Два выстрела в каждого. Какавача спрятался под основанием штор за массивным диваном по настоянию Караван. Шесть точечных выстрелов прозвучало суммарно, их мальчишка точно не забудет никогда.

Звуки тяжёлых сапог создают эхо в квартире, которая несколькими минутами ранее была наполнена криками. Никто не мог и подумать, что соглашение о перемирии закончится столь гадким и лицемерным образом. Верхушка нашептала приказ об истреблении оставшихся авгинов, и Какавача зажал рот руками, чтобы не кричать от страха – иначе невозможно описать накатившие эмоции. Ему хочется верить, что родные притворяются, чтобы остаться в живых. Он не хочет знать, что беда пришла и в их новый, породнившийся дом.

Вдруг по квартире басом разносится: «Здесь никого нет, уходим.», – и тяжёлая дверь закрывается. Мальчишка совершает роковую ошибку: встаёт и бежит к окровавленным телам, не замечая обмана. Крепко обнимает сестру и плачет, молит о пощаде. Его поднимают за шкирку:

— Какой глупый, – глаза бойца холодны и свирепы одновременно, голос равномерен. Ни нотой ниже, ни нотой выше.

Какавача с диким ужасом поворачивает голову и видит хищника. Властно пистолет направляют ровно в середину лба мальчишки:

— Идиот, не стреляй, – слышится позади, — Он – ценный экземпляр. Вдруг хозяину захочется поиграться с ним, такое миловидное лицо, что мне аж противно. Хозяину такое нравится.

— Не больше, чем безделушка, как по мне, никогда не понимал хозяина.

Какавачу тошнит. В голове прокручиваются самые мерзкие развития событий, и он блюёт на пол. В ту же секунду его отбрасывают в месиво из крови и рвоты, кричат о том, что беженец даже не представляет цены снаряжения солдат. Удар головой об угол дивана был достаточно сильным, чтобы потерять сознание.

Очнулся Какавача уже в клетке из-за боли от натиска кандалов, прикованных к нему. Не было сил встать и осознать, произошедшее – не сон. Разум идёт против себя же, проворачивая вновь ночную картину и едкий запах крови. Даже сейчас его не отмыли, а лишь переодели в одну старую футболку. Руки в застывшей рвоте и крови, Какавача неосознанно начинает кричать и пытаться выбраться из оков – охрана смиренно продолжает стоять и ждать своего "хозяина".

— Не кричи, твои родители больше ничего не услышат.

Мужчина, лет пятьдесят на вид, от которого доносится запах приевшегося спирта и пота, зато поглядите на него! Кажется, мальчишка сейчас ослепнет от блеска украшений. Тощий для своих лет и выглядит безобразно. Как дикарь рассматривает Какавачу, который уже застыл и побледнел.

— Хорошенький. Тот самый последний авгин? – после моментального ответа "так точно", мужчина жадно улыбнулся и подошёл ближе к клетке, — Ценное сокровище, будешь себя хорошо вести?

Какавача забился в угол своей омерзительной тюрьмы, мурашки бегали по телу от животного взгляда "хозяина". В момент по нервным окончаниям пробежала молния отвращения от себя. Мужчина хватает цепь и притягивает мальчика к себе, озлобленно смотря в глаза: «Отмыть и запереть до завтра. Сегодня он испортил мне настроение, исправьте его».

Сразу после ухода двое охранников заходят внутрь с раскалённым железом, дабы оставить на последнем авгине бремя "Раб". Ломают челюсть и бьют по голове, чтобы громко не кричал.

И ужасу не было конца. Какавачу спасали лишь найденные книги, которые не позволяли за пять лет растерять грамотность и знания. Каждый раз, прикасаясь к страницам, он вспоминал о Воскресенье и Робин, а по ночам кричал от кошмаров с семьёй. Они звали его к себе, обещали мягкие облака и абсолютное спокойствие, когда как Какавача стал грязью.

Однако попытки закончить страдания оборачивались жестокими наказаниями, и фантазия у "хозяина" становилась с каждым разом омерзительнее до такой степени, что от препаратов Какавача забывал целые дни. С другой стороны, он посчитал такой жест своим спасением и роковой ночью взялся за, попавшие под руку, ножницы. Пять лет издевательств были закончены за пару минут, и юноша стоял с улыбкой на лице. Жалел он об одном, что не решился раньше. И только через страх люди поймут истинную суть своих действий. Мы грязны в собственных грехах, уродливы при своём лике. Нам никогда не оказаться в спокойных стенах. До чистилища не доберётся никто, и Какаваче незачем переживать о грязи на стенах – такова была меньшая плата за родных.

По полу стучат каблуки, Какавача с силой оборачивается на звук. За убийство "хозяина" он ещё малым заплатил: только обеими сломанными руками и четырех дневным голодом.

— Я забираю его, – женский голос спокойный, но звонкий и властный. Впивается в разум.

Брошенной фраза стала катализатором для спора о казни и долгах перед некой корпорацией. "Хозяин" задолжал немалую сумму, кажется, Какавача впервые слышал о таких, несмотря на внушительное прибывание здесь.

Перед каждым "чистым листом" он будет терять сознание? Так будет легче, ему в тягость переносить долгие разговоры о неизвестном будущем. Уже ничего не хочется.

Какавача просыпается в ванне и слышит приятные ароматы, которые он успел позабыть. Его голову придерживают и отмывают грязное тело, авгин вскрикивает и забивается в угол, обхватывает колени руками и просит не трогать его. Из последних сил держит себя.

Слышится знакомый голос с приказом немедленно покинуть помещение:

—...Меня зовут Ева, – статная женщина поворачивается спиной, — Я изучила твою биографию и личный дневник, уж будь добр, прости меня. Воспользуйся всем, чем посчитаешь нужным. После оденься и выйди, нас ждёт разговор.

Какавача выглядывает, дабы осмотреть Еву, которая была схожа с полубогиней. Она сродни Воскресенью и Робин, будто списана с иконы. Включает горячую воду и сползает по стене, плачет навзрыд. Именно сейчас у него хватает сил, чтобы безжалостно бить себя и подставлять раны под кипяток.

«Сердце моё разрывается, дитя. Доверься мне, и тогда я сниму с тебя плату», – тихо шепчет фигура за дверью. Её никто не слышит и она не ворвётся в ванну, настало время прощаться с прошлым.

***

Какаваче не доводилось надеть шелковистые одеяния и осознавать, что разнообразие блюд на столе – его собственность. Он хватается за ложку и жадно поедает горячий суп, не обращая внимания на любопытный взор Евы. Даже не интересует бескрайний океан, что позволяют пересечь планету, отплывая в новый мир.

— Приятного аппетита, Авантюрин, – единственное, что произносит женщина напротив.

— Какавача! Такое имя мне дали родители, – поперхается едой, — Простите.

— Ты хитрый, по изумительным глазам видно. Можешь не придерживаться формальностей документации и не называть меня матерью, но Яшму запомни навсегда, Какавача. Я здесь не для того, чтобы искуплять свои грехи, а вот ты заинтересовал меня. Мои родители – церковнослужители, я отреклась от этой секты и более не собираюсь нести бремя Священной Евы. Подумай хорошенько, ты первый, кому я рассказала об этом, пускай столь посредственно.

И действительно. Какавачи давно нет, остались только обрывки воспоминаний от грязного мальчишки, что ещё полчаса назад бил Авантюрина, обвиняя в потери чести и родных. Авантюрин.. это камень такой?

— Ты можешь мне не доверять, но и я тебя не трону. Будь паинькой и учись у меня, потенциал имеешь. Я не мать, я – твой наставник, – Ева продолжает свой монолог, — заключим договор, если будет проще. Взамен, Авантюрин, ты получаешь свободу и богатства.

После трапезы сердце Авантюрина пропускает удар, его впервые не обманули. Перед ним лежат два договора заверяющие о неразглашении и неприкосновенности. Единственные требования к Авантюрину:

Во-первых, не разглашать личную тайну;

Во-вторых, учиться и работать на благо корпорации.

С этой минуты Какавачи не стало.

Он умер в ванне, отправившись в лучший мир к родным. Отныне маленький авгин спокоен.