Военный конфликт разгорался каждый месяц с новой силой, за прошедшие пять лет в ожесточение добровольно вошли более двенадцати стран, прячась под масками благодетелей. И лишь пять, включая великую Империю, что держалась из последних сил, вели открытый огонь. Семьи были вынуждены покидать свои родные края, чтобы не оказаться под ударами. Но между собой недолго находят общий язык, сходясь в единой радости за детей и взаимоподдержке – больше у них ничего не было. Увы, никто не знал что будет завтра и стоит ли вовсе надеяться на спокойное пробуждение. Все лишь молят Богов о пощаде, которые оказались столь беспощадны к мирным жителям. Тëплое майское солнце согревает тело после суровых холодов, полностью олицетворявших события ушедшей зимы. Хладнокровные и закалённые военные ступали на чужие земли, молодые отличались излишними эмоциями, из-за чего пали многие.

Особенно отчаянные солдаты втягивали в кровавую бойню собственных детей, вверяя важность победы своей страны.

Однако многие детишки резвятся на улице, шустро играют и падают на свежую траву. Взор неопрятного мальчишки пал на еле видный, одинокий силуэт, сидящий за деревом. По виду можно было допустить мысль, что они ровесники. Какавача не обладал материально благами, однако ему была привита самая светлая черта – любовь к миру и своей семье. Ни за какие деньги невозможно купить её, а отнять – запросто. Юный мальчишка верил, что однажды они обретут всë на свете и станут ещё счастливее.

С разладом во власти Родины от привычной идеологии Порядка не осталось ничего, а правитель их земель был отвратительным фанатиком, яро верующим в падение своего Бога – опустил руки в самый ответственный момент, покончив с собой. Ровно год назад, тем же майским, но морозным утром поступило официальное сообщение о кончине страны. Больше еë не существовало, и те, кто встанет и бросит всë, сумеет спастись – на землю ступили новые бойцы. Семья с двумя истощёнными детьми была вынуждена покинуть добрые края в кратчайшие сроки и отправиться кочевать близь обеспеченных людей – иного спасения у них быть не могло. Какавача никогда не терял улыбки из-за чëрствых слов детей и высокомерных вздохов взрослых, в свои семь он отчётливо помнит истошные стоны боли и кровавые лужи повсюду. Как ножки еде поспевали за семьёй. Сейчас он выражал интерес ко всему живому и без предлогов любил родителей с сестрой, осознанно боялся потерять то, что имел. Именно поэтому мальчишка тихо подходит к новому знакомству, явно игнорирующего окружающий мир, посвящая себя толстой книге.

До чего же он выглядел аккуратно! Даже страницы листал, будто они состояли из песчинок и вот-вот развалились бы от неловкого прикосновения.

— Меня зовут Какавача, а тебя? – озаряющая улыбка расплылась чуть до ушей, а звонкий голос сумел зацепить юного отшельника. Однако, ответа не поступало, золотые глаза невинно смотрели на инициатора диалога, а ручки робко сжимали чтиво.

— Его зовут Воскресенье, а я – Робин! – выбежала маленькая девочка. На вид хрупка, но глаза выдавали стальную волю и сильный характер, – Я и мой старший брат можем дружить с тобой. Он немного тихий, но всегда защитит меня! Воскресенье, хотя бы посмотри на нас.

Какавача засиял ещё ярче и принялся разглядывать новых друзей уже с меньшим опасением. Глаза искрились при виде добродушной девочки.

Выглядели брат с сестрой, словно ангелы, спустившиеся прямиком с небес – именно такое Какавача имел представления о них с рассказов матери. Кисти художников плавно текли по иконам, а проявляющиеся образы впивались в разум, будто вовсе не крылатые целители вырисовывались на холсте. Авгин видел священные писания лишь дважды в своей жизни, но не забудет никогда. Божественной сутью светились картины, как новые друзья выделялись белоснежной кожей и мягким видом, словно фарфоровые куклы или перья птиц, но взяв они оружие в руки – мир пал.

Какавача впервые за кочевничество сумел подружиться с кем-то, и тепло стало не только на улице, а растекалось по всему нутру. Даже в родной пустыне оставались люди, что отпинывали детей от себя. Подбирая куски хлеба с земли, учили наследников бороться со "своими".

Но как же взгляд Воскресенья пугает в глубине души. Старший брат рассматривает нежеланного собеседника и просит Робин отойти. Бестактно таращиться, а у авгина бескрайняя тревога внутри. Слезы наворачиваются на глазах.

— В Ваших интересах не причинять зло моей дорогой сестре, – Воскресенье аккуратно вытягивается во весь рост.

Искры в глазах Какавачи моментально угасают – он явно не ожидал такой грубой реакции после радушного приветствия. Глаза на мокром месте, маленькие ладошки старательно вытирают слезы и сжимают пальчики. За что с ним так поступают? Голова позорно опускается вниз, будто он вернулся в тот самый злополучный день, из которого было так сложно сбежать маленькому мальчику. Политический конфликт перерос в военные действия, стирая страны с карт и его Родину в первую очередь.

Гонениям поддалась небольшая семья, которая старается не робеть. Какавача не может сделать даже один шаг. Куда ему до них? Воскресенье и Робин опрятные, ухоженные, имеют возможность со всем спокойствием взять чтиво на прогулку и познакомиться с кем угодно, как душа прикажет. Какавача любит свою семью и свою старшую сестру – Караван для него бесценна, и Воскресенье в коем роде напоминал еë – такой же защитник для младшей, он стоит за неё горой. Оберегает святой образ.

— Воскресенье, так нельзя! – Робин вырывается вперёд и одëргивает Какавачу за рукав, — Конечно, ты можешь с нами играть. Посмотри, Воскресенье, посмотри! У него такие красивые глаза! Помнишь, ты читал о мне о них перед сном?

И старший брат покорно отступает, видать, он всегда прислушивался к своей драгоценной сестре. Оценивал взглядом «нового приятеля», пока Робин резво расспрашивала обо всем, что придёт ей в голову – она умела находить синергию со всем живым на планете. Особенно со вредностью дорогого брата, и Воскресенье, убедившись в правоте сестры, робко сделал несколько шагов вперёд и протянул руку в знак начала новой дружбы.

— Я тоже хочу с тобой дружить, мы можем видеться здесь каждый день в это время. Кажется, сейчас три часа дня.

Так и завязалось, месяц они встречались ежедневно: Воскресенье и Робин делились с Какавачей своими книгами и сладостями, юная певица устраивала маленькие концерты, к которым вскоре присоединились и родители. По истечению двух лет связь была настолько крепка, что Воскресенье и Какавача не могли отойти друг от друга. Они отличались от их сестры и подруги – не имели друзей и, кажется, более не желали. И подрались лишь единожды, после чего долго плакали и просили прощения.

Робин уже становилась известной в узких кругах. Все желали услышать голос, пропитанный гармонией, словно изящной принцессы – Какавача и Воскресенье никогда не видели разницы и бережно делали декорации яркой звëздочке, уверяя остальных, что такой талант только у «их Робин».

Какавача по-детски искренне восхищался единственными друзьями и грезил о будущем вместе. Родители не отличались от своих детей, были также радушны и миролюбивы, одарили чужую семью работой и новым тёплым домом, устроили Какавачу в школу к своим детям – они подобны ангелам. Даже соотечественники сумели отличиться жестокостью, а общественность ухмылялась и желала кончить бытие в той же пустыне, но это уже не было важным. Мирное небо и пение птиц, вместо запаха крови и огня согревало душу и убирало тремор рук. На столь прекрасной ноте всë только начиналось: пускай падшую страну не вернуть, военный конфликт угас и страны заключили мирный договор, соглашение о прекращении огня. Сердца миллионов людей застыли, и горькие слëзы впитывались через объятия в одежду друг другу.

Воскресенье действительно оказался игривым и по-счасливому вредным. Крал Какавачу с хора и выводил гулять на задний двор церкви, в которую, как оказалось, заставлял ходить дядя "ангелочков", настаивая на духовном посвящении. Авгин сторонился его с первой встречи, да и сам не пришёлся по вкусу мужчине, который отпускал нелесные комментарии наедине с ребенком, таскал Воскресенье за плечо и настаивал найти "нормальных" друзей. Однако, даже суровые преподаватели были не в силах разлучить их.

Какавача с опаской сжимал в объятиях Воскресенье, когда сильно переживал, в людных местах брал за край рукава и покорно шёл слегка позади. Бескрайне доверял ему. В тот момент украдкой пробиралась мысль, что он хотел бы провести с защитником всю свою жизнь и однажды послужить каменной стеной для него. В свою очередь, Воскресенье заступался за него иначе, нежели за Робин. За сестрой с большей мягкостью и страхом навредить, разорвать их связь, но не прошло и дня, когда бы он не принял Какавачу в своë нелюдимое пространство.