дурак.
Такой милый, что даже разозлиться нормально не может. Вся его импульсивность каким-то магическим образом заканчивается крайней чувствительностью, но никогда не переходит в агрессию. Это как если бы взрыв от бомбы распространялся лишь внутри неё, не выпуская наружу ни одного импульса. Такое бывает? А если да, то опасно ли?
«Акасуна»: Не обижайся, пожалуйста. Я просто шучу.
«Дейдара»: Сказал уже — забудь!
Кажется, перегнул. Надо же было так раззадориться… И что теперь делать?
Закрываю глаза ладонью от резкого и полного осознания всей ситуации. Тьма кутает мозг одеялом, заставляя задохнуться в своём же отчаянии. Какие слова подобрать, когда знаю, что человек, которого он ждёт, не придёт?
«Боже… насколько же я отвратителен».
***
POV Дейдара
…Чужая рука рывком дёргает за ворот рубашки. Мы стоим оскал к оскалу, и я в ужасе не смею отвести взгляд. Глухой стук сердца, по ощущениям, покидает рёбра и проносится по всему магазину.
— Слушай… делай, что хочешь… — не очень внятно и хрипло.
— Гони сюда деньги, — мужчина перебивает меня. Его рот кривится в дикой, неистовой, животной ухмылке. Рука разжимается, но не успеваю даже дёрнуться, как тяжёлый кулак рассекает воздух, и мне в лицо прилетает удар. Во рту появляется металлический привкус. Язык машинально скользит по ране. Губа разбита — саднит. «Насилие ради насилия? Да ладно…»
— Кха… да бери ты свои деньги, кто тебе мешает вообще? Хоть бы фразы пооригинальнее придумал… — после этих слов, прилетает второй удар и рвёт щёку о зубы. Сам виноват. Но всё ещё стою на ногах, сдерживая болевую гримасу.
— Вот же ахуевший щенок… на колени блядь! — голос громкий, отрывистый. — Быстро!
Медленно, через силу, опускаюсь на пол. Не очень мне нравится подобная поза. Но альтернатива — быть избитым до смерти — не нравится мне ещё больше. Треск за спиной — выдвигается касса. Шуршат деньги, падает мелочь. А я впиваюсь взглядом в кафель, стараясь сделаться меньше и незаметнее.
Получить по щам от бухого отца — не страшно: там я всё знаю — каждую искру в затуманенном взоре, каждое движение мышц на лице. Но сейчас… мало ли что вообще в голове у агрессивно-больного? Ограбления не связаны с избиением тех, кто не даёт никакого отпора, но этот тип отчего-то решил отыграться на продавце. А значит, похоже, до утра мне не дожить.
«Сдохнуть в двадцать один год на полу круглосутки… Какой же отстой», — мозг пытается найти точку опоры и защититься, но стук сердца почти оглушает меня. И тут, сквозь гул в ушах, прорывается звук сирены. Громила раздражённо рявкает, пыхтит, сильно дёргает кассу. Дверь хлопает. И остаётся только мелочь, рассыпанная по полу, и вкус крови во рту.
Пронесло? Мозг затуманен, поэтому поднимаюсь не сразу. В реальность меня возвращает лишь через некоторое время девичий голос:
— В-вы в порядке? — раз она тут, значит, всё кончено.
— Да, — совершив усилие, встаю на ноги.
— Увидела через окно… ой! Ну и позвонила, я… извините… я не могла ничего, — она судорожно мнётся. Похоже, перепугана даже больше меня.
— Вы помогли... — голос немного осип. — Спасибо, — стараюсь выдавить хоть подобие улыбки, чтобы сгладить её беспокойство.
Оглядываю магазин: пол, прилавок, кассу. Пытаюсь сообразить, что будет происходить дальше. Но в голове поле, да ветер шалит.
— Я вас видела где-то… — девушка протягивает руку ко мне, а я инстинктивно увожу голову в сторону. — Простите… У вас кровь.
— А... Пойду умоюсь. Вернусь через минуту, — роняю в ответ, до сих пор ощущая вязкость болота в сознании, и оставляю её за спиной.
***
Ближе к рассвету полиция, убедившись, что «потерпевшему ничего больше не угрожает и ловить тут нечего», увозит девчушку домой. И наконец-то становится тихо.
Большое везение — отделаться ссадинами и лёгким испугом. Но голова подводит, раскалывается. Неспокойно. И это уёбское чувство… Растерянность? Теперь, в одиночестве, перед закрытыми дверьми магазина, понимаю, что мне даже податься некуда. Домой возвращаться точно не хочется — должна же хоть часть лица остаться живой. А везение всегда на чём-то заканчивается, поэтому лучше не рисковать.
«Дейдара»: Спишь?
«Акасуна»: Нет. Но как раз собирался. А ты разобиделся? Присаживаюсь на асфальт и чиркаю зажигалкой, отметив про себя, что мне значительно легче от того, что есть хотя бы кому написать. Даже если он не придёт и не утешит, какая разница?
«Дейдара»: Поговоришь со мной немного? «Акасуна»: Что-то случилось?
«Дейдара»: Меня ограбили… но есть и плюсы — дали выходных на неделю. Ну и шума было! Жуть.
«Акасуна»: Что? Ты в порядке? «Дейдара»: Не переживай. В порядке, жить буду. Покурю-потуплю, рассвет встречу может. Как думаешь, стоит уволиться?
«Акасуна»: Дейдара, блять! Серьёзно? Ты ещё спрашиваешь!?
Очень может быть, что не стоило ему ничего говорить. Но это ведь хорошо? Хорошо ведь, когда о тебе есть кому волноваться?
«Акасуна»: Дейдара!
«Дейдара»: Тише-тише. Чего так распалился? Я, правда, в порядке.
«Акасуна»: Твоё «в порядке» никогда не «в порядке»!
«Дейдара»: Да знаю! Но что ты от меня-то хочешь? Я же не просил этого ублюдка припереться сегодня. Не вышел раздавать флаеры с надписью «заходите, добро пожаловать, здесь есть кого пиздить». Не нарывался на конфликт. Так что держи себя в руках, пожалуйста. Всё уже. Я скоро пойду домой, отосплюсь, восстановлюсь. К тому же, на мне всё заживает, как на собаке.
«Акасуна»: Оф. Иногда ты меня поражаешь. Дело не в том, что я виню тебя за попадание в неприятности — да даже если бы и сам нарвался, мне всё равно. Просто беспокоюсь о тебе.
Такое беспокойство вгоняет в неуклюжесть — дубею (или тупею, тут уж с какой стороны посмотреть) и не знаю, что толком ответить.
«Дейдара»: Я понял, спасибо. Чёрт, телефон разряжается... Ладно. Спишемся вечером? Чур, выбираю фильм — вместе посмотрим.
«Акасуна»: Так уж и быть, посмотрим твои сраные ужасы. Только вали спать тогда.
Рассмеявшись, вспоминаю, как мы устраивали киномарафоны, когда находилось свободное время. Вкусы у нас были разные, и смотрели мы фильмы на разных экранах. Но обсуждать их — спорить даже — всегда ощущалось по-семейному тепло и уютно. Вечность бы этим и занимался.
«Дейдара»: И ты спи тоже. До вечера.
Блокирую экран и устало прислоняюсь спиной к двери магазина. Нужно слегка отдохнуть. Сигарета медленно тлеет в пальцах и тухнет. Я не сделал ни единой затяжки. «Поджог орудие убийства и не позволил ему убить себя» — проносится в голове гулким книжным шелестом. Пафосные фразы всегда такие смешные. Обожаю.
Закуриваю снова, прокусив зубами ментоловую капсулу в фильтре. Обдумываю, как прошмыгнуть по тихой в квартиру. Ветер гладит мне болезненную щёку. Спустя минут десять поднимаю голову, рассматривая ещё тёмное небо. Такие спокойные сумерки — мир будто застывает в этом мгновении. Может, здесь и остаться... или спрятаться под каким-то развесистым деревом в парке?
— Эй, малец, ты в порядке? — тишину нарушает медовый голос, и я испуганно дёргаюсь. Рядом на корточки опускается парень и с непонятной эмоцией заглядывает мне прямо в лицо: его взгляд скользит от моего синяка на щеке к губам, а потом останавливается на глазах. Хочется спрятаться, исчезнуть и не позволить ему видеть так много, но деваться некуда — потому смотрю в ответ с той же внимательностью. Сегодня на нём нет капюшона, и растрёпанные волосы кажутся ярче, краснее.
— Мог бы и раньше прийти, — грустно улыбаюсь я своему знакомому незнакомцу, подмечая про себя, что его дыхание сбито. Куда-то спешит?
— Много работы было, но вот, нашёл пару минут, чтобы выбежать за сигаретами… — Дует ветер — и в нос ударяют аккорды листьев жасмина и мяты.
— Мне нравится зелёный чай… Наверное больше, чем кофе. — мозг до сих пор совсем не собран. — А! Извините, магазин закрыт.
— И сам вижу, — говорит он, не отводя от меня свой пристальный взгляд, — Что случилось?
— Чересчур агрессивный грабитель, — отвечаю я, хохотнув себе под нос оттого, что мне так сильно сегодня везёт — стоило только по морде получить — и так много внимания! — Чего сидишь здесь тогда? Играешь в «приманку»? — Осуждает меня? Но у меня нет сил для ехидства.
— Голова разболелась после всего. Полицейская мигалка такая громкая, ещё и допросы, опросы, проверки камер, а там и умоляния моего работодателя «не бросать их и вернуться через недельку». Не слишком ли дохуя он просит? — слова вдруг сами полились из меня бурной рекой. — Здорово, конечно, что мне дали «отпуск», но ебутся мыши… Только нос зажил, и на тебе! Скоро все мозги растеряю. Представь, какая ирония: отупел по сценарию бойца на ринге, ни разу не ударив никого за всю свою жизнь. Обнять и плакать.
— Ну что за придурок… и в такой ситуации ты умудряешься шутки шутить? Невероятно, — он подначивает меня, поэтому создаётся ощущение, словно мы давно с ним знакомы.
— А что, нельзя?
Стиснув челюсть, незнакомец поднимается на ноги и слегка раздражённо бросает:
— Пошли.
— Куда? — Вдруг теряюсь, не зная, что делать в такой ситуации. Просто идти за ним, не задавая вопросов?
— Налью тебе чай. Давай шевелись, светлеет уже, — кидает он из-за плеча, двигаясь в направлении, откуда пришёл.
— Что? — поднимаюсь на ватных ногах, и прикладывая немалые усилия, нагоняю парня, — Ты вампир что ли?
Незнакомец втягивает носом воздух:
— Нет, ну скажи мне честно, ты дурак? По-твоему, мы в вампирском романе? — и одарив меня тяжёлым взглядом, прячет руки в карманы. Его укол — шутка, но вызывает во мне лишь неловкость.
И действительно, первые лучи на рассвете никого не сжигают. Но он всю дорогу идёт быстрым шагом, не проронив больше ни слова.
***
Не успеваю опомниться, как уже стою в темноте подъезда перед открытой дверью, а в голове шакалит последняя здравая мысль: «Стоит ли так просто входить к нему в дом? Это ведь была моя фраза, что везение всегда на чём-то заканчивается…»
— Тебе личное приглашение нужно? — ворчит хозяин квартиры, тихонько вздыхая. — Заходи давай, пока не передумал.
Тесный коридор ведёт прямо на кухню. Солнце красиво освещает пространство, создавая иллюзию «света в конце туннеля». Уютно. Присаживаюсь за стол и наблюдаю, как парень ставит воду, пихает по чашкам пакетики с чаем, и ставит передо мной сахар. Закончив приготовления, он садится напротив. Кто вообще приглашает к себе в дом посторонних людей с такой лёгкостью? Ведь даже имена друг друга не знаем…
— Как твоё имя? — меня осеняет, пока грею руки, держа их в миллиметре от горячей чашки.
— Сасори.
— Уже что-то. Будем знакомы — Дейдара.
— Я знаю, — слегка наклоняется вперёд, подперев подбородок ладонью.
— …О-откуда? — инстинктивно вжимаюсь в спинку стула. Вытягиваюсь и прикидываю сразу все варианты — в мыслях вибрируют черти, и я в панике теряю способность к дыханию.
— Сталкерю тебя, милый, больше года, — пауза. Уголки его губ едва заметно приподнимаются в хитрой ухмылке. Но тут же, не выдержав, он смеётся — …Боже, ну что за наивность. У тебя на груди написано.
Мотнув головой, чтобы прийти в себя, неловко снимаю бейдж, желая убедиться в том, что там действительно есть моё имя.
— Издеваешься? — нервно рассмеявшись в ответ, цепляю пластик обратно на грудь, — Говорил же — все мозги уже растерял.
Разговор с этой секунды течёт непринуждённо. Чай ласково обволакивает уставшую изнанку тела, заставляя меня окончательно потерять бдительность и расслабиться. Мы обсуждаем с моей подачи неважные темы — мне вспоминаются плантации и фермы, а с них не грех перескочить и на тему о жизни в лесу. У Сасори приятная манера вести разговор: он говорит складно, сразу заметно, что много знает. И бонусной галочкой отмечаю, что юмором не обделён. Огромная редкость. Мне нравится похожесть его тараканов в голове на моих. Мы всё ещё мало знакомы, но кажется, будто уже тысячу раз сидели вот так вот на кухне.
Жаль только, чай заканчивается — щекочет дно последними каплями, а мне совсем не хочется уходить и прощаться. Хочется обнаглеть, задержаться и вообще остаться здесь на совсем. Да смелости не хватает:
— Мне, наверное, пора уже, — сосредоточено и нервно выписываю пальцем круги по каёмке. — Поспать бы, а то мозги уже варятся.
Ответа не следует, поэтому отвлекаюсь от чашки, посмотрев на хозяина дома — по его лицу беспокойно скользит тень эмоции, которую не могу разобрать. Не понимаю. Мне нужно встать первому?
— Можешь остаться... Если хочешь, конечно.