Road | Дорога

It's been a long day on the track (Sea Wolf — Middle Distance Runner)

Ричмонд — Луисвилл

Лопнув ярко-зелёный пузырь от уже безвкусной жвачки, Тэхён подбрасывает рюкзак на плече, щурясь от заходящего солнца, тихо мурлыча Back In Black, идя вдоль трассы. Вытянув руку, Ким снова голосует, впрочем, безрезультатно — он шёл по магистрали уже около часа, но никто не спешил останавливаться. Тэхён хмыкает — даже тут, уже прилично вдали от дома, он всё равно оставался аутсайдером.

Отчим любил называть его косоглазым пидаром.

Солнце печёт в шею, и Ким разворачивает кепку с названием одной бейсбольной команды козырьком назад, подбрасывая рюкзак на плече ещё раз. Не то, чтобы он был фанатом спорта, просто она симпатично на нём смотрелась — он стащил её из Уолмарт пару недель назад вместе с ещё какой-то мелочёвкой. Приёмная мать назвала его за это недоноском и опрокинула тарелку с хлопьями ему за шиворот: молоко было ещё тёплым и Тэхён вздрогнул, когда оно потекло по позвонкам, стекая вниз вместе с размякшей сладкой кукурузой.

В общем-то, их обычное утро.

Он проходит ещё десять минут, прежде чем мимо него проезжает старый Шевроле, и, сбросив скорость, тормозит, мигая задними фарами. Когда Тэхён подходит к машине, боковое стекло, глухо тонированное, опускается: он видит за рулём молодого парня, наверное, не намного старше его — азиата, без особого удивления отмечает Ким, и уголки его губ растягиваются в улыбке.

«Суки, вас развелось, как тараканов. Все хотите американской мечты, косоглазые ублюдки», — так обычно говорил отчим перед тем, как наотмашь ударить: у него была тяжёлая рука с огромной ладонью, которая легко закрывала всё лицо Тэхёна.

— Эй, тебя подбросить? Куда ты?

Парень за рулём казался хмурым и выглядел так, как будто последнее, чего он хотел, это кого-то подвезти, но, тем не менее, он предложил это, сведя густые тёмные брови. Его чёрные волосы с синим отливом были собраны в низкий хвостик, и Тэхён мимолётно подумал, что он симпатичный, хоть и немного мрачный.

— Было бы круто, чувак, — Ким не заговаривает на корейском — он его не знает, и, этот парень, наверняка, тоже. — Я направляюсь в Лос-Анджелес, погреться на солнышке, все дела.

«Подальше от своей ебанутой приёмной семейки, но это совсем не обязательно знать каждому встречному».

— Мы в Ричмонде, туда ехать тридцать три часа или около того, парень, — хмурый тип хмыкает, жуя губы. Его тонкие пальцы отстукивали по рулю какой-то бит. — Убил кого или бежишь от беременной подружки?

Тэхён широко улыбается, сплёвывая жвачку в сторону.

— Типо последнего. Так что, подбросишь меня? Сколько получится, чувак, я всё понимаю.

— Садись, но только спереди, вдруг ты всё-таки поклонник Дамера или Банди. Я еду до Луисвилла, доброшу тебя до туда.

Ким обходит машину, оборачиваясь, перед тем как забраться на переднее сидение — шоссе залито алым солнцем и проезжающий мимо Кадиллак сигналит им, видимо, приняв его за хастлера, когда Тэхён открывает дверь.

Он чувствует облегчение, граничащее с эйфорией, захлопывая за собой дверцу.

***

Они почти не разговаривают. Хмурый парень оказывается не особо болтливым, но шутит остроумно — молчание с ним не напрягает. Он не расспрашивает больше Тэхёна о том, куда он едет и зачем, и они слушают хип-хоп, периодически передавая друг другу самокрутку, которой тот поделился со своим попутчиком.

Тэхёну жаль, что он не может добраться так до Эл-Эй.

Полтора часа проходят незаметно — Ким ощущает колкую тоску, когда машина останавливается у невзрачного придорожного мотеля. Солнце уже село: Тэхён щурится, всматриваясь в очертания слабоосвещённого здания, доставая из нагрудного кармана джинсовой куртки с клёпками двадцать баксов, протягивая деньги с лёгкой улыбкой.

— Прости, бро, не могу дать больше, — говорит он, но его ладонь мягко отталкивают, отрицательно качая головой.

— Эй, какие ещё деньги, это же автостоп, — беззлобно тянет хмурый парень, так и не назвавший своего имени, фыркнув. — Давай, тебе пора. Удачи.

Ким выбирается из Шевроле, всё ещё улыбаясь, махнув рукой на прощание, словно ребёнок.

Впрочем, везение не длится слишком долго.

Дубовые панели в мотеле грязного красного цвета выглядели, будто засохшая кровь. На ресепшене, подперев подбородок рукой, сидела грузная женщина неопределённого возраста — она говорит Тэхёну, что мест нет, брезгливо изогнув уголки губ, равнодушно смотря прямо в лицо.

Очевидная ложь.

Бросив взгляд на флажок США, стоящий на стойке в ржавом стаканчике с ручками, он давит вежливую улыбку — это было ожидаемо, не то, чтобы Тэхён слишком удивлён. Развернувшись на пятках, он оттягивает лямку рюкзака, толкая обшарпанную дверь, выходя обратно на улицу.

«Косоглазый уёбок» проносится в голове эхом.

Тэхён идёт в круглосуточную закусочную, находящуюся в паре метров — краска на стенах и вывеске облупилась и потрескалась, но вряд ли это кого-то волновало. Рядом с забегаловкой было припарковано несколько фур: Ким поворачивает кепку обратно, опуская козырёк ниже на глаза, насторожено сведя брови. Когда он заходит в здание, колокольчик над входной дверью звенит, оповещая о новом госте — внутри мало людей и всем откровенно насрать на него, если честно, когда Тэхён занимает дальний столик с застиранной скатертью в крупную красно-белую клетку. Взяв в руки пластиковое меню с жирными застоявшимися пятнами, он заказывает у неприветливой официантки с выжженными в рыжий блонд волосами кофе, бургер и картошку фри с кетчупом, проверяя свой телефон — сеть почти не ловило, как часто бывало на трассе. Еда низкого качества, но парень всё равно жадно ест, запивая пищу водянистым кофе.

Около десяти вечера Ким двигает по подносу пустую тарелку — голосовать ночью не казалось привлекательным или безопасным, но он вполне ещё мог дотянуть до другого мотеля или ближайшего города. Расплатившись наличкой, Тэхён бредёт до заправки неподалёку, отгоняя сонливость пощипыванием себя за запястье — она тоже неприметная на вид, с осыпавшейся краской на стенах и тусклой лампой над кассой.

— Здравствуйте, сэр, — на него блекло смотрит сотрудник станции, не мигая. — Вы не подскажите, здесь поблизости есть ещё мотели? У меня не ловит сеть, а в ближайшем сказали, что мест нет.

Мужчина хмыкает, и его лицо вдруг разглаживается.

— Старая сука опять за своё, — он повторно хмыкает, кивая себе за спину. — Можешь поспать до рассвета в подсобке, если хочешь. Только мне придётся проверить твои вещи, сынок.

Тэхён позволяет осмотреть свой рюкзак и прохлопать себя, как будто он проходит досмотр на стадионе: маленький складной нож, спрятанный в обуви, остаётся не найденным, поэтому он чувствует себя в относительной безопасности, заходя в небольшую душную подсобку, заваленную коробками и ящиками. Ему кажется, что он не сможет уснуть, но Тэхён засыпает сразу же, просыпаясь спустя пару часов от того, что его не сильно трясут за плечо.

— Вставай, парень, тебе пора, — всё тот же мужчина смотрел на него уже вполне добродушно, опираясь плечом о дверной косяк. — Скоро придёт мой сменщик — лучше, чтобы этот мудак тебя тут не видел.

Прежде чем уйти, Ким покупает энергетик и сэндвич с курицей, кидая в круглую пластмассовую банку всю сдачу с парой лишних купюр. Когда он выходит на улицу, кутаясь в куртку, небо уже светло-серое: по магистрали проносятся редкие машины, уносясь прочь по шоссе.

Кажется, всё совсем не так плохо. Намного лучше, чем могло быть.

Луисвилл — Хендерсон

Тэхён проходит шесть миль пешком, когда серый неприметный минивэн наконец тормозит рядом с ним, мигая фарами.

— Хэй, — мужчина за рулём выглядел, как типичный американец: высокий лоб, голубые глаза, тёмно-русые волосы и скошенная крупная челюсть, делающая его профиль тяжёлым. Он смотрел прямо, улыбаясь холодной улыбкой. — Тебя подбросить?

Было что-то во взгляде этого незнакомца неправильное. Тэхён колеблется, но он устал — его ноги гудят, энергетик с сэндвичем давно съедены, а машины проносятся мимо, нисколько не заинтересованные в нём, как в попутчике.

— Здравствуйте, сэр, — Ким заученно улыбается, поправляя сползшую лямку рюкзака. — Мне нужно в Сент-Луис или в том направлении, — он кивает на дорогу, вспоминая хмурого парня с весёлым смехом — Тэхён не знает, почему не говорит этому человеку свой настоящий маршрут. — Нам по пути?

— Мне в Хендерсон, приятель, еду на свадьбу сестры, — мужчина тоже кивает, и Ким отмечает, как его улыбка на долю секунды становится совсем неестественной. — Забирайся, высажу тебя где-нибудь, когда мне нужно будет свернуть с шестьдесят четвертой.

Тэхён садится на заднее сидение, не получив никаких замечаний против этого. Дорога достаточно долгая, почти четыре часа, и, сколько бы он не сопротивлялся, Ким всё же вскоре засыпает, уронив голову на грудь.

Он просыпается от того, что кто-то трогает его лицо. Резко открыв глаза, Тэхён видит прямо перед собой американца: тот прогнулся через водительское кресло и теперь нависал над ним, смотря в упор. Ким ощущает кислый запах его дыхания — явно больной желудок — на своих губах.

Тэхёна мутит, и съеденный утром сэндвич подступает к горлу.

— Ты очень красивый, — мужчина смотрел неживыми глазами, часто моргая. Над его верхней губой выступал пот крупными каплями. — Так долго спал, мы давно приехали. Было жаль будить тебя.

Выдавив улыбку, Тэхён сглатывает горький ком в горле, чувствуя, как потеют его ладони, зажатые между бёдер.

— Э-э-э-м, спасибо, сэр, — он наконец-то оглядывается, выходя из оцепенения, но они на трассе, всего лишь немного съехали на обочину: мимо проезжают машины, и одна сигналит им, видимо подумав, что они остановились, чтобы потрахаться. — С-с-спасибо.

— Эй, расслабься, — хрипло рассмеявшись, американец хлопает всё ещё застывшего Тэхёна по плечу: его дыхание, отдающее дерьмом, словно окутывало липким коконом. — Что случилось? Ты так побледнел.

Он вдруг отстраняется, возвращаясь на своё место, продолжая посмеиваться.

— Мне нравятся вежливые мальчики, — ласково говорит мужчина, поворачивая ключ в замке зажигания. — Хорошо тебе повеселиться в Сент-Луисе, приятель.

Когда Тэхён выходит из машины, его рвёт себе прямо под ноги — с той минуты он решает, что больше никогда не сядет в машину к человеку, который покажется ему хотя бы на дюйм подозрительным, даже если будет к тому времени идти шесть часов. Достав из рюкзака бутилированную воду, он жадно выпивает всю бутылку ноль пять частыми глотками, смаргивая слёзы, собравшиеся в уголках глаз.

Он лезет проверить свой нож, спрятанный в кроссовках, предсказуемо обнаруживая, что того нет.

Ким идёт вдоль автомагистрали до мотеля ещё два часа. В этот раз судьба более благосклонна, и его заселяют без слов. Упав ничком на кровать, Тэхён позволяет себе расплакаться, трогая своё лицо там, где его касались чужие пальцы.

Ему двадцать, и он имеет право бояться.

«Косоглазая сука, соси усерднее», звенит в его голове голосом отчима, когда он наконец-то засыпает беспокойным сном.

Хендерсон — Сент-Луис

Утром Тэхёна снова подбирает азиат, на что он хмыкает, признавая, что американская мечта действительно влекла многих. Это был чертовски привлекательный парень — явно высокий и хорошо сложенный. Канонично красивое лицо, густые тёмные волосы и непозволительно пухлые для мужчины губы — ему тоже было нужно в Сент-Луис, и Ким выдыхает с облегчением, хлопая дверью его пижонской Тайоты.

Видимо, сынок богатеньких родителей — его американская мечта определённо удалась.

— Меня зовут Сокджин, — парень открывает бардачок, кивая на скрученные джойнты, лежащие там прямо среди всякого хлама. — Хочешь? Ехать долго, — он широко улыбается, обводя свой красивый рот кончиком языка.

Очень легкомысленный, подмечает Тэхён, но он тоже легкомысленный, поэтому кивает, доставая им по косяку.

— Зачем тебе в Луи? — спрашивает Сокджин, раскуриваясь. Трасса почти пустая, и это действует на Тэхёна успокаивающе: он всё ещё немного взвинчен после вчерашней поездки с тем мудаком.

— Бегу от беременной подружки, — хмыкнув, Тэхён вытягивает руку с джойнтом в открытое окно, покачивая ею. Май довольно тёплый, и ветер приятно щекочет его пальцы.

— О, я можно сказать, тоже, — Сокджин смеётся, бросая весёлый взгляд на своего пассажира. — Сказала, что нам пора подумать о детях, свадьбе и прочем дерьме — а я не хочу думать об этом, мне всего двадцать четыре, чувак, я ещё не готов.

— И что, собираешься прятаться от неё за пару сотен километров? Как-то далековато для ситуации, когда никто даже не залетел, она настолько настойчива? — бровь Тэхёна скептически изгибается, и он смеётся под действием травки без всякой причины.

Сокджин тоже смеётся, выпуская терпкий дым носом.

— Да пошла она на хер, — фыркнув, он выкручивает радио громче, почти на максимум. — На самом деле, я еду к отцу, семейный бизнес и вся херня, хочет посвятить меня в какие-то дела. Удачно совпало.

Тэхён лениво осознаёт, что уже даже не помнит, как выглядели его кровные родители — они отказались от него, когда ему было три года, и все воспоминания, лица, образы, превратились в неразборчивое мутное пятно, белый шум, не более.

Если честно, он и не хотел помнить.

— Не против позже остановиться поесть? — Сокджин перекрикивает музыку, смеясь: ветер из его открытого бокового окна треплет ему волосы, путая пряди.

Чертовски красивый и чертовски не в лиге Тэхёна.

— Конечно, без проблем, — кричит Ким в ответ, кивая, и добивает косяк.

Докуренный джойнт выскальзывает из его пальцев, теряясь на пустой трассе.

***

Эта забегаловка выглядела точно так же, как та, в которой Тэхён ел в свою первую ночь: обшарпанные стены, местами слезшая краска и пластиковое меню, как будто они застряли в восьмидесятых, залитое жиром, паршивая еда и горький, пережжённый кофе, но впрочем, ничего из этого не имело особого значения. Официантка, тоже с выжженными волосами, только синего цвета, смотрела на них равнодушно. Сокджин заказывает им по бифштексу, бросая между делом, что раз он пригласил, значит, он платит. Тэхён не против. Он проверяет свой телефон с разбитым экраном, но там нет ни одного сообщения.

Это хорошо. Это ему подходит.

Ему также подходит, что Сокджин трахает его в машине на заднем сидении несколько часов спустя, усадив на свои бёдра. Ему это очень подходит, и Ким кончает, чувствуя себя опустошённым и почти удовлетворённым.

— Будь осторожен, — говорит этот красавчик из успешной семьи, когда им пора прощаться. Он звучит искренне. Чертовски хороший плохой парень. Такие парни никогда не были для Тэхёна. — Береги себя.

Ким улыбается, тихо хлопая дверью Тайоты.

В Сент-Луисе ему сдают номер, но он явно платит больше, чем должен. Миловидная женщина на ресепшене называет его "Ёбанным китайцем", когда Тэхён уже подходит к лестнице, чтобы подняться в него — она говорит совсем не тихо, очевидно, желая быть услышанной.

Ким хмыкает, прикусывая нижнюю губу. Ему абсолютно плевать.

Oklahoma — Arizona

Это оказывается не так быстро, как ему хотелось бы, но Тэхён не жалуется, потому что всё, что ему было действительно нужно — просто уехать как можно дальше от дома. Это неплохо. Люди встречаются разные: любопытные и не очень, болтливые и тихие, хорошие и не такие приветливые. Ким больше не садится к тем, от кого исходит аура больного на голову ублюдка, как он опрометчиво сделал однажды, поэтому всё проходит вполне сносно. Тэхён избегает и дальнобойщиков, не имея никакого желания проверять, правдиво ли то, что о них писали на разных форумах.

Его больше не подвозят горячие детишки из успешных семей, бегущие от своих требовательных подружек, что грустно, но тоже вполне закономерно — удачи не может быть так много.

Он попадает всего в парочку не очень приятных историй, что по его собственному мнению ахуеть, как хорошо — всё действительно могло быть намного хуже, ему всего двадцать и не то, чтобы у него была гора мышц или вроде того.

Когда Тэхён добирается до Оклахомы, преодолев приличное расстояние, ему звонит отчим.

Он сбрасывает вызов, выронив на заправке, куда он забежал отлить, из рук телефон, и трещина на экране его айфона становится больше. Сперва это только звонки, много надоедливых звонков (ему, блять, что, совсем нечем заняться?) и сообщений на голосовую почту. После звонки превращаются в смс — много грязных, грубых, бессмысленных сообщений с разными угрозами касаемо того, что с ним будет, если он вдруг решит кому-то рассказать их «маленький секретик», и агрессивными приказами «притащить свою тощую пидарскую жопу» обратно домой.

Ким с едкой усмешкой шепчет одними губами в тишине очередного прокуренного номера, что секрет был действительно не выдающихся размеров.

Он никогда никому ничего не рассказывал.

Мать пишет всего один раз — называет неблагодарным отребьем, грязным педиком и кем-то ещё — Тэхён удаляет сообщение, не дочитав, блокируя два номера, потягивая клубничный молочный коктейль (его любимый вкус) через трубочку в очередной безликой придорожной закусочной.

«Косоглазый урод» звучит в его голове будто через слой ваты, уже не так отчётливо, как раньше, когда он засыпает в мотеле.

Спустя какое-то время его впервые подбирает девушка — женщины редко подвозили мужчин по понятным причинам. Она миловидная и много ему улыбается, рассказывая о себе: студентка, едет навестить родственников на выходных. Тэхён слушает её отстранённо, смотря исключительно на дорогу, вежливо кивая, уже догадываясь, что будет дальше — когда на середине их совместного маршрута она предлагает заняться сексом, он не удивляется, скорее удивляется тому, что она продержалась так долго.

Тэхён говорит ей, что он гей, и она краснеет по шею, замолкая.

Всю оставшуюся дорогу они молчат. Когда Ким выходит из машины, то видит в чужих глазах смущение.

Это впервые, когда он видит не отвращение.

Arizona — Las Vegas

В Аризоне Тэхён садится в машину к азиату с волосами, выкрашенными в нежно-розовый цвет и бритыми висками. Он очень много разговаривает, много смеётся и постоянно хлопает Тэхёна по бедру.

Очень тактильный. Очень не во вкусе одного беглеца, но с этим парнем было весело и уютно, как будто они знали друг друга тоже очень давно.

— Слушай, поехали в Вегас? — Чимин растягивает губы в игривой улыбке, скребя ногтями по шву на джинсах своего попутчика, кивая на дорогу. — Тут ехать всего три часа.

— Четыре, — Тэхён хмыкает, бросая взгляд на навигатор: маршрут явно был изменён. — У меня нет денег на Вегас, чувак.

— О, тебе не нужны деньги, — Пак Чимин отмахивается, пропуская нужный им изначально поворот. — Там живёт один мой друг, это будет весело.

— У меня правда нет лишних баксов, я всё отложил на Эл-Эй.

— Боже, ну и зануда, — Пак смеётся, и длинная серёжка в его ухе покачивается. — Я же сказал, нам не нужны твои деньги. Всего на два дня.

Вздохнув, Тэхён закатывает глаза: он пытается сделать вид, что злится, но внутри него расцветает тепло, отчего тоже смеётся, уворачиваясь от примирительной щекотки.

***

Чон Хосок, или Хоби, как его ласково называл Чимин, оказался душой компании, любил безрассудно тратить деньги и шумные вечеринки, после которых ты не хочешь жить. У него был небольшой музыкальный лейбл, которым он владел со своим другом — Пак иногда записывал бэк-вокал для его треков. Они останавливаются в его просторной квартире в центре, и Тэхён поражён тем, как легко незнакомый человек пустил кого-то к себе в дом.

— Эй, ты наш гость, — говорит Хосок уже вечером, когда они вышли прогуляться, обнимая Тэхёна за плечи. — Так что расслабься, парень. Пойдём выпьем, ты пьёшь? Я знаю местечки, где тебе смогут налить, хоть тебе и нет двадцати одного.

Приехать из консервативного города в город Грехов было впечатляюще — Тэхён никогда не видел столько огней. Он никогда так много не смеялся — не то, чтобы у него вообще были особые поводы для веселья все прошлые годы, но он пытался не слишком ненавидеть свою жизнь.

И, тем не менее, это определённо был самый счастливый и беззаботный день за его двадцать лет.

Идя по яркой улице, зажатый Чимином и Хосоком, весело щебечущими ему в уши всякую чушь, Ким вдруг наконец-то осознаёт, что ни мудак отчим, ни сука приёмная мамаша, больше не смогут его достать.

Едкий голос в его голове звучал еле слышно.

Тэхёну действительно не требуются деньги. И, хоть Чимин совсем ни в его вкусе (ладно, может, немного), это не мешает им целоваться весь вечер и проснуться с кольцами на пальцах после «игрушечной» свадьбы, которую они даже не помнят. Хосок показывает им почти двести фотографий на своём айфоне, пытаясь возродить их память, особенно восхищаясь той серией фото, где Тэхёна тошнит Паку на колени прямо во время церемонии.

Они мучаются от похмелья до вечера, но он всё равно по-прежнему счастлив.

Las Vegas — Riverside

Он задерживается ещё на один день — друг Хосока, которому было нужно в Риверсайд, без проблем соглашается подбросить его. Ким Намджун — партнёр Чона по музыкальному бизнесу, попросту — продюсер — был спокойным и дохуя рассудительным, как понял Ким-младший, стоило им только выехать на трассу.

— Так что у тебя случилось, Тэхён? — мягко спрашивает Намджун, делая глоток своего кофе из Мак-Авто, куда они успели заехать на выезде из города. — От кого бежишь?

— Ни от кого, — Тэхён смотрит на дорогу, отпивая свой капучино, пожимая плечом. — Просто решил уехать.

— Так далеко редко просто так уезжают, — дотошно замечает Намджун, качая головой.

Тэхён понимает, что отделаться от него будет сложно.

— Мне двадцать, люди в этом возрасте постоянно уезжают из своих долбанных провинциальных городков.

— Да, но не автостопом проделывают путь длиною больше двух тысяч миль. И, вроде как, Ричмонд не очень похож на провинциальный город. Так только бегут, парень.

— Какая тебе разница? Ты что, пастор? — фыркнув в стаканчик, Ким делает ещё один глоток. — Хочешь отпустить мне грехи и облегчить страдания?

— Нет, но чувствую, что ты хороший человек. Возможно, мы с Хосоком сможем тебе помочь.

Тэхён не помнил, кто и когда в последний раз называл его хорошим — последние лет пять с ним такого точно не случалось.

— Вы не сможете мне помочь, Намджун. И это уже не важно.

— Знаешь, почему людям легче рассказать о своей жизни случайным знакомым в барах, чем своему психиатру и близким? Потому, что они думают, что больше их никогда не увидят. Вероятно, мы с тобой тоже никогда больше не встретимся, Тэхён. Тебе не нужно заботиться о том, что я подумаю о тебе.

— Что же, это будет долгая история, дотошный ты засранец, — Ким хмыкает, поджимая губы, и опускает взгляд на свои острые колени, обтянутые светлой джинсой: кофе до приторного сладкий, но всё равно горчит на кончике языка. То, о чём просил рассказать Ким Намджун, душило Тэхёна давно — возможно, поделиться этой болью с человеком, которого он действительно больше не увидит, было не такой уж и плохой идеей. — Видимо, всё началось с того, что родители отказались от меня в три года — если честно, я их уже даже не помню. Они никогда не искали встреч, поэтому, это и не так уж важно, да? — он переводит взгляд обратно на магистраль, усмехаясь. — Меня усыновили очень быстро, я почти ничего не помню из года ожидания, пока собирали все необходимые документы: только какие-то обрывки, в которых я даже не уверен. Сперва всё было нормально, мне даже казалось, что меня любят. Через три года та семья распалась, и моя приёмная мать вскоре стала жить с одним ублюдком. Чем старше я становился, тем меньше становилась её любовь. Видимо, ей надоела экзотическая игрушка — игрушка стала взрослеть, ей нужно было заниматься, воспитывать, а не только наряжать в красивые костюмчики и показывать подружкам на День Благодарения. Новый партнёр матери возненавидел меня с первой встречи — он расист, всегда называл меня косоглазым ублюдком, хотя я был восьмилетним ребёнком, когда мы в первый раз встретились, — Тэхён ощущает, как намокают его ресницы и слышит, как трескается собственный голос. Он сглатывает, запивая тоску остатками своего напитка. — Он часто бил меня, когда её не было дома, унижал морально. Впрочем, в последнем моя приёмная мамаша тоже не отставала. Не знаю, каким я был ребёнком, хорошим или плохим, сложно дать себе оценку. Наверное, тихим, нелюдимым зверёнышем. Когда мне исполнилось семнадцать, отчим впервые изнасиловал меня орально, хотя не знаю, почему я так называю его, мудак был мне никем. Этот ублюдок почти два метра ростом и весит около триста фунтов — у меня не было никаких шансов. Потом это происходило не очень часто, может, раз в пару месяцев, не знаю, я не считал — старался забыть, сделать вид, что ничего не было, вытравить из памяти. Я не мог ни к кому пойти, это казалось унизительным, грязным. Я и сейчас чувствую себя грязно, знаешь. Да и не думаю, что мне кто-нибудь поверил, копы в нашем районе были не очень настроены к эмигрантам и любили этого мудака, выпивали с ним каждую пятницу в спортивном баре — скорее всего, меня просто выгнали бы из участка, — Намджун закуривает: Тэхён замечает, как напряжены мышцы в его теле. Он протягивает сигарету и ему, прикуривая тому, не отвлекаясь от дороги. — Несколько раз я пытался сбежать, но до восемнадцати социальные работники следят более пристально за тем, куда уходят их пособия, поэтому мамаша буквально запирала меня дома. Мне кажется, она о чём-то догадывалась, а может, знала наверняка, но ей было плевать. Я сделал всё, чтобы поступить в колледж и уехать жить в общежитие. Это было действительно неплохое время, которое не длилось долго, как ты, наверное, уже догадался — второй год обучения не был оплачен, а я тогда подрабатывал в неполную смену в кафе при кампусе — конечно, мне не дали кредит на обучение и в итоге отчислили. Мать забирала меня домой с такой счастливой улыбкой — уверен, ей нравилось осознавать, что она превращает мою жизнь в ад. С того момента я стал копить деньги, работал, где только мог — она по-прежнему пристально следила за мной и забирала часть заработка «за проживание», хотя всё ещё получала пособие от государства, но что-то всё же получалось откладывать. В начале этого месяца мудак снова достал свой вялый член и засунул мне в рот, хотя не прикасался ко мне с моего возвращения, и я понял, что больше не могу. Времени копить на перелёт у меня не было, поэтому ты прав, я действительно сбежал. Мне нужно было сбежать, или однажды я зарезал бы его во сне.

Тэхён сглатывает — его голос, ломкий от слёз, на последних словах звенит, когда он с ироничной улыбкой добавляет, хмыкнув сквозь боль, глупо шутя:

— А я слишком красивый для тюрьмы, понимаешь, Намджун?

Машина виляет, и Намджун сжимает его плечо, плотно сжав губы. Ким видит слёзы в чужих глазах.

Никто никогда прежде не переживал за него.

— Ёбанные ублюдки, они оба, — Тэхён не мог представить, что Ким Намджун был способен выражаться, но, как оказалось, мог. — Прости, что надавил на тебя, я мудак. Думал, ты бежишь от долгов или вроде того. Подумать не мог, что…

— Эй, всё в порядке, — Тэхён прокашливается, вытирая мокрое лицо рукавом спортивной куртки. — Ты первый, кому я это всё рассказал. Мне действительно стало легче, так что спасибо, что выслушал, — он выбрасывает окурок в окно, отмечая, как дрожат его пальцы. — Может, послушаем музыку, я могу подключить телефон? Тебе нравятся Мартышки? Не против?

Когда они проезжают дорожную табличку «Риверсайд», Намджун пытается уговорить Тэхёна, чтобы он довёз его до Лос-Анджелеса, но Ким категорично отказывается, уверяя, что ради него не стоит нарушать свои планы — оставался всего час дороги, он легко поймает попутку.

«Пиши, когда захочешь», говорит ему Намджун, обнимая. Тэхён кивает с улыбкой, смаргивая новую влагу с ресниц.

Он выходит из машины, привычно подбрасывая рюкзак на плече.

Голос в его голове фонит еле слышной помехой.

Riverside — Los Angeles

Чёрный Форд сигналит ему спустя всего пятнадцать минут, как Намджун оставляет его. Когда Ким подходит к машине и стекло опускается вниз, он становится уверен в том, что ненависть американцев была не так уж сильно и беспочвенна: парень-азиат с тёмными волосами, собранными на затылке в маленький пучок, смотрел на него, слегка сощурив глаза. Его уши были украшены серебристыми колечками пирсинга от мочки и выше по хрящу, до самого конца, бликуя на солнце.

Определённо, из высшей лиги.

— Привет, тебя подбросить? — спрашивает незнакомец, улыбаясь открыто.

Его улыбка кажется Тэхёну такой тёплой. Притягательной. Её словно хотелось коснуться.

— Привет, — улыбнувшись в ответ, Ким дёргает лямку своего рюкзака, надеясь, что его лицо не слишком сильно опухло от слёз. — Было бы здорово, приятель.

— Приятель, — незнакомец толкает язык в уголок рта, хмыкнув. — Меня зовут Чон Чонгук.

— Приятно познакомиться, я Ким Тэхён.

— Так куда тебе нужно, Ким Тэхён?

— В Лос-Анджелес, как, наверное, и всем тут, — Тэхён кивает на магистраль, по которой неслись равнодушные машины.

— Отлично, поехали, ты угадал — мне тоже туда.

Ким забирается на переднее сидение, обойдя машину, поджимая под себя ноги: его отросшие волосы лезут ему в глаза, и он поправляет их пальцами, ёрзая на месте. Наконец-то удобно устроившись, Тэхён бросает любопытный взгляд на водителя, который с лёгкой ухмылкой вёл машину, разглядывая того беззастенчиво.

Если Сокджин был красив канонично, то Чонгук был красив в своих маленьких несовершенствах, которые складывались в обаятельные черты, делая юношу обезоруживающе привлекательным: немного крупный, но прямой нос; выразительные глаза; рот не большой, но с пухлой нижней губой. Не идеальный прикус: передние зубы слегка выступали вперёд, что было заметно, только когда Чон говорил, придавая ему схожести с одним пушистым зверьком.

Совершенно точно из тех парней, которые никогда не обратили бы внимание на кого-то, вроде него.

— Откуда едешь? — Чонгук смотрит на своего попутчика, оценивая обычную неприметную футболку серого цвета и светлые джинсы, улыбаясь. — Симпатичная кепка, у меня есть точно такая же.

— Из Кентукки, — Тэхён хмыкает, беззаботно смотря вперёд: мимолётные влюблённости во всяких красавчиков были его обычным развлечением. — Ага, у половины страны она есть, стоит всего десять баксов. Правда, я её стащил, но всё же.

Чонгук смеётся, щуря глаза, и Ким думает, что никогда не видел никого более очаровательного.

— Воу, парень, из Кентукки? Твой путь был не простым, да?

— Вроде того.

— Зачем тебе в Эл-Эй?

— Хочу начать новую жизнь, — Тэхён хмыкает, замечая лёгкую усмешку на чужих губах. — А тебе?

— Я там живу. Были дела, пришлось смотаться по ним к отцу, еду обратно домой.

Они разговаривают ни о чём и обо всём сразу весь путь до города. Уже въехав в ЛА, Чон, упрямо настояв, довозит своего попутчика до адреса, который записан у того в заметках телефона.

Чонгук мастерски делает вид, что не понимает, что это адрес центра для бездомных.

Когда их пути расходятся, Тэхён смотрит в след уезжающей машины, пока она не скрывается за поворотом.

Он думает, что это была самая приятная, хоть и самая короткая поездка из всего его путешествия.

I'm going to give you my heart (Coldplay — A Sky Full of Stars)

***

Тэхён остаётся в центре, пока не находит жильё — крошечную комнатушку, которую ему сдаёт сильно пожилая женщина, от которой пахнет кошачьей мочой и фекалиями.

Плевать. Всё, что угодно было лучше его так называемого дома, из которого он сбежал.

«Никого не водить», — сухо бормочет она, пока Ким кидает свой рюкзак в угол комнаты, и он думает, что вряд ли бы нашёлся тот, кто захотел бы пойти к нему в гости добровольно, но сам он был совсем не прихотлив. Тэхён находит работу в маленьком продуктовом магазине не так далеко от его коморки, и этого тоже вполне достаточно, хоть ему и платят всего восемь долларов в час. На его национальность почти не обращают внимания, и он слышит «Эй, косоглазый» всего несколько раз за то время, что обустраивается в Эл-Эй.

Тэхён чувствует себя в безопасности. Голос в его голове звучит тише и тише с каждым днём, хотя ощущение грязи всё ещё сидит под кожей зудом, сколько бы он не пытался внушить себе, что его вины в происходящем не было.

Когда в пятницу вечером, спустя три недели, как он устроился в Лос-Анджелесе, Ким сталкивается с Чонгуком у игровых автоматов, куда буквально бежал на подработку, это кажется почти нереальным, но, тем не менее, происходит.

— О, беглец из Кентукки, — Чон смеётся, потирая ушибленное плечо. На нём чёрные брюки карго и огромная футболка такого же цвета — почему-то это смотрится дико привлекательно, вынуждая Тэхёна выпасть из реальности на пару долгих секунд. — Как ты? Куда так торопишься, что сшибаешь людей, а?

— Прости, — Ким трёт шею ладонью, кивая парню за спину, отмирая. — У меня тут ночная смена, и, я вроде как, немного опаздываю. Всё хорошо, приятель, спасибо.

Чонгук смотрит, сощурив глаза (видимо, привычка), и Тэхён ловит чужой взгляд на своих губах — совершенно точно, этот красавчик пялился на его губы.

«Чёрт, наверно, у меня остались крошки от того печенья, которое я съел по дороге сюда», рассеянно думает Ким, кончиком языка быстро обводя рот.

Он не чувствует никаких крошек. Чонгук сглатывает, опуская взгляд ниже, куда-то в воротник от футболки, и его скулы розовеют.

— Хочешь потусоваться как-нибудь вместе? — спрашивает он, прокашливаясь в кулак. — Дашь свой номер?

Тэхён кивает, всё ещё думая о печенье, доставая айфон из заднего кармана брюк, и Чонгук вбивает свой номер ему в контакты, сбрасывая себе гудок.

— Ну, тогда до встречи.

Всю смену Тэхён представляет, как Чонгук слизывает несуществующие крошки с его губ — мимолётные невзаимные влюблённости всё ещё были главным хобби Тэхёна.

В два тридцать ночи его новый знакомый присылает сообщение, спрашивая, закончил ли он, и Ким улыбается, отправляя отрицательный ответ. Закончив в три сорок, он зачем-то пишет «А вот теперь да», на что получает «Будь осторожнее ночью на улицах» уже через минуту.

Тэхён засыпает в своей крохотной комнате до глупого счастливый.

***

Ким никогда не был в кинотеатре под открытым небом — именно туда его приглашает потусоваться Чонгук на следующей неделе. Взяв огромный мягкий плед из Уолмарт, за который в этот раз он заплатил, и гору снеков, Тэхён с трудом убирает всё это добро в сумку-шоппер, с которой обычно ходил за продуктами. Он смотрит на свои впалые щёки и отросшие волосы, пристального рассматривая себя в замызганном зеркале в прихожей, разочарованный своим невзрачным отражением: ему хочется остаться тут, в этой неуютной комнатушке, но телефон вибрирует входящим сообщением.

Когда он забирается в Форд, его щёки печёт теплом.

— Привет, — Чонгук кивает на сумку, ухмыльнувшись. — Вижу, ты хорошо подготовился.

— Был уверен, что ты не справишься с этим, — хмыкнув, Тэхён перекатывает за щекой шипучую конфету, которая обязательно окрасит его язык в синий цвет. — Привет.

— Эй, я купил Эм-эн-Эмс, чипсы и сливочный Доктор Пеппер. И прихватил подушки, так что будь поласковее, иначе не получишь их, — цокнув языком, Чон выезжает на дорогу, улыбаясь: Ким наблюдает за тем, как он ведёт машину, катая конфету во рту с тихим смешком. — Чем ты сегодня занимался?

— Ничем особенным. У меня вряд ли получится вернуться в колледж, но я всё равно взял кое-какие книги в библиотеке, читал перед дневной сменой в магазине.

— На кого ты учился?

— Прикладная физика.

— Серьёзно? — Чонгук останавливается на светофоре, и его глаза горят весельем, когда он поворачивает голову к Тэхёну.

— Конечно, спроси меня что-нибудь.

Чон застывает, округлив глаза, и его спутник не сдерживает смех, громко разгрызая надоевшее драже, морщась от кислого вкуса во рту с удовольствием.

— Ладно, шучу, я не на столько умный, это был всего лишь менеджмент, но мне казалось это не очень интересным. Наверное, я ещё ищу себя. Не знаю, чем хочу заниматься, если честно.

— Никто не знает, — найдя в бардачке пачку Скитлс, Чонгук кидает конфеты Тэхёну, наблюдая за роем людей, проходящих мимо. — Родители настояли на моём поступлении на факультет управления бизнесом, у нас с тобой схожие специальности — в целом, это не так уж и плохо, но я тоже не имею понятия, чего хочу. Думаю, это нормально в нашем возрасте, разве нет?

— Моя мать считала иначе, — упаковка оказывается вскрытой с лёгкостью, и горсть ярких драже пропадает у Кима во рту. — Приёмная, вообще-то, но всё же. Говорила, что я просто тупой и ни на что не способен. Может, оно так и есть.

— Извини, но пошла бы она на хер, это совсем не так. И тебе всего двадцать, всё ещё впереди.

Им сигналят сзади, и Чонгук, лениво вскинув средний палец, трогается с места. Когда они подъезжают к территории кинотеатра, у Тэхёна разноцветный язык и пощипывает уголки губ, но он улыбается точно также, как и Чон, выходя из машины.

***

Они попадают на классическую ночь хорроров — «Психо» Хичкока, «Ребёнок Розмари» Полански, «Техасская резня бензопилой» Хупера и «Сияние» Кубрика — Тэхён никогда не видел ни один из них. Расстелив плед, они падают на него, облокачиваясь на подушки, которые взял Чонгук, высыпая свои запасы закусок вокруг.

Спустя двадцать минут, в течение которых Ким приканчивает первую банку газировки, пару раз громко икнув при этом, Чонгук спрашивает, кивая куда-то в сторону:

— Хочешь пиво? Или что-то ещё?

— Пиво будет окей.

Он приносит им несколько бутылок Бад и открывает чипсы — обычные Принглс с солью. Насыпав жаренной картошки прямо в рот, Чонгук снова ложится, и их плечи соприкасаются, когда Тэхён переворачивается на живот, обнимая подушку.

— Страшно? — Чон смотрит на чужой профиль, кажется, не слишком увлечённый фильмом, но, вероятно, увлечённый одним парнем.

— Не особо, — Тэхён тихо смеётся, кроша на плед едой, — но смотреть кино на улице, в окружении стольких людей, довольно прикольно — как большая ночёвка с друзьями или вроде того. У меня такого никогда не было.

На экране брызгают капли крови от разрубленных тел — старая добрая Техасская резня бензопилой — и Ким жмурится, ойкая: Чонгук наклоняется, заправляя непослушные пряди волос ему за уши, разворачивая после за подбородок к себе.

Их губы мягко встречаются, отдавая солью и солодом, и Тэхён выдыхает удивлённое «Ох» Чонгуку прямо в рот, когда тот лижет кончиком языка его под губой, нежно просясь внутрь. Это кажется почти сном, но они действительно целуются, смотря оставшуюся часть фильма, сплетясь в неразборчивый клубок рук и ног.

***

Чонгук подвозит Тэхёна обратно домой спустя много часов. Они целуются и в машине, не обращая никакого внимания на ускользающее время, словно два голодных зверька, никогда не знавших ласки. Перед тем, как всё же отстраниться, Чон оставляет осторожный поцелуй под припухшей губой Кима, пальцами касаясь её, вытирая влагу.

— Что ты делаешь завтра днём? — спрашивает он почему-то шёпотом, собирая свои волосы в хвост.

— У меня выходной, ничего, — Тэхён тоже шепчет, откидывая отросшую чёлку с глаз кивком головы. Его сердце стучит так оглушительно, ударяясь о грудную клетку.

— Поехали в Санта-Монику, там симпатичные пляжи. Ты там был?

— Ещё не успел. Поехали.

Когда Тэхён открывает дверь квартиры ключом, хозяйка сидит в гостиной перед квадратным телевизором, смотря ночной повтор одного из шоу Опры. Пустая коробка из-под вишнёвого песочного пирога валялась прямо на полу у её ног.

— Чтобы днём тебя тут не было, — говорит она, не отрываясь от экрана.

Ким видит, что тюль на окне неаккуратно одёрнута, как и сама штора. Он замирает на секунду в тёмном коридоре, поджимая зацелованные губы.

— У меня оплачено до конца месяца, мэм, — тихо возражает Тэхён. Спорить бессмысленно, он понимает это, но обида всё равно скручивает тугим спазмом все его внутренности.

Чёрт возьми, он не сделал никому ничего плохого.

— Чтобы днём тебя тут не было, — равнодушно повторяет женщина, не повернув головы.

«Косоглазый никчёмный пидар, любишь сосать хуи, да?» глухо проносится в голове мальчишки, пока он рассматривает облупившийся потолок в комнате, потеряв сон.

***

На сборы не требуется много времени — Тэхён собирается за пятнадцать минут, успевая даже проглотить завтрак, состоящий из дешёвого растворимого кофе из банки и шоколадного маффина, приготовленного в микроволновке. Мятный привкус от зубной пасты щиплет язык, и он отправляет в рот ягодный леденец, пытаясь перебить вкус, прежде чем дёрнуть дверцу чёрного Форда.

Чонгук смотрит на него в тишине ровно тридцать секунд, подмечая плотно набитый рюкзак, и морщинка на его лбу проступает отчётливо из-за того, как сильно он хмурится.

— Тебя выгнали?

— Вроде как, — усмехнувшись, Тэхён беспечно ведёт левым плечом, кидая рюкзак куда-то назад. Черника смешивается с привкусом зубной пасты у него во рту: он хотел бы узнать, какой сегодня на вкус Чонгук, но не решается сделать первый шаг, нащупывая ремень безопасности у себя под лопатками. — Поехали? Хочу посмотреть пляж. Я погуглил, там есть ресторан из фильма «Форрест Гамп», ты смотрел его? И целых два колеса обозрения, мы должны прокатиться хотя бы на одном.

Вместо пляжа они садятся под пальмой в одном из многочисленных парков города на ярко-зелёный газон, который выглядит пластмассовым, и вместе ищут ему новое жильё — аренда слишком дорогая, возможно, из-за наплыва туристов, и, очевидно, Тэхён ничего не может позволить себе, если не хочет спустить все накопления.

— Ничего страшного, я переночую в центре, — он откладывает газету, вскоре понимая, что это совершенно бессмысленно, поправляя козырёк своей кепки за десять долларов.

Чонгук, просматривающий сайты с недвижимостью, поднимает взгляд от экрана своего телефона, снова хмурясь.

— Ты не поедешь ни в какой центр, — категорично говорит Чон, опять очаровательно сводя брови.

Ким не знает, почему Чонгук так возится с ним, но, если честно, ему было почти плевать на искренность чужих мотивов — Тэхён был готов принять от этого парня что угодно, даже если его интерес был закономерно мимолётен, по этому поводу он не питал пустых надежд. Никаких проблем, роль летнего увлечения вполне подходила ему, другой и не могло быть.

— Всё окей, я уже жил там, — опустив козырёк бейсболки ниже на глаза, Тэхён невольно вспоминает железную двухъярусную койку, кишащую клопами, и свои искусанные ноги, подавляя отвращение — жизнь научила его быть терпеливым.

— Никаких центров, Ким Тэхён, — Чонгук прячет телефон в карман скейтерских шорт, легко вставая. Солнце бьёт ему прямо в лицо, заставляя жмуриться. — Ты голоден? Пошли поедим?

Тэхён кивает, поднимаясь следом с беззаботным смешком, осознавая, что других вариантов у них всё равно нет, по-прежнему не слишком обеспокоенный этим.

В симпатичной закусочной, совсем не похожей на те придорожные забегаловки, в которых Тэхён ел почти целый месяц, пока добирался до ЛА, они берут стандартное комбо по сниженной днём цене: бургер, картошка фри с кетчупом, кусок пирога на выбор. Напиток не входит, и Ким заказывает любимый молочный коктейль с синтетическим вкусом клубники у официантки с огненно-рыжими волосами, собранными в тугой пучок: Чонгук внимательно наблюдает, как он пьёт его, покусывая трубочку, размазывая по своей тарелке соус.

— Ты пиздец, какой красивый, знаешь это? — говорит Чон, макая фри в кетчуп, прежде чем отправить еду в рот.

Тэхён заходится в кашле, почти давясь, и его брови удивлённо взлетают вверх, под самый козырёк кепки.

— Что? — переспрашивает он, вытирая губы салфеткой. Щёки окрашивает в тон соуса, который Чонгук слизывает с собственных губ юрким движением языка.

— Ты очень красивый, — повторяет парень, нисколько не смутившись. — Знаю, это нихрена не оригинально, наверняка, ты слышал это сто раз, но всё же. Так хочется поцеловать тебя.

Никто, кроме того ублюдка, который вполне мог быть одним из непойманных серийных убийц, не говорил Тэхёну этого. Даже Сокджин, трахая на заднем сиденье своей Тайоты, не произнес ни единого слова.

Ким краснеет крупными пятнами, отворачиваясь к окну, ничего не отвечая, и колено Чонгука под столом мягко прижимается к его. Через десять минут они просят завернуть часть заказа — два куска яблочного пирога — в фольгу, чтобы их можно было забрать с собой, и официантка добродушно хмыкает, принося с кухни одноразовый контейнер вместо этого.

Чон целует Тэхёна на улице прямо в дверях кафе под одобрительный свист не совсем трезвого прохожего около трёх часов дня, обнимая за плечи после.

— Мне написал один мой друг, зовёт потусоваться к себе, пойдём? — спрашивает Чонгук, покачиваясь на пятках.

Его влажные губы такие соблазнительные: Ким крадёт ещё один мокрый поцелуй, перед тем как согласно кивнуть. Цитрусовый аромат чужих духов с горькой нотой чёрного перца забивается ему в ноздри, опьяняя желанием вдохнуть его полной грудью. Попробовать на коже. Оставить на себе, смешав со своим запахом.

Тэхён впервые в жизни хотел кому-то принадлежать, даже если это было не взаимно. Даже если это принесёт ему боль.

— Но пляж всё равно за тобой, Чон Чонгук, — говорит он, улыбаясь глазами, делая шаг назад.

Город шумел вокруг, яркий и красочный, и Чон смеётся, подбрасывая ключи от машины в руке — плюшевый брелок с одним из героев старого мультика, любящий печенье, кажется Тэхёну милым до невозможного, и они садятся в машину под беспечное «Без вопросов, пляж будет на следующей неделе», бросаемое Чонгуком так непринуждённо, словно у него были планы на них.

Словно из этого действительно могло что-то получиться.

***

Друг Чонгука — Чха Ыну — ожидаемо, кореец американского происхождения. Его родители переехали в США ещё в начале девяностых, почти за десять лет до рождения сына, и устроились вполне себе неплохо: отец занимался строительным бизнесом, хоть и не очень успешным, а мать работала государственным адвокатом. Ыну тоже двадцать два, и они с Чонгуком заканчивали один колледж в следующем году. Он был определённо привлекательный: симпатичное лицо, россыпь маленьких татуировок по всему телу, широкий разворот плеч — наверняка, девчонки тащились по нему.

Чха предлагает покурить травку и поиграть в приставку: у него в холодильнике много пива, и Чонгук тянется к горе купонов, разбросанных на журнальном столике, чтобы выбрать, где заказать пиццу.

— Нам придётся торчать в зале на следующей неделе в два раза больше, бро, — Ыну толкает друга в плечо, и они смеются, чокаясь светлым нефильтрованным.

Тэхён улыбается, стараясь не размышлять о том, насколько он не вписывается в эту тусовку, исподлобья наблюдая, как парень поджигает косяк. Раскурившись, он запускает Х-бокс, протягивая Киму джойстик вместе с травкой, падая на пол перед ТВ.

— Я плохо играю, — Тэхён не хочет признаваться, что не умеет вовсе, опускаясь на ковёр следом, складывая ноги по-турецки. — Это будет дерьмово, — он смеётся, делая глубокую затяжку, кашляя в конце.

Чонгук садится на пол прямо за ним, прижимаясь грудью к чужой спине, и забирает косяк, выпуская терпкий дым в чужие волосы. Его сухие губы касаются шеи легко-легко, считывая участившийся пульс.

— Я тебе помогу, — ладони накрывают руки Тэхёна, вызывая настоящий табун мурашек. — Мы его разъебём на раз два.

Ким звонко хохочет, когда Ыну размазывает их в Мортал комбат без особых усилий.

***

Спустя два часа Чонгук с Чха танцуют под хип-хоп нулевых, показывая Тэхёну хореографию, которую они поставили сами, и так Ким узнаёт, что намного больше изучения управления бизнесом, Чонгуку были интересны танцы. Травка расслабляет, снимая напряжение, и Тэхён тоже танцует, совсем не задумываясь, как он выглядит со стороны: Ыну хвалит его, говоря с улыбкой, что им обязательно нужно придумать что-нибудь вместе как-нибудь в парке, где они тренируются вместо танцевальной студии.

Когда привозят пиццу, они трое крепко накурены: Чонгук даёт доставщику десять баксов на чай со словами «Блять, обалденная причёска» — парень с дредами хмыкает, кивая им с простым «Спасибо, брат», пряча купюры в карманах джинсовых шорт. Пицца уничтожается буквально за десять минут, и Ыну достаёт из морозилки ведро мятного мороженого с шоколадной крошкой, потому что они всё ещё голодны.

— Это мой любимый вкус, — Чонгук довольно щурится, превращая глаза в полумесяцы, хихикая чему-то своему. Его волосы собраны на затылке, открывая лоб, делая Тэхёна таким слабым перед ним.

— Серьёзно? — Ким морщится, давясь смешком. — Кому вообще может нравиться мятное мороженое, ты что, извращенец?

Чон засовывает ему в рот целую ложку с горкой под заливистый смех Ыну — Тэхён недовольно мычит, дёргая головой из стороны в сторону, но всё же глотает, надувая щёки.

— Мудак, — беззлобно бормочет младший, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Всё равно дерьмовый вкус, Чонгука.

— Да? А если так?

Чонгук набирает полный рот десерта, дёргая Тэхёна за футболку на себя — конечно, он целует его, проталкивая мороженое между удивлённо приоткрывшихся губ. Язык Чонгука горячий и сладкий, а рот Тэхёна теперь полон ненавистного вкуса — это могло бы быть отвратительно, если бы не было так хорошо: Ким тихо стонет, притягивая его за шею ближе к себе, делая поцелуй грязным.

— Вау, а вы горячие, — Чха весело фыркает, открывая найденный контейнер с яблочным пирогом, отправляя кусок в рот пальцами. — Слушай, бро, только со мной не проделывай такое, Стейси, скорее всего, будет не в восторге. Мне нравится мятное, ты же знаешь.

Чонгук не отвечает, занятый поцелуем.

Спустя ещё час их накрывает сонным маревом, и Ыну засыпает на диване под шум телевизора — Чон выключает телек и тянет Тэхёна за руку, вынуждая подняться с пола, на котором они лежали в ворохе обёрток от шоколадных батончиков и кислого жевательного мармелада, наслаждаясь теплом друг друга.

— Пошли, — Чонгук сгребает с журнального столика ключи от машины, бумажник и телефон, пряча всё по карманам своих шорт. — Нам пора, утром придёт подружка Ыну — поверь, ты не захочешь попасть под её горячую руку, иногда она та ещё сучка.

— Куда мы пойдём?

— Ко мне домой, — Чонгук говорит это, как само разумеющееся, уже в прихожей, втискиваясь в обувь. — Хочешь куда-то ещё? — весело добавляет он, раскачиваясь на пятках, пока Тэхён шнурует свои разношенные Конверсы.

— А твои родители? Что ты им скажешь?

— Скажу, что моему парню некуда идти, — подобрав с пола чужой рюкзак, Чонгук надевает его на одно плечо, улыбаясь.

Тэхён хмыкает, одёргивая собравшуюся на животе футболку. Вкус травки навязчиво вертелся на языке, мучая жаждой: он хотел пить и совсем не хотел доставлять кому-либо проблем.

— А мы разве встречаемся?

— А разве нет?

— Зачем тебе встречаться с таким, как я?

— С каким таким? — Чон подбрасывает рюкзак на плече, и на его лбу в который раз за день проступает хмурая складка.

— С бездомным парнем, у которого нет образования и амбиций, сбежавшим из дома. Ты вернёшься в колледж после каникул и забудешь, как я выгляжу, уже через неделю, Чонгука. Не обязательно называть это отношениями, я всё понимаю. Можем просто зависать вместе, если тебе это нравится.

Чонгук подходит вплотную, заправляя непослушные пряди волос Тэхёну за уши, открывая раскрасневшееся лицо, и его тёплое дыхание обжигает ему губы, когда он говорит:

— Давно не слышал столько хуйни за раз, — мягкий поцелуй оседает на кончике носа, прямо на родинке. — Тэ, человек без амбиций не может поступить в колледж, не может найти храбрости на такой длинный путь. Мне плевать на твой социальный статус, это волнует меня меньше всего. Ты мне нравишься. Весь ты, какой ты есть, и я хочу узнать тебя. Хочу, чтобы ты был моим. Разве ты не хочешь того же?

Ким краснеет, чувствуя, как дрожат его ресницы — это не могло быть правдой, и он не собирался верить этому, он не на столько глуп.

Его сердце, забившееся в лихорадке, видимо, считало иначе.

— Ты накуренный, вот и говоришь это, — возражает он, вздрагивая: Чонгук осыпает беспорядочными поцелуями его лицо в ответ, тихо смеясь.

— Окей, завтра повторю всё тоже самое, а сейчас пошли. Я живу недалеко, машину заберу днём. Когда у тебя смена?

— Вечером, в шесть.

— Окей, я подброшу тебя и заеду, как ты закончишь.

Тэхён не находит в себе сил сопротивляться. Они выходят из квартиры, захлопывая за собой дверь до щелчка замка.

В его голове тихо, но так громко в душе.

***

Чонгук жил всего в квартале от Ыну — они добираются за двадцать минут до нужной им улицы. У него аккуратный, не очень большой двухэтажный дом, и он заходит за калитку первым, беря с Тэхёна обещание дождаться его.

«Если сбежишь, я найду тебя и выпорю, понял? И, это будет совсем не эротическая порка, не надейся», — говорит он, прежде чем уйти.

Ким кивает, глотая смешок: травка начала отпускать, и на место кайфу пришла назойливая сонливость вперемешку с тактильным голодом. Чонгук отсутствует долгих пятнадцать минут, которые кажутся бесконечными — время неприятно тянется, застывая безвкусным желе. Шумно выдохнув, Тэхён достаёт телефон, собираясь прикинуть, как ему всё-таки добраться до ближайшего центра, и именно в этот момент черноволосая макушка показывается из-за входной двери: Чонгук машет ему, прикусив нижнюю губу.

Его глаза улыбались.

Тэхён толкает калитку, сгорбив плечи, заторможено понимая, что рюкзак, в котором были документы и вещи, явно отсутствовал, и смыться без него всё равно не получилось бы.

А этот Чон Чонгук предусмотрительный говнюк.

Его встречает невысокая стройная женщина, закутанная в тёмно-серый, очевидно мужской, халат, с острыми скулами и волосами, собранными в небрежный пучок. Они с сыном похожи до смешного.

— Здравствуйте, миссис Чон, — Тэхён кивает, пряча вспотевшие ладони за спиной. — Рад с вами познакомиться, меня зовут Ким Тэхён, я из Ричмонда, Кентукки. Простите, что побеспок...

Он ожидал чего угодно, кроме того, что его крепко обнимут, не давая договорить.

— Если хороший ребёнок убегает из дома, вряд ли его родители были такими же, — в голосе женщины звучало лишь тепло. Тэхён ловит себя на мысли, что, вероятно, так и ощущалась настоящая материнская любовь, которой он никогда не знал. — Меня зовут Юджин, милый. Идите спать, уже поздно. Все разговоры потом.

Чонгук утягивает их на второй этаж, широко улыбаясь.

— Я же говорил, — довольно бросает он, когда дверь в его комнату тихо щёлкает замком. Приглушённый свет от ночника, который включает Чонгук, мягко бьёт им по глазам. — Ма у меня классная.

— А отец?

— И отец, но он в командировке, — Чонгук стягивает футболку через голову без капли стеснения: у него узкая талия с косыми мышцами отчётливо проступающего пресса, и Тэхён сглатывает, ощущая свою жажду прикоснуться остро. Он отворачивается, глупо смотря перед собой. — Папа вернётся не скоро, не думай об этом сейчас. Душ прямо по коридору, если хочешь сходить, дверь справа. Я дам тебе полотенце, подожди.

Не смотря на внешнее спокойствие, Чон тараторит, путаясь в мыслях: возможно, не только Тэхён ощущал этот нетерпеливый жар, сжигающий всё внутри.

— И, где я буду спать? — Ким облокачивается о дверь спиной, разглядывая плакаты на стенах, видимо, оставленные со школьных времён: их было много, такие красочные и кричащие.

— Как где? Со мной.

Чонгук кидает полотенце, и Тэхён ловит его левой рукой.

Он никогда не спал с кем-то в одной кровати. С кем-то, кто заставлял его сердце биться так часто. С кем-то, кто заставлял его жить моментом. Заставлял любить эту жизнь.

Заставлял чувствовать.

Тэхён никогда по-настоящему никем не увлекался. Даже в старшей школе — особенно в старшей школе — у него не было ничего, кроме мимолётных интрижек и ощущения собственного уродства.

Никому не нужный. Грязный. Нежеланный. Педик, которого ненавидела приёмная мать настолько, что позволяла насиловать в стенах собственного дома, закрывая на всё глаза с холодным равнодушием.

Никчёмный.

Но сейчас Тэхён был уверен, что это была именно она — любовь. Вспыхнувшая ярко, она наверняка погубит его — он знал, что первая влюблённость никогда не бывала счастливой, так был устроен мир. Спросите кого угодно, разве есть тот, кто разделил её взаимно? Сохранил на долгие годы?

Плевать.

Он хотел утонуть в этом чувстве. Захлебнуться этим парнем. Это бы означало, что он был живым.

Настоящим.

Не таким, каким он представлял себя, забившись в угол своей комнаты, вытирая слёзы. Не таким, каким считал его отчим.

Когда Чонгук разобьёт его, он будет готов к этому, но до этого момента у них ещё было время.

Так пусть оно будет счастливым.

Пожалуйста.

***

Они забираются под одеяло в два сорок. Тэхён, одетый в огромную футболку Чонгука и его спортивные шорты, собирает волосы на затылке в маленький хвостик, и Чон прижимает его спиной к своей груди, когда они ложатся на бок, словно две маленькие ложки.

— Почему ты уехал из дома? — шёпотом спрашивает старший, кладя руки Тэхёну на живот. Кожа от его прикосновений горела огнём. — Твоя приёмная семья...они плохо относились к тебе?

— Можно и так сказать, — Ким хмыкает, цепляясь взглядом за узор на обоях. — Если я расскажу тебе, то, вероятно, перестану быть твоим парнем. Как думаешь, мы попадём в книгу рекордов Гиннеса?

Марихуана уже давно отпустила, но её последние крупицы хорошо развязывали язык, они оба знали это.

— Тэ, не говори ерунды, — Чонгук прижимается ближе, щекоча дыханием. — Пожалуйста, поделись со мной.

Когда Тэхён заканчивает говорить, его шея мокрая от чужих слёз.

— Чёрт, малыш, — голос Чонгука дрожит, нарушая тишину, — я убью его.

Ким тихо смеётся, переплетая их пальцы. Ласковое прозвище оседает на кончике языка сладостью, когда он беззвучно повторяет его, робко пробуя на вкус.

— Этот ублюдок не стоит того, чтобы ты портил себе жизнь, Чонгука. Теперь всё закончилось, я тут, и никогда больше не встречусь с ним.

Чон оставляет смазанный поцелуй за воротом футболки, и Тэхён ощущает, как ток бежит по позвонкам, искрясь.

Любовь чувствовалась так хорошо.

— Хочешь немного поцеловаться перед сном, м? — спрашивает Чонгук, переворачивая Тэхёна на спину, нависая сверху, коленом легко вклиниваясь ему между бёдер, и тяжесть его тела заставляет Кима вспыхнуть. — Всего пять минут.

Они целуются намного больше, тесно вжавшись друг в друга, и, когда Чонгук наконец отстраняется, тяжело дыша, они оба возбуждены.

— Тэхён, — Чон шепчет, упираясь лбом в другой. Ладонь осторожно касается живота, подцепляя резинку шорт. — Блять, я знаю, что это так неуместно, но... Чёрт, малыш, могу я...

Ким часто кивает, обхватывая лицо Чонгука ладонями.

— Пожалуйста, — тоже шепчет он, краснея. — Это очень уместно, ты себе даже не представляешь, насколько.

Пальцы Чонгука ныряют под резинку белья, нежно размазывая по стволу собравшуюся смазку, и Тэхёна пробирает дрожь, стоит им сомкнуться кольцом, начиная двигаться вниз-вверх. Его собственная ладонь проделывает тот же путь, забираясь в точно такие же шорты для сна, и Ким глухо стонет, почти задыхаясь, касаясь такой же влажной головки.

— Хочу посмотреть, — он приподнимается на локтях, бодая Чонгука в грудь головой, тяжело дыша. — Раз я твой парень, как ты сам недавно сказал, то я имею на это право.

Чонгук смеётся, отталкивая чужую руку, спуская шорты до середины бедра: у него средней, может, чуть больше, длины член. Не очень толстый, но визуально ахуеть, какой эстетично красивый.

Тэхён трёт набухшую головку пальцем, сглатывая.

— Ну как, он подходит под твои стандарты? — Чонгук тоже бодается, ухмыляясь. — Мы ещё встречаемся или ты передумал?

— Насколько уместно то, что я хочу взять у тебя в рот? — Тэхён трёт щёлку посередине, получая прозрачную каплю в ответ. — Ты определённо мой парень, и я хочу отсосать своему парню прямо сейчас.

Чонгук позволяет ему получить то, что он хочет. Взамен Чон просит тоже самое, второй раз за ночь опрокидывая Тэхёна на спину, устраиваясь между его ног, наконец-то избавляя того от шорт с нетерпеливым «Малыш, пожалуйста, не будь жадным». Ким коротко подстрижен в паху — Чонгук касается тёмных волосков пальцами, тихо мурча котом.

— Чёрт, а он большой, я словил джекпот, — Чон смеётся, наклоняясь, и его дыхание щекочет под яйцами, когда он упирается носом в основание ствола, вдыхая запах кожи и мыла. — Большой и красивый, вау. Теперь ты нравишься мне ещё больше.

— Заткнись, — Тэхён толкает его в плечо коленом, приглушённо посмеиваясь. — Что ты несёшь, а?

Вместо слов Чонгук накрывает головку ртом, помогая себе рукой, и больше Тэхён его ни о чём не спрашивает, пряча лицо в сгибе локтя, рассыпаясь на атомы по простыням.

Даже если это совсем не идеально, это так мокро. Так жарко. Так хорошо.

Они засыпают на развороченной постели почти на рассвете.

***

Утром, которое, конечно, наступает для них в два часа дня, Чонгук жарит им яичницу с беконом и наливает себе банановое молоко под вопросительный взгляд.

— Что? — он хмыкает, толкаясь языком за щёку, добавляя в сковороду тёртый сыр. — Тоже хочешь?

Ким отказывается, бурча себе под нос что-то неразборчивое, наливая апельсиновый сок из большого пакета в прозрачный стакан. Если честно, Тэхён не помнил, когда в последний раз ел домашнюю еду, даже если это были всего лишь жареные яйца и хлеб.

Он чертовски счастлив.

— До твоей смены ещё есть пара часов, хочешь пока поваляться у бассейна? Ма вернётся с работы только после шести.

— Думаешь, кто-то может отказаться от такого?

— Думает, нет.

Ожидаемо, Чонгук находит богом забытый водяной пистолет, стреляя в своего парня без устали под его громкий смех. В отместку Тэхён виснет у него на спине, заставляя катать себя добрых полчаса, не желая расцеплять ног, пока Чонгук не использует грязные приёмы вроде щекотки и колких щипков. Они целуются под водой, имитируя культовую сцену из фильма База Лурмана снова и снова, засыпая в итоге на лежаках у бассейна, от чего у Чонгука обгорает спина, потому что он забывает использовать солнцезащитный крем.

Когда нужно идти за машиной, Тэхён хотел бы остаться в этом доме навечно.

Как жаль, что он по-прежнему не был настолько глуп, чтобы поверить в это.

***

Чонгук показывает ему город — пляжи, Аллею Славы, любимые парки и всё, чем только пестрил Эл-Эй. Он ставит Тэхёна на доску и покупает ему скейт, чтобы они могли кататься ночами, если Ким не был занят на смене в своём магазине. Как и обещал, он отвозит их в Санта-Монику, где они берут один обед на двоих за сумасшедшие деньги в том ресторане из фильма, делая кучу селфи на знаменитой скамейке. Вечером они катаются на колесе обозрения, целуясь на самой верхушке.

В конце июля Чимин пишет, что он с Хосоком будет проездом один день в ЛА — они напиваются все вместе до беспамятства в каком-то нелегальном баре, и Тэхёна тошнит всё следующее утро — Чонгук варит ему бульон по рецепту из интернета и обтирает лоб холодным полотенцем, пока Ким не засыпает на его коленях, свернувшись в клубок.

Пак присылает сообщение днём, уже из самолета, в котором любезно сообщает, что Тэхён удачливый засранец, отхвативший лучшего парня на всём солнечном побережье, и, с ним никто не смог бы поспорить.

Чонгук знакомит его ещё с парой друзей со старшей школы, помимо Ыну (хотя, в итоге, они всё равно зависают больше всего именно с ним), беря на каждую вечеринку безоговорочно.

— Эй, ты можешь пойти и без меня, — одним вечером говорит Тэхён, лёжа поперёк кровати, лениво болтая ногой. — Всё нормально, нам не обязательно везде таскаться вместе, я не обижусь.

Чонгук щекочет его в наказание до икоты, заканчивая всё минетом на десять из десяти, и Тэхён соглашается с ним беспрекословно, больше не поднимая эту тему.

Он всё ещё был счастлив до невозможного.

***

Как и говорил, Чха приглашает его на их тренировки по танцам. Они занимаются прямо на набережной Венис Бич, конечно, привлекая к себе много внимания, но, это весело. Ким замечает, как девушки смотрят на них, на Чонгука, и после одного из таких вечеров, когда они падают на шезлонги уже дома, у бассейна, не имея желания идти этой ночью куда-то ещё, Тэхён задаёт закономерный вопрос, открывая колу с характерным шипящим звуком:

— У тебя был когда-нибудь секс с девчонкой?

Чон поворачивает к нему голову, лукаво щурясь.

— Воу, какие вопросы, — он делает свой глоток спрайта, улыбаясь. — Да, в старших классах. Тогда мне казалось, что я бисексуал.

— А сейчас не кажется? — Тэхён хмыкает, тоже отпивая газировку из банки. Мышцы гудели после разминки тупой болью. — Я думал, ориентацию нельзя изменить, ты просто рождаешься таким, какой ты есть.

— Ты прав, мы рождаемся такими, какие мы есть, но иногда, чтобы понять себя, требуется время, — пожав плечами, Чонгук вскрывает пачку чипсов — да, его питание было не то, чтобы очень сбалансировано. — У меня не было секса или отношений с девушками лет с семнадцати, это достаточный аргумент? — он хмыкает, бросая на Тэхёна любопытный взгляд. — А что насчёт тебя?

— Никогда не был с девушками, не считая поцелуя с одной лесбиянкой на школьном выпускном, — Ким фыркает, отбирая жареную картошку, запуская пятерню в пакет.

— Рад знать, что мой круг ревности существенно сужается, — Чон щурится в сумерках, и Тэхён смотрит на него с ответным весельем. — Кэтрин совершенно точно запала на тебя, приятно узнать, что у этой сучки нет никаких шансов.

— У неё и так не было никаких шансов, — неразборчиво говорит Тэхён с набитым ртом, заставляя Чонгука смеяться громче. Миссис Чон наверняка слышала их даже из гостиной. — Мне нравишься только ты.

— Только нравлюсь? Чёрт, а я думал, что ты влюблён в меня.

Ким швыряет в Чонгука чипсами, тоже смеясь, но не оспаривает его слова.

Конечно, он был влюблен в этого парня, такая простая истина.

***

Две с половиной недели спустя они возвращаются с тусовки, бросая скейты внизу у входа, поднимаясь на цыпочках на второй этаж. У Тэхёна на языке привкус дешёвого вишнёвого эля, выпитого на рампе, и, когда Чонгук целует его, прижимая спиной к двери в их комнату, он выдыхает ему в рот то, что давно пора было уже сказать:

— Я хочу тебя, — Тэхён разводит полы чужой клетчатой рубашки в стороны, улыбаясь. Футболка под ней была свободная, как и всегда. — Давай займёмся сексом, Чонгуки?

— Давай займёмся, — Чон оставляет поцелуй под пухлой нижней губой, цепляя шлевки на джинсах Тэхёна пальцами, притягивая того за бёдра вплотную к себе, вызывая пряный жар. — Будешь сверху?

— Я? — Ким замирает, издавая удивлённый смешок. — Ты сейчас серьёзно?

— Ага, — Чонгук опускает ладонь на ширинку Тэхёна, сжимая ещё мягкий член сквозь плотный деним, очерчивая контур плоти пальцами, надавливая. — Для меня не особо имеет значение позиция, кажется, это называется уни, да? Или ты не хочешь? — добавляет он, крадя очередной поцелуй.

— Хочу, — Ким толкается в ладонь, торопливо выпутывая своего парня из одежды, неаккуратно дёргая ткань. — Но я никогда не был сверху.

— Знаю, малыш, — Чонгук расстёгивает джинсы Тэхёна на контрасте медленно, и Ким жмурится, кусая губы, когда ладонь забирается ему сразу под резинку белья. — Поэтому я хочу, чтобы ты был первым. Я тебе подскажу, окей?

— Ты такой придурок, — Тэхён смеётся, и его глаза влажно блестят в темноте. Он тянется за ещё одним поцелуем, розовея скулами. — Ужасный придурок, Чон Чонгук.

Той ночью они подсказывают друг другу до утра.

And love is blind and that I knew when (James Blunt - Goodbye My Lover)

***

К концу августа цены на аренду наконец-то падают, и Ким находит себе комнату в одном из гейтаунов западного Голливуда. Арендодатель — темнокожий мужчина около сорока лет с яркой улыбкой и обесцвеченными волосами. Он не имеет ничего против гостей, и, безусловно, выглядит опрятно, никакого намёка на запах кошачьей мочи. Тэхён меняет и работу, потому что ездить через весь город не имеет никакого смысла: он устраивается в хипстерский музыкальный магазинчик на углу улицы, который платит ему на пять долларов в час больше, чем он зарабатывал до этого, покупая с первой же получки мандариновое кресло в комиссионке, которое при помощи Ыну и Чонгука оказывается у него в комнате. В тот день они курят травку под Боба Дилана вместе с хозяином квартиры прямо на кухне, и, хотя Чон шепчет своему парню «Малыш, пожалуйста, будь осторожен», намекая на не слишком устойчивую безопасность района, очевидно, это было хорошее время.

Но, по неизменным правилам вселенной, оно не могло длиться вечно — конец лета так же означал, что через полторы недели Чонгук должен был вернуться в колледж. Несмотря на то, что его ждал выпускной год, отец настаивал на университете после, чтобы получить степень магистра — единственный сын должен был оправдать все надежды, а как же иначе? Избегать разговоров на эти темы не было слишком сложно, возможно, Тэхён научился паре подлых трюков вроде отвлекающих поцелуев или милой сонной мордашке, намекающей на то, что он слишком устал, чтобы сейчас говорить о чём-либо (такой наглый симпатичный притворщик), и, это работало — кое-кто был так слаб перед ним. Правда, этим вечером он всё равно оказывается пойманным в настойчивое кольцо рук, прижатый к кухонной тумбе, не имея никаких путей к отступлению: они пришли на очередную спонтанную вечеринку к Ыну всего пятнадцать минут назад, и, вероятно, ни одна из его маленьких хитростей сейчас не смогла бы помочь ему.

— Тэ, — Чонгук зарывается лицом в чужие волосы, заколотые на затылке блестящей заколкой с Хэллоу Китти, вдыхая отдушку шампуня, — нам нужно поговорить, пока мы ещё не накурены и прочее дерьмо. Пожалуйста.

— Поговорить? О чём? — хмыкнув, Ким надувает розовый пузырь из жвачки, смотря перед собой. Кончики его ушей трогает жар. — Давай сделаем попкорн, ты любишь сырный? — он знает, что это плохая попытка, но не попытаться не может.

Что-то внутри него упрямо замыкало: даже если он понимал, что этот день настанет, даже если думал, что будет готов к этому, в конце концов, он не был. Глупый. Тоска скреблась прямо за рёбрами, отравляя — Тэхён просто хотел игнорировать это, пока не станет поздно. Пока всё между ними не превратится в неловкое молчание, звонки раз в неделю и, в конце концов, в пустоту.

Жвачка теряет вкус, и он сплёвывает её в раковину, облизывая губы. Слюна во рту всё ещё сохраняла приторно-сладкий привкус, отдающий синтетической клубникой, который хотелось скорее перебить терпким каннабисом.

— Малыш, сколько бы ты не бегал от этого, но я уезжаю через три дня, — ладони Чонгука, горячие и требовательные, забираются под футболку, обжигая. Он запинается, шумно сглатывая. — Давай…обсудим это.

Тэхён закрывает глаза. Под веками яркими вспышками проносятся последние месяцы его жизни: вот он собирает ночью свои вещи, прислушиваясь к каждому шороху в доме, равнодушно смотря утром на приёмную мать, отправляя в рот ложку с разбухшими безвкусными хлопьями; вот едет до нужной магистрали через весь Ричмонд на старом автобусе почти час, застревая в шумной пробке в час-пик, меланхолично смотря в окно, игнорируя неприязненный взгляд женщины, сидящей напротив. Его первая попутка и хмурый, но добрый парень за рулём, не задающий лишних вопросов — табак в его самокрутке был чертовски крепким, он до сих пор помнил тот горький вкус. Калейдоскоп крутится, смешивая воспоминания: хорошие и не очень, откровенно хреновые, снова хорошие.

Сокджин — Чимин и Хосок — Намджун —Чонгук — сочные пятна в его путешествии.

Чонгук, в которого он жадно влюбился. Его замечательная мать, позволившая целый месяц жить в их в доме (отец так и не вернулся из командировки, действительно уехав надолго). Друзья Чонгука, принявшие его так просто — всё это было похоже на сон, и, вот наконец, пришло время проснуться. Тэхён знал, что такие парни, как Сокджин и Чон, не могли всерьёз заинтересоваться им, всерьёз принадлежать ему — даже если по каким-то причинам их жизни пересекались, рано или поздно всё закончится, не стоит слишком увлекаться мечтами. Обычно он хорошо понимал это. Как бы Чонгук наивно не полагал, что их разные социальные статусы не имели значения, Тэхён знал — его отец наверняка никогда не примет его. Его мать никогда не воспримет их всерьёз. Ему нечего было предложить, кроме себя, но эта ставка могла быть ценной только во второсортном кино.

К сожалению, никто из них не являлся актёром.

Тэхён открывает глаза, смаргивая солёную влагу.

— Что ты хочешь сказать, Чонгука? — его голос не дрожит, когда он заговаривает, смягчая тон.

Он умел быть благодарным несмотря ни на что. Вопреки всему, ему хотелось быть благодарным.

— Я уверен, что ты наверняка придумал себе всякого дерьма, — лёгкий поцелуй касается шеи, заставляя сердце Тэхёна сжаться от нежности в испуганный комок. — Пожалуйста, доверься мне. От колледжа до дома езды всего час, я буду приезжать каждые выходные, слышишь? Ничего не изменится, Тэ. Ты мне веришь?

Ким знает, что Чонгук будет завален учёбой по уши, и, чтобы сдержать свои обещания, ему придётся пожертвовать всем свободным временем, которого у него и так попросту не будет.

Тэхён знает, что не имеет права портить ему жизнь.

— Верю, — он разворачивается в кольце рук, ловя чужой выдох искусанными губами: поцелуй тягучий, словно патока, как будто они уже под кайфом. Как будто во вселенной больше ничего не имело значения. — Я верю тебе, Чонгуки.

Ему совсем не стыдно за эту маленькую ложь.

— В выходные братство устраивает приветственную вечеринку, приедешь? — Чон крадёт ещё один поцелуй, сбиваясь в дыхании. Ток между ними оседает на кончиках пальцев, покалывая. — Деканат разрешает последнему курсу приглашать не студентов колледжа как плюс один, так что это не будет проблемой.

Тэхён помнил свою приветственную вечеринку: много дешёвой водки и немного марихуаны, которой с ним поделилась какая-то девчонка со старших курсов, имени которой он даже не знал. Как и имя парня из братства, с которым у него случился спонтанный секс позже, в туалете на втором этаже общаги — да, он был тем самым легкодоступным первогодкой, который пытался забыться любым способом.

В оправдание, в котором он не нуждался — ему было, что забывать.

Не сложно представить, как будет проходить эта тусовка — так же шумно, так же пьяно, так же много людей. Друзья Чонгука по колледжу. Его бывшие. Те, кто сохли по нему сейчас или влюбятся на этой грёбаной вечеринке — наверняка, их будет много. Почему-то именно этим вечером осознание этого нервировало особенно сильно. Вероятно потому, что Тэхён понимал — рядом с Чонгуком тоже будут легкодоступные симпатичные парни, пока он будет тут, в Эл-Эй, торговать cd и винилом за тринадцать долларов в час.

— Конечно, — Ким выпутывается из объятий, беря большую бумажную упаковку попкорна со стола, отправляя её в микроволновку. — Если ты хочешь.

Чон молча кивает, почти дотягиваясь до прозрачной миски, когда на кухню вваливается Ыну, производя много недовольного шума.

— Эй, сколько можно лизаться по всем углам, куда вы пропали? — ворчит Чха, толкая Чонгука в плечо, получая в ответ пинок под весёлый смешок: они возятся, как два несносных щенка, пока Тэхён, посмеиваясь, достаёт раздувшуюся упаковку кукурузы в пятнах масла, вскрывая её зубами. Содержимое отправляется в миску, забытую в приступе ребячества кое-кем. — Я почти заснул, пока вы тут ворковали. Где моя еда?

 — Нас не было каких-то десять минут, королева драмы, — фыркнув, Чонгук отправляет крупную горсть горячей воздушной кукурузы в рот, громко хрустя ею. — Не будь таким жалким, чувак.

Они снова возятся, рискуя опрокинуть попкорн на пол, и Тэхён, наблюдая за этим беспорядком, мимолётно думает, что даже не смотря на всё, это по-прежнему было хорошее время. Тэхён всё ещё был счастлив. Тэхён всё ещё был так сильно влюблён.

Этим вечером он выкуривает три косяка, позволяя себе забыться: мысли и тело становятся невесомыми, словно пёрышко. Даже если Чонгук не поверил в его ложь, они больше не обсуждают предстоящую разлуку, удобно устроившись на полу в горе подушек. Ыну включает один из своих инди плейлистов, делая всё эфемерно романтичным. Тэхён видит их как будто со стороны: сумрак комнаты, музыка, юность, любовь, плотный дым и терпкий запах травки, путающийся в волосах.

Они так молоды. Они так безрассудны. Им никогда не вернуться в этот день, чтобы прожить его снова.

Он закрывает глаза, подпевая одними губами «Feelslike you'redying», на ощупь находя другую ладонь, переплетая их пальцы. Мир вокруг кружится, заставляя его улыбаться, и Ким ощущает на своих губах влажное прикосновение, принимая его с тихим выдохом.

Спустя много часов, уже глубокой ночью, они возвращаются домой, не расцепляя рук: по-прежнему два изголодавшихся диких зверька, как и в день их первого поцелуя. Кровать пахнет зелёными яблоками, когда они падают на неё, превращаясь в шумный клубок.

— Малыш, — шепчет Чонгук, нависая сверху. Его глаза в темноте ярко блестят. Он наклоняется ближе, опаляя лицо Тэхёна тёплым дыханием, отдающим фруктовой жвачкой и травкой. — Я так влюблён в тебя. Я так сильно влюблён в тебя.

— Я тоже, — Тэхён вспыхивает, притягивая Чонгука за шею ближе к себе. Их губы нетерпеливо сталкиваются, обжигая друг друга. — Я тоже.

Сейчас он говорит правду, они оба знают это. Поцелуй небрежный и мокрый, на вкус как тоска и расставание, и Тэхён тянет за край широкой футболки, забираясь ладонями под тонкую ткань: они взмокли от жары и наркотиков, но никому нет до этого никакого дела.

— Хочу тебя внутри, — раскрытая ладонь Тэхёна надавливает на позвонки, вызывая мурашки. — Не хочу, чтобы этот день заканчивался.

Было в его признании что-то хрупкое, что-то, что заставляет Чонгука издать тихий нежный звук, отстраняясь только для того, чтобы избавиться от футболки: Ким распускает ему волосы, собранные в высокий пучок, пропуская спутавшиеся пряди между пальцев. Они снова целуются — да, пожалуй, в двадцать это то, что ты хочешь делать постоянно, и Тэхён позволяет снять с себя рубашку через голову, алея скулами, когда Чонгук заправляет выбившиеся пряди ему за уши.

Этой ночью они оба делают вид, что не замечают чужих слёз.

***

В воскресенье, залив утром кофе из банки кипятком, Ким пишет, что у него не получилось поменяться сменами — на этот раз это ложь. Завтрак не лезет в горло, и, сделав пару глотков тёмной жижи, Тэхён выходит из квартиры, ощущая во рту горечь: избежать предстоящих прощаний не было никаких шансов. Если бы он мог, то с удовольствием перенёсся бы вперёд во времени, может, уже на середину следующей недели, миновав всё то сентиментальное, болезненное дерьмо, которое должно было обрушиться на него.

Что же, он сам виноват, что позволил себе влюбиться.

Его смена была до шести — достаточно времени, чтобы успеть немного сойти с ума, смакуя в голове единственную мысль, которая плотно там обосновалась — завтра Чонгук уедет в колледж. Завтра. Уже завтра, чёрт возьми, и он ничего не мог поделать с тем, как сжималось его сердце от этой мысли.

Жизнь оказалась права, первая любовь была та ещё беспощадная сука.

Ровно в шесть ноль пять напротив магазина паркуется чёрный Форд, тихо урча мотором.

— Чем хочешь заняться? — спрашивает Чон, стоит Тэхёну сесть в машину, пряча ладони между бёдер.

— Кино?

Они приезжают в тот же кинотеатр в Голливуде, где всё и началось — он находился не так уж далеко от нового дома Тэхёна. В программе снова старые хорроры, и, это хорошо, как отстранённо думает Ким, пряча лицо в изгибе шеи Чонгука, вдыхая аромат его кожи, смешанный с терпкой каплей пота. Они почти не разговаривают, лёжа на клетчатом пледе, купленном по пути в сетевом супермаркете, но казалось, что их сердца делали это за них.

Когда все фильмы в программе подходят к концу, на часах начало четвёртого ночи. И, хотя дорога обратно не занимает много времени, оно всё равно бежит на ускоренной скорости, тая вместе с приближающимся рассветом. Поцелуи отдают отчаянием, но даже несмотря на это, они целуются добрых полчаса, потерявшись в ласке.

Тэхён не предлагает подняться к нему. Чонгук не спрашивает об этом.

— Тебе совсем скоро вставать, ты помнишь это? — почти шёпотом говорит младший, с трудом отстраняясь. Его ярко-красные губы припухли, потеряв контур.

— Помню, — Чон касается их пальцами, поглаживая нежно. — Ты что, прогоняешь меня?

Ким смеётся, кивая.

— Тебе пора, Чонгука.

— Засранец.

Они целуются ещё полчаса. Когда Тэхён наконец-то выходит из машины, его тело объято огнём: почему-то он ощущает липкий стыд за это, как будто он больше не имел права на чувства.

Голос в его голове, который он не слышал уже давно, звонко смеётся.

***

Неделя кажется бесконечно долгой. Бесконечно странной. Бесконечно одинокой.

«Ты приедешь завтра?», — приходит сообщение днём в пятницу от Чонгука.

Тэхён изнывал от жары в своей комнате, убивая минуты до смены просмотром какого-то старого боевика на своём телефоне в компании пачки чипсов и банки уже тёплой колы.

«Да, конечно. Я же обещал», он отправляет ответ, ковыряя ногтем пятно на своих шортах (шортах Чона, если быть точным). В квартире душно, и Ким двигает ногой вентилятор, пододвигая его ближе к себе.

«Напомни, во сколько надо быть на территории кампуса?»

«К девяти. Я тебя встречу, малыш. Чем занимаешься?»

«Сгораю от жары»

«Значит, ты уже мокрый?»

Тэхён ёрзает по кровати, бросая взгляд на закрытую дверь, и его пальцы замирают, переставая бороться с пятном от кетчупа. Он смотрит на широкую резинку шорт, сглатывая.

«Мы что, собираемся заняться сексом по переписке, Чонгука?»

«Кажется, похоже на то»

«А ты плохой мальчик, Чон Чонгук. Но ответ на твой вопрос — возможно немного»

«Мне нравится, когда ты мокрый. Хотел бы я сейчас оказаться рядом и почувствовать это»

«Хочешь посмотреть?», — Тэхён сжимает себя поверх тонкой ткани, шумно выдыхая через нос. Уже твёрдый. Капля пота собирается над верхней губой, и он слизывает её коротким движением.

«Очень»

Приспустив шорты вместе с бельём, Ким обхватывает себя у основания: член прижимается к животу, действительно оставляя след от предэякулята на коже. Включив фронтальную камеру, он делает смазанное селфи, отправляя его с игривым смешком.

«Чёрт, малыш, у меня встал прямо на лекции по международному праву. Как же сильно я хочу взять его в рот»

Маленькое напоминание о том, где Чонгук находится, действует, как ушат ледяной воды, разрушая всё настроение — Тэхён вздыхает, пряча член в боксеры, потеряв интерес к их шалости, щёлкая себя резинкой от шорт по бёдрам. Он отвечает не сразу, тупо смотря в потолок.

«Прости, напарница только что написала, просит срочно подменить её, дома прорвало трубу или типо того. Я напишу вечером, Чонгука»

Тэхён ничего не пишет до следующего утра.

***

Территория колледжа выглядела впечатляюще — типичная американская мечта. Чон, как и другие студенты, которых встречает Ким, одет в бордовую куртку братства с коричневыми вставками на локтях и крупными нашивками на груди: белый бомбер Тэхёна, купленный в секонд-хенде на неделе, выделяется особенно ярко на фоне сочного цвета. Чонгук идёт навстречу, широко улыбаясь своей очаровательной кроличьей улыбкой, и его волосы, как и всегда, собраны в небрежный пучок на затылке.

Их объятия крепкие.

— Привет, — он заправляет волосы Тэхёну за уши, искрясь счастьем. — Ты приехал.

— Я же обещал, — Ким эгоистично позволяет себе украсть короткий поцелуй, улыбаясь. — Куда нам?

— Пошли.

Ладонь остаётся на плече, прижимая ближе к себе: парочка любопытных взглядов цепляется за них, и, хотя по большей части всем всё равно, предчувствие чего-то забирается Тэхёну под кожу.

Как и ожидалось, вечеринка была похожа на все студенческие тусовки, он не ошибся в этом — три стола для бирпонга, алкоголь низкого качества, разлитый по бумажным стаканчикам (в основном, водка с соком или содовой), громкая музыка и перевозбуждённые первокурсники, пьяные только от того, что смогли попасть в список приглашённых. Ыну со Стейси встречают их шумными объятиями, чуть не пролив пиво Тэхёну за шиворот, громко смеясь. Всё кажется нормальным, никакой агрессии от кого-либо, никаких косых взглядов и перешёптываний, но что-то липкое настойчиво грызло изнутри, вынуждая вздрагивать каждый раз, когда кто-то случайно касался его, проходя мимо.

Спустя полчаса и опустошённый стаканчик с отвёрткой, Тэхён понимает, что ему нужно выдохнуть.

— Я в туалет, — бросает он, оставляя смазанный поцелуй на скуле Чонгука, прежде чем исчезнуть в толпе.

Да, Тэхён сбегает. Свежий воздух приятно бьёт по нервам, успокаивая. Он стреляет сигарету у парня в огромных солнцезащитных очках, надеясь на то, что она будет с травкой — увы, ничего, кроме табака, в ней нет. Они перебрасываются парой безликих дежурных фраз, но этот пустой трёп почему-то помогает расслабиться.

Когда Тэхён возвращается в корпус, по пути к общему залу наливая себе водки в этот раз с ананасовым соком, он видит Чонгука в окружении его друзей — Чон беззаботно смеётся, держа в руке свой открытый Гиннес, делая долгий глоток. Какая-то девчонка азиатской внешности с обесцвеченными волосами, доходящими ей почти до поясницы, виснет на его плече, что-то шепча ему на ухо: её пухлые губы, накрашенные ярко-розовым блеском, вероятно, касаются чужой кожи. Чонгук что-то ей отвечает, отстраняя мягко.

Слишком мягко для человека, которому могло бы быть неприятно это. Слишком мягко для человека, который признавался в любви всего неделю назад одному застывшему сейчас в дверном проёме парню.

Тэхён не винит его. Всё это — очевидно до смешного. Именно об этом он говорил почти два месяца назад у Чха дома, когда они впервые накурились вместе — летнее увлечение, о котором ты забудешь очень быстро, Чонгуки.

Которое ничего не значит.

— Эй, чувак, хочешь косяк?

Ким вздрагивает, оборачиваясь — за его спиной стоял пацан в куртке братства, беспечно покачиваясь на пятках. Вполне симпатичный: каштановые кудри обрамляли лицо в небрежной причёске, открывая широкий лоб; большие серо-голубые глаза под густыми пучками чёрных ресниц смотрели с лёгким прищуром. Его взгляд скользнул вперёд, прямо туда, куда смотрел Тэхён, сразу возвращаясь обратно.

Посланный ангел для одной заблудшей души.

— Хочу, — Тэхён делает короткий глоток из своего стакана, смачивая горло. Дешёвая водка обжигает гортань огнём. — Только быстро, меня…ждут.

— Без проблем, я видел, что ты пришел с нашим красавчиком, — пацан хмыкает, протягивая ладонь. — Я Тим, будем знакомы.

 — Тэхён, — Ким жмёт руку, всё же выдавливая улыбку. — Быстро, помнишь?

Они выскальзывают на улицу, обходя корпус в поисках укромного места. Воздух колется ночной прохладой, и Тэхён застёгивает бомбер под горло, щурясь. Его новый знакомый достаёт два джойнта из мятой пачки сигарет, раскуриваясь первым. Они курят молча, но тишина между ними не повисает неловкостью.

Тэхён ощущает себя раскрошившимся в мелкую крошку, выпуская дым через нос.

— Слушай, не бери в голову, Сонэ со всеми такая, — Тим заговаривает, растягивая гласные, постукивая по газону носком кроссовка. — Ну, знаешь, дико приставучая и всё такое.

— О чём ты?

— О том, что ты видел. Тем более, она же…

— Чувак, не надо, всё в порядке, — Тэхён морщится, крепко затягиваясь. — Никаких проблем.

— Как скажешь. Извини.

К тому моменту, как косяк тлеет в пальцах, проходит не меньше двадцати минут. Травка лёгкая, но вместе с алкоголем она ложится именно так, как надо. Всё становится вязким, замедляясь. Хорошо, чёрт подери. Именно то, что было нужно.

— У тебя телефон жужжит, — с усмешкой говорит Тим, добивая самокрутку. — Уже минут пять, кстати.

Ким фыркает, давясь смешком, понимая, что это действительно так: его задний карман джинс определённо точно вибрировал. Раздавив бычок подошвой кроссовок, он сбрасывает вызов, открывая окно сообщений непослушными пальцами.

«Кажется, я немного перебрал с водкой. Я скоро. Прости».

«Тебе нужна помощь? Принести воды?», — ответ приходит практически сразу, вызывая укол тоски.

Всё это было так глупо — его ревность, его любовь, его ложь. Он так чертовски запутался во всём этом. Он так не хотел думать хотя бы один вечер о том, что будет правильно. Всего один вечер.

Ещё всего один вечер.

«Нет, всё нормально, какой-то парень дал мне целую бутылку. Всё хорошо, я буду через десять минут».

Тим делится лимонными леденцами, чтобы перебить вкус марихуаны, и они расходятся, как только переступают порог общаги, едва заметно кивнув друг другу, будто два сообщника идеального преступления. Тэхён смешивает себе выпивку, разбавляя водку тёплой содовой. Когда он наконец-то возвращается к оставленной компании из трёх человек, той девушки уже не видно поблизости.

— Ты в порядке? — Чонгук перекрикивает музыку, выглядя обеспокоенным. —Тебя долго не было. Я не мог найти тебя.

— Да, всё окей, я вышел на воздух после того, как попрощался со своим коктейлем. Не волнуйся так за меня, Чонгуки.

Возможно, сегодня удача немного благосклонна к Тэхёну, потому что вокруг слишком накурено, чтобы кто-то мог уловить от него посторонний запах. Его расширенные зрачки в полумраке плохо освещённой разноцветными гирляндами комнаты тоже остаются незамеченными. Чонгук сцепляет их руки, притягивая ближе к себе, развязно целуя под улюлюканье толпы — в Ричмонде они бы уже собирали зубы за подобное, но в Калифорнии всем было плевать на то, что ты гей. Ким позволяет себе утонуть в этой ласке, отвечая жадно.

Да, он лжец и эгоист. Да, он не умеет любить и доверять.

Всего ещё один вечер.

Около трёх ночи старший утягивает их на второй этаж, толкая ногой самую последнюю дверь на этаже.

— Это моя комната, — говорит он, вжимая своего парня в стену. Его руки голодные. — Я очень удачливый засранец, потому что мой сосед перевёлся летом, а нового ещё не нашли.

Вместо слов Тэхён опускается на колени, различая стук сердца в собственных висках. Кровь бежит по венам лавой, вынуждая почти задыхаться: он расправляется с пуговицей, резко дёргая молнию чужих брюк под тяжёлый выдох.

— Малыш, не торопись так, — ладонь Чонгука вплетается в волосы, нежно перебирая пряди. — У нас много времени, ты же знаешь?

Тэ цепляет зубами резинку белья, ничего не отвечая. Есть вещи, которые сложно объяснить, и это зудящее желание, которым парализовало всё его тело, было одним из них.

Впрочем, это тоже ложь — он прекрасно знал, почему так дрожали его ресницы.

Ким уезжает утром: часы показывают пять двадцать, когда он садится в пустой автобус, кутаясь в куртку братства, подаренную ему не сложно догадаться, кем. Ехать до его дома больше часа, но он не спит, бездумно разглядывая такую же пустую магистраль воспалёнными глазами: малиновый рассвет рассекает горизонт, будто брызги крови, завораживая. Тэхён достаёт сим-карту из своего телефона ровно в тот момент, как автобус тормозит у нужной ему остановки, бросая её под колёса проезжающего мимо такси. Квартира встречает тишиной — он падает ничком на кровать, сбрасывая куртку прямо на пол, засыпая мёртвым сном.

Когда он просыпается поздно вечером, его тошнит прямо на неё.

Приняв душ, Тэхён собирается за полчаса. Все вещи Чонгука, так или иначе оказавшиеся сейчас у него, отправляются в мусорный контейнер за домом. Бросив ключи вместе с короткой запиской в почтовый ящик, он выходит на улицу, подбрасывая рюкзак на плече.

Их дороги никогда не должны были пересекаться.

Прости, Чонгук.

So, tell me how to be in this world (James Bay - Us)

Шесть месяцев спустя

***

Март выдался типичным для города Ангелов — совсем немного дождливым, но всё также приятно тёплым в первой половине дня: солнце бьёт Тэхёну в глаза, когда он щёлкает кнопкой электрического чайника, попутно вставляя два куска хлеба в тостер. Кухня в крошечной квартире, которую он снимал в Даунтауне, была завалена коробками с хлопьями, учебниками, книгами и ещё бог знает чем, но, всё же, это было его жильё. Бросив в чашку две ложки растворимого кофе, Ким заливает зёрна кипятком под звук выскочившего поджаренного хлеба. На завтрак у него есть десять минут, не больше, поэтому никаких изысков: тост, масло, вишнёвый джем и горький напиток. Откусив хрустящий хлеб, Тэхён пусто смотрит в окно. Он ни о чём не думает, просто совершает необходимые механические действия. Босым ступням неприятно на холодной плитке — Ким переминается с ноги на ногу, словно беспокойный зверёк, стоя расправляясь с едой. Его волосы стали короче, но всё равно лезли в глаза: дёрнув головой, пытаясь убрать пряди с лица, Ким запивает тост тёмной жижей.

После завтрака он чистит зубы, подбирает повязку для головы с раковины, где оставил её прошлым вечером, кидает в рот кубик ягодной жвачки и, набросив лёгкую куртку, выбегает из квартиры, подходя на остановку ровно к моменту, как автобус показывается из-за поворота. Спустя всего три квартала Тэхён выходит, останавливаясь у небольшого ресторана, где он работал официантом, доставая пачку Лаки из кармана серой ветровки.

Он закуривает, и никотин царапает ему горло.

Привычка прицепилась примерно пять месяцев назад, но так как будто бы было немного легче. Немного легче не думать, не вспоминать, не сожалеть, не любить.

Да, он всё еще был глупо и безоговорочно влюблён. Он всё еще помнил карие глаза и нежную улыбку. Вкрадчивый шёпот, тепло рук, ласку губ. Внутри Тэхёна всё ещё была выжжена огромная дыра, которая, казалось, не собиралась зарастать вовсе.

Малыш.

Так или иначе, он знает, что поступил правильно: Чонгук наверняка давно забыл его и нашёл себе кого-нибудь в пределах кампуса. Кого-нибудь менее проблемного.

Кого-нибудь не такого грязного.

Кого-то вроде Сокджина, с идеальной внешностью, богатенькими родителями и отсутствием ПТСРП за плечами.

Кого-то более подходящего. Кого-то, кого можно было привести домой без стыда.

Табак оставляет во рту неприятный привкус: Ким сплёвывает жвачку в урну и кидает в рот новую, бросив взгляд на беззаботное ярко-голубое небо. Обойдя ресторан, он толкает дверь чёрного входа, растягивая губы в улыбке: как бы сильно его не душили мысли, Тэхён никогда не опаздывал. Всегда вежлив и приветлив, как фарфоровый болванчик. Соглашается на любые подработки и нарабатывает прилично больше часов в неделю, чем положено законодательством. Всё просто — он хотел получить кредит на образование в следующем году, поэтому делал всё, чтобы стать помощником менеджера — со средним доходом вероятность одобрения была намного более велика, чем сейчас. Пятимесячные курсы по управлению и бухгалтерскому учёту обошлись недёшево, сожрав почти все остатки сбережений, но цель оправдывала средства, Ким знал это наверняка. Едкая мысль «Ты всё равно не будешь достоин его» не задерживается в голове: он делал это не для кого-либо, он делал это для себя. Ему тоже хотелось немного американской мечты, чёрт возьми. Ему хотелось доказать в первую очередь самому себе, что он способен на что-то.

Возможно, чтобы Тэхён не делал, этого никогда не будет достаточно. Возможно, он всегда будет ненавидеть себя.

— Как дела, парень? — Оливия, менеджер, хлопает его по плечу, улыбаясь. — Отличная погода, чтобы провести двенадцать часов на ногах, не правда ли? — она весело хмыкает, подмигивая. Её белоснежная блузка выглядит накрахмаленной до хруста.

— Всё хорошо, — заучено отвечает Ким, дёргая уголками губ.

Ничто не убедит его в обратном, даже мокрая каждую ночь от слёз подушка. У него всё отлично, и он всё делает правильно.

Всё так, как и должно быть.

***

Вечером, после смены, он выходит из ресторана, плотно запахивая куртку. Бумажный пакет с ужином приятно грел подмышкой — на кухне всегда что-то оставалось, сегодня это был кусок мясного пирога и тёплый салат с овощами. Тэхён начал в десять, проведя весь день на ногах, но всё равно вместо автобусной остановки выбирает пойти домой пешком, прикуривая на ходу — небольшой ритуал, которого он старался придерживаться, если не слишком вымотался. Уехав на другой конец города, его страх встретить Ыну или ещё кого-нибудь быстро пропал — легко прятаться, когда знаешь, каких мест и районов стоит избегать. Эл-Эй мягко шумел, прибывая в сонной неге: Ким заворачивает в парк, где обычно проводил время после работы, слушая город. Ближайшая скамейка привычно пустует — упав на неё, Тэхён вытягивает гудящие ноги, забираясь в свой пакет с едой, вгрызаясь в кусок пирога: сок от начинки течёт по пальцам вниз, на землю. Ночь спокойная и почти безветренная, совсем немного прохладная, и было что-то особенно приятное в этой одинокой тишине.

В наушниках вдруг начинает играть до дрожи знакомая песня, и он вздрагивает, замирая — Тэхён был уверен, что удалил её из плейлиста.

Это нечестно, чёрт возьми.

Он не должен вспоминать, как они слушали её на заднем дворе в одну из их летних ночей, но это сильнее его — вместе с первыми аккордами гитары воспоминания накрывают душной волной. В тот день миссис Чон осталась ночевать у подруги, и дом был в их полном распоряжении: Чонгук подпевал, отстукивая ритм по колену, улыбаясь немного застенчиво; его клетчатая чёрно-красная рубашка так хорошо смотрелась на нём. Тэхён пел вместе с ним, лениво потягивая пиво из банки, нарочно путая слова, из-за чего они оба громко смеялись, задыхаясь безмятежным счастьем.

Your smile sticks a kiss

That could stop it

Your smile sticks a kiss

That could stop it

«Твоя улыбка — как поцелуй», шептал много позже Чонгук, медленно двигаясь в нём, доводя до исступления.

Песня заканчивается, равнодушная к чужой тоске. Вытерев рот салфеткой, Ким бездумно комкает её, смотря прямо перед собой. Пальцы дрожат, вытягивая сигарету из мятой пачки: он прикуривает ни с первого раза, раздражённо цокая языком. Экран телефона горит цифрами «двадцать три сорок» — очередной день, похожий на предыдущий, как две капли воды, подходил к концу.

Через полчаса Тэхён падает в свою кровать, вытирая солёные разводы с лица рукавом пижамной рубашки.

Всё так, как и должно быть.

***

Всё монотонно повторялось: быстрый приём пищи, общественный транспорт, никотин перед началом смены, ягодная жвачка. После — иногда немного пива, иногда парк, учёба по вечерам. Сегодняшний день не был исключением — вбежав в ресторан, Тэхён здоровается с подрабатывающей на мойке рыжей девчонкой, отмечаясь в рабочем журнале под кивок менеджера. Переодевшись в форму в общей раздевалке, он закрывает лоб широкой тёмной повязкой, одёргивая чёрный фартук в конце, выходя в зал с нейтральной улыбкой.

— Тэ, займись пятым столом. Мы немного зашиваемся, парни ждут уже десять минут, — Оливия ловко расставляла тарелки по подносам, сохраняя ледяное спокойствие. Её очередная выглаженная блузка была мокрой подмышками, но ей было плевать — сегодня пятница, а вечер пятницы, это всегда немного сумасшествие. — Они примерно твои ровесники, думаю, проблем не будет.

Улыбка становится шире, а взгляд теплее. Развернувшись на пятках, Ким направляется к нужному столику, на ходу доставая из кармана фартука блокнот с ручкой. Зал набит битком: новое меню определённо пользовалось успехом, чаевые наверняка будут жирными, а ночь суматошной.

Он осознаёт, что перед ним Ыну, Чонгук и ещё двое незнакомых парней, только встав перед ними, неловко застыв — их взгляды с Чоном остро схлёстываются, рассыпаясь искрами. Это невозможно, заторможено думает Тэхён: они не в каком-нибудь сопливом ромкоме, Лос-Анджелес огромен и ресторан, чёрт бы всё побрал, на другом конце города. Что они вообще могли тут забыть? Но Чонгук действительно здесь, вскакивает из-за стола первым, опрокидывая салфетницу неосторожным движением рук. На нём куртка братства — точно такая же, как в их последнюю встречу, чёрные брюки карго, заправленные в высокие ботинки на шнуровке, и безразмерная футболка, доходящая ему до середины бедра. Волосы неаккуратно собраны на затылке — несколько прядей выбились из причёски, падая на лицо. Он смотрел яростно: желваки на его алых скулах ходили ходуном.

— Прошу прощения, — заторможенно моргнув, Тэхён делает шаг назад. Пальцы сминают лист блокнота неосознанно. — Я…я позову другого официанта, он подойдёт к вам через минуту.

Его губы сжимаются в жёсткую полосу, когда Ким поворачивается спиной, намереваясь малодушно сбежать: Оливия наверняка поймёт, если он попросит поменяться с кем-нибудь столами. Сердце стучало в висках набатом — Тэхён никогда не думал о том, что они вновь встретятся. Он не был готов к чужому гневу. И, хоть Чонгук и имел полное право ненавидеть его, столкнуться с этой ненавистью оказалось ошеломляюще…больно.

— Не смей, — голос Чона звенит сталью, рассекая воздух. Пальцы цепко сжимают локоть, дёргая бывшего парня на себя, словно тряпичную куклу. — Не смей снова убегать от меня, Ким Тэхён.

На них с любопытством поглядывала добрая часть посетителей — люди так падки на чужие драмы. Аромат духов забивается Тэхёну в ноздри: всё тот же привычный цитрус и перец. Всё то же привычное тепло, только руки в этот раз дарят не ласку. Что же, вполне заслужено, верно? Он не произносит ни единого звука, отводя взгляд — посмотреть в глаза Чонгуку было почти равносильно смерти.

— Извините, сэр, что тут происходит? — Оливия останавливается перед ними, легко склонив голову — они даже не заметили, как она подошла к ним. На её лице играла непоколебимая улыбка, но между бровей пролегла усталая складка. — Могли бы вы отпустить моего сотрудника?

— Простите, мэм, — Чонгук послушно разжимает хватку, отступая. Краска на его щеках становится ярче. — Я хотел бы поговорить с вашим официантом, если вы позволите.

— Ты знаешь этого человека, милый?

— Да, знаю, — слова даются с трудом, обжигая Тэхёну гортань. — Могу я выйти на десять минут? Пожалуйста.

— Только ни минутой больше, у нас полный зал. Воспользуйтесь служебным входом, сцены перед рестораном нам ни к чему, правда? — Оливия кивает в сторону, изогнув тонкие брови. — И никаких драк, если не хотите иметь дел с полицией, мальчики.

Они беспрекословно пересекают зал, опустив головы, будто нашкодившие школьники, игнорируя парочку всё ещё любопытных взглядов, в том числе и от персонала, направленных на них, выскальзывая на улицу: сердце Тэхёна трескается, когда Чонгук с силой разворачивает его к себе лицом, сжимая ворот форменной рубашки ладонью. Расстояние между ними ничтожно крохотно.

— Как ты мог так поступить? — голос Чона переливается болью, звуча так отчётливо среди мирного пятничного гула Эл-Эй: где-то вдали кричала сирена скорой помощи; кто-то громко смеялся через кирпичный невысокий забор, отделяющий задний двор от точно такого же заднего двора соседней вьетнамской лапшичной. Его тёплое дыхание, смешанное с мятной жвачкой, опаляет Киму горящие жаром скулы. — Почему ты пропал, чёрт возьми? Я искал тебя. Я чуть не сошёл с ума, думал, с тобой что-то случилось — может, тот мудак приехал в город или что-то ещё. Блять, я… — глаза Чонгука наполняются влагой, и Тэхён чувствует, как по его собственным щекам бегут слёзы. — Если ты разлюбил меня или нашёл кого-то другого, ты должен был сказать мне, как есть, Тэхён. Никогда не пропадай без объяснений, это безумно ранит. Я завалил в первом семестре все экзамены, потому что не мог думать ни о ком, кроме тебя. Жив ли ты вообще, мать твою, или тебя зарезали в том ёбаном районе.

Чонгук отпускает смявшуюся под пальцами ткань, делая шаг назад. Злость ушла, уступив место горечи: его влажные ресницы слиплись в уголках глаз от слёз, делая взгляд обезоруживающе пронзительным. Больше всего на свете Тэхён хотел бы утешить его, хотел бы, чтобы этих слёз никогда не было, но он не мог — их дороги не должны были пересечься опять, так будет лучше для всех. Когда-нибудь Чонгук поймёт это. Когда-нибудь он простит его.

— Мне… — Ким запинается, пытаясь унять дрожь в голосе, утирая тыльной стороной ладони лицо. — Мне жаль, что я доставил тебе проблем, но мне… мне нечего тебе сказать, Чонгук.

— Нечего сказать? — брови Чона взлетают вверх: он выглядит таким удивлённым. Обескураженным. Разочарованным. — Ты сейчас серьёзно? Тебе нечего сказать?

Тэхён поджимает губы; они солёные от слёз.

— Мне нужно работать, прости, — он отводит взгляд, гулко сглатывая. — Я должен идти.

— Я люблю тебя, чёрт возьми, почему ты говоришь всё это дерьмо? — Чонгук почти рычит, снова делая шаг вперёд. Воздух вокруг становится густым и тяжёлым.

Его слова бьют, словно пощёчины.

— Не говори так, — Тэхён не узнаёт собственный голос: он ломкий и тихий, совершенно разбитый. — Ты…

Ким не знает, что ответить, оглушённый услышанным — мысли разбегаются, наскакивая друг на друга.

Я люблю тебя. Я искал тебя. Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю.

Тэхёну кажется, что он бредит. Ему действительно нужно идти — их десять минут наверняка давно истекли, но его ноги словно вросли в дворовую плитку, не давая пошевелиться.

— Не говори так, — он зачем-то повторяет то, что уже сказал, сцепляя пальцы под фартуком с силой. — Прости, но сейчас не лучший момент для этого разговора. Мне правда пора.

Чонгук смотрит на него в упор, открывая рот, но вместо слов вырывается только выдох, наполненный болью: он разворачивается, уходя первым, больше ничего не сказав. Когда Тэхён всё же возвращается в зал, пятый стол уже занят шумной компанией из трёх девушек, вероятно, туристок — он слышит обрывки иностранной речи, кажется, испанской; яркий женский смех звенел колокольчиками.

— Ты в порядке? — Оливия подходит к нему, обеспокоенно хмурясь. На ней свежая блузка, а губы подкрашены блеском: видимо, вечерний ажиотаж немного спал, дав ей возможность привести себя в порядок. — Мудак бывший?

— Лучший, кто мог бы быть у меня, — горькая усмешка трогает губы Тэхёна, быстро сменяясь заученной дежурной улыбкой. — Извини за это. Он…не должен был оказаться здесь.

— В жизни постоянно случается разное дерьмо, всё нормально, — Оливия хмыкает, расправляя мятый воротник чужой рубашки. — Это место видело разборки и погорячее, поверь мне. А теперь иди работать, парень. У нас всё ещё дохрена дел.

Он задерживается до закрытия, толкая дверь ресторана в шесть сорок пять: рассвет мягко трогает улицы, заливая их калифорнийским солнцем, ослепляя его. Надвинув кепку низко на глаза, Тэхён идёт к остановке, находящейся совсем рядом, спрятав ладони в карманах куртки. Автобус приезжает ровно через семь минут — Ким успевает выкурить две сигареты подряд, воспалёнными от бессонной ночи глазами апатично рассматривая листовки, неаккуратно расклеенные тут и там: сдача комнаты, ремонт часов, розыск пропавшей собаки, чей-то номер телефона с двусмысленной подписью. В салоне, где он садится в самом конце, пусто и почему-то холодно, и Тэхён горбится, застёгивая ветровку под горло. Прислонившись лбом к стеклу, он наблюдает за ещё мирно спящим после пятничной ночи городом: на светофоре, сплетя руки в замок, целовалась парочка. Ярко-красные волосы девушки небрежно трепал ветер, делая их похожими на непослушные языки пламени. Они выглядели счастливыми, держась так крепко друг за друга.

Тэхён закрывает глаза, сглатывая ком в горле.

Выйдя на одну остановку раньше, он открывает дверь маленького круглосуточного магазина плечом, прямиком направляясь к полкам с алкоголем — взяв банку Бад, Ким расплачивается наличкой, выдавливая крохотную улыбку пожилой хозяйке, стоящей за кассой — зимой ему исполнилось двадцать один, так что это больше не было проблемой. Тёплое пиво тошнотворно на вкус, но Тэхён всё равно открывает банку сразу, как только выходит обратно на улицу, делая небрежный глоток. Ветер касается и его волос, забираясь под ворот куртки. Он отчаянно пытается не думать о том, что произошло несколько часов назад, топя навязчивые мысли в горьком солоде, но ожидаемо проигрывает: большие влажные глаза, полные слёз, всё ещё как будто смотрели на него, пробирая насквозь тоской. Чонгук. Он так сильно ранил его, причинил столько боли — осознание этого душило практически буквально. Всё должно было быть совсем не так, совсем, ведь это был просто летний роман, безрассудное увлечение.

«Я искал тебя»

«Я не мог думать ни о ком, кроме тебя».

«Я люблю тебя»

Пиво встаёт в горле очередным комом, и Тэхён выкидывает недопитую банку в урну, облизывая потрескавшиеся губы. На крыльце дома, свернувшись в клубок, дремала бездомная дворняжка — он аккуратно обходит её, чтобы не разбудить.

Тэхён засыпает беспокойным сном через двадцать минут, упав на кровать без сил.

Его щёки мокрые.

***

Ыну приходит в ресторан на следующий день, занимая столик у окна — Оливия хмыкает чему-то своему, кивая в его сторону, делая правки в утреннем отчёте. Ким наблюдает за тем, как Чха всматривается в меню, сощурив глаза, пряча непрошенную улыбку под непоколебимой маской. Поправив туго затянутый фартук, он подходит к нему через пару минут, не выражая в этот раз никакого волнения, переворачивая страницу своего блокнота для записей.

— Добрый день, сэр, уже определились с выбором?

— Привет, Тэхён, — Ыну поднимает на него взгляд, смотря внимательно. Его карие раскосые глаза серьёзны, но тон голоса мягкий. — Да, определился.

Чха заказывает стейк и кофе, не говоря больше ничего лишнего. Он выглядит немного напряжённым, разрезая ножом мясо, и съедает только половину порции, уходя примерно через полчаса, как переступил порог заведения, накинув на голову капюшон толстовки. На столе, под тарелкой, Тэхён находит чаевые и салфетку, на которой размашистым почерком написано десять цифр и лаконичное «Объяснись с ним, пожалуйста» под ними, комкая её сразу же.

Это было ни к чему, он помнил номер Чонгука и так.

— Эй, выглядишь паршиво, — Карен, его напарница, звучит немного встревожено, проворно убирая соседний стол. Очевидно, она видела больше, чем ей хотелось бы. — Подменить тебя завтра?

— Я… — Тэхён осекается, замолкая. Он действительно устал, и той пары часов сна, что он успел урвать утром, было совсем недостаточно. Ему была нужна передышка, в том числе и эмоциональная, хотел Ким того или нет. — Да, если не трудно.

— Без проблем, — девушка поднимает поднос, полный грязной посуды, словно пёрышко. — Ты столько раз выручал меня, красавчик, теперь моя очередь помочь тебе.

Несмотря на усталость, после смены он меняет привычный маршрут, садясь на автобус до Венис-Бич. На пляже шумно и многолюдно в субботу, и это именно то, что ему нужно, чтобы хоть немного отвлечься. Взяв сэндвич и колу в уличном киоске на набережной, Тэхён скидывает обувь через пятки, наступая на мокрый и прохладный песок, подходя ближе к океану. Мелкие волны приветливо лижут ноги: вода ледяная в это время года, но ему наплевать. Развернув пергаментную бумагу, он кусает сэндвич, пачкая губы горчичным соусом, вглядываясь в бесконечность горизонта.

«Объяснись с ним, пожалуйста», назойливо стучало в голове, сдавливая виски.

Конечно, Ыну не мог оставить всё так, сложно представить друга лучше, чем он. Конечно, Чха также был прав, Чонгук заслуживал объяснений. Чонгук заслуживал не быть разбитым. Он заслуживал всего самого лучшего, Тэхён был уверен в этом. И в это лучшее не вписывался он сам, но…

«Я не мог думать ни о ком, кроме тебя».

«Я люблю тебя».

Это сводило с ума.

Мимо него пробегает девушка, играя со своей собакой, громко смеясь под заливистый радостный лай, и Ким вдруг понимает, что сам не смеялся очень давно. Полгода, как.

Этой ночью Тэхён не может уснуть до утра.

***

Ыну возвращается в середине следующей недели, ближе к вечеру, занимая тот же столик у окна, что и в прошлый раз. Среда всегда была спокойным днём по непонятной никому причине, и ресторан был практически пуст, что давало возможность официантам немного выдохнуть, переговариваясь у бара.

— Этот парень преследует тебя? — Карен стучит пальцами по гладкой поверхности барной стойки, наблюдая за залом с ленивой улыбкой. — Он приходил на прошлой неделе, я помню его.

— Нет, всё нормально, мы знакомы, — Тэхён разглаживает фартук, неестественно выпрямляя спину. — Я займусь им, это мой стол.

Карен кивает, слегка сощурив глаза: она как будто хочет сказать что-то ещё, но в итоге только улыбается, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо.

В этот раз Ыну заказывает бургер, фри и клубничный лимонад, но еда снова остаётся едва тронутой, что почти оскорбительно — их повар хорош. Под тарелкой также лежат чаевые, а на бумаге та же просьба.

«Объяснись с ним, пожалуйста», врезается в сердце Тэхёна острыми ножами.

Он рвёт салфетку, тихо выдыхая.

Нет ничего удивительного в том, что в субботу Чха переступает порог ресторана, стряхивая дождевые капли с куртки братства небрежным движением плеч. Сегодня зал полон — шёл дождь, но жителей Лос-Анджелеса, кажется, это мало волновало. Тэхён трёт переносицу пальцами, смотря на то, как Ыну оглядывается в поиске свободного места, поджимая губы.

Так больше не могло продолжаться, чёрт возьми.

— Пошли, — он ловит Чха под локоть до того, как тот успевает дойти до одного из неприметных свободных столов в самом углу зала, не забывая сохранять приветливую улыбку. — Пошли поговорим, Ыну.

Они выходят через чёрный вход на задний двор, прячась под крышей. Тэхён смотрит прямо, сжав губы в тонкую линию.

— Чего ты хочешь? — спрашивает он, понижая голос. — Чего ты добиваешься, Ыну?

— И тебе привет, парень, — Чха улыбается. Ким ищет враждебность в чужом взгляде, но её нет. — Нравится ваша стряпня.

— Ха, ты её даже не доедаешь. Серьёзно, что тебе нужно?

— Чтобы мой лучший друг снова был счастлив со своим парнем, полагаю.

Тэхён хочет возразить, но ему не дают вставить и слова: Ыну делает жест рукой, запрещая говорить.

— Послушай, Тэ, я знаю, что ты сейчас скажешь — что у тебя нет денег, что ты его недостоин и всё остальное. Херня полная. Если ты не заметил, нам плевать на это. Мой отец практически банкрот: его бизнес прогорел, из-за чего мама работает почти без выходных, берясь за все дела, которые на неё вешают, а двоюродный брат Чонгука лежал в рехабе после передоза героином, его чудом откачали — мы не из идеальных семей, да и сами далеко не святые. Я не знаю, почему ты сбежал из дома, но нужно иметь стальные яйца, чтобы проделать такой путь автостопом в одиночку. То, что ты не закончил колледж, не делает тебя плохим человеком — ты работал всё лето, пока мы с Чонгуком курили травку и страдали хернёй, так что я не сомневаюсь в том, что миссис Чон гордится тобой больше, чем одним распиздяем, влюблённым в тебя по уши. Поэтому достань уже голову из задницы и позвони ему, пока мы ещё не вернулись с каникул в кампус, окей? Хотя бы объясни ему, почему ты пропал, он сходит с ума от этой неопределённости.

Тэхён смотрит на Ыну, всё также плотно сжав губы, но его сердце, такое глупое сердце, дрожит. Он кивает, не решаясь нарушить молчание, боясь услышать собственный голос.

 — Спасибо, — Чха ярко улыбается, хлопая его по плечу. Дождь успокоился, оставляя воздух свежим и влажным, а небо чистым. — Спасибо, парень.

Ыну обнимает его, прежде чем уйти.

Тэхён возвращается домой в восемь вечера, вымотанный людьми и мыслями.

Приняв душ, он собирает волосы в маленький хвостик, привычно оставляя повязку на раковине, выдёргивая из шкафа выцветшую футболку с Ramones. В холодильнике стоит бутылка яблочного сидра — Ким достаёт её, с глухим стуком опуская на стол. Его кухня чертовски маленькая: сев на высокий табурет, он опускает локти на столешницу, подперев подбородок рукой. В миске со всякой всячиной лежит открывашка — Тэхён берёт её в руки, открывая сидр с характерным хлопком. Первый глоток приятно оседает во рту сладко-терпким привкусом яблок. На третьем он заходит в сообщения, вводя нужные цифры: пустое диалоговое окно кажется нелепо-смешным, но Ким одёргивает футболку ниже, закрывая колени, и, игнорируя спазм в желудке, начинает печатать, ощущая жар на скулах.

 «Привет. Это я, Тэхён»

«Понимаю, что не имею права просить у тебя прощения, и, я не буду этого делать, я его не заслуживаю, но позволь мне всё объяснить»

«Просто хочу, чтобы ты знал — никогда не было никого кроме тебя, Чонгука. Ты — весь мой мир»

«Но я так испугался. Наши отношения, чувства — всё это казалось чем-то практически нереальным. Я сильно облажался. Боялся поверить тебе, довериться. Выбирал и думал за тебя. Не смог найти смелости сказать всё это тебе в лицо. Был худшим парнем, полагаю»

«Мне так жаль. Мне чертовски жаль. Меньше всего я хотел причинить тебе боль»

Отложив смартфон в сторону, он допивает свой сладкий сидр в несколько крупных глотков. Тэхён ничего не ждёт, и так оно и происходит — телефон молчит.

Разбить чужое сердце ничего не стоит.

Забавно, он так хотел, чтобы Чонгук забыл его, двигался дальше, но, когда тишина обрушивается на него, сдавливая плечи, это заставляет его сердце осыпаться стеклом.

Но ведь всё так, как и должно быть, да?

***

Апрель тёплый. Ветер мягко трепет Тэхёну волосы, путая пряди, пока он прикуривает, зажав сигарету между губ. В парке много людей — бросив плед на сочный газон, Ким садится под одну из пальм, облокачиваясь спиной о ствол дерева. Закатное солнце ярко заливает горизонт — в Калифорнии действительно всегда солнечно. Повернув кепку козырьком назад, Тэхён достаёт из рюкзака учебник, вздыхая — если он хочет попытаться вернуться к учёбе в следующем году, ему стоит заниматься больше.

Телефон вдруг оживает, начиная вибрировать, и Тэхён выуживает его из заднего кармана джинс, видя на экране незнакомые цифры.

Что-то заставляет его принять вызов, прижав смартфон к уху плечом.

 — Слушаю, — бормочет он, делая короткую затяжку. Пепел с кончика сигареты падает ему на носки кед, и Ким хмыкает, растирая его большим пальцем по ткани. — Кто это?

— Тэхён, этот миссис Чон, — в трубке раздаётся приглушённый вздох. — Юджин.

Тэхён замирает — его сердце, давно расщеплённое на атомы, отдаёт тупой болью в груди. Голос был действительно знакомым, и в нём звучала мягкость, хотя он совсем не заслуживал её.

— Здравствуйте, — он отвечает осторожно, отгоняя беспокойство прочь. — Откуда…у вас мой номер? Что-то случилось?

— О, ничего такого, милый. И нет ничего невозможного для матери, — слова Юджин вызывают у него слабую улыбку: хотел бы он знать, но его матерям — и биологической, и приёмной, было на него наплевать. — Ну, или кто-то не очень умный оставляет свой телефон там, где не следует… Это не важно, Тэтэ. Чонгук приехал на выходные домой, зайдёшь в гости?

Ким смотрит на алую линию заката — ему кажется, что горизонт весь залит его кровью.

Видимо, она не знала.

— Э-э-м… — запнувшись, он прокашливается, растеряно делая затяжку уже тлеющей сигаретой. Никотин горчит на кончике языка. — Мы с Чонгуком давно расстались, он вам не говорил? Не думаю, что это хорошая идея.

— Знаешь, я никогда не видела своего сына счастливее, чем когда вы были вместе. Конечно, этот паршивец мне ничего толком не сказал, да и это меня не касается, но с момента его отъезда в колледж, я больше не видела его таким. Даже не помню, когда он в последний раз улыбался, — Юджин глубоко вздыхает, и Тэхён слышит, как по ту сторону трубки тоже щёлкает зажигалка. — Пожалуйста, дорогой, приезжай. Уверена, ты придумаешь что-нибудь.

Совсем не похоже на слова той, кто не хотел бы принимать его.

— Хорошо. Я что-нибудь придумаю, миссис Чон.

***

Тэхён стирает около пятнадцати сообщений, прежде чем его разум сдаётся.

«Хочешь прогуляться? Я у твоего дома», отправляет он в итоге, кусая губы.

Свет на первом этаже загорается спустя всего пару минут, и Ким видит Чонгука в окне гостиной, с взлохмаченными волосами, торчащими в разные стороны, и телефоном в руке.

Несмотря на расстояние, разделяющее их, их взгляды сталкиваются.

Сердце Тэхёна ударяется о грудную клетку, заходясь в частом ритме: он неуверенно поднимает ладонь, делая приветственный жест, лопая кислотно-зелёный пузырь яблочной жвачки.

Чон скрывается за шторой, перед этим робко ответив тем же.

Проходит двадцать минут, не меньше, но входная дверь всё же открывается: Чонгук, уже с собранными на затылке волосами и в чёрных джинсах, плотно сидящих на его бёдрах, выходит из дома, на ходу запахивая клетчатую рубашку. Серая футболка под ней, конечно же, велика ему.

— Привет, — он останавливается близко, позволяя различить цитрусовый аромат его одеколона, переминаясь с ноги на ногу, покачиваясь на пятках. Тэхён смотрит на него, прикусывая нижнюю губу, и Чонгук задерживается взглядом на чужих красных губах чуть дольше, чем следовало бы. — Сегодня идёт марафон Звёздных войн, хочешь посмотреть?

— Привет, — Тэхён не фанат франшизы, отнюдь, но это не имело значения, совсем: он помнил, что Чонгук любил её. — Я не против, давай посмотрим.

Между ними повисает мягкая пауза с той самой нежной неловкостью, которая окрашивает щёки теплом: Чон достаёт ключи от Форда из кармана барсетки, переброшенной через плечо, алея скулами.

— Тогда поехали, мал… — он осекается, прочищая горло. — Нужно взять напитки, да?

Ким кивает, краснея в ответ.

**

Тэхён ожидает, что они поедут в Санта Монику, как и всегда, но Чонгук отвозит их в один из автокинотеатров, расположенный в Западном Голливуде, и это означало, что впереди у них было несколько часов в замкнутом пространстве салона автомобиля — его ладони предательски потеют, когда он понимает это, зажимая ведро солёного попкорна между ног, смотря на огромный экран через лобовое стекло: они успели как раз к началу третьей части. Машины рядом стояли плотно, создавая приятный гул, доносящийся из опущенных вниз боковых окон. Обхватив губами трубочку, Тэхён делает глоток колы, позволяя сахару удвоить его нервозность.

— Если станет скучно, можем заняться чем-нибудь другим, — Чонгук отправляет в рот горсть своей жареной кукурузы, улыбаясь глазами. Вероятно, он тоже помнил о предпочтениях своего бывшего. — Покататься по городу или съездить на пляж, без разницы.

— Тебе нравится этот фильм, — Ким пожимает плечами, тоже улыбаясь. — Может, эта часть не такая уж и дерьмовая.

— Эй, это лучшая часть, засранец, — Чонгук смеётся, и его колено врезается в колено Тэхёна, вызывая обоюдную волну тепла под кожей. — Не будь таким грубым, любитель претензионных драм.

Младший весело фыркает, ничего не отвечая.

«Даже не помню, когда он в последний раз улыбался», проносится в его голове голосом миссис Чон, заставляя счастье скрести где-то под рёбрами — видеть улыбку Чонгука и слышать его смех было так хорошо.

Улыбаться самому — тоже.

Где-то в середине второго фильма он предсказуемо засыпает, уронив голову на грудь, просыпаясь позже, уже на титрах, от мягкого прикосновения к своему плечу.

— Эй, просыпайся, — пальцы Чонгука касаются ласково, совсем не так, как месяц назад, и эта разница отзывается обоюдным трепетом внутри. — Я не знаю, где ты живёшь. Куда мне тебя отвезти?

— Чёрт, прости, я плохо сплю в последнее время, — Тэхён трёт лицо ладонями, смаргивая остатки сна. Стыд окрашивает кончики его ушей в красный цвет: как он мог отключиться, если сам предложил встретиться? — Это не обязательно, я могу взять такси или найти автобус, не стоит тратить вечер пятницы на меня.

— О, замолчи, — Чон фыркает, закатывая глаза. — Просто назови адрес, Тэ.

— Я живу в Даунтауне, в паре кварталов от ресторана, где…ты видел меня. Это довольно далеко.

— Всё ещё не понимаю, в чём проблема, малыш, — ласковое прозвище всё-таки срывается с губ старшего, звуча так правильно. Чонгук нажимает на кнопку, опуская боковое стекло ниже, позволяя тёплому влажному воздуху забраться в салон, улыбаясь открыто. — Пристегнись.

Мотор Форда тихо урчит, когда машина трогается с места.

***

Спустя примерно час пути Чонгук паркуется напротив подъезда Тэхёна, безуспешно пытаясь подавить зевок.

— Это мой дом, — зачем-то говорит очевидное Ким, прикусывая щёку изнутри. Воздух становится тяжёлым и липким, и тишина застывает удушливым кольцом. Делать и дальше вид, как будто не было этих семи месяцев разлуки и дерьмового расставания, было попросту глупо — им необходимо поговорить, поэтому Тэхён добавляет, опустив взгляд на колени: — Хочешь подняться? Уже поздно, можешь переночевать у меня. В холодильнике есть пиво.

— Да, хочу, — конечно, на самом деле, всё было не совсем так — время едва перевалило за час ночи, но Чонгук кивает, даже не задумываясь, всё-таки широко зевая. — Чертовски хочется пива после того, как ты опять опустил мой любимый фильм, знаешь ли, — добавляет он после, весело хмыкнув.

Тэхён смеётся, дёрнув плечом: напряжение становится менее отчётливым, позволяя выдохнуть.

— Если немного пройдёмся, то дойдём до магазина. Чипсы и всякая дрянь, как тебе?

Чонгук снова кивает, отстёгивая ремень безопасности, и Ким повторяет за ним, первым выходя из машины. Они идут до круглосуточного, перебрасываясь незначительной болтовнёй, не обращая внимания на ту недосказанность, что витала над ними. Хозяйка магазина встречает их пытливым взглядом серых уставших глаз, наклонив голову: это первый раз за всё время, когда Тэхён приходит не один. Хмыкнув, Ким сгребает с полки две пачки Лейс с солью и одну с беконом, прижимая их к груди под смешок своего спутника.

— У нас будет углеводная кома, ты это понимаешь, да? — несмотря на свои слова, Чонгук пробивает на кассе кислый Скитлс и два шоколадных батончика, открывая один сразу же. Второй он кладёт Тэхёну в карман его джинсовки, и тот также отправляет сладость в рот под ещё один смешок Чона.

На улице Ким закуривает, и Чонгук тоже просит сигарету: Тэхён поджигает ему её, и их взгляды снова сталкиваются, цепляясь друг за друга. Неопределённость между ними становится слишком явной.

— Чонгук, — Тэхён выпускает дым, опуская глаза. Ночь была тёплой и на удивление тихой для пятницы, почти безмятежной. — Я…

— Эй, не надо, — Чон мягко улыбается, крепко затягиваясь. — Я знаю, что ты хочешь сказать, но тебе не за что извиняться — в твоём страхе и неуверенности нет твоей вины, мне хватит и того, что ты написал месяц назад. Я не ответил тогда, потому что мне было нужно время, но сейчас мы тут, вместе, и это всё, что имеет значение, разве нет?

 «Ты не можешь быть настоящим», хочет ответить Тэхён, но слова застревают в горле, а щёки печёт теплом.

Остаток пути они не разговаривают, но молчание больше не доставляет беспокойства.

Квартира встречает их тишиной.

— Ты живёшь один? — Чонгук сбрасывает обувь, оглядываясь.

Прихожая крохотная, и они еле помещаются в ней вдвоём, почти толкаясь.

— Да, — Ким вешает куртку на крючок, жуя нижнюю губу. — Как видишь, тут сложно заблудиться. Кухня там, можешь пока взять пиво. Я сейчас.

Он сбегает в ванную, выкручивая кран с холодной водой, и ледяные капли текут по его шее вниз, под футболку, из-за того, как неаккуратно Тэхён ополаскивает лицо, вынуждая вздрогнуть. Как итог его футболка безобразно мокрая, и он снимает её, вытираясь ей же, ёжась от мурашек, переодеваясь в растянутую домашнюю кофту для сна. В отражении зеркала на него смотрел испуганный пацан, всё ещё с красными скулами и неестественно белым лицом.

Разве он заслуживал прощения так легко?

Разве он вообще заслуживал его?

Мысли в голове вились беспокойным роем, но Тэхён заставляет себя успокоиться, открывая дверь ванной комнаты. Чонгук крутил в руках открытую банку пива, когда он переступает порог кухни.

— Извини, что заставил ждать, — бормочет Ким, доставая Гиннес. Первый глоток приятно бьёт по нервам.

— Ничего. Что это за книги на столе?

— Я решил попробовать вернуться в колледж в следующем году — учебники для подготовки, взял их в библиотеке.

— Классно, — Чон улыбается искренне, и сердце младшего сгорает от нежности. — Ты молодец, Тэтэ. Уверен, всё получится.

— Спасибо, — Тэхён понимает, что его лицо идёт алыми пятнами. — А что с твоим поступлением в универ после выпуска? — добавляет он тише.

— Я смог убедить отца, что могу быть хорошим специалистом и без степени магистра. Ма была на моей стороне, поэтому у него не было никаких шансов — иногда она может быть очень настойчива.

Ким выпивает половину бутылки в несколько крупных глотков, наблюдая, как Чонгук открывает чипсы, запуская пятерню в пакет, отправляя жаренный картофель в рот.

— Она позвонила мне сегодня, — сознаётся он. — Сказала, что ты приехал на выходные и что я должен что-нибудь придумать.

— Знаю, — усмехнувшись, Чонгук отставляет пустую банку в сторону, и Тэхён достаёт ему новую, открывая её о угол столешницы. — Мы успели поругаться с ней из-за этого перед моим выходом из дома, но сейчас я благодарен ей, — помолчав, Чон говорит то, что заставляет их двоих вновь покраснеть: — Иди ко мне. Так хочу обнять тебя.

Эти объятия ощущаются, как дом. Как ласковые лучи солнца, согревающие во время долгой прогулки на морозе. Они крепкие, с привкусом тоски и боли, которую им обоим пришлось перенести, но со сладким послевкусием счастья, которое накрывает их с головой. Губы находят друг друга жадно, и поцелуй опьяняет куда быстрее, чем алкоголь.

— Прости меня, — всё же шепчет Тэхён между вздохами кислорода. — Мне так жаль. Мне так чертовски жаль.

Чонгук целует крепче, пока словам не остаётся места.

Проходит практически час, наполненный долгими доверительными разговорами и поцелуями, и они всё же собираются спать — спальня тоже крошечная, чуть больше кухни, с матрасом, лежащим прямо на полу вместо кровати, но им всё же удаётся устроиться вместе, переплетясь в жаркий комок.

— Тут мило, — весело говорит Чон, оставляя смазанный поцелуй под чужой нижней губой, легко кусаясь.

— О, да неужели, — Ким давит смешок, прижимаясь ближе, и их дыхания смешиваются.

— Правда.

Тихий, разморенный сонливостью и уютом смех наполняет комнату, прерываемый звуком очередного поцелуя, который становится всё более настойчивым с каждой секундой — они так изголодались друг по другу. Чонгук забирается ладонями Тэхёну под кофту, пробегая пальцами по выступающим рёбрам, опускаясь ниже, по тёмной дорожке волос, до кромки белья.

— Хочешь кончить? — горячо шепчет он, оставляя багряные метки на шее. — Хочешь кончить, малыш?

Тэхён кивает, тяжело дыша, и Чонгук заправляет волосы ему за уши, улыбаясь.

— Такой красивый, — снова шепчет Чон, скользя ладонью под резинку боксеров, смыкаясь под головкой тугим кольцом, отодвигая крайнюю плоть. Капля смазки пачкает ему пальцы. — Самый красивый мальчик, ты знаешь это? Блять, как же сильно я по тебе скучал.

Им не требуется много времени — Ким кончает спустя всего пару минут, закрывая горящее лицо руками. Его ресницы влажные, но эти слёзы наконец-то приносят ему облегчение.

— Прости, — Тэхён вытирает лицо рукавом своей кофты, морщась. — Чёрт, прости, я разревелся во время секса, я просто ничтожный, я…

Чонгук закрывает ему рот поцелуем, на контрасте нежным до дрожи, и Тэхён понимает, что не только его щёки мокрые.

Когда они наконец-то засыпают, так и не приняв душ перед этим (о чём, конечно же, обязательно пожалеют утром), каждый из них знает, что их дороги пересеклись вновь, вплетаясь в судьбы друг друга крепко.

Вероятно, первая любовь всё же могла быть счастливой, и вселенной придётся смириться с этим.

Послесловие (май)

***

До колледжа Чонгука был всего час езды, но сидя на заднем сиденье машины его отца, Тэхён был уверен, что это целая вечность. Ким ёрзает на своём месте, смотря на оживлённую магистраль, невольно вспоминая, как год назад он вышел на шоссе в Ричмонде с рюкзаком наперевес и семью тысячами долларов — это всё, что у него получилось накопить, имея только одно желание — убежать как можно дальше. Тогда ему было двадцать — он был легкомысленным (как он сам считал), сломанным, одиноким. Сейчас ему двадцать один, и он едет на выпускной своего парня с его родителями — пожалуй, его американская мечта всё же сбылась. Тэхён не имеет ничего против автобусов, но отказать миссис Чон оказалось непросто — эта женщина действительно могла быть очень настойчива, если чего-то хотела.

— Милый, мы почти приехали, — говорит она с улыбкой, ловя взгляд Тэхёна в зеркало заднего вида. Мистер Чон улыбается тоже, и Ким краснеет, пунцовея щеками.

Возможно из-за того, что на прошлой неделе они с Чонгуком немного увлеклись, целуясь вечером у бассейна, заняв один лежак на двоих: Тэхён сидел на своём парне верхом, запустив ладонь ему под рубашку, легко покачиваясь на его бёдрах. Они были увлечены, как могут быть увлечены только влюблённые идиоты, совсем позабыв, что отец Чонгука наконец-то вернулся из очередной командировки пару недель назад, и был этим вечером дома. Чонгук вообще не должен был приезжать за неделю до выпуска, но он приехал, и они целовались в достаточно компрометирующей позе, молодые и бесстыдные.

Когда мистер Чон вышел на задний двор, видимо, чтобы освежиться, то наткнулся на этих детишек, занятых друг другом.

— О, — только и сказал он, застывая с газетой, зажатой в руке. — Как понимаю, тут немного занято.

Тэхён скатился с Чонгука за секунду, падая на задницу — его щёки были ярко-красными, а волосы в полном беспорядке.

Чонгук звонко рассмеялся, оборачиваясь. Его лицо тоже было алым.

 — Да, тут занято, отец. Прости.

— Паршивцы, — совершенно беззлобно бросил мужчина. — Для секса есть спальня, Чонгук. В крайнем случае, твоя машина.

— Мы не занимались сексом, — младший Чон хмыкнул, и Ким покраснел ещё сильнее. — Просто поцелуи, па.

— Если решите им заняться, я предпочел бы этого всё же не видеть. Думаю, мама тоже.

После того, как мистер Чон ушёл, Тэхён забрался на Чонгука обратно, напоминая взъерошенного птенца.

— Твой отец довольно прямолинейный. Это пугает.

— Ага, есть такое, — Чонгук подцепил край футболки, ухмыляясь. — Как насчёт секса в моей комнате? Или машине?

— А ты сможешь быть тихим, Чонгука? — Ким покачивается на крепких бёдрах, и Чон притягивает его за подбородок для очередного бесстыжего поцелуя.

— Не уверен, я не видел тебя почти месяц, — выдыхает он в искусанные приоткрытые губы. — А ты?

— Тоже. Тогда пошли, покатаемся?

Они катались тогда до утра. Секс на пляже совсем неплох, когда вам двадцать, как им удалось выяснить.

**

Через полтора часа Тэхён видит Чонгука в синей с золотым мантии его факультета и в характерной четырехугольной шапочке с кисточкой, на сцене, принимающего диплом от своего декана — Юджин вытирает слёзы, обнимая Кима за плечи, и он улыбается ей ярко, тоже чувствуя влагу на кончиках ресниц. Рядом стоял Чимин с Хосоком — Чонгук сохранил их номера ещё летом, когда они приезжали в Эл-Эй, и они общались всё это время — Тэхёну пришлось постараться, чтобы вернуть их доверие, но оно того стоило.

Чон подходит к ним спустя пятнадцать минут, держа диплом подмышкой, за что получает подзатыльник от отца под общий смех, обнимая сперва родителей, а потом своего парня, целуя его у всех на виду.

— Вы такие женатики, — Пак фыркает, получая свои объятия. — Отлично выглядишь, Гуки. Поздравляю с окончанием учёбы.

Счастье точно ощущалось именно так.

Намного позже, уже вечером, на вечеринке в кампусе, Чонгук утягивает Тэхёна на улицу покурить, сжав в объятиях: они оба достаточно пьяные, чтобы споткнуться о маленький каменный бордюр клумбы, взрываясь смехом, но недостаточно, чтобы упасть. Им приходится уйти за корпус, в укромный уголок, где старший достаёт из заднего кармана своих рваных чёрных джинс, в которые он успел переодеться, пачку сигарет, выдыхая Тэхёну у на ухо:

— Они с травкой. Только тихо, это для нас с тобой.

Ким давится смешком, беспокойно вертясь в объятиях, и Чонгук целует его в изгиб шеи, не торопясь раскуриваться.

— Я хочу спросить тебя кое-о-чём, Чонгука, только не злись, ладно? — Чон оставляет ещё один поцелуй, утвердительно мыча. — Что за девушка была с вами на вечеринке братства в прошлом году?

— Девушка?

— Да. Длинные обесцвеченные волосы, невысокого роста, симпатичная.

— Обесцвеченные волосы? — Чонгук наконец-то зажимает губами самокрутку, щёлкая зажигалкой. — Хм, наверно, ты говоришь про Сонэ. Это двоюродная сестра Ыну, она учится на третьем курсе.

— Сестра Ыну? Но она не тусовалась с нами летом.

— Они не очень ладят, её и сегодня нет, хотя это выпускной её брата, — Чонгук выдыхает дым Тэхёну в волосы, губами снова касаясь шеи. — А что, собрался к ней подкатить?

Ким хмыкает, покачиваясь в кольце рук. Каким же идиотом он всё-таки был.

— Не знаю, у меня никогда не было девушки. Может, стоит попробовать, как думаешь?

— Засранец, — Чон кусается, свободной ладонью забираясь Тэхёну под рубашку. — Хуёвая идея, малыш. Не одобряю.

— Правда? Ну, как скажешь.

Они возятся, пьяно смеясь.

— Могу я спросить ещё кое-что?

— Если это не вопрос про других парней, к которым ты собрался уходить, то да.

— Когда ты подобрал меня тогда на дороге, что первое ты подумал обо мне?

— Что ты чертовски красивый. И что я хочу поцеловать тебя, но это будет сексуальное домогательство. А что?

Тэхён тихо смеётся, отбирая самокрутку: он глубоко затягивается, выпуская дым кольцами, разворачиваясь к Чонгуку лицом.

— Ничего, — их губы снова привычно близко. — Я подумал тоже самое о тебе. Просто хотел убедиться, что наши мысли совпадали уже тогда.

Чонгук заправляет волосы Тэхёну за уши, прежде чем поцеловать — всё ещё его любимая привычка.

Они оба знают, что нашли свою дорогу. И, даже если путь будет тернист, они не сойдут с неё.