О братьях, зависти, делёжке и своих-чужих женщинах.

Алиса в его голове засела так крепко, что вытряхнуть её не получалось, хоть ты ломом по черепушке тресни, хоть пулю в висок пусти, всё по барабану. Поселилась под кожей, как у себя дома.

Думается, извиняться Гриша никогда не умел. Даже если очень хотел.

Мэрайя мечтала жить как в сказке, но смерть Дио изменила всё.

Печальная история двух одиночек, которых связала одна выпивка.

-Знаешь...сейчас у меня такое странное состояние внутри. Пусто, - усмехаясь. – Я устал от всего этого, - оборачиваясь и смотря на мужчину. – Казалось бы…все есть у человека, работа, семья, деньги, но одновременно этого всего нет. Иногда хочется закрыть глаза и не открывать их больше.

-Тебе просто надо отдохнуть.

Честно говоря, не повезло мне с самого начала. То ли карма была у меня что ни на есть хуевой, то ли просто судьба та еще сука, любящая изгаляться над простыми людьми, но проснулась я в этом городишке на улице. В мелком, полностью продрогшем девчачьем тельце. Живот скручивало голодными спазмами, а во рту и горле стояла такая пустыня, будто бы ребенок не пил последний месяц. Не самые приятные ощущения, если так посудить.

“Ебать,” - в общем-то, первая связная мысль, потому что она одна. Она одна в окружении хуй знает кого, хуй знает где, языка ноль, знаний дохера, имя ее ничего не значит, имя мое ничего не значит, потому что нет больше ни одной: ни меня с именем-званием, мерзким, отвратным, что приписывает навсегда быть не своей, быть чужачкой, далекой от каждого; ни девчонки активной и яркой, всех принимающей под небесный купол свой, такой что за нее и убить, и умереть, и жить можно. Такой, как не я.

Помогите.

Шинобу шевелит губами, почти не произнося это вслух.

У Шинобу на глазах только что сгорел Скалл. Дотла.

Её. Облако. Только. Что. Сгорело. Дотла. У. Неё. На. Глазах.

Йошинобу похоронила первого члена семьи – первого дорогого человека… Второго… Седьмого… Она похоронила всю свою семью. И похоронила себя вместе с ними.

Сейчас же, сама не зная каким способом, склеенная из осколков Йошинобу наблюдает за чужой историей, запечатляя её на фотографиях (и иногда помогая).